CC BY
81®
www.volsu.ru
УДК 070(091) ББК 76.003-8
«СЛУЧАЙНЫЙ ПИСАТЕЛЬ»: РАННЕЕ ТВОРЧЕСТВО Ф.Д. КРЮКОВА В ЖУРНАЛЕ «РУССКОЕ БОГАТСТВО»
Смирнова Евгения Александровна
кандидат филологических наук, доцент кафедры литературы и журналистики
Волгоградского государственного университета
eugeni-sm@mail.ru
просп. Университетский,100, 400062 г. Волгоград, Российская Федерация
Аннотация. В статье рассматривается творчество Ф.Д. Крюкова периода «вхождения» в журнал «Русское богатство», в котором происходило творческое становление писателя и в котором были опубликованы лучшие его произведения. В работе определены тематические предпочтения писателя, охарактеризован новый тип героя - казака, уроженца Дона. Проза писателя анализируется в контексте журнала «Русское богатство», в том числе публицистическом.
Ключевые слова: журнальный контекст, Ф.Д. Крюков, «Русское богатство», казачество, публицистика.
Ф.Д. Крюков (1870-1920) - писатель, журналист, политик, более 20 лет сотрудничал в «Русском богатстве», в котором с 1913 года был соредактором беллетристического отдела. Сам Крюков считал себя писателем «совершенно случайным» (Письмо Ф.Д. Крюкова А.Г. Горнфельду от 2.06.1907 // РО РНБ. Ф. 211. Ед. хр. 694). Однако прижизненная критика назвала Крюкова «второстепенным, но подлинным создателем художественного слова, которым по праву гордится русская литература» [5, с. 15]. В.Г. Короленко, с которым Крюков тесно сотрудничал на протяжении многих лет, считал его писателем «настоящим, без вывертов, без громкого произведения, но со своей собственной нотой», который «первый дал настоящий ко-^ лорит Дона» [7, с. 228]. Его называли Глебом Успенским Дона [4, с. 18], «Гомером казаче-<С ства» [1], его публикаций ждали с нетерпени-М ем и интересом. Как делился воспоминания-о ми критик и литературовед Д.И. Заславский ^ в письме к одному из первых «крюковедов» ^ В.М. Проскурину, «осталось у меня о нем об© щее впечатление как об одном из самых яр-
ких беллетристов «Русского богатства». Я думаю, что он был до Шолохова самым ярким бытописателем казачества. Писал он талантливо, и я всегда дочитывал его произведения до конца» [12, с. 179]. Другой современник и читатель Крюкова - К.И. Чуковский, в свое время общавшийся с В.Г. Короленко и Н.Ф. Аннен-ским, также в переписке с В. Проскуриным сообщал, что оба писателя очень ценили Крюкова и радовались каждой его рукописи. Они выделяли его из всех прочих сотрудников и, планируя журнальные номера, «говорили особым уважительным голосом: будет Крюков» [12, с. 179].
Нами предложена периодизация журнального творчества Крюкова [см. об этом: 16], которая достаточно условна, поскольку творчество писателя отличается целостностью и последовательностью, без каких-либо взлетов и падений:
I. «Доредакторский» период - 1896-1911: «Вхождение» в журнал - 18961905 гг. Период «вхождения» Крюкова в «Русское богатство». Она нашел своего героя - казака, тематика и проблематика его произведений была актуальной для журнала,
отвечала задачам современности. Публикации этого периода единичны («Казачка», «На тихом Дону», «Из дневника учителя Васюхи-на», «В родных местах», «Картинки школьной жизни», «К источнику исцелений», несколько рецензий).
«Политический» - 1906-1911 гг. Избранный депутатом в I Государственную Думу, Крюков сделал «Русское богатство» трибуной для политических выступлений. Впечатления от революции 1905-1907 гг. обусловили проблематику новых произведений писателя («Шаг на месте», «Шквал», «Мать» и др.). Иногда Крюков выходит за рамки «донской» тематики («Новые дни», «Угловые жильцы», «Отрада»). Писатель чаще публикуется, ведет активную переписку с его сотрудниками, а в 1909 году избран товарищем-соиздателем «Русского богатства».
«Редакторский» период - 19121917 гг. После смерти П.Ф. Якубовича Крюков становится соредактором отдела беллетристики. Его письма этой поры свидетельствуют об активной редакторской работе. У него нет опубликованных программных критических статей, в которых бы раскрывались взгляды на литературу, журналистику и место журналиста в обществе. Именно изучение эпистолярного наследия писателя позволило сделать определенные выводы по этим вопросам. В 1912-1914 годах крюковские публикации на страницах «Русского богатства» стали регулярными, практически в каждом номере (за исключением летних, поскольку традиционно лето Крюков проводил в родной станице Гла-зуновской).
«Социологический» период - 19121914 гг. Тяготеющий к публицистическому изучению жизни, к социологическому анализу, Крюков движется от описательности к проблеме.
«Военный» - 1915-1917 гг. Русский народ в солдатском образе становится темой очерков Крюкова. Фронтовые лишения, обыденность смерти, разруха, эпидемии, спекуляции в тылу - вот основные темы его кор-респонденций. Крюков-писатель уступает место Крюкову-публицисту. Он совершает поездку к южному театру военных действий, находится на Турецком фронте, с санитарным отрядом побывал на Галицийском фронте.
Последние публикации 1917 года отражают его восприятие буржуазной революции, ставшей для него «обвалом».
Данная статья рассматривает начало творческой деятельности писателя в «Русском богатстве». Ф.Д. Крюков приходит в журнал, уже имея за плечами определенный писательский опыт. Его литературным дебютом стали публикации в «Донской речи» статей «Казаки на Академической выставке» и «Что теперь поют казаки» (Донская речь. 1890. 18 марта и 29 апреля соответственно). В столичной прессе его «Казачьи станичные суды» опубликовал журнал «Северный вестник» (1892. 4).
Осмысливая истоки и своеобразие «донского национального характера», Крюков был убежден, что именно казачество сохранило в себе способность к самобытному развитию, возможность противостояния западным соблазнам. Казачество, «рыцарство старины», его героизм, свободолюбие, гуманные начала противопоставлены сословной изоляции и бездумному повиновению монархическому начальству. В своем творчестве Крюков старался подчеркнуть в казачестве его лучшие черты, унаследованные от предков (и отсюда некоторая романтизированность образов), а пороки, так или иначе встречающиеся у казачьего люда, связывал с влиянием режима.
Крюков считал себя народником: «Вкус у меня устаревший, - писал он, - я держусь группы народников и в экономических, и в эстетических взглядах» (письмо Ф.Д. Крюкова А.И. Тинякову от 8 августа 1909 года // ОР РНБ. Ф. 774. Ед. хр. 22. Л. 4501). О том же свидетельствует и А.Г. Горнфельд, говоря, что Крюков был «народник по общественным влечениям в своих произведениях» [5, с. 15]. Поэтому неудивительно и неслучайно, что именно «Русское богатство» - журнал легального народничества - стало главной литературной трибуной писателя. Характерно, что сотрудники этого издания употребляли термин «писатель-народник» в очень широком смысле, имея в виду беллетристов, пишущих о жизни крестьян зачастую вовсе не с народнических позиций. Однако основное назначение журнала редакция видела в решении воспитательных задач: в ноябре 1905 года Короленко в письме к Анненскому высказывался о зада-
чах ближайшего и будущего. Он писал: «Воспитывать в народе привычки элементарной гражданственности и самоуправления - огромная работа и надолго» [8, с. 417].
Редакция взыскательно отбирала к публикации те произведения, которые не вызывали сомнения в прогрессивности содержания. Злободневность, политическая и социальная острота, реализм - вот основные критерии, предъявляемые к авторским материалам. Будучи редактором «Русского богатства», Короленко считал, что народный писатель, изображая любые события или интимные чувства отдельных людей, сумеет осветить их с общественной точки зрения, вскрыть общественный смысл события, показать, как проявления интимной жизни определяются характером жизни общественной. Короленко видел в журнале «большой рупор для обличения зла» (13, с. 185).
Крюков стремился на литературной ниве осуществить свою давнюю мечту о служении народу, возникшую под непосредственным воздействием идей Л.Н. Толстого, который был для донского писателя примером отважного борца, непримиримого к насилию, лжи, ханжеству, социальному эгоизму, попранию нравственных общечеловеческих норм. Отослав в редакцию свои первые произведения, он записывает в дневнике: «Неужели не примут? Одна только думушка, одна мысль об этом... Ах, если бы приняли... Я ничего не могу делать, меня берет тоска. Я думаю: были люди, были писатели, как Глеб Успенский и др. И я хочу быть писателем, бойцом на поприще пера, а между тем у меня нет ничего. Я люблю свой народ, рад послужить, но не могу, не могу. Господи! Смилуйся! У меня есть пыл, у меня сердце сильно бьется, изнывает при мысли о других, а судьба равнодушно давит. Господи! Пошли утешение!» (3, с. 31).
Была еще одна причина привязанности писателя к «Русскому богатству» - постоянная поддержка, оказываемая молодому автору со стороны редакции, особенно В.Г. Короленко. Крюков считал, что в писателя он выработался в значительной степени благодаря его помощи, тому, что он отнесся к нему с большим вниманием, исправлял его рукописи, ободрял и поощрял к дальнейшей работе. По-отечески относился к начинающему писате-
лю и другой сотрудник журнала - Н.Ф. Ан-ненский.
Проза «Русского богатства» была разнообразной. В целом журнал поддерживал реалистическое направление демократической журналистики, в нем сотрудничали многие писатели-реалисты: Г.И. Успенский, К.М. Станюкович, Д.Н. Мамин-Сибиряк, Н.Г. Гарин-Михайловский, А.И. Куприн, Е.Н. Чириков, Л. Мельшин (П.Ф. Якубович). Публиковались социально-обличительные и бытовые произведения В.И. Дмитриевой, резкие по тону, направленные против деспотических порядков очерки В.А. Табурина, «чукотские» рассказы Н. Тана; зарисовки из быта ссыльных в Сибири, очерки и рассказы о жизни городских ремесленников и обитателей рабочих кварталов С. Елпатьевского. В 90-х годах на страницах журнала печатались К. Баранцевич, О. Шапир, Т. Богданович, О. Ольнем. В 1900-х годах в «Русском богатстве» начали сотрудничать А. Серафимович, Н. Олигер, В. Муйжель, К. Тренев, С. Кондурушкин, С. Подъячев. Естественно, в журнале публиковался и сам Короленко (его основной труд - автобиографический роман «История моего современника» -увидел свет именно в «Русском богатстве»).
Тематика беллетристики не была случайной. В публикациях отражались острые бытовые и общественные проблемы современности, обличались политические, военные и административные неудачи царского правительства, обнажались неприглядности армейского быта. Однако ведущее место в прозе «Русского богатства» занимали произведения «деревенской» тематики, где отображались неурожаи, голод, безземелье, разорение крестьянских семей - все трагедии крестьянского быта. В целом крюковская проза была близка беллетристическому контексту «Русского богатства». Тема казачества, экзотическая и малоразработанная в то время, была самой судьбой дарована Крюкову, и в существе своем отвечала идейной программе и устремлениям народнического журнала, проявлявшего пристальное внимание к жизни российской провинции, нуждам и чаяниям русского мужика. Казак же, как отмечал А. Серафимович в письме Крюкову, «тот же мужик в особенной обстановке» (9, с. 155). Однако наибольшая идейно-тематическая близость Крюкова к
«Русскому богатству» обнаруживается в публицистическом контексте журнала.
В.Г. Короленко, редактор «Русского богатства», в котором проходило становление донского писателя, еще в самом начале творческого пути Крюкова, когда тот сомневался, стоит ли ему продолжать писать, подбадривал его, считая, что крюковский «визит в литературу» не случаен, что его «очерки производят впечатление жизненности и даровитости» (РГАЛИ. Ф. 155. Оп. 1. Ед. хр. 342) и советовал расширить тематику, выйти за пределы Области Войска Донского. Он же порекомендовал Крюкову публиковаться под псевдонимом, во избежание каких-либо репрессивных мер, поскольку писатель в то время учительствовал, а некоторые его рассказы очень остро и едко критиковали тогдашнюю систему образования (Крюков публиковался под псевдонимами «И. Гордеев» и «А. Березенцев»).
Конечно, ранние произведения писателя нуждались в редакторской правке, некоторые из них Короленко даже отклонил. Например, за статичность и отсутствие сюжетной организации не был принят рассказ «Два соседа». Короленко не отрицал, что он написан «вполне литературно», правдиво, в нем чувствуются проблески юмора, «однако при полном отсутствии движения, этих проблесков недостаточно, чтобы поддерживать интерес к несколько растянутому описанию слишком безразличных и мелких событий» (Копировальная книга писем № 3. 1895 - 1896 гг. // РО РГБ. Ф. 135. Оп. II. Ед. хр. 12. Л. 198). По поводу же очерков «В далеком углу» и «Станичная аудитория» он отозвался так: «Написано литературно и живо, но все-таки это лишь подробный отчет о спектакле и народном чтении с туманными картинами в беллетристической форме. И при том кое-где имеют место <...> художественные черточки, и в «отчете» мелькают живые фигуры, но в общем все-таки суховато и для общего журнала не подходит» (Копировальная книга писем № 4. 18961902 гг. // РО РГБ. Ф. 135. Оп. II. Ед. хр. 13. Л. 289). Собственно, оценка современниками журнального творчества Крюкова содержится преимущественно в редакторских книгах Короленко, реже - в переписке.
Ф. Д. Крюков дебютировал в октябрьском номере «Русского богатства» за 1896 г.
рассказом «Казачка», положив начало постоянному плодотворному сотрудничеству автора «со своей собственной нотой», учителя орловской гимназии, с передовым журналом своего времени, где он обрел не только трибуну, но и учителей-единомышленников.
В рассказе повествуется о судьбе жал-мерки, молодой замужней женщины, нагулявшей внебрачного («жирового») ребенка и покончившей с собой накануне приезда мужа. В «Казачке» обозначены и социальные проблемы: Крюков пишет о том, как страдали казачьи семьи, когда кормильцы уходили на долгую армейскую службу, когда состарившиеся матери и отцы оставались без опоры, жены -без мужей.
Наталья Нечаева не одинока в своем горе. Годы ожидания мужа в семье нелюбимой и злой свекрови, постоянные наветы односельчан - удел многих казачек. Однако ее беда и достоинство одновременно - гордость, не позволившая пережить позор. Бунт Натальи - отчасти богоборческий (она погибает в день Успения Пресвятой Богородицы), когда несение своего жизненного креста не осознается как главная нравственная обязанность. Таким образом Крюков ставит под сомнение возможность разрешения конфликтов, в том числе и семейных, методом традиционной морали, когда жизненные противоречия могут быть разрешены путем соблюдения христианских заповедей (как, например, утверждал в своем творчестве другой казачий писатель, П. Краснов) [см. об этом: 15].
Крюков с любовью живописует хуторские гулянья, казачьи игрища, песнопения, он во многом романтизирует станичную жизнь. Последующие публикации воспроизводят ее более реалистично. Это относится к очеркам «На тихом Дону» (1898, № 8-10), написанным в форме путевых заметок. Крюков рассказывает о своем путешествии по Дону до Новочеркасска, дает обстоятельную картину общественной и экономической жизни края. «Чуткий и внимательный наблюдатель и насмешливый изобразитель народной души и жизни» [5, с. 15], Крюков «с безотчетной грустью» пишет о донском крае, где так же, как и по всей России, «подвизается» произвол, где нет помощи нуждающимся, где «подлость и ненависть ко свету свили <...> себе
прочнейшее гнездо» (Русское богатство. 1898. № 8. С. 40).
Писатель рассказывает о станичном сборе, на котором решаются все бытовые вопросы - от раздела луговых паев, наказания «за разврат жизни» проворовавшегося казака-смутьяна до помощи отдельным семьям. Он взволнованно говорит о казачьем житье-бытье, пытаясь опровергнуть устоявшееся мнение о казачестве. Казак - не казнокрад, не «в высшей степени отсталое сословие, нуждающееся в воздействии», он прежде всего воин, со своим личным, «за свой счет» снаряжением, долгие годы проводящий на полковых сборах, и в то же время обязанный содержать хозяйство, кормить большую семью.
Крюков пишет о «культурных людях станицы»: об офицерах, чье жалованье настолько мало, что они должны «искать места» и бежать из станицы; о народных учителях, которые могут стать носителями культуры, но достаточно «одного вздорного доноса», чтобы лишить их места и куска хлеба; о духовенстве, которое, находясь в выгодных материальных условиях, при больших приходах и сравнительно зажиточном населении, вместо просветительской деятельности состязается «в возможно скорейшей наживе».
В очерках «На тихом Дону» получает дальнейшее развитие тема женской судьбы, начатая в «Казачке» и продолженная в более поздних произведениях («Мать», «Офицерша» и др.).
Писатель приходит к неутешительному выводу, что «забота об исправном выполнении воинской повинности и забота об экономическом преуспевании казака - вещи, по-видимому, мало совместимые» (Русское богатство. 1898. № 10. С. 140). Путешествуя по донскому краю, он понимает, что нет такой стороны казачьей жизни, «которая не свидетельствовала бы об его значительной беспомощности» как юридической, так и экономической. В мирное время казак «темен и отстал, несмотря на то, что не обижен от природы способностями» (Русское богатство. 1898. № 10. С. 154).
Однако как бы беден казак ни был, продолжает Крюков, «все-таки живет лучше русского мужика. Такой поразительной нищеты
и забитости, которую на каждом шагу можно встретить в русской деревне, на Дону пока не найдешь». Причина этого - и в отсутствии крепостной зависимости в прежние годы, и, что особенно важно, в осознании собственного достоинства. Это осознание, «хоть изредка проявляющееся», и обусловливает интерес писателя к казачеству. «Я не могу не пожелать, - обращается Крюков с трибуны «Русского богатства», - чтобы моей родине было уделено больше внимания, чем она пользовалась до сих пор, как в литературе, так и в правящих сферах» (Русское богатство. 1898. № 10. С. 154).
Общий пафос ранних литературных выступлений Крюкова - демократический, просветительский, нацеленный на пробуждение личности и защиту политических свобод -соответствовал позиции «Русского богатства» и открывал возможность для дальнейшего активного сотрудничества в этом журнале. «Строжайший реализм, лишенный всяческих нажимов, всяческого шаржа» [10, с. 11], характерен для всего крюковского творчества. При этом основной критерий, с точки зрения которого Крюков оценивает происходящее, -народное благо.
Учительская практика в Орловской гимназии также нашла отражение в его творчестве. Не выходя за рамки социокультурной проблематики, Крюков обращается к «учительской» теме, сквозной в журнале.
В стране открывались новые школы - в 1896 году в почти 80 тысячах начальных и низших школ обучалось более 3,8 миллионов учеников. Был утвержден новый университетский устав, устранявший казарменный нормы студенческой жизни с наказаниями вплоть до заключения в карцере и открывавший некоторые возможности для развития студенческой общественной самодеятельности. Хотя образование в стране и развивалось, число школ и библиотек увеличивалось год от года, но все это очень отставало от истинных потребностей народа. Обучение детей крестьян и рабочих осуществлялось исключительно в начальных народных учебных училищах или в подчиненных Священному синоду церковно-при-ходских школах [2, с. 4]. Объем знаний, который в эти школы должны были давать ученикам, был определен «Положением», разрабо-
танным еще в 1864 г.: «1. Начальные народные училища имеют целью, - указывалось в нем, - утверждать в народе религиозные и нравственные понятия и распространять первоначальные полезные знания». Поэтому программа должна была состоять из таких предметов: «а) Закон Божий (краткий катехизис и священная история); б) чтение по книгам гражданской и церковной печати; в) письмо;
г) первые четыре действия арифметики и
д) церковное пение, где преподавание его будет возможно» [11, с. 7]. В 1897 г. это «Положение» было сформулировано более определенно в циркуляре инспектора народных училищ Московского уезда о воскресных школах: «Конечная цель обучения должна заключаться в том, чтобы научить учащихся сознательно молиться богу, механически читать по книгам гражданской и церковно-славянской печати, мало-мальски писать, и считать по возможности до 1000». Затем следовало предупреждение о строгом выполнении циркуляра, иначе школа будет закрыта (Русское богатство. 1897. № 2. С. 185).
Пристальный взгляд к проблемам образования характерен для беллетристического отдела журнала. Публикуются «Гимназические очерки» Б. Никонова (1901. № 7-9), «Удача. Эпизод из жизни педагога» В.А.Т. (1903. № 8) и др. Полемика по «школьному вопросу» велась в каждом номере «Русского богатства». Отслеживался каждый шаг реформ в этой области в аспекте программы народного просвещения: «Не розги нужны деревне, а школа. Не возвращение к крепостному праву, не увеличение власти земских начальников и становых приставов, а разумная просветительская школа нужна нашему народу, дабы и он, вкушая плодов просвещения, приобщился к жизни России не как рабочая, животная сила, но как разумная часть государственного организма наравне с прочими русскими людьми» (Русское богатство. 1903. № 3. Паг. II. С. 145). Школа же, как отмечал один из публицистов «Русского богатства» В.А. Мякотин, остается «мертвым механизмом», формализованным и приносящим один лишь вред. Поэтому освещение «школьного вопроса» особенно актуально, поскольку «дает возможность ближе присмотреться к ее (школы -Е.С.) внутренним порядкам» (Из области
школьных вопросов // Русское богатство. 1900. № 1. Паг. II. С. 39).
Фоном действия крюковских рассказов остается милый его сердцу донской край, его родные казачьи хутора и станицы. Об этом свидетельствует и подзаголовок его рассказа «Из дневника учителя Васюхина» - «Картинки из станичной жизни»1. Как и в «Казачке», писатель ставит главного героя - интеллигента - лицом к лицу с людьми простонародного бытового уклада. И так же, как в «Казачке», у этого интеллигента завязываются с народом и бытом «крепкие связи на основе кровной любви» [10; 11]. Учитель Васю-хин (как и студент Ермаков) полюбил простую казачку, и любовь эта взаимна. Но быт вносит свои коррективы - страсть обрывается печальным образом. Катя Медведева по воле родителей выходит замуж за нелюбимого, но богатого, так и не сумев противостоять казачьим традициям. В сюжете рассказа почти нет динамики. Однако перед читателем воссоздана реальная картина станичной жизни с ее настоящими героями. Даже второстепенные персонажи выписаны тщательно, с мягким юмором. Все герои рассказа образуют единое целое - казачий народ. Это и «славные старички» - родители Васюхина, и Клим-ка - жених Кати, и даже школьники-«ребятен-ки», которые посреди урока встают и выходят из класса только потому, что хотят есть.
Казак-интеллигент - явление выдающееся и авторитетное среди односельчан. Он и «живая газета», и юрист, и лекарь, и составитель жалоб... Поэтому Васюхин-старший по приезду сына считает того «за человека необыкновенной учености и первое время <...> говорит «вы», а мать его «дичится» (Русское богатство. 1903. № 7. С. 8).
Размышления главного героя о своем предназначении, о цели жизни обращены к читателю. «Я не знаю, - думает Васюхин, -люблю ли я теперь свое дело, так как не верю уже в него прежнею пылкою верой неопытности и самонадеянности. <... > Опыт охладил мое воображение. <...> И моя жизнь стала такою же скучной, монотонной, трудовой жизнью, как та, которую я видел кругом» (Русское богатство. 1903. № 7. С. 24).
Крюков поднимает в своем творчестве исконную русскую проблему взаимоотноше-
ний интеллигентской прослойки с ее возвышенными идеалами и простого народа с его незатейливым бытом. Васюхин - из казацкой среды, он вроде бы «свой», но уже утративший родовые связи. «Я сам родился и вырос в простой казачьей семье. Отец мой пашет землю. Когда я был поздоровее, я помогал ему летом в полевых работах - теперь не могу. Я знаю казацкий быт; я люблю народ свой, среди которого я вырос и которому служу, мечтаю об его счастье, скорблю о нем сердцем; я - сын народа. <...> И тем не менее, я неизменно и постоянно чувствую, что что-то отрезало меня от моего народа, что на меня он смотрит уже не как на своего, со мной говорят не просто и не откровенно» (Русское богатство. 1903. № 7. С. 12).
С особой симпатией выписан образ Кати Медведевой, строптивой молодой казачки, возлюбленной Васюхина. Крюков, как вспоминают его друзья-современники, сам был робок и нерешителен в общении с женщинами, но всегда очень почтителен и уважителен. Поэтому, скорее всего, автобиографично ва-сюхинское: «часто я искренне презирал себя за свою робость и неумелость, потому что я люблю... очень люблю женщин: они вносят в суровый и скучный тон жизни что-то нежное, светлое, смягчающее и бодрое». «Милые казачки», «веселы, смелы, остроумны, намеренно-грубоваты и вместе с тем умеют быть нежными и неуловимо-привлекательными... В них есть <...> что-то свободное, смелое, увлекательно-разгульное, сообщающее жизни беспечную радость и красоту воли» (Русское богатство. 1903. № 7. С. 11). Все эти черты воплощены в Кате. Но, как и в «Казачке», испытание героев любовью заканчивается катастрофой - Катя выходит замуж. И если для учителя жизнь стала «еще более тусклой, серой, безрадостной», то Катю «быт» не сломил: она похорошела, научилась управлять мужем, «стреножила» его и продолжает жить свободой. Вот оно - противостояние чужого и родного, интеллигентного Васюхина и простонародной Кати.
Впечатляют яркие пейзажные зарисовки Крюкова. Картины природы подчеркивают эмоционально-психологическое состояние героя. Его будни, серые, пыльные и безрадостные в конечном счете, как бы Васюхин ни
старался «посвятить себя народу», по цветовой и эмоциональной гамме соответствуют дневному пейзажу: «По будням в станице безлюдно. Выйдешь за ворота, глянешь направо, глянешь налево - вдоль по длинной улице, замыкаемой с общих сторон скудными рощами верб, - пустыня! Разгуливают свиньи, теленок, две-три курицы... Вдали ребенок без рубашки кричит благим матом и стучится в запертые ворота. Горячий ветерок пахнет иногда с востока, и все опять тихо, сонно, мертво... В воздухе как будто застыло чуть слышно, едва улавливаемое жужжание без начала и без конца, то басистое, серьезное, заботливое, то тонкое, легкомысленное, поддразнивающее, то жалобное и плачущее... » (Русское богатство. 1903. № 7. С. 9). Зато ночь, время романтических свиданий учителя, изображается Крюковым на редкость оптимистично. Ночные и вечерние зарисовки прекрасны, когда «покойно и страшно», но «томление и грусть охватывают сердце» (Русское богатство. 1903. № 7. С. 10).
Прозревает же Васюхин, начинает видеть всю палитру окружающего мира, чувств и переживаний только на пороге смерти, когда приходит к выводу, что «лучше жизни ничего нет на свете, какая бы она ни была -скорбная или веселая, трудная ли или привольная...». И вот тогда ему хочется жить, «быть здоровым, работать, учить и самому учиться» (Русское богатство. 1903. № 7. С. 39), а наступившая весна, солнечная и радостная, только подчеркивает жизнелюбие умирающего учителя.
Созвучны финалы этого рассказа и «Казачки». Прекрасный день, прекрасный Божий мир - но в этом мире уже нет такого, в общем-то, честного, хорошего, стремящегося приносить пользу людям человека - учителя Алексея Егоровича Васюхина, как уже нет и красавицы-казачки Натальи Нечаевой.
Учительскую тематику Крюков продолжает в рассказе «Картинки школьной жизни», напечатанном в июньской книжке «Русского богатства» за 1904 год. Редактор журнала писал по этому поводу автору: «Очерки вышли живые», но посоветовал изменить название «Зараза», поскольку образ «заразы»-Крив-цова выписан не особенно подробно. После появления «Картинок» крюковское гимнази-
ческое руководство углядело в героях рассказа себя, причем не в лучшем свете. Видимо, это было последней каплей в чаше терпения начальства, и Крюкова, в чей адрес неоднократно выражалось недовольство по поводу его литературного творчества, переводят (в наказание) учителем в Нижегородское реальное училище. «На Вас косятся за Вашу литературу», - писал Крюкову Короленко [14, с. 23].
В рассказе (и это характерно для писателя) все герои - главные, и все жизненные коллизии воссоздают объемную картину гимназической действительности. Крюков рисует с натуры, опираясь на свой учительский опыт. Он читал, что «средняя школа теперь у нас может служить наилучшим барометром политики, и пребывание в ней могло бы дать человеку, привыкшему наблюдать, драгоценнейший материал для создания вещи, подобной «Запискам из мертвого дома» (Письмо Крюкова А.И. Тинякову от 8 июля 1903 года // ОР РНБ. Ф. 774/22. Л. 4499).
Стараясь дать образы рельефно, автор стремился к диалогу с гимназистами. В письме он спрашивал своего бывшего ученика А. Тинякова: «Мне все хотелось спросить Вас как-нибудь: чего бы Вы хотели от гимназии? И что, вообще, могло бы она дать в теперешних ее условиях? И что должна дать? Меня интересует точка зрения учащихся на сей предмет. Чего они ждут и ждут ли чего-нибудь?» (Письмо Крюкова А.И. Тинякову от 10 октября 1903 г. // РО РНБ. Ф. 774/22. Л. 4498). «Картинки из школьной жизни» - ответы на эти вопросы 2.
«Сверхчеловек Петр Иванович Кривцов, одинокий» (как он сам себя называет), гимназист-второгодник шестого класса («зараза», по мнению педагогов) - наиболее четко выписанный персонаж. По своему педагогическому опыту повествователь знал, что такие кривцовы есть в каждом учебном заведении. Они начинают как способные, прилежные, аккуратные ученики. Но, по замечанию гимназического историка, «как в пятый класс переваливает мальчишка, обзаведется сейчас знакомой гимназисткой, научится «мерзавчика» распечатывать и ничего, ровным счетом ничего не делает!.. Палец о палец не хочет ударить!..» (Русское богатство. 1904. № 6. С. 147). Причину этого инспектор «комиссии»
видит в нравах времени. При этом не замечаются ни явно выраженные склонности Кривцова к литературе и сочинительству, «гармонии сладких звуков и красивых замыслов», хотя его едкие эпиграммы были известны даже в городе. Крюков, таким образом, осмеливается критиковать и систему образования, и самих педагогов.
В гимназическом мире идет ожесточенная борьба двух лагерей, глухая, беспрестанная, бессмысленная. Об этом Крюков пишет в авторском отступлении. Один лагерь - преподавательский - состоит из людей усталых, невеселых, замкнутых, робких, иногда до крайности смешных, которым «иногда надо было притворяться образованными, развитыми, знающими, но они были, в большинстве, невежественны и тупы, задавленные постоянным трепетом, нуждой и вечной заботой о куске», которые «почти все были трусы. Страх висел над ними постоянно, испуг и недоумение перед какими-то карающими призраками сквозили в их словах, в их поступках, держали их в безвыходных удручающих тисках... » (Русское богатство. 1904. № 6. С. 120).
Но и противоположный лагерь - ученический, который замечал все недостатки и не прощал ни единой слабости старшему поколению, - не имел героев. Окружающая действительность требовала от учеников того же притворства и изворотливости. Во всем этом противоборстве обрывки полученных знаний не могли найти нужного применения, вернее, не было у гимназистов понятия, как и где их применять.
Крюков описывает превращение первокурсников, новичков - «надежды родины» - в булыжники и мусор, дешевый строительный материал, которому можно придать любую окраску и свойства. Такое положение вещей делает весь образовательный процесс бессмысленным, насильственным, бесплодным и скучным.
Недаром Кривцов - олицетворение свежей волны в мутных водах гимназии - пишет статью «О реформе средней школы», в которой громит школу классическую и ее деятелей. Кстати, сочинительствует он на уроке латыни.
Обращаясь к проблеме взаимоотношений поколений, Крюков констатирует, что мо-
лодежь «гораздо развитее» учителей, у нее «есть время и возможность и почитать, и поговорить», она «следит за литературой и современностью» и остро чувствует фальшь. Это вопрос злободневный, за кривцовыми -будущее. Тем более что и у старшего поколения были раньше благие помыслы.
В крюковских «Картинках» кризис системы школьного образования рубежа веков представлен очевидно. Обличительный пафос «Картинок» соответствовал демократичной политике «Русского богатства». Так, еще в конце XIX века (1897 г.) в журнале был опубликован роман К. М. Станюковича «Жрецы», в котором автор явно противопоставлял утопическим народническим взглядам на внеклассовую роль интеллигенции беспринципность и карьеризм ученых, пропитанных «буржуазным духом», которые идут на любой идейный компромисс ради служебного положения и высокого жалования. Учебная система подверглась критике и в работе А. Петрищева «Из заметок школьного учителя» (1904. № 11).
Появление «Картинок школьной жизни» в печати вызвало бурный общественный резонанс. А.Г. Горнфельд писал, что для Министерства народного просвещения деятельность Крюкова, как литературная, так и педагогическая, «в связи с неизменной задушевностью по отношению к ученикам была совершенно неприемлемой» (Вестник литературы. 1920. № 6. С. 15). Представители первого «лагеря» упрекали Крюкова в том, что он написал пасквиль, на что тот ответил: «Если все пасквили таковы, то это не дурной род литературы» (Рукописный отдел РГБ. Ф. 654. К. 1. Е/х 15). Поддержали опального писателя и его ученики-старшеклассники. «Картинки» читали даже те, кто «по программе ничего не читал». Даже в родной Глазуновской отозвались, предлагая помощь опальному земляку.
«Картинки школьной жизни» - одно из немногих произведений этого периода, в которых Крюков не затрагивает любимую им донскую тему. К ней он обращается в рассказе «В родных местах» (Русское богатство. 1903. № 9). Однако писателя интересуют уже не бытовые проблемы, его анализу подвергается морально-психологический облик казака.
Главный герой - Ефим Толкачев - тридцать лет не был на Дону и, истосковавшись, бежит из ссылки на родину. «Он обижал многих, <...> но за обиды он всегда и отвечал. Про него сложилось мнение, что он всю жизнь свою воровал, грабил, может быть, убивал... А он нередко думал, что всю жизнь не он, а его грабили, преследовали, ловили, секли, гноили тюрьмой, сушили тоской по воле и широкому разгулу... О, много обид вынесло его сердце...» (Русское богатство. 1903. № 9. С. 7). Однако сама жизнь, казалось, начинает мстить ему за прежние прегрешения - его постоянно преследуют неудачи.
Сыновья Ефима избрали для себя преступную дорожку, и уже сами отбывают каторгу. Однако и для них Дон - земля обетованная, в противовес ненавистной Сибири.
Ефим «махнул» на Дон, на родину. И вроде бы она приняла его, однако помощи не предложила. Предоставленный самому себе, без средств к существованию, Ефим знает только один способ «добывать» - воровство. Но занятие это ему надоело, да и «когда человеку под шестьдесят лет, так оно немножечко конфузно как-то и неприлично... » «Родина показалась ему теперь чужой, неласковой, черствой стороной» (Русское богатство. 1903. № 9. С. 12).
В результате Ефима опять, за очередное преступное деяние, арестовывают. Как отдушина во всей трагичности существования, в каталажке Ефиму открывается поэтический дар. Он слагает стихи про свою жизнь, про любовь к родной стороне. Но безысходность сквозит в каждом слове поэтических творений Ефима, нагоняя слезу как на него самого, так и на окружающих.
Шестидесятилетний неудачник, неоднократно лишавшийся родины, способный, энергичный и решительный, опять бежит из тюрьмы. «Он олицетворяет страшное и скорбное напоминание о тесноте быта, извергающее из своих неподвижных устоев подобные мятежные души и обрекающие их на горькое одиночество и отщепенство» [10, с. 21]. Но, противопоставляя свою свободу и гордость неудачам и бедам, сжигаемый тоской по родным местам, он не осознает, что его судьба, его бытование - это та же тюрьма, из которой он бежал, бежит, и бежит, может быть, в после-
дний раз. В этом безнадежном скитании -человеческая трагедия.
Летом 1903 года Крюков участвовал в паломничестве на открытие мощей Серафима Саровского. В пестром людском потоке, среди калек и неизлечимо больных писатель увидел образ безысходного горя народа. Эти впечатления дали «важный материал для анализа народной мечты и веры» [10, с. 20].
«Народная мечта и народная вера» стали предметом анализа в рассказе «К источнику исцелений». Отец везет больного мальчика в Саров к чудотворному источнику. После купания мальчику становится хуже. Однако при всей незатейливости и незамысловатости сюжетного повествования читатель осознает трагичность судьбы простого человека, понимает, что вера в народе уживается со множеством суеверий, и среди всех верующих людей верящий, пожалуй, только один -отец Егорушки.
Крюков тщательно выписывает образы паломников. Это и отец Михаил, который не может сидеть молча и всегда находит слушателей для своих проповедей, и его жена с круглым белым лицом - воплощение достатка и сытости, и слепой красавец-казак, и Егорушка, и его отец, и прочие богомольцы -«охотники за чудом», олицетворение простонародной темноты и безграмотности. Саров-ская пустынь становится сборищем калек, юродивых и неизлечимо больных. Паломники преодолевают небывалые трудности, российская нищета и бесправие обнажены Крюковым с исключительной силой.
При общей демократической направленности, творчество Крюкова 1900 - середины 1910-х годов отличает нарастание критического пафоса, углубление трагического и психологического начал. Драматические противоречия жизни выводятся Крюковым на первый план, и очевидным становится факт, что конфликтные ситуации уже не могут быть разрешены путем разъяснений и проповедей, что требует пересмотра жизненного уклада как казачества, так и общества в целом. Однако Крюков избегает крайне резких оценок происходящего, придерживаясь в своем творчестве золотой середины. Именно благодаря этому изображенное писателем не искажается какими-либо конъюнктурными соображениями.
Следуя реалистической традиции, Крюков разрабатывает образы действующих лиц двупланово: воссоздавая внешние, портретные черты героев, он раскрывает наиболее существенные особенности их характеров. Отдельные фигуры из его произведений не являют собой какого-либо обобщения человеческой судьбы, однако «из всей совокупности его рассказов о жизни народа неизменно встает один многообъемлющий образ - образ этого народа, встревоженного, ищущего, болезненно приспосабливающегося к сумятице, взбудоражившей его быт и душу» [5, с. 15].
Крюков - великолепный стилист. Он с точностью передает народную речь, казачий диалект, индивидуализирует живую речь. Его «народные» слова - результат творческой наблюдательности, которая обобщает, не сгущая и не фотографируя. В народном языке - источник крюковского юмора. Просторечия, с одной стороны, нередко отражают оригинальность народной мысли, способствуют меткости эпитетов и выразительности метафор. С другой стороны, представляя «народным языком» диалоги, письма, записки и т. п., Крюков дает читателю ясно понять, насколько невежествен, груб и безграмотен русский человек в глубинке, а особенно - казак. Однако противопоставление интеллигентных и невежественных, необразованных людей не приводит к осмеянию, к сатирическому изображению последних. Напротив, казачий уклад, по-крюковски, намного прекраснее, величественнее и насыщеннее «образованного» стиля жизни.
Все ранние рассказы Ф.Д. Крюкова вошли в сборник «Казацкие мотивы» (СПб., 1907) про который А.Г. Горнфельд писал, что «хочется не напряженных переживаний, не глубин познания - как часто пусты эти глубины! -а элементарной правды, жизни и искусства «без адвокатов и дьяволиц». Такой отдых способны дать рассказы Крюкова...» [6, с. 114].
ПРИМЕЧАНИЯ
1 31 октября 1902 г. в редакторской книге Короленко записал: «Учитель Васюхин». Ф. Д. Крюков. Автор уже печатался в «Р[усском] бог[атстве]». На этот раз - рассказ из жизни станичного учителя.
Болен чахоткой, чувствует отчуждение от среды, уныние. Потом смерть. Главная фиг[ура] уныла и бледна. Есть великолепные второстепенные фигуры». И пометил на полях: «Возвратить автору для переработки» (Короленко В. Г. Письма к молодым литераторам // Вопросы литературы. 1962. № 4. С. 151). Крюков рассказ переделал и опубликовал в июльском номере «Русского богатства».
2 О взаимодействии «жизни и школы» в «Хронике внутренней жизни писал Мякотин: «Общие условия, создающие атмосферу нашей общественной жизни, находят себе, между прочим, своеобразное отражение в порядках школьного быта. Нам не раз приходилось на страницах «Русского богатства» говорить об этом взаимодействии (Русское богатство. 1902. № 2. Паг. II. С. 216).
СПИСОК ЛИТЕРА ТУРЫ
1. Автономов, П. Бытописатель земли Донской / П. Автономов // Донская волна. - 1918. - № 23.
2. Бережной, А. Ф. История отечественной журналистики (конец XIX - начало ХХ в.): Материалы и документы / А. Ф. Бережной. - СПб. : СПбГУ, 1997. - 108 с.
3. Берендюков, Б. Бытописец тихого Дона / Б. Берендюков // Кубань. - 1991. - № 8. - С. 31-33.
4. Бирюков, Ф. Бытописатель народной жизни / Ф. Бирюков // Крюков, Ф. Д. Рассказы. Публицистика. - М. : Сов. Россия, 1990. - С. 3-24.
5. Горнфельд, А. Г. Памяти Ф.Д. Крюкова / А. Г. Горнфельд // Вестник литературы. - 1920. -
№ 6. - С. 15 - 20. Короленко В.Г. Избранные письма. Т. III. М., 1936. С. 228.
6. Горнфельд, А. Г. Рассказы Крюкова / А. Г. Горнфельд // Горнфельд А. Г. Книги и люди. Литературные беседы. - СПб., 1908. - С. 112-120.
7. Короленко, В. Г. Избранные письма. Т. III / В. Г. Короленко. - М., 1936.
8. Короленко, В. Г. Собр. соч. : в 10 т. Т. 10 / В. Г. Короленко. - М., 1956.
9. Переписка между Ф. Д. Крюковым и А. С. Серафимовичем / Вст. ст. , подгот. текста и коммент. В. М. Проскурина // Волга. - 1988. -№2. - С. 147-167.
10. Пинус, С. А. Бытописатель Дона / С. А. Пинус // Родимый край. - Усть-Медведицкая, 1918. - С. 12-16.
11. Положение о народных учебных заведениях // Народная школа. - 1869. - № 1. - С. 7.
12. Проскурин, В. К характеристике творчества и личности Ф. Д. Крюкова / В. Проскурин // Русская литература. - 1966. - № 4. - С. 179-186.
13. Протопопов, С. Воспоминания о В.Г. Короленко / С. Протопопов // Короленко в воспоминаниях современников. - М., 1962. - С. 183-186.
14. Родимый край. - Усть-Медведицкая : Север Дона, 1918. - 75 с.
15. Сатарова, Л. Г. Спор о казачестве: (Творчество донских писателей Петра Краснова и Федора Крюкова) / Л. Г. Сатарова // Подъем. - 1998. -№ 12. - С. 214 - 228.
16. Смирнова, Е. А. Проза Ф.Д. Крюкова в публицистическом контексте «Русского богатства» : дис. ... канд. филол. наук / Е. А. Смирнова. -Волгоград, 2004. - 216 с.
"ACCIDENTAL WRITER": THE EARLY WORKS BY F.D. KRYUKOV IN THE "RUSSIAN WEALTH" MAGAZINE
Smirnova Evgenia Alexndrovna
Candidate of Philology, Associate Professor of Department of Literature and Journalism
Volgograd State University
stilvolsu@mail.ru
Prosp. University, 100, 400062 Volgograd, Russian Federation
Abstract. This article presents works by F.D. Kryukov in the "Russian wealth" magazine, in which his creative development took place and his best works were published. The article determines the writer's thematic preferences, describes the new type of the character -Cossak, a native of the river Don. The writer's prose is analyzed in context of the "Russian wealth", including publicistic context.
Key words: magazine context, F.D. Kryukov, "Russian wealth", Cossacks, publicism.
