CC BY
44
Е.С. БИРЮЧЕВА (Волгоград)
донские рассказы и. сазанова в журнальном контексте «русского богатства»
Выявлена специфика освещения казачьего вопроса на страницах журнала «Русское богатство» в начале XX в.: мобилизация, карательные отряды в изображении Ф. Крюкова, В. Дубовского и других авторов. В контексте журнальных традиций дан анализ донских рассказов И. Сазанова.
Ключевые слова: традиция, казачество, донская литература, журнальная политика, образ, тема.
В конце XIX - начале XX в. в общественной и литературной жизни России значительную роль играл журнал «Русское богатство» (далее - РБ). С 1880 г. журнал издавался группой писателей народнического направления, в которую входили Н.Н. Златовратский, А.М. Скабичевский, Г.И. Успенский, В.М. Гаршин, П.В. Засодимский и др. Содержание литературного отдела определяли произведения о жизни народа и об идейных исканиях русской интеллигенции. Основным критерием отбора материала было отношение к наследию 1860-х гг. - «пику жертвенности и самоотречения интеллигенции» [6, с. 8]. Расцвет журнала и усиление его авторитета в периодической печати были связаны с переходом РБ в руки новой редакции: при официальных издателях П.В. Быкове и С.И. Попове фактически руководили журналом Н.К. Михайловский и В.Г. Короленко. С 1892 г. журнал стал общепризнанным легальным органом народников. В журнале широко освещалась жизнь России, печатались очерки из провинциального быта (В.Г. Короленко, С.Н. Елеонский, Ф. Крюков, В. Муйжель и др.), подробно анализировались проблемы просвещения и внешней политики. По словам А. Горнфельда, одного из редакторов журнала, читателю начала XX в., уставшему от изощренного модернистского поиска новых возможностей художественного языка, от лингвистических экспериментов и философской зауми <...> хочется отдохнуть душой на чем-нибудь простом, ясном <.> хочется не напряженных переживаний, не глубин познания, <...> а элементарной правды.» [3, с. 49, 52]. РБ давало читателю именно такое правдивое изображение жизни, со всеми бытовыми под-
робностями, рисовало ее без прикрас. Реалистические произведения на бытовом деревенском материале занимали основное место в художественной прозе журнала, но редакция считала необходимым расширить этот слишком ограниченный тематический круг. Все более заметное место в публикациях РБ стала занимать тема казачества. В 1904 г. после смерти Н.К. Михайловского новым редактором был назначен В.Г. Короленко. С этого времени журнал переживает второй расцвет. Редакция активно искала молодых авторов, отдавая особое предпочтение писателям из провинции.
Одним из таких молодых прозаиков, замеченных талантливым редактором, стал Иван Дмитриевич Сазанов (1876 - 1933 гг.) - писатель, педагог, «русский самородок, пробившийся со своим светом из недр провинциальной глубинки и волею обстоятельств оставшийся в ней» [4, с. 147]. Уроженец станицы Ново-Сергиевской, он долгое время жил и работал в посаде Дубовка Царицынского уезда, в 1908 г. переехал в Саратов. Уже с 1902 г. И. Сазанов писал фельетоны, корреспонденции в царицынских газетах, а с 1904 г. его первые большие рассказы появились на страницах столичных журналов. Особенно ценный опыт молодому автору принесло сотрудничество с редакцией журнала РБ, в котором Сазанов дебютировал с рассказом «В пути» (1905, № 11/12). До закрытия журнала в 1917 г. писатель опубликовал в нем еще шесть рассказов: «Дома» (1908, № 12), «Золото» (1910, №5), «Обида» (1911, №5), «Как червь ползущий» (1911, № 7), «Письмо» (1915, № 10), «Домой» (1917, № 6/7). Эти публикации писатель собирался объединить в сборник с общим названием «“В пути” и другие рассказы».
С 1902 г. постоянный герой произведений Сазанова - казак. Тема казачества не была художественным открытием Сазанова, она возникла у него в русле традиции, начатой в русской литературе Л. Толстым («Казаки») и продолженной в начале XX в. будущими классиками «донской» темы Ф. Крюковым, Р. Кумовым, В. Севским. Несомненно, большое влияние на молодого автора оказал Ф. Крюков, сотрудничавший с редакцией РБ с 1896 г., а с 1913 г. занявший пост редактора беллетристического отдела журнала. В.Г. Короленко, а вслед за ним и ряд исследователей истории русской журналистики отмечали тот факт, что после Ф. Крюкова, открывшего российскому читателю образ современного казака, к этой
© Бирючева Е.С., 2012
теме стали обращаться другие литераторы, которые вольно или невольно пытались перенимать его манеру письма: Иван Сазанов, Сергей Арефин, Вениамин Дубовской (В.С. Попов), Павел Казмичев (Борецкий) и др. Крюков, как никто другой, понимал, чего стоит автору из глубинки пробиться на страницы столичной печати, и с позиций «учителя» и редактора давал Сазанову дельные советы. Упрекая писателя в излишней романтизации донской природы и быта, он писал ему: «Живописуем мы свое родное недостаточно трезво, подкрашиваем, усиливаем и светлые и темные тона, а полутеней совсем нет» [8, л. 1]. В то же время он стремился ободрить писателя, поддержать в нем веру в собственный талант: «Якубович очень Вас ценил и, когда в беседе с ним, мне приходилось делать кое-какие критические замечания об отдельных местах, казавшихся мне слабее других, он, смеясь, говорил: “Это Вы из зависти так говорите!”» (Там же, л. 4).
Исследователи причисляли РБ к журналам классического типа - в плане композиции журнальных рубрик и общей стилевой направленности (Б.И. Есин, И.В. Кочергина, С.Я. Ма-хонина и др.). Стилевой доминантой журнала был классический реализм, что объясняется философско-эстетическими взглядами редакции, подходом «реальной критики» народничества. Несомненно, что журнал влиял на формирование авторского мировоззрения и творческого метода Сазанова. Обращаясь к герою-казаку на страницах своих произведений, писатель следовал основным принципам журнальной политики РБ. В его рассказах отражались злободневные проблемы казачьей жизни и драматические общественные конфликты.
Журнал неоднократно поднимал тему непростых отношений казачества и правительственного военного ведомства как в беллетристическом, так и в публицистическом отделах. Во многих очерках и рассказах, посвященных казачьему быту, описывалась характерная ситуация, в которой оказываются казаки после службы. Так, Ф. Крюков в очерке «На тихом Дону» подчеркивал неразрывную связь экономической жизни Донского края с регулярной мобилизацией и прохождением воинской службы казаками. Он показал, как рушатся казачьи семьи, когда последние сбережения идут на обмундирование уходящего на службу: «Детишки у него малые: угонят на службу, кто кормить их будет» [7, с. 38]. В беллетристических журнальных заметках не раз затрагивалась на конкретных примерах тема использования властями казаков исключительно
в карательных целях. Смелый выбор тем и резкость оценок происходящего стали причиной того, что в начале 1906 г. журналу пришлось на полгода поменять название и издателя: четыре номера «Современности» выпускал редактор Н.Ф. Анненский. Однако курс журнала остался прежним, на его страницах появились материалы о казачьих карательных экспедициях, об отношении к ним остальных сословий Российской империи. Автор одной из заметок говорил о том, что подобные экспедиции «приучают смотреть на безоружного пленника, как на врага, которого можно убивать» [2, с. 151]. Поэтому вся Россия «не только официально отзывается о казаках, как о “прирожденных” воинах, не могущих “дышать” без похода, войны», но и уверена «в существовании этого специального казачьего качества» [1, с. 117]. Однако проблема особого военного сословия, по мнению этого автора, выходит за рамки «казачьего вопроса», приобретая общероссийский масштаб. Таким образом, журнал зафиксировал смену значений этнонима: слово казак, изначально синонимичное понятию «свободный человек», приобретает на рубеже веков значение «исполняющий карательные обязанности на службе у государства» и отражает ту функцию, которая была навязана казачеству властью насильно. Эта новая семантика отчетливо читается у Сазанова в противопоставлении изначально равных по значению слов казак и свободный человек: «Не хотелось быть ни казаком, ни урядником, а просто свободным человеком, имеющим свою волю, свой угол, свой уют, свою любовь» [11, с. 34]. Но государственная система развеивает эти мечты сазановского героя и превращает казаков в механическое орудие казни.
Герои Крюкова с горечью говорят о смене «защитной» функции казачества на «охранную». Вместо службы в Маньчжурии казаков посылают усмирять бунты, на что Антон возмущенно замечает: «Что это за служба - по бунтам? Срам один! Мужиков бить... дорогу охранять...» [9, с. 13]. Автор приходит к выводу о том, что «жертва, приносимая казачеством, идет не туда, куда следует, служит какому-то нечистому, ненужному, не оправданному никакими соображениями делу» (Там же, с. 47). В рассказах Дубовского и Сазанова персонажи осознают, что функция, навязанная государством казачеству, сродни роли сторожевой собаки: «где собаку нужно, там казака ставят» [11, с. 25]. Отсюда вывод: «слава казачья, а жизнь собачья» [5, с. 147]. Свободолюбивой натуре казака отвратительна роль бессловесного орудия в ру-
ках государства. Позже метафора «собачьей жизни» повторится у Сазанова в рассказе «Как червь ползущий», героя которого жизнь «давит <.> тисками, озлобляет и собакой бросает на людей» [13, с. 72]. Плеяда писателей РБ во главе с Крюковым и Сазановым впервые в литературе XX в. зримо показала, как зарождается открытое противостояние между казачеством и государственной властью, политика которой чем-то напоминает отношение хозяина к дворовой собаке: достаточно при необходимости немного ослабить или натянуть поводок. В данном случае это некоторые привилегии в виде жалованья в тридцать рублей (Сазанов «Дома»), сторублевого пособия на обмундирование и водку (Крюков «Шаг на месте») или угрозы ареста (Дубовской «На хуторе»).
Параллельно с проблемой обмундирования казаков и содержания строевого коня, которого после возвращения со службы нельзя было ни продать, ни использовать в хозяйстве, поднимается вопрос о кризисе местного самоуправления: «старые устои пали - бесславно и слишком очевидно» [10, с. 62]. Атаман перестал быть защитником казаков, а стал орудием власти, слепо выполняющим ее законы и предписания. По традиции, атаман выбирался Кругом - общенародным законодательным собранием, который иногда контролировался Советом старейшин. Но такая форма демократии может существовать только при полной личной свободе и независимости каждого. Дубов-ской и Сазанов в своих произведениях показывают, что коренные изменения коснулись самых важных основ казачьей жизни. За вырубку станичного леса героев этих рассказов Федоровича и Семена атаман готов посадить в тюрьму. Если один, страшась наказания, «смиренно вытягивается стрункой», то другой прячется по чердакам и подвалам. Теперь, когда государство стремится всецело подчинить себе это сословие, атаман больше не выражает интересы всего казачества. Он потворствует родному брату «Крокодилу», ростовщику и дельцу, покрывает махинации с общественным лесом («леса-хранение <.> Закон такой. Чтобы мы <...> своего леса не рубили» [5, с. 153]; «пропили попу лес, да и говорят - церковный» [12, с. 31]), злоупотребляет своей властью, стремится выслужиться перед начальством («Окружной строг и напоминать не любит. Кроме того, близились выборы.»), принуждая казаков к службе по охране помещичьих усадеб. А за неповиновением следует отсидка в тюрьме: «в жигулевке сидел за пре-
кословие» (Там же, с. 35), «в холодную. На двое...на трое суток!» [1, с. 120].
Наряду с этими сочувственными по отношению к казакам публикациями в РБ печатали рассказы В. Муйжеля, раскрывающие темные стороны их военной службы: расправы казаков над мирно гуляющими студентами, евреями, изнасилования («кошмар», «Аренда»). В рассказе «Аренда» герой-казак ударил плетью подвернувшегося под копыта лошади еврея: «Светлое пятно рубахи неожиданно вынырнуло у самой морды лошади, и офицер с размаху опустил на него плеть. он заметил только одно: бледное с стиснутыми губами лицо, окруженное беспорядочно вьющимися рыжими волосами, с горящим напряженным взглядом» [11, с. 5]. Сазанов в рассказе «Дома» показывает, что казак вынужден быть жестоким на службе ради самосохранения, но мучается из-за моральной стороны этой вынужденной жестокости. Семен вспоминает «белое лицо» человека «с огромными и глубокими от смертного ужаса глазами», которого он ударил плетью при разгоне демонстрации: «молящие, широкие от слез и страшно черные, как норы, глаза на белом, словно высеченном из мела, лице» [12, с. 14]. Здесь очевидна не только перекличка портретных образов (белое лицо в сочетании с полными ужаса глазами) и ситуаций, но и попытка сблизить ощущения казака и его жертвы. Мысли Семена схожи с рассуждениями старика-еврея Феклистова: «вся жизнь ему представлялась непрерывной цепью обид, горьких и мучительных потому, что на них нельзя было ответить, падавших на мужика, как тяжелые размеренные удары» [11, с. 5]. У героя Сазанова «чувство огромной обиды разрывало грудь. И в этой обиде не был виноват ни отец, ни другие, а вся жизнь, огромная и страшная, пред которой Семен начал чувствовать себя ничтожным, раздавленным...» [12, с. 37]. Изображая моральные терзания персонажей, писатель солидаризируется с идейной позицией Ф. крюкова, в произведениях которого постоянно акцентируется мысль о том, что карательные экспедиции не являются проявлением личной воли казаков («Станичники», «Шаг на месте», «О казаках»). «Мы - усмирители. Масса еще не представляет себе, какая позорная роль на нас возложена», - говорит Арсений, герой рассказа «Шаг на месте» [10, с. 60].
В русле традиций РБ даны у Сазанова и образы казачек (Дуняша, мать Семена, Катерина/ Дуняша и мать Семена с почти физической болью ждут возвращения сыновей со службы, как и Семеновна, одна из героинь Ду-
бовского, «еще не старая, но уже покрытая морщинами женщина, с красивым, но бледным под загаром лицом» [5, с. 146]. В женских образах получили воплощение наиболее драматические стороны женской казачьей жизни: несчастная мать, которой выпала тяжелая доля видеть, как ее сына увозят на войну, «вечная раба», которая «привыкла гнуться, не рассуждая» [14, с. 12]. Однако, создавая портретные характеристики своих героинь, оба писателя не перестают восхищаться их необыкновенной жизненной силой (Дубовской: «вообще она подвижна и проворна, как настоящая степная казачка» [5, с. 145]; Ср. у Сазанова: «юркая была, суетливая, с цепкими, гнутыми руками, с живыми мышиными глазками и до старости осталась румяной Дуняшей» [14, с. 2]).
В донских рассказах Сазанова проявилась общая направленность литературной политики журнала на воплощение острых социальных и нравственных проблем народной жизни. Они стали частью журнального контекста, ибо соответствовали его идейно-эстетическим принципам. Эти принципы нашли отражение не только в публикациях РБ, но и в других произведениях писателя дореволюционной эпохи.
литература
1. А-н С.Я. Донские казаки // Русское богатство. 1906. № 12. С. 116 - 152.
2. Военный. Карательные экспедиции // Современность. 1906. № 2. С. 145 - 151.
3. Горнфельд А.Г. Рассказы Крюкова // Критика начала века. М., 2002. С. 49 - 57.
4. Данилов И. Посвящено казачеству. О рассказах Ивана Сазанова // Отчий край. 1994. № 1. С. 146 - 147.
5. Дубовской В. На хуторе // Русское богатство. 1907. №5. С. 144 - 154.
6. Кочергина И.В. В.Г. Короленко и литературная критика и журналистика конца XIX века : автореф. дис. ... канд. филол. наук. М., 1997.
7. Крюков Ф.Д. На Тихом Дону // Русское богатство. 1898. №. 8. С. 36 - 59.
8. Крюков Ф.Д. Письма И.Д. Сазанову. 1913 -1915 // Рос. гос. архив литературы и искусства. Ф. 466. Оп. 1. Д. 28.
9. Крюков Ф.Д. Станичники // Современность. 1906. № 1. С. 1 - 28.
10. Крюков Ф.Д. Шаг на месте. Картинки казацкой мобилизации // Русское богатство. 1907. № 5. С. 46 - 106.
11. Муйжель В. Аренда // Русское богатство. 1906. № 9. С. 1 - 35.
12. Сазанов И.Д. Дома // Русское богатство. 1908. № 12. С. 1 - 41.
13. Сазанов И.Д. Как червь ползущий // Русское богатство. 1911. № 7. С. 59 - 75.
14. Сазанов И.Д. Письмо // Русские записки. 1915. № 10. С. 1 - 18.
Don stories by I. Sazanov in the journal context of the “Russian Richness”
There is revealed the specific character of the Cossack issue coverage in the journal "Russian Richness" at the beginning of the XX century: mobilization, punitive squads in the image of Kryukov, Dubovsky and other authors. In the context of journal traditions there is given the analysis of the Don stories by I. Sazanov.
Key words: tradition, the Cossacks, Don literature, journal policy, image, theme.
