CC BY
181
М 11. Н I Б Т
История военного дела: исследования и источники Специальный выпуск I
РУССКАЯ АРМИЯ В ЭПОХУ ЦАРЯ ИВАНА IV ГРОЗНОГО Материалы научной дискуссии к 455-летию начала Ливонской войны
ЧАСТЬ I СТАТЬИ
Санкт-Петербург 2012
ББК 63.3(0)5 УДК 94
Редакция журнала: К.В. Нагорный К.Л. Козюрёнок
Редакционная коллегия: кандидат исторических наук О.В. Ковтунова
кандидат исторических наук А.Н. Лобин кандидат исторических наук Д.Н. Меншиков кандидат исторических наук Е.И. Юркевич
История военного дела: исследования и источники. — 2012. — Специальный выпуск. I. Русская армия в эпоху царя Ивана IV Грозного: материалы научной дискуссии к 455-летию начала Ливонской войны. — Ч. I. Статьи. [Электронный ресурс] <http://www.milhist.info/spec_1>
© www.milhist.info
© СкоБедкмн О.В.
М I L Н I S Т
Скобелкин О.В. Служилые «немцы» в русском войске второй половины
XVI в.
Пути на русскую службу. Этнический состав и численность. Служба и участие в боевых действиях.
Ссылка для размещения в Интернете:
http: //www.milhist.info/2012/12/12/skobelkin
Ссылка для печатных изданий:
Скобелкин О.В. Служилые «немцы» в русском войске второй половины XVI в. [Электронный ресурс]// История военного дела: исследования и источники. — 2012. — Специальный выпуск. I. Русская армия в эпоху царя Ивана IV Грозного: материалы научной дискуссии к 455-летию начала Ливонской войны. — Ч. I. Статьи. - C. 69-103 <http: //www.milhist. info/2012/12/12/skobelkin> (12.12.2012)
www.milhist.info 2012
СКОБЕЛКИН О.В. кандидат исторических наук
СЛУЖИЛЫЕ «НЕМЦЫ» В РУССКОМ ВОЙСКЕ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XVI в.
Пути на русскую службу
В XVI в. основных таких путей было четыре: наём за границей; самостоятельный приезд в Россию с целью поступления на службу, который в XVII в. будет называться «выходом» или «выездом на государево имя»; переход из армии противника на русскую сторону во время боевых действий; поступление на службу из русского плена.
Наём на службу, как правило, на родине иноземца, был, видимо, самым ранним способом привлечения иностранцев в Россию, с которого, собственно, и началось использование зарубежных военных специалистов. Судя по всему, наём оставался основным способом привлечения иностранцев на службу и в конце 10-х — 20-х гг. XVI в. — Герберштейн в своих «Записках» неоднократно называет различные группы служилых иноземцев «наёмниками» и «наёмными воинами». Описал имперский дипломат и процедуру найма австрийских пушкарей в Инсбруке. По-видимому, ситуация не менялась и во 2-й четверти XVI в., однако данных по этому периоду у нас, к сожалению, нет.
Во второй половине XVI в. мы имеем лишь одно свидетельство неизвестного автора «Донесения о Московии», относящееся к 1557 г., согласно которому русская артиллерия «ежедневно пополняется немецкими служащими, выписанными сюда на жалование»1. Это, на мой взгляд, недвусмысленное свидетельство того, что русские власти активно нанимали немецких пушкарей в преддверии будущей Ливонской войны.
Что же касается эпохи Балтийских войн2, то в сочинениях иностранцев, побывавших в России в этот период, мы уже не встречаем не только сведений о
найме военных в других странах, но даже упоминания о людях когда-либо нанятых на военную службу в этот период. Правда, Балтазар Рюссов в своей «Ливонской хронике» говорит, что «в 1572 году Московит указом поручил Юрену Фаренсбеку Нельфийскому, набирать в службу немецких гофлейтов и приводить их в Москву для действия не только против татар, но против других врагов, как гласил указ. По этому указу Юрген Фаренсбек доставил Московиту целый отряд, как ливонских, так и чужеземных, гофлейтов. Вовеки веков прежде не слышно было, чтобы ливонцы и чужеземцы так приставали к Московиту,
-5
как в эти годы» . Сам Рюссов не бывал в России, о количестве нанятых Фа-ренсбеком иноземцев он не знает, да и об использовании именно этих наёмников Россией в Балтийских войнах ничего не пишет. Поэтому, основываясь только на сведениях автора «Ливонской хроники», вряд ли можно говорить о каком-либо масштабном притоке западноевропейских «солдат удачи» в русское войско во второй половине XVI в.
По-видимому, ближе к истине весьма информированный Антонио Поссе-вино, побывавший в России в 1581—1582 гг., и отметивший, что Иван Грозный редко нанимает иноземных солдат4. На это же косвенно указывает и Штаден, высказавший мнение, что «если бы великий князь имел в своей стране всех по-бирох из военных, которые шатаются по христианскому миру — причем некоторые из них поворовывают, за что кое-кого и вешают — то он захватил бы все окрестные страны, у которых нет государей, и которые стоят пустыми, и овладел бы ими»5.
Причин тому было несколько. Во-первых, в условиях Ливонской и других Балтийских войн второй половины XVI в., когда западная и северозападная границы России периодически оказывались блокированными военными действиями, посылать лишний раз посольства для вербовки наёмников было крайне затруднительно.
Во-вторых, Великое княжество Литовское (а позже — Речь Посполитая) и Швеция в этот период всячески препятствовали проезду через их территории
любых иностранных специалистов, приглашенных в Россию, причем не только военных, но и гражданских.
В-третьих, русские власти, по-видимому, теперь сами не слишком стремились к найму военных за границей, ввиду случаев их перехода на сторону противника. Это отметил Николай Варкоч в своем «Донесении» в 1589 г.: «... быстро найти наёмников здесь (в России. — О.С.) не могли, да и не слишком им доверяют, наученные опытом Ливонской войны. За деньги они могли бы ... нанять немецких солдат, но не доверяют чужеземцам ввиду измены, которую совершили по отношению к Москве ливонские капитаны»6. Кого имел в виду Варкоч под «ливонскими капитанами» не вполне ясно. Достоверно известно лишь об одном иноземце-перебежчике — Фаренсбахе, которого различные источники называют Юргеном, Георгием, Юрием, а в русских документах он и его сородичи обычно именовались Франзбеками или, чаще, Франзбековы-ми, и который после службы в России воевал против нее под знаменами Стефана Батория и набирал иностранных наёмников, в частности, немецкую пехоту, а так же шотландцев, в войско Речи Посполитой . Возможно, что в число «ливонских капитанов-изменников» входил и Ханс Вахтмейстер, которого Иван
о
Грозный упомянул, наряду с Франзбеком, в своем письме к герцогу Магнусу .
В-четвертых, в Восточной и Центральной Европе, в связи с Балтийскими войнами, резко повысился спрос на наёмников. Речь Посполитая уже в 60-х гг. XVI в. использовала выходцев из других европейских стран во время боевых действий. Так, Разрядная книга 1475—1605 гг. фиксирует, что, когда в сентябре 1564 г. к Полоцку подошли войска поляков и литовцев, то в их полках были венгры и прусские немцы9. После избрания Стефана Батория королем Речи По-сполитой масштабы найма иностранцев, особенно венгров и немцев, резко выросли. Б.Ф. Поршнев даже полагал, что Баторий заменил польско-литовские войска немецкими полками10. Конечно, это явное преувеличение, но процент иностранцев в войсках бывшего трансильванского князя был явно выше, нежели у любого из его предшественников на польском троне. Рейнгольд Гейден-
штейн в своих «Записках о Московской войне» сообщает, что в 1579 г. король
71
«послал к брату Христофору, князю Трансильванскому, чтобы он прислал ему несколько рот старой венгерской пехоты и несколько конных эскадронов» и «дал поручение вербовать солдат в Германии Христофору Розражевскому и Эрнесту Вейеру»11.
Активно нанимал иностранцев и шведский король. В 1565 г. на шведской
службе было три отряда шотландской конницы, а в 1573 г. в шведское войско
12
влились до 4 тыс. шотландских пехотинцев . Во время военных действий против шведов в Ливонии русские захватили «много пленных, которых царь отсылал в отдаленные места страны. Там были лифляндцы, французы, шотландцы, голландцы и небольшое число англичан». В частности, шотландцев, по данным
13
Горсея, в шведской армии насчитывалось, как минимум, семьсот человек . Штаден, рассказывая об осаде Везенберга, который захватили и удерживали русские войска, говорит, что «его королевское величество Иоганн III Шведский послал в Лифляндию под замок Везенберг шотландских, шведских и немецких воинских людей, конных и пеших...»14. О том, что шведы вербовали солдат в «Немецких странах», а в войске Делагарди были итальянцы, упоминает и Гей-денштейн15. Горсей сообщает, что даже полководцами у шведской армии во время войны с Россией были не шведы: «шведский король Иоанн военными силами под командованием своих полководцев Лоренца Форусбека и француза Понтуса (Делагарди. — О.С.) осадил Нарву с суши и с моря и взял ее, а также сильную крепость Ивангород»16.
Понятно, что в такой ситуации, даже если бы границы были открыты, и уже набранные на службу иноземцы не перебегали к противнику, России было бы чрезвычайно трудно конкурировать с Речью Посполитой и Швецией на европейском рынке наёмников — по удаленности и географической, и цивилиза-ционной. При всем при этом, по мнению Штадена, Иван Грозный очень хотел бы продолжать политику своих предшественников на троне и нанимать иностранных специалистов заграницей: «Великий князь давно склонялся к мнению, что следует поддерживать дружбу с римским императором, пока не пере- 17
зовет он в свою страну всякого рода мастеров и воинских людей» .
72
Все сказанное, разумеется, не означает, что на протяжении нескольких десятилетий не было ни одного случая найма. Какое-то количество ливонцев,
наверное, завербовал Юрий Франзбек. Вполне возможно, что именно этим пу-
18
тем попал на русскую службу и уже упоминавшийся Ханс Вахтмейстер . Не исключено, что именно немцы, нанятые Франзбековым, упоминаются в документах о сражении на Молодях19.
Как бы то ни было, в годы Балтийских войн второй половины XVI в. наём явно перестал давать сколько-нибудь значительный приток служилых иноземцев в русское войско, а нечастые случаи такого рода не нашли отражения в немногочисленных источниках.
Что касается «выездов на государево имя», то во второй половине столетия самым известным из их числа было прибытие в Россию в апреле 1564 г. вестфальца Генриха Штадена. Сначала он был толмачом в Посольском приказе,
затем стал опричником, принимал участие в разгроме Новгорода, боевых дей-
20
ствиях против крымских татар и в 1576 г. покинул Россию . Это, кажется, единственный известный случай приезда в Московское государство на службу человека, чьи имя и некоторые детали биографии известны. Относительно других мы можем только догадываться.
Так, в 1623/24 г. в ведомстве патриарха Филарета рассматривались просьбы иноземцев, желающих перейти в православие, а сами они допрашивались. Подобное происходило и до и после, но именно от «132-го» года сохранились расспросные речи этих иноземцев, в которых содержатся данные о том, когда, а порой — и как, они сами или их родители оказались в России. Рассмотрим те случаи, в которых прямо указывалось на выезд.
13 ноября 1623 г., 8 февраля и 23 мая 1624 г. иноземцы показали:
московский кормовой немчин Адам Матвеев сын Кляусов — «отец де его
21
выехал из Лифлянт при царе Борисе, а он де родился здесь на Москве» ; швед Яков Семенов — «выехал при царе Борисе»22;
цесарец Некрас Толмачов — «выехал блаженные памяти при царе Иване Васильевиче всеа Русии»;
шотландец Яков Лунев «отец де ево выехал из Шкотцкие земли блаженные памяти при царе Иване Васильевиче всеа Русии, а он де здесь на Москве
23
родился» .
Любопытно, что говоря о временах до Смуты, как эти, так и многие другие иноземцы называли Ивана Грозного, Бориса Годунова, но практически никогда не упоминали царя Федора Ивановича. Создается впечатление, что время правления Годунова при царе Федоре и время годуновского царствования в их памяти слились в один период. Поэтому формулировка «при царе Борисе» могла означать, на мой взгляд, как период 1584—1605 гг., так и 1598—1605 гг. Таким образом, двое из указанных иностранцев (Некрас Толмачев и отец Якова Лунева) появились в России в царствование Ивана Грозного, а другие двое (отец Адама Кляусова — Матвей и Яков Семенов) — в период или правления или царствования Бориса Годунова.
Следует заметить, что трое из четверых иноземцев, дававших показания в 1623/24 г., ко времени перехода в православие сами находились на русской службе (о шведе Якове Семенове обнаружить какие-либо данные пока не удалось.) Об этом позволяют судить списки московских иноземцев, которых вызывали на службу в Украинный разряд, о чем будет сказано далее. Самый близкий по времени к 1623/24 г. список был составлен в феврале 1625 г. Согласно ему, Адам Матвеев сын Кляусов и Некрас Толмачов числились среди кормовых «немцев» в роте «старого выезду кормовых иноземцев» под командованием Григория Врославского, а угличский помещик Яков Лунев — среди поместных иноземцев роты «немцев старого выезду», которой командовал Петр Гамол-
24
тов . Исходя из этого факта, можно с уверенностью говорить, что отцы Кляусова и Лунева были тоже военными, и, следовательно, после приезда в Россию, служили в русском войске.
Разумеется, полностью доверять тому, что говорили иноземцы спустя двадцать, а то и сорок лет после своего или своих отцов приезда в Россию, не следует. Дети могли не знать деталей, а те, кто выехали уже взрослыми, — сознательно эти детали исказить. Учитывая же, что и в царствование Грозного, и
74
в правление Годунова, Россия вела на западе войны с противниками, в армиях которых всегда присутствовали «немцы», нельзя исключить того, что все вышеперечисленные иноземцы не просто «выехали» на русскую службу, а были перебежчиками или военнопленными.
Несколько особняком в этом ряду в Россию стоит история поступления на русскую службу Юрия Франзбека (Юргена Фаренсбаха). В 1570 г. он, будучи главой охраны посольства от дворянских корпораций Вика и Эзеля к Ивану Грозному, был схвачен русскими властями за грабежи населения, привезен в Москву и посажен в тюрьму. Однако, через какое-то время, Юрий был освобожден и принят на русскую службу25. Таким образом, оказавшись в России по своей воле, в состав русского войска Франзбек попал под влиянием обстоятельств, предпочтя, по-видимому, московскую службу местной тюрьме.
Третьим каналом, по которому шло пополнение русского войска «немцами», были перебежчики. Самым первым из зафиксированных источниками являлся Лукас Хаммерштеттер, командовавший отрядом пехотинцев в войсках Ливонского ордена. Во время сражения армии магистра с русскими войсками в 1502 г. он перешел на сторону русских, был отправлен в Москву, где «вскоре вступил в службу» и «занимал некоторое время почетное место при дворе госу-даря»26. Других случаев попадания в русское войско таким образом в первой половине XVI в. нам не встречалось. По-видимому, для указанного периода этот путь на русскую службу был для иноземцев далеко не главным.
Ситуация резко меняется во второй половине столетия, когда военная кампания, начатая Россией против Ливонского ордена, перерастает в целую череду войн с рядом соседних государств. В эпоху Балтийских войн немало иноземцев, и, прежде всего, «немцев», переходило на русскую сторону и поступало на службу в русское войско.
Так, уже в самом начале осады Пскова войсками Стефана Батория, в конце августа 1581 г., немецкий алебардщик из отряда Фаренсбаха перебежал на сторону осажденных. Как заметил описавший это событие современник, «вероятно, с голоду или с нищеты», поскольку к этому времени немцы уже четыре
75
27
дня сидели без хлеба . В какой-то момент осады к русским перебежал и один
из пушкарей — в декабре в лагере Батория предполагали, что самые удачные
28
прицельные выстрелы по лагерю производил именно он .
Случалось, что происходили не только индивидуальные, но и групповые переходы наемников на русскую сторону.
Весной 1574 г., во время уже упоминавшейся осады крепости Везенберг шведским войском, произошел кровавый конфликт между немцами и шотландцами, стоивший жизни многим сотням солдат и офицеров. В результате множество шотландцев перебежало к русским, оборонявшим осажденную крепость29.
Подобным же путем, по сведениям Горсея, оказалась на русской службе и другая группа иностранцев, которые до перехода служили в шведском войске. В нее входило не менее десятка человек, и состояла она, как минимум, из шве-
30
дов и шотландцев (последних было семеро)30. Возможно в нее входили наемники и других национальностей. Рассказавший об этих людях Горсей, приводит любопытную подробность: оказывается, до того, как попасть в шведскую армию, все шотландцы служили в войсках датского короля. Там они получили рекомендательное письмо от своего командира и земляка, некоего полковника Стюарта. Они отдали это письмо Горсею, хлопотавшему о их приеме в русскую службу, а тот, видимо, передал его соответствующим российским должностным лицам.
Рассказ Горсея — это, кажется, самое первое по времени свидетельство существования такого рода документов у иностранцев, поступающих на русскую службу. Впоследствии, в XVII в., подобные документы будут не раз предоставляться в Иноземский приказ и некоторые из них сохранились до наших дней.
Наконец, четвёртый путь вел на царскую службу через плен. Положение военнопленных во все времена было нелегким. В России XVI в. они обычно либо рассылались по городам и там содержались в тюрьмах, либо попадали в холопство к частным лицам. Обрести свободу возможно было
лишь несколькими способами. Не считая бегства, которое в условиях России
76
было практически невозможным, оставалось или дожидаться завершения военных действий, которые могли идти годами и, даже, десятилетиями, с разменом пленных, если таковое будет предусмотрено мирным договором, или дожидаться выкупа, на что надеяться могли немногие, либо же, по уже сложившейся в Европе традиции, предложить свои услуги пленившей стороне, то есть перейти на русскую военную службу. Учитывая все эти обстоятельства, по-видимому, многие из пленников, не желая искушать судьбу, стремились сразу же предложить свою шпагу русскому царю. Их новое состояние, на языке русских документов той эпохи, называлось — быть «в государеве имени».
31
Самое раннее известие о таких людях31 содержится в письме Барберини, который упоминает о двух пленных феррарцах, поступивших на русскую служ-
32
бу . Поскольку Барберини был в России в 1565 г., надо полагать, что эти итальянцы попали в плен в ходе Ливонской или русско-литовской войны, которая к тому времени еще продолжалась. Упоминает он и о группе немецких дворян, которые находились на службе у русского царя, «быв некогда его врагами; все
33
они... взяты были в плен во время Ливонской войны» .
Этим же путем на русской службе оказались Ганс Борк, «который некогда был взят в плен в Лифляндии», впоследствии командовавший сотней немецких конников у Василия Шуйского и не раз переходивший от царя к Болотникову и обратно, а также его товарищ Тоннис фон Виссен, «тоже из старых лифляндских пленников»34. Через плен в число служилых иноземцев попал швед Лоренц Бьюгге (Лауренс Буйк), который «приведен был в Москву пленником из Ливонии при тиране Иване Васильевиче» и к 1607 г. «больше 30 лет
35
жил в России» . Наверное, военнопленным был и Лас Вейго, «ротмистр из числа немецких военачальников, живших в городе Туле, по большей части ли-вонцев, пленных немцев и курляндцев», который, по словам Буссова, в марте 1606 г. на короткое время занял, было, Кромы36.
Иоанн Пернштейн, побывавший в России в 1575 г., упоминает о немцах и
37
поляках, «оставшихся на службе при великом князе (то есть царе. — О. С.)» .
Такая формулировка позволяет сделать вывод, что речь здесь идет именно о во-
77
еннопленных, которые «остались» на русской военной службе. Подтверждает такой вывод и то, что одним из информаторов Пернштейна в Москве по вопросам русской артиллерии был некий немец, «который сам отчасти испытал это
38
(действие огромных русских пушек. — О. С.) при осаде Полоцка» . Хотя автор «Донесения о Московии» и не говорит прямо, на чьей стороне сражался его консультант во время этой осады, но из контекста всего рассказа, на мой взгляд, следует, что этот немец входил в число защитников Полоцка, после взятия города «московитами» в 1563 г. попал в плен, а уже из плена поступил на службу к русскому царю.
Горсей рассказывает, что в ходе войны со Швецией, русские захватили много пленных, среди которых, помимо шведов, были и иностранные наемники — «лифляндцы, французы, шотландцы, голландцы и небольшое число англичан». «85 несчастных шотландских солдат., а также трое англичан. были в самом жалком положении». По словам Горсея, он убедил Ивана Грозного («отважился устроить так, чтобы царю рассказали») принять на службу этих иноземцев, поскольку, в отличие от шведов, поляков и литовцев, они не были врагами царя. Однако, судя по довольно сбивчивому рассказу Горсея, который не столько излагает эти события, сколько выпячивает в них свою роль, на службу были приняты и другие пленные из этой группы: «... вскоре лучшие воины из этих иностранцев были помилованы и отобраны, для каждой национальности был назначен свой начальник.».39
Некоторые данные о поступлении пленных на русскую службу можно найти и в документах XVII в. В них используется термин «старого выезду», который означает, что данное лицо оказалось в России до Смуты. Любопытно, что подобный термин использован и иностранцем, побывавшим в России в свите герцога Шлезвиг-Голштинского Ганса в 1602 г.: «Старые немцы сказывали, что есть описание, будто бы в этом городе (Москве. — О.С.) до 5300 церквей,
40
монастырей и часовен» .
В 1624 г. «старого выезду московский немчин» Богдан Иванов сын Го-
волтов перед крещением в православие показал, что «отца де ево полонили в
78
Лифлянтах при царе Иване Васильевиче»41. Произойти это могло в любой момент Балтийских войн, пришедшихся на период царствования Ивана Грозного. В списке 1625 г. московских иноземцев, служивших в Украинном разряде, Богдан Говолтов Бартель числится кормовым немчином в роте «старого выезду кормовых иноземцев» Григория Врославского42.
В 1629 г. нижегородский иноземец Иван Бернарь подал в Иноземский приказ челобитную с просьбой перевести его в состав московских иноземцев, мотивируя свою просьбу тем, что «родители (в данном случае, родственники. — О. С.) мои, дядья и братья, и зятья служат. по московскому списку». Во время разбирательства в приказе он показал: «отец иво и он, Иван, породились на Руси, а дед иво взят был полоном, как воивал немцы блаженные памяти государь царь и великий князь Иван Васильивич всеа Руси»43. В деле Ивана Берна-ря отец его назван Анцем Ивановым сыном Бернарем. Не очень внятное указание «как воивал немцы» означает, скорее всего, военные действия со шведами. Следовательно, дед челобитчика, тоже Иван Бернарь, попал в плен и поступил на русскую службу не позднее мая 1583 г., когда было заключено двухмесячное перемирие со Швецией, предшествующее Плюсскому перемирию.
Как именно попадали в плен и переходили на русскую службу все перечисленные выше иноземцы, к сожалению, неизвестно. Наверное, какие-то переходы были индивидуальными, какие-то — групповыми. Но эпоха Балтийских войн вызвала к жизни небывалое до того и, кажется, неизвестное и в последующем столетии явление, когда, после захвата русским войском или сдачи царским воеводам той или иной крепости, на русскую службу в массовом порядке поступала значительная часть защитников сдавшейся крепости или замка.
В 1572 г. в документах о сражении при Молодях в составе русской группировки упоминаются 100 человек ругодивских немцев под командование Юрия Франзбека, группа немцев под командованием некоего Карлуса — также из Ругодива, юрьевские немцы, а так же немцы из Вильяна44. Эти ливонские крепости были взяты русскими войсками: Нарва (русское название — Ругодив)
и Дерпт (русское название — Юрьев Ливонский) — в 1558 г., Феллин (Вильян)
79
— в 1560 г.45. Таким образом, спустя более десяти лет после завоевания, какая-то часть военных из этих городов оказалась в составе русского войска. Подробности того, как происходило их поступление на службу, неизвестны. Можно только предполагать, что кто-то вступил в русское войско сразу же после сдачи крепости, а кто-то, учитывая, что часть ливонцев была переселена в Россию, поступил на службу по истечении какого-то времени, уже оказавшись на жительстве в российских уездах. Не исключено, что помимо собственно ливонцев, после сдачи Дерпта на русскую службу перешла и какая-то часть из двух тысяч
46
«заморских немцев», нанятых городом для войны .
Летом 1577 г. русским войскам сдался гарнизон ливонской крепости Лужи (Люцина), находившейся в тот момент под властью Речи Посполитой. На предварительных переговорах осажденным было обещано: «А которые из них захотят бити челом ему, государю, и государь их пожалует, в свое имя возьмет и устроит их по их отечеству и по службам».
Челом ударила группа местных землевладельцев («мызников»): «Веле-можнейший государь царь и великий князь [Иван Васильевич] всеа Русии! Яз, Юрьи фан Онденборской, со всеми немцами, потому что ваше царское величество пришол и свою вотчину город Лужу и с уездом взял, и мы бьем челом вашему велеможнейшеству, аки нашему милостивому государю, царю, во всей покорности с нашими женами и з детьми, чтоб ваша царская величества милость показал, нас пожаловал и нам в своей царской земле местом дать, чтоб нам и нашим женам и детям где прожити. И хотим вашему величеству служити,
47
как мы и иным государем служили.»
В ответ на их просьбу Иван IV «велел лужских немец и их жон и детей и людей, пересмотрив и переписав налицо, отпустить их. к Москве. А на Москве их велел. разобрав, устроить: которые пригодятца в службу, тех устроить поместьи и деньгами, а которые пригодятца в пушкари и в стрельцы, и
48
тех устроить денежным жалованьем и хлебным». Через несколько дней на службу были приняты гарнизоны еще двух капитулировавших крепостей —
Режицы (Резикие) и Невгина (Динабурга), видимо, на тех же условиях49.
80
Теоретически, мог существовать еще один вариант рассматриваемого пути поступления иноземцев на русскую службу, имевший место исключительно в годы тех Балтийских войн, которые проходили в царствование Ивана Грозного. Это было вступление в царскую службу ливонских выведенцев — депортированных в Россию вместе с семьями жителей ливонских городов и их сельских округ. Как писал Штаден, «великий князь приказал вывести лифляндцев изо всех занятых [им] городов»50.
Наиболее масштабными, по мнению Т. А. Опариной, были депортации 1558—1560, 1564—1565 и 1577—1578 гг.51 В годы собственно Ливонской войны и последующих военных кампаний, во Владимире, Кашине, Коломне, Костроме, Нижнем Новгороде, Новгороде, Переславле-Залесском, Пскове, Ростове, Твери, Торжке, Угличе, Ярославле и, вероятно, в соответствующих уездах появились десятки, а где-то и сотни ливонцев, насильно перемещенных из родных мест52. Сюда же, а также, по-видимому, и в другие города и уезды, направлялась на поселение и какая-то часть иностранцев других национальностей, входивших в число защитников сдавшихся или захваченных ливонских крепо-
53
стей и замков . Часть депортированных была поселена и в Москве. Однако, пока достоверно неизвестны случаи, когда депортированные из Ливонии, прожив в этом качестве какое-то время на территории России, потом поступали бы на военную царскую службу. Включать же в число депортированных тех ли-вонцев и иных иноземцев, которые сразу же после сдачи в плен били челом о поступлении на службу и были в нее приняты, вряд ли было бы корректно.
Подводя итог сказанному, следует подчеркнуть, что именно Балтийские войны второй половины XVI в. обеспечили такой приток иноземцев на русскую службу через плен, который вполне можно назвать беспрецедентно массовым. Никогда до этого, со времени начала использования иностранных военных Московским государством, на русскую службу не попадало такого количества иностранцев из числа военнопленных. По-видимому, и в дальнейшем этот своеобразный рекорд так и не был побит.
Вернемся к упомянутым выше документам приказного делопроизводства 20-х гг. XVII в., и рассмотрим еще ряд случаев, которые позволяют ретроспективно выявить иноземцев, поступивших на русскую службу в XVI в. Как уже было сказано, от 1623/24 г. сохранилась часть расспросных речей «немцев», переходивших в православие. Порой эти записи чрезвычайно лапидарны, но на их основе можно определить примерное время, когда эти иноземцы или их родители оказались в России:
старого выезда немчин Герт Дириков сын «сказал: отец де у него и мать были Лифлянские земли»;
«старого ж выезду немчин Иван Статцов... сказался москвитин родом, отец и мать были свийских немец»54;
Роман Тимофеев «сказал: привезен де он с отцом из Немец мал, сколких лет, того не помнит»;
Тимофей Моисеев «сказал: ... отец де его вывез из Немец маленка, скол-ких лет, того не помнит»;
московский служилый немчин Андрей Андреев с. Фалентинов "сказал: отец его был лифлянских немец";
«старого выезду немчин Ивашко Инцов... сказал: .наперед того звали его Анцою. а которые он веры был наперед сего, того он не помнит, толко держал веру немецкую»55;
«немчин Анца Романов сын Водел. сказался старых немец, отец был штотцких немец»56.
Обороты «старого выезду», «старых немец» указывают на то, что данный служилый человек или его отец прибыл в Россию до Смуты. Скорее всего, тогда же оказались в Московском государстве и отцы тех иноземцев, которых родители привезли настолько маленькими, что те в 1624 г., будучи взрослыми, не могли вспомнить детали приезда.
Сюда же можно отнести «старого выезду московского немчина» Сергея Стюдева, чей 18-летний сын Лавринко давал показания перед принятием православия 30 мая 1624 г.57 Кроме имени и статуса отца, своего возраста и при-
82
надлежности к «люторской» вере, он ничего не показал. Однако, само указание на то, что его отец — немчин старого выезда, указывает на то, что Стюдев-старший оказался в России до Смуты.
Если обратиться к уже цитировавшемуся списку московских иноземцев
58
1625 г., то выясняется, что Херт Дириков сын Юм (в списке указана и его фамилия), Иван Статцов (это явно или Анц Стацев Молодой, или Анц Стацев Старой списка), Андрей Андреев сын Фалентин (в списке его фамилия написана без -ов), Иван Инцов числились среди кормовых «немцев» в роте «старого выезду кормовых иноземцев», под командованием Григория Врославского; а Анц Водил — среди поместных иноземцев в роте «немцев старого выезду», которой командовал Денис Фанвисин59.
Из всех приведенных выше расспросных речей очень странными и смутными выглядят показания Ивана Инцова. Попытаемся хотя бы отчасти прояснить ситуацию. В 1625 г. в одной роте с ним числился рядовым Роман Иванов сын Инцов60. И, скорее всего, именно его показания были опубликованы Т.А. Опариной, в которых он назван Гинцовым (ситуация обычная для иностранных фамилий в русских документах): «старого выезду немчин Роман Иванов сын Гинцов... сказал: отец де иво взят полоном при царе Иване Васильевиче всеа Руси в Лифлянтах. Служил отец иво с кормовыми немцы»61. В списках московских иноземцев второй половины 20-х гг. XVII в. оба Инцова действительно значатся как кормовые немцы, хотя и верстанные поместными и денежными окладами. Таким образом, Иван Гинцов и Иван Инцов, скорее всего, один и тот же человек, отец Романа Инцова (Гинцова). Получается, что по каким-то причинам он не захотел сказать правду о своем появлении в России, которая заключалась в том, что он попал в плен в ходе одной из Балтийских войн в царствование Ивана Грозного.
В 1630 г. с просьбой об отставке из-за старости и многочисленных ранений обратился ротмистр Денис Фанвисин. В своей челобитной он, в частности, писал: «Почел я. служити блаженные памети при государе царе и великом
князе Иване Васильевиче всеа Русии и служил при нем, государе, пять лет, и с
83
тех мест и по ся места [служил] вам государем и Московскому государству всякие ваши государевы службы»62. Если память не подвела престарелого ротмистра, который про себя писал «от головных ран не довижю и не дослышю», то его служба в России началась в 1579 или 1580 г.63
В 1628 г. в Иноземский приказ обратился галицкий помещик неверстаный иноземец Максим Фанлипкин с просьбой записать его в службу и поверстать поместным и денежным окладом. Во время расспроса в приказе он показал, что «родом он немчин Юрьев сын Фанлипкина. Отец иво, Юрьи, служил государеву службу старого выезду с помесными иноземцы лет с тритцать и больши. И отец иво умер до московского разоренья, тому ныне лет семнатцать». Эти сведения подтвердили иноземцы, которые знали покойного Юрия Фанлипкина и
64
служили вместе с ним .
В 1629 г. в Иноземский приказ подал челобитную нижегородский помещик немчин Тимофей Юрьев сын Рымеров с просьбой об отставке и о переводе его поместья в разряд прожиточного (ему с женой). В своей челобитной он указал: «Служу я, холоп твой, прежним государем и тебе, государю, лет с тритцать и больши.»65. В ходе разбирательства выяснилось, что Тимофей Рымеров владел поместьем, которое было выделено еще его отцу: «И сыскано в Поместном приказе в нижегороцких книгах писма и меры Дмитрия Лодыгина с товарыщи 131-го и 132-го году в Закудемском стану в старых помесных землях за помещики и за вотчинники написано: за немчином за Тимофеем Юрьивым сыном Рымеровым в поместье, что было за отцом иво, за Юрьем, в селе в Запрудном пашни и перелогом пятьдесят чети в поле, а в дву по тому ж»66. Следовательно, его отец — Юрий Рымеров — начал служить в России, как минимум, не позже самого Тимофея, если тот к тому времени был уже взрослым, и отец с сыном начали служить одновременно, а скорее всего — раньше.
Таким образом, и Юрий Фанлипкин, и Тимофей Рымеров оказались на русской службе не позднее второй половины 90-х гг. XVI в., а Юрий Рымеров — видимо, ранее.
По-видимому, в эпоху Балтийский войн на русской службе оказался и один из представителей рода Гамильтонов, которого в России называли Петром Гамолтовым. Кажется, впервые его имя всплывает в 1612 г. , в письме к русским властям командира отряда иностранцев, прибывших в Россию для поступления на службу. Именно к капитану Петру «Гамелтону», находившемуся уже на службе в России обратились они за рекомендацией67. Если верить показаниям англичанина Романа Маля, которые он дал в 1627 г., то Гамолтов возглавлял роту, которая участвовала во многих боях 1609—1610 гг. составе армии М. В. Скопина-Шуйского68. В 1618 г. П. Гамолтов значится среди защитников Москвы «в королевичев приход» как ротмистр Петр Гамантов69. А на протяжении второй половины 20-х гг. XVII в. он — бессменный командир одной из рот «московских немцев», которая регулярно включалась в состав Украинного раз-
70
ряда .
В 1632 г. в Иноземский приказ с челобитьем обратился, как он сам себя назвал, «старинной московской служивой немчин» Андрей Семенов сын Фа-мендин. Он ходатайствовал о пожаловании ему чина поручика, указав при этом, что его отец «служил прежним государем, при царе Василье и при боярех
71
в порутчиках» . Это означает, что его отец, Семен Фамендин, поступил на русскую службу, самое позднее, в царствование Бориса Годунова, а возможно и раньше.
Итак, имеющиеся данные, хотя и весьма фрагментарные, позволяют сделать вывод о том, что большинство служилых немцев в русском войске эпохи Ивана Грозного попали на службу в Московском государстве либо через плен, либо это были перебежчики. И причиной этого были Балтийские войны второй половины XVI в.
Этнический состав и численность
В первой половине XVI в. среди служилых «немцев» абсолютно преобладали итальянцы и германцы, причем, по-видимому, первых было больше,
нежели вторых. Ко второй половине столетия этнический состав служилых иноземцев принципиально изменяется.
Во-первых, из источников практически исчезают упоминания об итальянцах. По мнению А.Л. Хорошкевич, связано это было с многочисленными русско-литовскими войнами, которые затрудняли наем военных на Апеннинском полуострове, а также с женитьбой польского короля Сигизмунда в 1518 г. на представительнице миланского герцогского дома Сфорца, сделавшей центром притяжения итальянцев Польшу72.
Правда, Джованни Тедальди, рассказывавший в 1581 г. Антонио Поссе-вино о России, утверждал, что «всего больше у него (Ивана Грозного. — О.С.) итальянцев, которых он зовет фрязями и держит за их искусство; за это, по его
73
словам, он их и любит» . Тедальди первый раз жил в России в 1551—1554 гг., а затем, на протяжении последующих десяти или одиннадцати лет, бывал там фактически ежегодно. В момент разговора с Поссевино ему было уже 78 лет, и, учитывая свойства человеческой памяти, можно с достаточной долей уверенности предположить, что основная часть сообщенных им сведений относится к его первой, самой длительной поездке. Таким образом, обилие итальянцев на службе русского царя, в сравнении с другими иностранцами, имело место, скорее всего, в самом начале второй половины XVI в.
Какое-то, видимо, очень незначительное, количество итальянцев присутствовало в русском войске и в последующие десятилетия. Кажется, единственным свидетельством этого служит упоминание Рафаэля Барберини под 1565 г. о двух пленных феррарцах, которые перешли на русскую военную службу и уси-
74
ленно рекомендовали остаться в России и самому Барберини74.
Другой особенностью второй половины XVI в. было резкое увеличение количества немцев. Неизвестный автор «Донесения о Московии», сведения которого относятся, в основном, к 1557 г., то есть до начала Ливонской войны, говорит, что многочисленная русская артиллерия «ежедневно пополняется немецкими служащими, выписанными сюда на жалование», и что Иван Гроз-
75
ный по военным делам «часто советуется с немецкими капитанами» . Около
86
двадцати немецких дворян, «знатного рода и хорошего имени» встретил на царском пиру в 1565 г. Барберини76. Штаден пишет, что «большая часть ино-
77
земцев на Москве теперь немцы, черкасские татары и литовцы»77. Иоанн Пернштейн, среди иноземцев, находившихся на службе Ивана Грозного в 1675
78
г., помимо поляков, называет только немцев78. По некоторым известиям раннего сибирского летописания немцы были даже среди жителей строгановских городков и участвовали в походе Ермака, хотя здесь под «немцами» следует видеть, скорее всего, западноевропейцев вообще79.
А.Л. Хорошкевич полагает, что базой для развития русско-немецких связей служили особенности социально-политического развития России по пути абсолютной монархии, определившего ее враждебность ко всякого рода гуманистическим настроениям, и укрепление контактов с контрреформацией в Европе. Сношения с северо-немецкими городами, достигшие своего апогея в 90-х гг. XV в., возобновились после 1509 г. а особенно после 1514 г., в период заключения союза с Тевтонским орденом80. Однако, представляется, что основной причиной резкого притока германцев в русское войско во второй половине XVI в. были Балтийские войны — ливонцы, а также выходцы из других германских государств, служившие в армиях противников России, как пленные или как перебежчики попадали сначала в Московское государство, а затем и на русскую военную службу. Возможно, одной из причин этого были личные пристрастия Ивана Грозного. Даниэль Принц фон Бухау отмечал, что «немецких воинов он (Иван Грозный. — О.С.) предпочитает всем остальным, и потому, если выходит на войну, особенно много заботится об их наборе и не щадит ника-81
ких издержек» .
Особенностью этого периода является также то, что, в связи с Балтийскими войнами и большим количеством захваченных русскими войсками пленных, источники среди всех прочих немцев начинают отдельно выделять лиф-
82
ляндцев, а среди них, подчас, отмечаются курляндцы .
В-третьих, появляются представители ряда новых национальностей, которых до этого в России, кажется, не было. Это англичане, голландцы, датчане,
83
французы, шведы и шотландцы .
Каких-либо точных данных о количестве западноевропейцев в русском войске для XVI в. нет. Так, Джером Горсей, в одном случае, упоминает лишь малочисленность иноземцев в сравнении с русскими служилыми людьми — он называет их «немногими» в составе войска из ста тысяч подданных русского царя. В другом случае он говорит, что их было двенадцать сотен, но речь в этом довольно неясном сообщении идет, скорее всего, обо всех иностранцах, вклю-
84
чая многочисленных выходцев из Речи Посполитой .
Еще одно свидетельство принадлежит Джильсу Флетчеру: «наемных солдат из иностранцев (коих называют немцами) у них в настоящее время 4300 человек, именно: поляков, то есть черкес (подвластных полякам) около 4000, из коих 3500 размещены по крепостям; голландцев и шотландцев около 150; греков, турок, датчан и шведов, составляющих один отряд, в числе 100 человек
85
или около того» . Однако вряд ли можно полностью доверять этим данным. Во-первых, в приведенном им перечне национальностей отсутствуют германцы, что противоречит другим, почти синхронным, источникам. А во-вторых, он пишет, что иноземцев в России называют «немцами» и в число «немцев» включает поляков или «черкес, подвластных полякам», что противоречит русской традиции называть «немцами» только западноевропейцев, не относя к ним ни поляков, ни литовцев, ни черкас (украинцев).
Согласно же разрядным записям, в «7087-м» (1578/79) г. в «Росписи московской осаде» в числе 5799-ти служилых людей «на Москве. немец 400 ч.»86.
Все эти отрывочные и не вполне согласующиеся между собой данные вряд ли позволяют представить истинную численность «немцев» в русском войске во второй половине XVI в. Однако, с учетом ряда косвенных данных, полагаю, что одновременно на службе находилось порядка 1-1,5 тыс. чело-
век87.
Служба и участие в боевых действиях
В первой четверти столетия, судя по данным Герберштейна, было три категории служилых иноземцев: пушкари, «телохранители великого князя» и пехотинцы. Во второй половине XVI в. картина меняется.
Во-первых, источники уже не упоминают о пушкарях-иностранцах. Видимо, за предшествующие десятилетия были подготовлены свои собственные кадры артиллеристов. Не случайно Барберини, характеризуя успехи русских в развитии артиллерии и огнестрельного оружия, писал: «Таким образом, мало-помалу они заметно подвигаются вперед; тем более, что уже льют у себя и
пушки и колокола, и сами делают пищали и другие разные вещи на подобие
88
тех, какие захватили у пленных, лет за тридцать назад» . Единственное, кажется, упоминание о западноевропейце-минере, который, скорее всего, был и артиллеристом, относится к Казанскому взятию 1552 г., когда, по сообщению
89
Разрядной книги, Иван IV «послал, к немчину, повеле готовити подкопы» .
Во-вторых, со страниц источников исчезают великокняжеские, точнее теперь уже царские, телохранители из иноземцев.
В-третьих, помимо пехотинцев, появляются и иностранные кавалеристы. Первое упоминание о «конных немецких воинских людях» (наряду с «пешими») принадлежит Штадену, жившему в России 1564—1576 гг.90 Это позволяет предположить, что в кавалерии иноземцы появляются в промежутке между двадцатыми и шестидесятыми годами XVI в. Конную службу стали нести и бывшие военнопленные иностранцы, о которых рассказывает Горсей: «вооружили их мечами, ружьями и пистолями». Судя по этому описанию, можно предположить, что мы имеем дело с первыми в Московском государстве рейтарскими подразделениями, хотя сам термин «рейтары», видимо, был еще неизвестен в России.
Горсею также принадлежит уникальное для XVI в. свидетельство о том,
что из иноземцев формировали отряды по национальному признаку, во главе
которых ставили офицеров той же национальности. Так в одном из отрядов
шотландцев командиром был назначен Джими Лингет ^еату Lingett), «доб-
89
лестный воин и благородный человек», а в другом отряде начальником стал «храбрый шотландский капитан» Габриэль Элфингстоун (GabrieП Elphingsten)91. По численности эти два шотландских отряда были невелики: первый сформирован за счет «лучших воинов» из числа 85 пленных шотландцев и трех англичан, во второй же вообще входило только шестеро солдат, дезертировавших из шведской армии. Видимо, эти отряды являлись частями более крупных воинских формирований и состояли из нескольких отрядов разных национальностей. Судя по свидетельству Флетчера, шотландцы и голландцы в количестве 150 человек составляли одно подразделение, а греки, турки, датчане
92
и шведы — другое, «в числе 100 человек или около того» . Надо полагать, именно эти отряды следует считать аналогом более поздних рот.
Если верить Горсею, то в 70—80-х гг. XVI в. иностранная конница была объединена в какое-то единое формирование, во главе которого не позднее 1587 г. находился «знатный человек из Гельдерланда, герр Захариус Глизен-берг» ^ШепЬе^Ы:), «главный начальник наёмной конницы царя». Умер он в России, и здесь же оставался его 10-летний сын, которого российские власти не хотели отпускать на родину отца. Судя по тому, что за мальчика ходатайство-
93
вали король и правительство Дании, сам Глизенберг был датчанином93.
Уже во времена Герберштейна служилых западноевропейцев направляли либо против крымских, либо против казанских татар, опасаясь, видимо, за лояльность иноземцев в случае их участия в военных действиях против западных соседей России. Традиция эта сохранилась и во второй половине столетия, изменившись лишь в том плане, что после завоевания Среднего и Нижнего Поволжья иностранцев стали использовать только на южном направлении. Впрочем, из этого правила бывали и исключения — в походе на Пайду в конце 1572 г. участвовал Юрий Франзбеков, вероятно с отрядом иноземцев: «А Юрью Францбеку велел государь идти в полку с собою, государем»94. Однако, практика показала, что подобные отступления от сложившейся традиции чреваты изменой служилых «немцев» — тот же Ю. Франзбеков уже в 1573 г. дезертировал из русской армии95.
В боевых действиях против крымцев и обороне южных границ России принимал участие вестфалец Генрих Штаден, тоже свидетельствовавший, что именно «немецкими воинскими людьми» пользуется великий князь против крымского царя96. Горсей пишет, что все иноземцы были задействованы в стотысячной конной армии, которая ежегодно в течение лета сражалась с крымскими татарам, и не использовались против Польши и Швеции, а против этих стран вместе в составе русских войск действовали как раз татары. По его мнению, конница из иностранцев, вооруженная огнестрельным оружием, была более эффективной, чем традиционная русская конница: «двенадцать сотен этих солдат сражались с татарами успешнее, чем двенадцать тысяч русских с их короткими луками и стрелами. Крымские татары, не знавшие до того ружей и пистолей, были напуганы до смерти стреляющей конницей, которой они до того не видели, и кричали: «Прочь от этих новых дьяволов, которые пришли со своими метающими «паффами». Разумеется, здесь Горсей, в присущей ему манере, явно сгущает краски, а известие о том, что до появления в русских войсках иноземцев татары не сталкивались с огнестрельным оружием, просто неправдоподобно. Про то, что выходцев из Западной Европы «употребляют только на границе, смежной с татарами, и против сибиряков», а на западе, в войне с поляками и шведами, используют татар, упоминает и Флетчер97.
Конкретные, но, к сожалению, единичные примеры участия западноевропейцев в военных действиях на южном направлении содержатся в разрядных книгах. В росписи «береговой» службы 1572 г. указано, что в Большом полку, базой которого был Серпухов, «по вестям», то есть при получении известий о татарской опасности, помимо дополнительных русских контингентов «быти
по
Юрью Францбеку с немцы» .
Участвовали западноевропейцы и в знаменитой битве на Молодях в том же 1572 году. В памяти князю М.И. Воротынскому об организации обороны на Оке указывалось, что помимо различных категорий русских служилых людей, под его командование направляются и «немцы»; причем, в случае форсирования татарами реки, следовало, для «промыслу» над неприятелем посылать, в
91
том числе, и «резвых людей неметцких»99. О том, сколько «немцев» участвовало в Молодинском сражении, сведения содержатся в памяти воеводам Воротынскому и И.В. Меньшому Шереметеву: «Царь и великий князь велел с ними (воеводами. — О.С.) быть ротмистру Юрью Францбеку, а с ним наёмных немец сто человек ругодевских 100 ч.; с Васильем Шараповым . А ротмистру велеть у них быть Юрью Францбеку»100.
Интересующие нас в данной публикации документы Разряда являются черновиками с многочисленными зачеркиваниями, правками и вставками, подчас неразборчивыми101. В частности, на мой взгляд, в первой из процитированных фраз знаки препинания должны быть расставлены несколько иначе, нежели это сделал публикатор: точка с запятой не после слов «100 ч.», а после слов «сто человек». Тогда эта фраза будет выглядеть так: «Царь и великий князь велел с ними быть ротмистру Юрью Францбеку, а с ним наёмных немец сто человек; ругодевских 100 ч. с Васильем Шараповым». Иными словами, речь идет о двух отрядах иноземцев по 100 человек в каждом, один из которых («наёмные немцы») «был с» Францбеком, а другой (ругодивские «немцы») — с Шараповым. Общим командиром планировалось назначить Юрия Франзбекова (эта фраза в подлиннике вписана над строкой, уже после составления первого варианта памяти). Судя по сообщению Разрядной книги 1475—1605 гг., назначение ливонца командиром «немцев» состоялось: «да в большом же полку был Юрьи
1 П9
Франзбек с немцы» .
Однако, судя и по процитированной памяти, а также по полковой росписи войска Воротынского, составление которой В.И. Буганов отнес к началу 1572 г., «немцев» было значительно больше. Во-первых, в памяти Воротынскому и Меньшому Шереметеву, далее говорится о приготовлении и продаже пива «немцам» «трема стом человек». В полковой росписи подтверждается, что в большом полку «немцев» должно быть именно 300 человек: «Да в большом же полку з головою с Юрьем Франзбеком немец 100 чел., а голова у них Аталык
103
Квашнин да юрьевским и ругодевским немцом с их приставы 200 чел.» . Таким образом, в большом полку русского войска должно было быть три отряда
92
по 100 человек, которые в XVII в. будут называться ротами, а всего 300 «немцев». Во-вторых, в памяти также сказано, что «посланы с Москвы немец московских 9 ч.»104. Однако из текста документа неясно, учтены ли они в числе трехсот иноземцев или нет. В-третьих, в памяти воеводам упоминается некто из Вильяна «и с людми». Установить имя невозможно ввиду неразборчивого текста. Судя по тому, что им, как и другим «немцам», должны были продавать или давать пиво, эта группа тоже относилась к иноземцам. «Немцы» из Вильяна называются в полковой росписи и в составе полка правой руки: «Да в правой же руке немец с Юрьева и с Вильяна.» Далее же зачеркнуто — «120 чел. с пи-щальми»105. Учитывая, что юрьевских «немцев» было 100 человек, то 20 человек, по-видимому, как раз были из Вильяна.
Полковая роспись содержит еще одно любопытную деталь, касающуюся предполагаемой организации «немецких» рот во время боевых действий — планировалось, что в этих отрядах, помимо иноземных командиров, будут еще и русские начальные люди: в отряде Франзбекова голова Аталык Квашнин, а в юрьевской и ругодивской ротах — приставы. Это, кажется единственное упоминание подобного рода. К сожалению, из него решительно невозможно установить, какие отношения субординации возникали в этом случае между иноземными и русскими начальными людьми.
Иноземцы приняли участие в одном из наиболее ярких и решающих эпизодов Молодинского сражения: «А в суботу царь крымской послал царевичей и нагайских тотар многие полки пеших и конных к гуляю городу выбивати Дивея мурзу. И тотаровя пришли к гуляю и изымались у города за стену руками, и тут многих тотар побили и руки пообсекли безчисленно много. А боярин князь Михайло Иванович Воротынской обошол с своим большим полком крымских людей долом, а пушкарем приказал всем из большово наряду ис пушек и изо всех пищалей стрелять по тотаром. И как выстрелили изо всево наряду, и князь Михайло Воротынской прилез на крымские полки ззади, а из гуляя города князъ Дмитрей Хворостинин с немцы вышол. И на том деле убили царева сына
да внука царева Колгина сына, и многих мурз и тотар живых поимали»106.
93
Судя по «Запискам» Штадена, вестфалец тоже принимал участие в этом сражении, поскольку говорит о нем как непосредственный участник: «Если бы у русских не было гуляй-города, то крымский царь побил бы нас . Мы захватили в плен главного военачальника крымского царя . великий князь отправил нашему (выделено мной. — О.С.) воеводе, князю Михаилу Воротынскому . грамоту . Когда [крымский] царь подошел к реке Оке, князь Дмитрий Хворо-стинин — он был воеводой передового полка — послал меня с 300 служилых
107
людей. Я должен был дозирать по реке, где переправится царь» . Однако, если его сообщение достоверно, находился он не в Большом полку, где была основная масса иноземцев, а в Передовом полку.
Спустя два десятилетия, с начала 1590-х гг., мы вновь встречаем иноземцев в войсках, посланных против крымских татар. В 1591 г., во время сражения с войсками Казы-Гирея у Данилова монастыря, «ротмистров с литовскими и с
немецкими людьми» вместе русскими отрядами посылали «с крымскими
108
людьми травитись» . В конце весны следующего, 1592 г. «немцы» вместе с «литвой» были сначала в большом полку в Туле, а оттуда были посланы в Лив-ны, чтобы вместе с русскими служилыми людьми идти вдогонку «за крымскими царевичи»109. Весной 1595 г. «немцы и литва, и всякие иноземцы многих земель, многие с вогненым боем» вновь были в полках «на берегу» и охраняли южную границу110. Участвовали «немцы», наряду с татарами и «литвой», также в походе Бориса Годунова 1598 г., когда ожидался новый набег Казы-Гирея111. Мы видим их во время торжественной встрече под Серпуховым крымских послов в конце июня того же года, после чего иноземцы вместе с русскими слу-
112
жилыми людьми из городов были распущены по домам . В мае 1601 г. иноземцы вновь упоминаются в составе полков, выдвинутых для отражения возможного набега Казы-Гирея. Правда, организация обороны на южном направлении в этом году явно была не на высоте: 3 мая в Думе обсуждалась ситуация, когда «дворяне и дети боярские и иноземцы . в полки приехали, а воевод в
113
полках нет», так как «бояре по полкам еще не росписаны» .
Следует заметить, что эта практика продолжится и в следующем столетии, так что «тульская служба» в Украинном разряде, заменив службу «береговую», станет традиционной для служилых московских иноземцев114. Примером использования западноевропейцев на южном направлении может служить также посылка летом 1600 г. большого отряда служилых людей под командованием Б.Я. Бельского и С.Р. Алферова для возведения очередного города на «Поле» — Царева-Борисова. В наказе воеводам перечислены следующие категории служилых людей: дворяне и дети боярские, станичные головы, станичники и «вожи», стрельцы со стрелецкими головами, казаки с казачьими головами, черкасы, днепровские казаки, донские атаманы и казаки, а также «литва» и «немцы»115.
1 Донесение о Московии второй половины XVI века. — М., 1913. — С. 15.
Л
Полагаю, что прав А.И. Филюшкин, убедительно показавший, что «с исторической точки зрения корректнее говорить не о Ливонской войне, а о серии Балтийских войн». По мнению исследователя, собственно Ливонская война проходила не в 1558—1583 гг., как это принято считать, а лишь в 1558— 1561 гг. (Филюшкин А. И. Ливонская война или Балтийские войны? К вопросу о периодизации Ливонской войны // Балтийский вопрос в конце XV—XVI в. — М., 2010. — С. 91, 93.)
3 Рюссов Б. Ливонская хроника // Сборник материалов и статей по истории Прибалтийского края. — 1880. — Т. 3. — С. 212. Гофлейты (НоАеШе) — кавалеристы. См.: Там же. — С. 147.
4 Поссевино А. Московия // Поссевино А. Исторические сочинения о России XVI в. — М., 1983. — С. 47.
5 Штаден Г. Записки немца-опричника. — М., 2002. — С. 24—25.
6 Варкоч Н. Донесение // Вопросы истории. — 1978. — № 6. — С. 109 —
110.
п
См.: [Пиотровский С.] Дневник последнего похода Стефана Батория на Россию. (Осада Пскова). — Псков, 1882. — С. 26, 60, 96—97, 108 и др.; Гей-
денштейн Р. Записки о Московской войне (1578—1582). — СПб., 1889. — С. 141, 172, 204; Опарина Т. А. Род Фаренсбахов в XVI веке // Человек в пространстве и времени культуры. — Барнаул, 2008. — С. 53—54, 58—60.
0
Опарина Т.А. Род Фаренсбахов в XVI веке. — С. 61.
9 Разрядная книга 1475—1605 гг. (далее — РК). — М., 1981. — Т. II. Ч. I. — С. 165—166.
10 Поршнев Б. Ф. Тридцатилетняя война и вступление в нее Швеции и Московского государства. — М., 1976. — С. 21.
11 Гейденштейн Р. Записки о Московской войне (1578—1582). — С. 38.
12
Ноздрин О. Я. Шотландский фактор Ливонской войны // Балтийский
вопрос в конце XV—XVI в. — С. 224.
1 ^
Горсей Дж. Путешествия сэра Джерома Горсея // Горсей Дж. Записки о России. XVI - начало XVII в. — М., 1991. — С. 70.
14 Штаден Г. Записки немца-опричника. — С. 78.
15 Гейденштейн Р. Записки о Московской войне (1578—1582). — С. 216,
217.
16 Горсей Дж. Путешествия сэра Джерома Горсея. — С. 69.
17 Штаден Г. Записки немца-опричника. — С. 77.
1 Я
Опарина Т. А. Род Фаренсбахов в XVI веке. — С. 61. 19 Документы о сражении при Молодях / Публ. и ввод. ст. В. И. Буганова // Исторический архив. — 1959. — № 4.
лл
Полосин И. И. Западная Европа и Московия в XVI в. // Штаден Г. О Москве Ивана Грозного. Записки немца опричника. — Л., 1925. — С. 44—47.
21 Расспросные речи иноземцев и русских, возвратившихся из плена, присланных из Разряда в Патриарший дворцовый приказ для допросов // Русская историческая библиотека, издаваемая Археографическою комиссиею. — СПб., 1875. — Т. 2. — № 166. — Стб. 609.
22 Там же. — Стб. 615.
23 Там же. — Стб. 639—640.
24 Российский государственный архив древних актов (далее — РГАДА). Ф. 210. Столбцы Московского стола. № 19. Ч. 1. Л. 71, 65, 49.
Опарина Т. А. Род Фаренсбахов в XVI веке. — С. 53.
26 Герберштейн С. Записки о Московии. — М., 1988. — С. 198.
27
[Пиотровский С.] Дневник последнего похода Стефана Батория на Россию. — С. 98.
28 Там же. — С. 245.
9 О
Ноздрин О. Я. Шотландский фактор Ливонской войны. — С. 224—225.
Горсей Дж. Путешествия сэра Джерома Горсея. — С. 107.
31
Одними из первых иностранцев, оказавшихся на службе подобным образом, были два лифляндца — печатник рижского архиепископа Иоганн Таубе и дерптский фогт Элерт Крузе. Правда, вряд ли можно считать, что они служили в войске, хотя во второй половине 60-х и самом начале 70-х гг. и занимали видное положение при Иване Грозном — по словам Д. Принца, царь подарил им огромнейшие имения и назвал князьями, оба участвовали в составе его свиты в походе на Новгород. Скорее, они были не военными, а чем-то вроде дипломатических агентов (Даниил Принц из Бухова. Начало и возвышение Московии. — М., 1877. — С. 22; Рогинский М.Г. Послание Иоганна Таубе и Элерта Крузе как исторический источник // Русский исторический журнал. — 1922. — Кн. 8. — С. 10—12, 19; Флоря Б.Н. Иван Грозный. — М., 1999. — С. 175.)
[Барберини Р.] Путешествие в Московию Рафаэля Барберини в 1565 году // Сын отечества. — 1842. — № 6. Отд. 1. — С. 5.
-5 -5
[Барберини Р.] Путешествие в Московию Рафаэля Барберини в 1565 году // Сын отечества. — 1842. — № 7. Отд. 1. — С. 18.
34 Буссов К. Московская хроника, 1584—1613. — М.; Л., 1961. — С. 149.
35
35 Петрей П. История о великом княжестве Московском // О начале войн и смут в Московии. — М., 1997. — С. 343.
36 Буссов К. Московская хроника, 1584—1613. — С. 91.
37 Пернштейн И. Донесение о Московии Иоанна Пернштейна, посла императора Максимилиана при московском дворе в 1575 году. — М., 1876. — С. 17.
38 Там же.
Горсей Дж. Путешествия сэра Джерома Горсея. — С. 70. См. также: Соколов А.Б. Навстречу друг другу: Россия и Англия в XVI—XVII вв. — Ярославль, 1992. — С. 38. О.Я. Ноздрин полагает, что это произошло около 1573 г., а пленные шотландцы были из разгромленного корпуса Арчибальда Ратвена. (Ноздрин О. Я. Шотландский фактор Ливонской войны. — С. 226.)
40 Известие о путешествии в Россию и Москву герцога Ганса Младшего Датского // Чтения в Императорском Обществе истории и древностей российских при Московском университете. — 1867. — Кн. 4. Отд. 4. — С. 12.
41 Расспросные речи иноземцев и русских, возвратившихся из плена, присланных из Разряда в Патриарший дворцовый приказ для допросов. — Стб. 655.
42 РГАДА. Ф. 210. Столбцы Московского стола. № 19. Ч. 1. Л. 72.
43 РГАДА. Ф. 210. Столбцы Московского стола. № 905. Л. 99-100.
44 Документы о сражении при Молодях. — С. 173, 175.
45 Хорошкевич А.Л. Россия в системе международных отношений середины XVI в. — М., 2003. — С. 216—217, 218, 244.
46 См.: Там же. — С. 218.
47 РК 1475-1605. — М., 1982. — Т. II. Ч. III. — С. 496, 505—506. Следует заметить, что «хотение служити» Московскому царю, видимо, было стимулировано тем, что перед появлением этого челобитья, Грозный распорядился «немец, которые взяты в Луже, и жон их и детей, послати во Псков з детьми боярскими, а во Пскове велел держатъ до своего государева указу, да. им давати корм, как им сытым быть мочно». (Там же. — С. 504.) Таким образом, выбор у лужских «мызников» был невелик: либо русская
служба, либо неопределенное по времени полуголодное (размеры корма не были определены) существование в псковском заключении.
48 РК 1475-1605. — М., 1982. — Т. II. Ч. III. — С. 503—506.
49 Зимин А.А. В канун грозных потрясений: Предпосылки первой Крестьянской войны в России. — М., 1986. — С. 48.
50 Штаден Г. Записки немца-опричника. — С. 100.
51 Опарина Т.А. Ливонские пленники в политической игре Бориса Годунова // Средние века. — М., 2009. — Вып. 70 (1—2). — С. 273
52
Опарина Т.А. Проблема депортаций ливонских пленников в Россию // Балтийский вопрос в конце XV—XVI в. — М., 2010. — С. 252, 255—256.
53
По мнению С.Ф. Платонова, многие «полоняники», литовцы и «немцы», взятые в ходе боев в Ливонии, были расселены в понизовых городах и несли там гарнизонную службу. На их многочисленность указывает тот факт, что «в одном маленьком Лаишеве было поселено в XVI веке 150 таких полоняников». (Платонов С.Ф.: 1) Москва и Запад в XVI—XVII веках. — Л., 1925. — С. 21; 2) Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI— XVII вв. — М., 1994. — С. 264.)
54 Расспросные речи иноземцев и русских, возвратившихся из плена, присланных из Разряда в Патриарший дворцовый приказ для допросов. — Стб. 609.
55 Там же. — Стб. 615—616.
56 Там же. — Стб. 627.
57 Там же. — Стб. 652.
58
В источнике стоит "Хетт", но это — явная описка.
59 РГАДА. Ф. 210. Столбцы Московского стола. № 19. Ч. 1. Л. 71, 65, 68, 69, 70, 87.
60 РГАДА. Ф. 210. Столбцы Московского стола. № 19. Ч. 1. Л. 69.
61 Опарина Т. А. Проблема источников депортаций ливонских пленников в Россию // Балтийский вопрос в конце XV—XVI в. — М., 2010. — С. 262.
62 РГАДА. Ф. 210. Столбцы Московского стола. № 801. Л. 209.
63 Т.А. Опарина, опираясь на данные М. Катина-Ярцева, полагает, что Денис Фанвисин (Теннис фон Виссен) попал в плен в 1577 г. вместе с отцом, бароном Берндтом фон Виссеном, и братьями — Борисом и Юргеном (Юрием). Тогда же был пленен и лифляндец Эрнст фон Менгден, который в русских документах значился как Арист Фамендин (Опарина Т.А. Проблема источников депортаций ливонских пленников в Россию. — С. 258). В 1625 г. он числился среди «немцев старого выезду» в роте Петра Гамолтова. (РГАДА. Ф. 210. Столбцы Московского стола. № 19. Ч. 1. Л. 44.)
64 РГАДА. Ф. 210. Столбцы Московского стола. № 799. Л. 189—190.
65 РГАДА. Ф. 210. Столбцы Московского стола. № 902. Л. 126.
66 РГАДА. Ф. 210. Столбцы Московского стола. № 902. Л. 129.
67 Акты времени междуцарствия: (1610 г., 17 июля — 1613 г.). — М., 1915. — С. 54.
68 РГАДА. Столбцы Московского стола. № 799. Л. 2—3. Правда, довольно путаные показания Р. Маля, при дефектности соответствующих листов столбца, можно интерпретировать и так, что Гамолтов оказался в России только в 1609 г., в составе армии Я. Делагарди.
69 Осадный список 1618 г. / Сост. Ю.В. Анхимюк, А.П. Павлов. — М.; Варшава, 2009. — С. 78.
70
Подробнее см.: Скобелкин О.В. 1) Рота Петра Гамолтова на службе в Украинном разряде // Юг России и Украина в прошлом и настоящем: история, экономика, культура. — Белгород, 2011. — С. 183—186; 2) Служба иноземцев в Украинном разряде в 20-х гг. XVII века // Иноземцы в России в XV—XVII веках. — М., 2006. — С. 292—302.
71 РГАДА. Ф. 210. Столбцы Московского стола. № 904. Л. 22.
72
72 Хорошкевич А.Л. Россия в системе международных отношений середины XVI в. — С. 226.
Известия Джиованни Тедальди о России времен Иоанна Грозного. — СПб., 1891. — С. 18.
ПА
[Барберини Р.] Путешествие в Московию Рафаэля Барберини в 1565 году // Сын отечества. — 1842. — № 6. Отд. 1. — С. 5. Возможно, что именно их имел в виду Тедальди, который в качестве подтверждения «любви» Ивана Грозного к итальянцам, привел случай, когда царь «однажды охотно простил каких-то братьев из Феррары, убивших товарища своего старшины». (Известия Джиованни Тедальди о России времен Иоанна Грозного. — С. 18.)
НС
Донесение о Московии второй половины XVI века. — С. 15.
76 [Барберини Р.] Путешествие в Московию Рафаэля Барберини в 1565 году // Сын отечества. — 1842. — № 7. Отд. 1. — С. 18.
77
77 Штаден Г. Записки немца-опричника. — С. 84.
78
78 Пернштейн И. Донесение о Московии Иоанна Пернштейна, посла императора Максимилиана при московском дворе в 1575 году. — С. 17.
79
Солодкин Я.Г. Выходцы из Речи Посполитой в Сибири на рубеже XVI-
XVII вв. // Вопросы истории славян. — Воронеж, 2001. — Вып. 15. — С. 93.
80
Хорошкевич А.Л. Россия в системе международных отношений
середины XVI в. — С. 226.
81
81 Даниил Принц из Бухова. Начало и возвышение Московии. — С. 31.
82 Горсей Дж. Путешествия сэра Джерома Горсея. — С. 69—70; [Смит Т.] Сэра Томаса Смита путешествие и пребывание в России. — СПб., 1893. — С. 69—70.
Горсей Дж. Путешествия сэра Джерома Горсея. — С. 69—70; Флетчер Дж. О государстве русском. — М., 2002. — С. 66, 87.
од
Горсей Дж. Путешествия сэра Джерома Горсея. — С. 69, 70.
ос
Флетчер Дж. О государстве русском. — С. 87.
86 Разрядная книга 1475—1598 гг. — М., 1966. — С. 301.
87
См.: Скобелкин О.В. Служилые «немцы» — участники Смуты: опыт реконструкции персонального состава в 1604—1612 гг. // Средние века.
Исследования по истории Средневековья и раннего Нового времени. — М., 2011. —Вып. 72 (3—4). — С. 196—212.
00
[Барберини Р.] Путешествие в Московию Рафаэля Барберини в 1565 году // Сын отечества. — 1842. — № 7. Отд. 1. — С. 23.
89 РК 1475—1605. — М., 1978. — Т. I. Ч. III. — С. 420. Некоторые источники называют этого специалиста-подрывника, благодаря которому была взорвана часть укреплений Казани, Размыслом. См., напр.: Флоря Б.Н. Иван Грозный. — С. 42.
90 Штаден Г. Записки немца-опричника. — С. 81.
91 Горсей Дж. Путешествия сэра Джерома Горсея. — С. 70, 107.
дл
92 Флетчер Дж. О государстве русском. — С. 87.
Горсей Дж. Путешествия сэра Джерома Горсея. — С. 110.
94 РК 1475—1598 гг. — С. 248—249; РК 1475—1605. — М., 1982. — Т. II. Ч. II. — С. 322; РК 1559—1605 гг. — М., 1974. — С. 93.
95 См.: Опарина Т.А. Род Фаренсбахов в XVI веке. — С. 59—60.
96 Полосин И.И. Западная Европа и Московия в XVI в. — С. 44—47; Штаден Г. Записки немца-опричника. — С. 23.
Горсей Дж. Путешествия сэра Джерома Горсея. — С. 69—71; Флетчер Дж. О государстве русском. — С. 87.
98 РК 1475—1598 гг. — С. 247; РК 1475—1605. — М., 1982. — Т. II. Ч. II. — С. 309.
99 Документы о сражении при Молодях. — С. 169, 171.
100 Там же. — С. 173.
101 См.: Там же. — С. 167.
102 РК 1475—1605. — М., 1982. — Т. II. Ч. II. — С. 309; См. также: РК 1559—1605 гг. — М., 1974. — С. 86.
1 04
Документы о сражении при Молодях. — С. 173, 175.
104 Там же. — С. 173.
105 Там же. — С. 173, 175.
106 РК 1475—1605. — М., 1982. — Т. II. Ч. II. — С. 313-314
107 Штаден Г. Записки немца-опричника. — С. 70—72, 115.
108 РК 1475—1605. — М., 1984. — Т. III. Ч. II. — С. 216; РК 1559—1605. — С. 271.
109 РК 1475—1605. — М., 1989. — Т. III. Ч. III. — С. 29, 37—38.
110 РК 1475—1605. — М., 1989. — Т. III. Ч. III. — С. 90.
111 РК 1475—1605. — М., 1994. — Т. IV. Ч. I. — С. 47—48; Разрядная книга 1598—1604 гг. // Разрядные книги 1598—1638 гг. — М., 1974. — С. 30.
112 РК 1598—1604. — С. 40—42.
113 РК 1598—1604. — С. 104.
114 Скобелкин О.В. Организация службы иноземцев на защите южных рубежей России в первой половине XVII в. // Население и территория Центрального Черноземья и Запада России в прошлом и настоящем. — Воронеж, 2000. — С. 19—21.
115 Материалы для истории колонизации и быта степной окраины Московского государства (Харьковской и отчасти Курской и Воронежской губерний) в XVI-XVIII столетии, собранные в разных архивах и редактированные Д. И. Багалеем. — Харьков, 1886. — С. 5, 6, 7.
