CC BY
137
УДК 94(47).082, 94(47).083
Л. В. Ульянова
СЛУЖАЩИЕ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ПОЛИЦИИ О ЛИБЕРАЛАХ: МЕСТО ЛИБЕРАЛИЗМА В ЛЕГАЛЬНОМ ПОЛИТИЧЕСКОМ ПРОСТРАНСТВЕ (1880-1905)
Аннотация. В статье анализируются представления служащих политической полиции о либеральном движении Российской империи на хронологическом отрезке 1880-1905 гг. В центре анализа - проблема легальности либерального движения (так, как ее понимали чины политического сыска).
Ключевые слова: дореволюционная политическая полиция, история российского либерализма, история государственных учреждений России, история российских революций.
Abstract. This article analyses a complex of views which had the officials of the political police on the liberal movement in the Russian empire in 1880-1905. It deals mainly with the problem of legality of the liberal movement, as it was understood by the officials of the secret police.
Keywords: Pre-revolutionary political police, history of Russian liberalism, history of state institutions of the Russian empire, history of Russian revolutions.
Взаимоотношения власти и общества издавна являлись одной из актуальных проблем при выработке государственной политики. Наиболее противоречивыми, многоплановыми и неоднозначными в истории предреволюционной России были отношения представителей власти и либеральной части общества. Выработка более или менее единой и согласованной стратегии поведения по отношению к либералам представляла для властей существенную проблему. С одной стороны, трудности с выработкой последовательной позиции власти в отношении либералов заключались в том, что те люди, которые выступали сторонниками либерализма, составляли существенный сегмент интеллектуальной элиты общества. С другой стороны, либералы открыто демонстрировали свою оппозиционность существовавшему государственному строю. Периодические попытки верховной власти в течение XIX в. проведения реформ либерального толка создавали дополнительные трудности у работников государственного аппарата для выработки целостной поведенческой стратегии. В итоге образ «либерального» в восприятии чиновничества балансировал на грани признаваемо-одобряемого и порицаемого, время от времени переходя от одной оценки к другой.
Особое место в формулировании представлений бюрократии о либерализме занимала политическая полиция - структура, призванная, помимо прочего, наблюдать за политическими настроениями общества, информировать
о состоянии общественного мнения другие государственные институты вплоть до императора и предлагать мероприятия по контролю власти за легальным политическим пространством.
Каким образом относились к либерализму в политической полиции? Попадал ли, по ее мнению, либерализм в спектр, который на языке формальной ведомственной терминологии политического сыска мог быть обозначен как «политическая благонадежность» и, в более широком смысле, как лояльность власти? Насколько чинам политической полиции были близки либеральные идеи?
В исторической литературе распространено убеждение, что дореволюционная политическая полиция, как в силу личных убеждений своих служащих, так и в силу общепринятой в государственном аппарате установки, была ориентирована на поддержку течений, которые принято обозначать как «крайне реакционные». Правда, этот вывод относится преимущественно к периоду после 1905 г., когда эти течения оформились как черносотенные [1-7].
Прежде чем говорить о том, насколько это мнение адекватно исторической действительности периода до Первой русской революции, стоит сделать ряд предварительных замечаний о самой политической полиции1.
Политическая полиция Российской империи в конце XIX - начале ХХ вв. институционально представляла собой сложную многоуровневую структуру. С 1880 г. руководство структурами политического розыска осуществлял Департамент полиции (далее - ДП), входивший в состав Министерства внутренних дел (далее - МВД) Российской империи. Местными органами политической полиции были губернские жандармские управления (далее - ГЖУ) и охранные отделения. ГЖУ занимались проведением расследований (дознаний) по государственным преступлениям, а охранные отделения - разработкой и осуществлением политического розыска (через службу наружного наблюдения и секретную агентуру) [6, 8-11]. Эти структуры отличались друг от друга не только функциями, но и принципом комплектования. В ДП работали преимущественно люди с юридическим образованием и опытом службы по судебному ведомству. ГЖУ и охранные отделения наполнялись жандармами -бывшими военными. Кроме этого, ряд важных охранных отделений (в первую очередь Московское (далее - МОО) и Заграничную агентуру (далее - ЗА)) возглавляли бывшие секретные агенты, успешно проявившие себя на поприще секретного сотрудничества с политической полицией [12].
Подобные различия в образовании и карьерах чинов политической полиции во многом определяли различное видение и восприятие ими общественно-политических процессов того времени.
Кроме этого, служащие политической полиции понимали либеральное движение как элемент более широкого спектра течений, находившихся в легальном пространстве2. В него они включали конституционалистов, оппози-
1 Хронологические рамки статьи очерчены двумя значимыми общественнополитическими событиями в жизни Российской империи. Нижняя хронологическая граница - 1880 г., время создания Департамента полиции в качестве нового руководящего органа политической полиции. Верхняя граница - 17 октября 1905 г., когда был опубликован манифест «Об усовершенствовании государственного порядка», который был воспринят в политическом сыске как кардинально изменяющий общие политические условия, а также цели и задачи политической полиции.
2 Легальность положения либералов подчеркивалась терминологически. О «легальных писателях-либералах» и «легальном либерализме» писал заведующий ЗА П. И. Рачковский в мае 1894 г. [13]. «Легальным противодействием» назвал в 1899 г. программу либералов «для борьбы с правительством» вице-директор ДП Г. К. Се-мякин [14]. О «легальной агитации» кружков либеральной интеллигенции говорил в январе 1902 г. начальник Владимирского ГЖУ [15]. Московский обер-полицмейстер Д. Ф. Трепов в июле 1901 г., а сотрудник Особого отдела ДП Н. Д. Зайцев в ноябре
1904 г. писали о деятельности либералов «на легальной почве» [16]. «Легальные газеты либерального направления» беспокоили начальника Орловского ГЖУ в марте
1905 г. [17].
ционеров, радикалов, марксистов и частично освобожденцев. Именно деятели этих течений вели активную публичную деятельность (через различные институты - самоуправление, печать, прежде всего периодическую, общества, библиотеки и т.п.). А публичность для чинов политического сыска являлась главным критерием легальности положения общественно-политических деятелей. Этим данные течения, по мнению сотрудников политической полиции, кардинально отличались от находившихся в подполье революционеров (народников, народовольцев, социал-революционеров, социал-демократов).
По поводу соотношения конституционалистов и либералов в политической полиции существовали разные точки зрения. Согласно одной из них, либерализм и конституционализм (под последним в политическом сыске понимали стремление к введению в России конституции по типу западноевропейских) были во многом понятия-синонимы. Такую точку зрения высказывали служащие ЗА, частично охранных отделений и частично ГЖУ. Так, заведующий ЗА П. И. Рачковский писал в октябре 1894 г.: «Фонд вольной русской прессы... несмотря на совершенное разногласие с русскими либералами, во «имя общей борьбы для уничтожения самодержавия». собрали свои наличные силы. и печатают присланный им проект конституции» [18].
О конституции как доминирующем требовании либералов Рачковский говорил и позднее [19].
Если в Санкт-Петербургском охранном отделении (далее - СПбОО) в 1895 г. писали о том, что либерализм и конституционализм представляют собой один «лагерь», но, тем не менее, не являются понятиями-синонимами [20], то уже в 1897 г. между этими течениями был поставлен знак равенства: «Либеральная партия. проявила только намерение во чтобы то ни стало добиться большей свободы печати. в целях. подготовления умов к замене монархического образа правления, на первое время, конституционным» [21]. Однако уже в начале ХХ в. конституционализм опять трактовался чинами СПбОО как самостоятельное движение. При этом олицетворением легального конституционализма являлся журнал «Вестник Европы», а нелегального -издаваемый за границей П. Б. Струве журнал «Освобождение» [22]. Земский съезд ноября 1904 г. (в обоих столичных охранных отделениях) остался за пределами либерализма и был связан с «земцами» и «конституционалистами», также как и «банкетная кампания ноября-декабря 1904 г.»1 [23]. В МОО в отличие от СПбОО конституционализм вплоть до 1905 г. воспринимался как не связанное с либерализмом явление [28]. Единственный раз аналогия была проведена в августе 1905 г.: Союз конституционалистов был назван крайне либеральной частью общеземского движения [29].
В рамках ГЖУ понятие «конституционалисты» появилось в конце 1904 г., что, по всей видимости, было связано с «банкетной кампанией», организованной «Союзом освобождения» в ноябре-декабре 1904 г. В ноябре 1904 г.
о конституционалистах писал начальник Киевского ГЖУ [30], в начале 1905 г. - начальник ГЖУ Донской области [31], в мае 1905 г. - начальник Черниговского ГЖУ, причем последний связывал введение конституции с требованиями «крайних» либералов: «Имшенецкий. высказывается крайним либералом. заявил себя сторонником конституционного строя» [32].
1 Сами деятели либерального движения в своих мемуарах оценивали данные события как важные составляющие становления либерализма в России [24-27].
В восприятии служащих ДП конституционализм выглядел преимущественно автономным от либерализма явлением. Либералы ассоциировались с требованием конституции в случае, если речь шла об общем легальном противоправительственном движении, маркируемым словом «оппозиция» [33]. Так писал Н. Д. Зайцев, автор документа о съезде земских деятелей 6-8 ноября 1904 г., но, видимо, в данном случае совпадение либерального и конституционного движения стало отражением мнения секретной агентуры, а не собственного мнения: «30 сентября в Париже по инициативе финляндской оппозиции состоялась конференция революционных и оппозиционных групп, решивших заключить союз для ведения общими силами в настоящее тяжелое... время борьбы с самодержавным режимом, причем русская либеральная партия (бывшая группа русских конституционалистов или освобожденцев Петра Струве) постановила (зачеркнуто «по агентурным сведениям» - Л.У.) продолжать свои действия на легальной почве в земских и общественных учреж-дениях»1 [34].
Еще одно «популярное» у служащих охранных отделений и ДП течение, близкое к либеральному, но, тем не менее, четко отделенное от него, представляли так называемые «радикалы»2. Это течение менее всего известно в литературе, но, видимо, оно является аутентичным восприятию современников определенного общественно-политического сегмента. Один из общественных деятелей В. Кранихельд в 1917 г. так описывал «радикалов» 1890-х гг., с которыми он общался в Воронеже во время своей административной высылки: «Казалось, я попал в общество людей, которым жизнь уже не сулила в будущем ничего неизведанного, заманчивого, не открывала перед ними никаких перспектив. А между тем это были в большинстве люди молодые, студенты, только недавно еще потерпевшие на своем жизненном пути некоторую и, в сущности, незначительную аварию. Несчастие их заключалось, однако, в том, что вместе с этой личной аварией терпело крушение также их миросозерцание - рушились их идеалы, их вера в будущее. И чем круче подламывала жизнь их старые верования, тем нетерпимее относились они ко всем инакомыслящим, по сектантски замыкаясь в свой маленький тесный кружок. Они добывали себе пропитание грошовыми уроками, называли себя «радикалами» и с особенной брезгливостью отзывались о местном культурном обществе - о либералах и либералишках» [37].
В некоторых случаях между либералами и радикалами возникало взаимодействие, что, однако, подчеркивает четкое разделение этих двух течений в представлении чинов политического сыска: «либеральные и радикальные кружки», «либеральная и радикальная публика», «либеральная и радикальная группы», «либеральная часть общества и радикальная молодежь», «либерально-прогрессивная и радикальная фракции» и пр. [38]. Характерным примером
1 Секретным агентом на этой конференции был, как известно, Е. Азеф - руководитель Боевой организации эсеров, работавший одновременно на ДП.
2 Кроме названных течений, служащие политической полиции уделяли существенное внимание такому течению, как «марксизм», четко отделяя его и даже противопоставляя либерализму: если первое было экономическим течением, то второе являлось сугубо политическим. Еще одним «соседним» с либерализмом течением были «осво-божденцы», под которыми чины политической полиции понимали как участников журнала «Освобождение», так и его постоянных читателей. «Освобожденцы» оценивались как наиболее радикальное из близких к либерализму течений [35, 36].
является описание либералов и радикалов начальником СПбОО в 1898 г.: «За последние несколько месяцев состоялось значительное сближение между обеими враждовавшими сторонами. Это обстоятельство чрезвычайно характерно для переживаемого либералами и радикалами момента. Обе группы сознают, что им необходимо временно сойтись во имя интересов, общих им обоим. Связующим звеном в этом деле явилась мысль о нелегальном, то есть негласном съезде литераторов, возникшая в голове К. К. Арсеньева и поддержанная некоторыми из радикальной группы» [39].
В МОО бытовало представление об определенной политической наивности либералов, что позволяло радикалам использовать их в своих целях. Так, московский обер-полицмейстер Д. Ф. Трепов и начальник МОО С. В. Зубатов писали в 1901 г. о «близоруких либералах» в обществе взаимопомощи лиц интеллигентных профессий: «Дабы образовать так или иначе прочный и сильный комплот, радикалы, прикрываясь идеей взаимопомощи, привлекли к содействию некоторых близоруких либералов, политическая благонадежность коих не могла бы внушать подозрений, а затем, оформив при их помощи дело и собравшись в достаточном числе, сначала устранили на чрезвычайном общем собрании 16 марта прошлого года учредительный декорум и ввели в совет общества своих сторонников, а потом, к концу года, окончательно завладели его административными органами» [40].
Таким образом, либералы оказывались в той части политического спектра, которая в МОО признавалась политически благонадежной. Но это не означало положительного отношения со стороны чинов МОО к поведению либералов. Так, С. В. Зубатов писал о «лжи и лицемерии» в «либеральной постановке вопроса о стачке» [41, с. 308], В. В. Ратко - о «цинизме либералов»1.
Это представление было весьма характерно и для ДП. Но оно было выражено несколько иначе, посредством выделения в легальном политическом пространстве наряду с либералами «легальной оппозиции», которая делилась на умеренную и крайнюю. Именно последняя группа - крайняя (в обозначении Н. Д. Зайцева) или радикальная (в обозначении Л. А. Ратаева) легальная оппозиция интересовала ДП прежде всего. О легальной оппозиции писали многие служащие ДП: директора С. Э. Зволянский и А. А. Лопухин, заведующий Особым отделом ДП Л. А. Ратаев, руководитель 5-го делопроизводства В. К. Лерхе, сотрудник 3-го делопроизводства Н. А. Пешков [43, 44].
0 популярности понятия «оппозиция» в среде ДП говорит, например, тот факт, что, как только уволенный с должности заведующего ЗА П. И. Рачковский переехал из далекого Парижа в Санкт-Петербург и попал в непосредственный контакт с чинами Департамента, в его лексиконе возник термин «оппозиция» [45; 10, с. 195]. С 1902 г. это понятие появилось у С. В. Зубатова, назначенного в это время руководить Особым отделом ДП2 [11, с. 113; 41, с. 289, 309; 46, 47].
1 Накануне демонстрации 5 и 6 декабря 1904 г. освобожденцев, социал-демократов и социал-революционеров Ратко писал: «Сделано все для создания революционного настроения и сознания, что самое главное, полной безнаказанности. Цинизм либералов и нахальство революционеров дошло до максимума, и, кажется, уже дальше идти нельзя» [42]. Не очень понятно, каким образом характеристика либералов в этом письме может быть встроена в общее отношение МОО к либералам, тем более что через три месяца Ратко писал совсем иное (см. ниже).
2 В историографию вошло разделение на оппозиционное и революционное движение, видимо, воспринятое из документов ДП [48-50].
Если, по мнению служащих МОО, представление о «либеральном» не могло быть объяснено терминами «радикальный» и «оппозиционный», то в ДП, признавая самостоятельность двух последних направлений противоправительственного движения, иногда ставили знак равенства между оппозиционными и крайне либеральными явлениями. Так, директор ДП С. Э. Зволянский в записке о тверском земстве 1896 г. писал: «Против. Штюрмера вскоре же образовалась в губернии враждебная партия, во главе коей стали некоторые из гласных крайне либерального направления. тем не менее. вожаки оппозиции отчасти утратили прежнее влияние на ход земских дел» [51]. Более того, в 1900 г. в ДП возникло понятие «либерально-оппозиционные элементы», использовавшееся в течение двух лет (1900-1901) при описании объединительных тенденций в легальном политическом пространстве [52]. Иногда в ДП писали о «либерально-радикальной оппозиции» [53].
Однако уже с весны 1901 г. в качестве доминирующего термина, сопутствующего слову «оппозиция», используется не «либеральный», а «радикальный». После студенческой демонстрации 4 марта 1901 г. у Казанского собора и общественной реакции на ее разгон полицией в лексикон служащих ДП прочно входит понятие «радикально-оппозиционная группа». Авторство этого определения, по всей видимости, принадлежит заведующему Особым отделом ДП Л. А. Ратаеву (он, кстати, одним из первых в ДП еще в первой половине 1890-х гг. употреблял понятие «оппозиционеры»). Л. А. Ратаев писал, что состоящие в этой группе добиваются «низвержения в более или менее отдаленном будущем существующего ныне в империи государственного строя» [54]. Наиболее развернуто определение «радикально-оппозиционной группы» было дано в циркуляре № 6234 (июнь 1901 г.) министра внутренних дел Д. С. Сипягина губернаторам, градоначальникам, обер-полицмейстерам, начальникам ГЖУ: группа «лиц, преимущественно интеллигентных профессий, которые, не принимая непосредственного участия и даже намеренно устраняясь от активной революционной деятельности, поставили себе задачей, путем устройства вечеринок, чтения речей и рефератов на соответствующие темы, а также издательства систематически подобранной тенденциозной литературы, подготовлять в среде молодежи и рабочих противоправительственных деятелей и агитаторов» [55].
При этом в 1901 г. в ДП произошла переоценка роли либерального течения в противоправительственном движении: из его активных участников либералы превратились в попавших под влияние радикально-оппозиционной группы. Заведующий особым отделом ДП Л. А. Ратаев и директор ДП С. Э. Зволянский так подводили итог расследованию событий, связанных со студенческой демонстрацией 4 марта 1901 г.: «Выяснены все главнейшие деятели радикально-оппозиционной группы, захватившей за последние два года руководство всем революционным движением в Петербурге и ознаменовавшей свою деятельность за последнее время подстрекательством учащейся молодежи и рабочих к устройству уличных манифестаций, а либеральной части общества - к предъявлению правительству разных неосновательных и неподлежащих удовлетворению требований» [56].
С начала ХХ в. понятие «либеральная оппозиция» стало маргинальным в документах ДП и МОО. Видимо, радикализация либерального движения, произошедшая в 1901-1902 гг., не была воспринята как изменение самой либеральной идеологии, а трактовалась как конституирование нового явления - радикальной оппозиции. Основное содержание понятия «либе-
ральная оппозиция» не изменилось, и в 1905 г. в ДП определяли Д. Н. Шипова как «личность либерально-оппозиционного направления» [57], а майский съезд земцев 1902 г. - как «съезд либерально-оппозиционных элементов земских деятелей» [58].
Таким образом, представления ДП и МОО о либералах во многом совпадали: в обоих случаях считалось, что они попадали под влияние радикально-оппозиционной группы. Эта трактовка была не свойственна ГЖУ, ЗА и СПбОО. Во-первых, служащие этих структур отводили либерализму руководящую роль в общем противоправительственном движении. Так, заведующий ЗА П. И. Рачковский расценивал либеральное движение как стремящееся к объединению всех оппозиционных власти течений и, соответственно, являвшееся руководителем по отношению к революционерам [59]. Подобное отношение к либералам разделяли и ряд видных деятелей рубежа веков: министры внутренних дел И. Л. Горемыкин и В. К. Плеве, обер-прокурор Синода К. П. Победоносцев [60, 61]. Во-вторых, в ГЖУ по отношению к либералам часто использовали слова «крайне», «резко», «неумеренно», «яро». Так, из 49 случаев употребления слова «крайне» в связи с либералами, выявленных мной в делопроизводственной переписке, 33 приходится на ГЖУ, 14 - на ДП,
2 - на охранные отделения. Эта тенденция, видимо, отражает непримиримое отношение к либеральному движению наиболее консервативных из всех служащих политической полиции военных чинов управлений.
При этом в политическом сыске существовали серьезные разногласия относительно того, является ли идентификация либералов как противоправительственных деятелей верной и универсальной.
Одним из характерных расхождений между МОО и ДП, с одной стороны, и остальными структурами политического сыска, с другой стороны, является отношение к земству. Земцы, ассоциированные в тайной полиции в политическом плане с либерализмом, трактовались в МОО и ДП как ведомые в противоправительственном движении за радикалами и оппозиционерами. Заведующий Особым отделом ДП Л. А. Ратаев писал в 1902 г.: «За спинами увлекающихся и протестующих земцев всегда стоит в качестве подсказчика земский статистик, земский писарь, земский врач, агроном и т.п. В одной губернии земские учреждения находятся под давлением заведывающего земским санитарным бюро, в другом вдохновителем является главный статистик, в третьем - заведующий по вольному найму страховым отделом и т.д.» [62, 63]. В МОО и ДП внимание к земству как проводнику противоправительственных идей было существенно ниже, чем в ГЖУ. Земские деятели круга Долгоруковых не считались неблагонадежными (так, это слово было вычеркнуто Л. А. Ратаевым при составлении письма о собрании земцев) [64]. Донесения
0 земстве из МОО исключительно редки, а если и встречаются, то или не содержат в себе никаких характеристик, или заключают в себе положительное отношение к «либеральному земству» [65].
Л. А. Ратаев, по всей видимости, находился под влиянием либеральной концепции самоуправления, согласно которой земство являлось основой для организации народного представительства в стране1. Так, в записке о легаль-
1 Согласно данной концепции, одним из авторов и активным сторонником которой являлся Д. Н. Шипов, выборные учреждения должны быть сформированы из представителей земств и иметь совещательный, а не законодательный характер [25, с. 278-280; 27, с. 451].
ной оппозиции 1902 г. он писал по поводу городских и земских учреждений, что «эти последние легальные органы общественной самодеятельности» представляют «собою крошечные зачатки конституционной жизни» [66]. Начальник МОО В. В. Ратко в своей записке о неотложных мерах по борьбе с революционным движением в феврале 1905 г., похоже, во многом опирался на концепцию, известную в историографии под названием «шиповского либерализма», т.е. либерализма, ориентированного на выражение доверия верховной власти и отрицательное отношение к конституции. Именно об этих двух положениях как необходимых для нормального взаимодействия власти и общества писал В. В. Ратко, характеризуя при этом положительно деятельность П. Д. Святополк-Мирского по умиротворению общества в противовес деятельности В. К. Плеве. Говоря о мерах борьбы с революционным движением, В. В. Ратко фактически воспроизвел некоторые постановления земского съезда ноября 1904 г. в версии группы Д. Н. Шипова: «Для предотвращения надвигающейся катастрофы необходимо безотлагательно: 1. дать возможность умеренным общественным элементам применить свои силы в деле служения государству и участия в законодательных работах наряду с правительственными чиновниками (обусловив эту меру имущественным цензом).
3. пересмотреть уставы высших учебных заведений, предоставив принять участие в обсуждении этого вопроса представителями от профессуры в высших учебных заведениях» [67]1. Лояльное отношение к съезду земских деятелей в мае 1905 г. (во время которого, как известно, земцы в последний раз попытались объединиться под руководством Шипова) демонстрировал и новый начальник МОО Тржецьяк, считавший, что следует разрешить его проведение [71]. Тот же фланг либерального движения, который в 1905 г. получил оформление на общероссийском уровне в рамках «Союза земцев-конституционалистов», в МОО был оценен как «крайне либеральный» [72]2.
В понятие умеренного либерализма служащие ДП вкладывали представление о поддержке верховной власти, признании ее права и способности заботиться о народе в противовес бюрократии, которая является главной проблемой Российского государства. Кроме того, умеренный либерализм предполагал критику отдельных представителей власти в отличие от крайнего либерализма, который считал неработающей государственную систему в целом [75].
Таким образом, служащие МОО и ДП воспринимали либерализм как течение, в основном находящееся за пределами противоправительственных устремлений, демонстрировали весьма спокойную позицию по отношению к либеральному движению. Либерализм представлялся им как не самое опасное течение с точки зрения государственного порядка и общественного спокойствия. Это восприятие отражалось как в относительно низком интересе к либералам на фоне внимания к деятелям других легальных оппозиционных течений, в эмоционально нейтральном описании различных проявлений либе-
1 О постановлениях ноябрьского земского съезда 1904 г. и программе «шиповского» либерализма см. в [25-27, 68-70].
2 В историографии «Союз земцев-конституционалистов» оценивается как выразитель умеренно либеральных требований в отличие от «Союза освобождения», представлявшего крайне левый фланг либерального движения. Позиция Д.Н. Шипова и его сторонников зачастую рассматривается не столько как проявление либерализма, сколько как выражение славянофильства [69, 70, 73, 74].
рального движения, так и в предпочтении воздерживаться от репрессивных мер в отношении его участников [76]. Если ГЖУ делали акцент на крайних проявлениях либерализма (которые были для них особенностями либерального движения в целом, а не какой-то его небольшой части), то в охранных отделениях и в ДП больше было распространено мнение о существенной умеренности либерализма как целостного явления.
Это расходится с принятой в историографии позицией об ориентации политической полиции на поддержку крайне реакционных движений1. Несоответствие этого представления действительности подтверждает анализ партийных объединений, проводившийся в ДП в 1906 г. Вопросы, на которые должны были ответить служащие местных отделений политической полиции, имели своей целью выяснить, в какой мере власть могла бы опираться на такие партии, как Партия мирного обновления, Партия правового порядка, т.е. те политические организации, которые возглавляли бывшие шиповцы2.
В целом, несмотря на разногласия в политической полиции относительно степени противоправительственности либерализма, граница разделения политического пространства на те явления, которые интересовали политический сыск, и те явления, которые не относились к объектам ее внимания, проходила внутри либерального движения. Крайний либерализм и все, что было радикальнее его (оппозиционеры, конституционалисты, радикалы, марксисты, освобожденцы и пр.), были объектами такового внимания3, что выражалось в постоянном наблюдении за деятелями данных течений, а также в попытках служащих ДП лишить их доступа в публичное пространство с помощью имевшихся в арсенале политической полиции репрессивных средств (гласный надзор, административная высылка и др.). Умеренный же либерализм воспринимался в политической полиции как норма и был позиционирован в политическом пространстве рядом с консерватизмом. В отличие от крайних либералов умеренные не искали выхода в публичное пространство, не были озабочены проблемой организованности своих сторонников [78]. Иначе говоря, по мнению чинов политической полиции, умеренный либерализм находился за пределами публичной политики, в сфере частной жизни, что являлось главным условием признания в политическом сыске допустимости его существования.
Список литературы
1. Гессен, В. М. Исключительное положение / В. М. Гессен. - СПб., 1908. - С. 3.
2. Козьмин, Б. П. С. В. Зубатов и его корреспонденты / Б. П. Козьмин. - М., 1928. - С. 48.
3. Аврех, А. Я. Документы Департамента полиции как источник по изучению либерально-оппозиционного движения в годы Первой мировой войны / А. Я. Аврех // История СССР. - 1987. - № 6. - С. 33.
4. Чернышевский, В. Д. Полиция как орудие карательной политики царизма (1881-1894 гг.) / В. Д. Чернышевский // Освободительное движение в России. -Вып. 12. - Саратов, 1989. - С. 79.
1 Скорее всего, поддержка черносотенцев была личной инициативой отдельных служащих политической полиции, например начальника МОО в 1906 г. Е. К. Климовича [2, с. 48].
2 Такой анализ по Москве и Московской губернии см. в [77].
3 Это подтверждает и ряд опубликованных материалов, например письмо Е. П. Мед-никова С. В. Зубатову от 11.05.1906 [2, с. 119].
5. Мулукаев, Р. С. Полиция в России (IX в. - нач. ХХ в.) / Р. С. Мулукаев. -Нижний Новгород, 1993. - С. 44.
6. Рууд, Ч. Фонтанка, 16. Политический сыск при царях / Ч. Рууд, С. Степанов. -М., 1993. - С. 145-154, 233.
7. Ерошкин, Н. П. История государственных учреждений дореволюционной России / Н. П. Ерошкин. - 4-е изд. - М., 1997. - С. 251, 256.
8. Головков, Г. З. Канцелярия непроницаемой тьмы. Политический сыск и ре-
волюционеры / Г. З. Головков, С. Н. Бурин. - М., 1994.
9. Политический сыск в России: история и современность. - СПб., 1997.
10. Перегудова, З. И. Политический сыск России / З. И. Перегудова. - М., 2000.
11. Галвазин, С. Н. Охранные структуры Российской империи: формирование аппарата, анализ оперативной практики / С. Н. Галвазин. - М., 2001.
12. Ульянова, Л. В. Групповой портрет деятелей политической полиции (1880-
1905 года) / Л. В. Ульянова // Вестник молодых ученых исторического факультета МГУ им. М. В. Ломоносова. Труды международной научной конференции «Ломоносов - 2007». Лучшие доклады по историческим наукам. - М., 2007. - С. 165-177.
13. ГА РФ. Ф. 102. 3 делопроизводство. 1894. Д. 1. Л. 268, 283.
14. ГА РФ. Ф. 102. Особый отдел. 1900. Д. 528. Л. 5
15. ГА РФ. Ф. 102. Особый отдел. 1901. Д. 987. Л. 64
16. ГА РФ. Ф. 102. 3 делопроизводство. 1901. Д. 933. Л. 2 ; Особый отдел. 1904. Д. 1000. Л. 162 а.
17. ГА РФ. Ф. 102. 3 делопроизводство. 1905. 2 отделение. Д. 13. Л. 11.
18. ГА РФ. Ф. 102. 3 делопроизводство. 1894. Д. 1. Л. 384.
19. ГА РФ. Ф. 102. Особый отдел. 1898. Д. 14. Ч. 6. Л. 4, 6, 8 ; Ч. 47. Л. 91 ; Оп. 252. Д. 18. Л. 167-167 об.
20. ГА РФ. Ф. 102. 3 делопроизводство. 1893. Д. 1200. Л. 5 об. ; 1895. Д. 640. Л. 2.
21. ГА РФ. Ф. 102. Особый отдел. 1898. Д. 2. Ч. 3. Л. 18.
22. ГА РФ. Ф. 102. Особый отдел. 1898. Д. 2. Ч. 3. Лит. Г. Л. 94-95 ; Д. 14. Ч. 57. Л. 68.
23. ГА РФ. Ф. 102. Особый отдел. 1904. Д. 3. Ч. 10. Т. 1. Л. 9 ; Д. 1000. Л. 10-11, 40-40 об., 49-49 об., 52, 63 - 63 об., 75-76, 97-98 об., 107, 124, 137, 150 ; Т. 2. Л. 47, 45, 61 ; Д. 1250. Л. 51.
24. Веселовский, Б. Б. История земства / Б. Б. Веселовский. - СПб., 1911. - Т. 3.
25. Белоконский, И. П. Земское движение / И. П. Белоконский. - М., 1914.
26. Шипов, Д. Н. Воспоминания и думы о пережитом / Д. Н. Шипов. - М., 1918.
27. Петрункевич, И. И. Из записок общественного деятеля / И. И. Петрункевич // Архив русской революции. - М., 1993. - Т. 21-22.
28. ГА РФ. Ф. 102. 3 делопроизводство. 1895. Д. 88. Л. 98 ; Особый отдел. 1898. Д. 362. Л. 7 ; 1904. Д. 1195. Л. 44-48 ; 1905. 2 отделение. Д. 1000. Ч. 1. Л. 159.
29. ГА РФ. Ф. 102. Особый отдел. 1905. 2 отделение. Д. 999. Ч. 43. Л. 24.
30. ГА РФ. Ф. 102. Особый отдел. 1904. Д. 1250. Л. 128.
31. ГА РФ. Ф. 102. 3 делопроизводство. 1905. Д. 1. Ч. 66. Лит. А. Л. 7.
32. ГА РФ. Ф. 102. Особый отдел. 1905. 2 отделение. Д. 1255. Ч. 10. Л. 2.
33. ГА РФ. Ф. 102. Особый отдел. 1904. Д. 550. Л. 49 ; Д. 1000. Л. 1.
34. ГА РФ. Ф. 102. Особый отдел. 1904. Д. 1000. Л. 162 а.
35. ГА РФ. Ф. 102. Особый отдел. 1898. Д. 2. Ч. 3. Л. 18, 19 об. - 20 об., 22, 23-24 ;
Лит. Б. Л. 1, 16 ; Д. 6. Ч. 47. Л. 91 ; Д. 13. Ч. 3. Л. 3-5 ; Ч. 13. Л. 1-1 об. ; Д. 14.
Ч. 57. Л. 10, 68 ; 1904. Д. 1195. Л. 28, 44-48 ; Д. 1250. Л. 128.
36. Материалы к истории нашего хозяйственного развития : доклад цензора Матвеева о сожженном марксистском сборнике // Красный архив. - 1923. - Т. 4. - С. 316.
37. Кранихельд, В. В. Я. Яковлев-Богучарский (по материалам Департамента полиции, Московского охранного отделения и по личным воспоминаниям) / В. Кра-нихельд // Былое. - 1917. - № 1(23). - С. 233.
38. ГА РФ. Ф. 102. 3 делопроизводство. 1893. Д. 635. Л. 120, 138-143 ; 1895. Д. 450. Л. 3-4 ; Особый отдел. 1898. Д. 2. Ч. 3. Лит. А. Л. 195 ; 1902. Д. 1555. Л. 7 ; 1903. Д. 150. Л. 1 ; 1906. 1 отделение. Оп. 235. Д. 373. Л. 5 об.
39. ГА РФ. Ф. 102. Особый отдел. 1898. Д. 13. Ч. 3. Л. 3.
40. ГА РФ. Ф. 102. 3 делопроизводство. 1901. Д. 933. Л. 2, 6.
41. Новое о зубатовщине // Красный архив. - 1922. - Т. 1.
42. Козьмин, Б. П. С. В. Зубатов и его корреспонденты. Среди охранников, жандармов и провокаторов / Б. П. Козьмин. - М. ; Л., 1928. - С. 41.
43. ГА РФ. Ф. 102. 3 делопроизводство. 1893. Д. 1200. Л. 6 ; 1895. Д. 1719. Л. 3-16 ;
1899. Д. 1055. Л. 157 ; Особый отдел. 1898. Д. 13. Ч. 16. Л. 11 ; 1904. Д. 200. Л. 29.
44. Николай II и самодержавие в 1903 г.: из итогов перлюстрации // Былое. - 1918. -Вып. 2(30).
45. ГА РФ. Ф. 102. Особый отдел. 1898. Д. 1. Ч. 1. Лит. Д. Л. 1-15.
46. ГА РФ. Ф. 102. 1 эксп. 1880. Д. 98. Л. 139 (вложение). Л. 7 об.
47. Зубатовщина // Былое. - 1917. - № 4. - С. 166.
48. Ефремов, В. А. Сыск в политической полиции самодержавной России: историко-правовой аспект : дис. ... канд. ист. наук / В. А. Ефремов. - СПб., 1996. -С. 117.
49. Дорохов, В. Г. Политический сыск в Томской губернии: 1881 - февраль 1917 гг. : дис. ... канд. ист. наук / В. Г. Дорохов. - Кемерово, 2005. - С. 43.
50. Гладышева, Е. Е. Политический сыск в России в начале ХХ в. (1902 - февраль 1917 г.) на примере Саратовской губернии : дис. . канд. ист. наук / Е. Е. Гладышева. - Саратов, 2006. - С. 5.
51. ГАРФ. Ф. 102. 3 делопроизводство. 1895. Д. 1719. Л. 12.
52. ГАРФ. Ф. 102. 3 делопроизводство. 1894. Д. 853. Л. 51, 52 ; 7 делопроизводство. 1903. Д. 1791. Л. 45 об. ; Особый отдел. 1900. Д. 115. Л. 36 об. ; 1901. Д. 923. Л. 2 ; Оп. 252. Д. 21. Л. 129, 143, 144.
53. ГАРФ. Ф. 102. 3 делопроизводство. 1901. Д. 672. Л. 4 ; 1901. Д. 923. Л. 2, 4.
54. ГАРФ. Ф. 102. Особый отдел. 1898. Д. 723. Л. 2. ; Д. 5. Ч. 6. Лит. П. Т. 2. Л. 25 об.
55. ГАРФ. Ф. 102. 3 делопроизводство. 1893. Д. 434. Л. 58.
56. ГА РФ. Ф. 102. Оп. 316. 1898. Д. 2. Ч. 5. Т. 1. Л. 64.
57. ГАРФ. Ф. 102. Особый отдел. 1905. 2 отделение. Д. 2425. Ч. 32. Л. 7.
58. ГАРФ. Ф. 102. 7 делопроизводство. 1903. Д. 1791. Л. 45 об.
59. ГАРФ. Ф. 102. 3 делопроизводство. 1888. Д. 1. Л. 97.
60. Любимов, Д. Н. Отрывки из воспоминаний. (1902-1904 гг.) / Д. Н. Любимов // Исторический архив. - 1962. - № 6.
61. Лукьянов, И. В. Тайный корреспондент Николая II А. А. Клопов / И. В. Лукьянов // Из глубины времен. - Вып. 6. - СПб., 1996.
62. ГА РФ. Ф. 102. Особый отдел. 1902. Д. 835. Л. 3 об. - 4.
63. ГА РФ. Ф. 102. Особый отдел. 1904. Д. 1195. Л. 45.
64. ГА РФ. Ф. 102. Особый отдел. 1902. Д. 1688. Л. 37.
65. ГА РФ. Ф. 102. Особый отдел. 1898. Д. 608. Л. 7 ; 1904. Д. 1195. Л. 44-48.
66. ГАРФ. Ф. 102. Особый отдел. 1902. Д. 835. Л. 3 об.
67. ГА РФ. Ф. 102. Особый отдел. 1904. Д. 1195. Л. 48.
68. Второй съезд земских деятелей. - СПб., 1904.
69. Черменский, Е. Д. Буржуазия и царизм в первой русской революции / Е. Д. Черменский. - М., 1977 ; 1982.
70. Шацилло, К. Ф. Русский либерализм накануне революции 1905-1907 гг. / К. Ф. Шацилло. - М., 1985.
71. ГА РФ. Ф. 102. Особый отдел. 1905. 2 отделение. Д. 1000. Л. 32.
72. ГА РФ. Ф. 102. Особый отдел. Д .999. Ч. 43. Л. 24.
73. Пирумова, Н. М. Земское либеральное движение: социальные корни и эволюция до начала ХХ в. / Н. М. Пирумова. - М., 1977.
74. Шелохаев, В. В. Кадеты - главная партия либеральной буржуазии в борьбе
с революцией 1905-1907 гг. / В. В. Шелохаев. - М., 1983.
75. ГА РФ. Ф. 102. 3 делопроизводство. 1894. Д. 1791. Л. 5-6.
76. ГА РФ. Ф. 102. 3 делопроизводство. 1889. Оп. 85. Д. 138. Л. 5 ; 1889. Оп. 87. Д. 503. Л. 7, 11, 13-14, 15-16 ; 1891. Д. 527. Т. 1. Л. 152, 153 ; Т. 2. Л. 12, 31 ; 1893. Д. 1200. Л. 4 об. ; Особый отдел. 1900. Д. 528. Л. 5 ; 1901. Д. 923. Л. 1-2 об.
77. ГА РФ. Ф. 102. Особый отдел. 1906. 2 отделение. Оп. 236. Д. 828. Ч. 18.
78. ГА РФ. Ф. 102. 3 делопроизводство. 1886. Д. 93. Л. 280-281 ; 1893. Д. 635. Л. 63-
64 об. ; 1894. Д. 1791. Л. 5-6 ; 1902. Д. 1. Ч. 58. Лит. А. Л. 15 ; 1905. Д. 1. Ч. 66. Лит. А. Л. 4, 11 ; Особый отдел. 1898. Д. 13. Ч. 13. Л. 1-1 об. ; 1904. Д. 1192. Л. 5-8 ;
1905. 2 отделение. Д. 1000. Л. 32 ; Ч. 1. Л. 13.
Ульянова Любовь Владимировна Ulyanova Lubov Vladimirovna
кандидат исторических наук, редактор Candidate of History, editor
«Русского журнала» (г. Москва) of «the Russian magazine» (Moscow)
E-mail: [email protected]
УДК 94(47).082, 94(47).083 Ульянова, Л. В.
Служащие политической полиции о либералах: место либерализма в легальном политическом пространстве (1880-1905) / Л. В. Ульянова // Известия высших учебных заведений. Поволжский регион. Гуманитарные науки. - 2009. - № 2 (10). - С. 10-21.
