CC BY
24БО!: 10.46698/УМС.2021.80.41.006
СЛОЖНЫЕ ГЛАГОЛЫ В ОСЕТИНСКОМ И ПЕРСИДСКОМ ЯЗЫКАХ
А. Ф. Кудзоева
Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ и ННФИ в рамках научного проекта № 20-512-56001 «Составление контрастивной грамматики осетинского и персидского языков»
Предметом настоящего исследования являются сложные глаголы осетинского и персидского языков в сравнительно-сопоставительном плане. Актуальность работы обусловлена несколькими факторами. Во-первых, это все возрастающий интерес отечественных и иранских лингвистов к современному состоянию двух языков разных ветвей иранской группы (осетинский язык является одним из двух живых представителей северо-восточной ветви, а персидский - относится к юго-западной подгруппе), один из которых в течение весьма длительного времени оторван от иранского мира, другой же в современном виде сложился в иранском языковом ареале; во-вторых, результаты сопоставления позволят по-новому подойти к некоторым нерешенным вопросам глагольных систем осетинского и персидского языков; в-третьих, выявление универсальных и уникальных характеристик осетинского и персидского глаголов актуально как для лингвистики данных языков, так и для методики их преподавания. В работе рассматриваются критерии выделения сложных глаголов в осетинском и персидском языках, их общие и уникальные структурно-семантические признаки. Детальному анализу подлежат именные компоненты сложных глаголов осетинского и персидского языков с точки зрения их морфологии, делается попытка уточнить границы осетинских сложных глаголов. В результате проведенного анализа автор пришел к выводу о том, что в осетинском языке именная компонента сложного глагола представлена большим числом частей речи, чем в персидском, хотя в большинстве случаев аналогичные значения выражены одинаковыми по составу конструкциями. В заключении намечаются вопросы, требующие дальнейшего и более тщательного рассмотрения.
Ключевые слова: осетинский язык, персидский язык, сложный глагол, критерии разграничения, именная компонента.
В морфологии осетинского и персидского языков центральное место занимает глагол - богатая грамматическими категориями часть речи, имеющая огромное количество значений и выступающая основным «строительным материалом» любого текста. Все это привлекает к глаголу особое внимание исследователей, однако до сих пор и в персидском, и в осетинском языкознании многие вопросы остаются или спорными, или нерешенными. Ряд
таких вопросов связан с так называемыми сложными глаголами.
В данной работе под сложными глаголами понимаются лексически и грамматически связанные двухкомпонент-ные сочетания имени и глагола, по ряду характеристик отличающиеся от простых (однокомпонентных) глаголов и от свободного сочетания имени и глагола. При этом если для осетинских сложных глаголов выработаны более или менее приемлемые критерии определения
этих глагольных конструкций (хоть и оставляющие «за скобками» некоторое количество сложных глаголов), то в литературе по грамматике персидского языка нет единого понимания природы и объема сложного глагола.
Остановимся подробнее на том, что понимается под сложным глаголом в осетинском и персидском языкознании.
В «Грамматическом очерке осетинского языка» В. И. Абаева [1] речь идет о «составных глаголах», которые «состоят из именной части и вспомогательного глагола кхнын «делать» (иногда также ласын «влечь») или уын «быть» [1, 88] и отличаются от свободных сочетаний неоформленного имени и простых глаголов кхнын «делать, уын «быть», ласын «влечь», дарын «держать», марын «убивать», мхлын «умирать» двумя признаками: возможностью присоединять преверб к именной части и позицией отрицательных частиц нх, ма «не» перед именной частью, то есть в препозиции ко всей глагольной конструкции [1, 90].
Заметим, что именной части в сложных глаголах предшествуют не только указанные частицы, но все отрицательные слова вообще (наречия, местоимения), в то время как в случае свободного сочетания имени и простого глагола отрицание всегда находится перед глаголом. Так, сочетание мхсты кхнын «злить (ся)» (букв. «злым делать») обладает указанными признаками сложного глагола: 1) именная часть присоединяет преверб: с+мхсты кодта «разозлил»; 2) отрицание стоит перед именной частью, то есть предшествует всему глаголу в целом: нх мхсты кхны «не злится», ма мхсты кхнхд «пусть не злится», ничи мхсты кхны «никто не злит (ся)», никуы фхмхсты кхны «никогда
не злится». Сочетание простого глагола с именем не допускает такой позиции превербов и отрицаний: в словосочетании ххринаг кхнын «готовить» (букв. «пищу делать») пребервы присоединяются только к глаголу, ему же предшествуют отрицания: ххринаг с+кхнын «пищу приготовить», ххринаг не скод-та «пищу не приготовил», ххринаг ничи скодта «пищу никто (не) приготовил». Эти же признаки указываются и в работах других авторов [2, 271; 3, 73; 4, 41; 5, 114-115; 6, 115-116].
Однако указанные критерии не универсальны. За пределами их действия остаются сложные глаголы, именная часть которых выражена существительными со значением частей тела, в частности, такими, как зхрдх «сердце», схр «голова», цхст «глаз», хъус «ухо»: схр-мх ххссын «снисходить до чего-либо» (букв. «к голове нести»), цхстмх дарын «попрекать» (букв. «к глазу держать»), хъус дарын «обращать внимание» (букв. «ухо держать»). Особенно велико количество сложных глаголов с компонентой зхрдх, выражающих самые разные действия и состояния: зхрдх хвхрын «обещать» (букв. «сердце ставить»), зхрдхмх цхуын «нравиться» (букв. «к сердцу идти»), зхрдх ххссын «тошнить» (букв. «сердце нести») и др. В этих образованиях преверб присоединяется только к глагольной части, позицию перед которой занимают и отрицательные слова: зхрдхмх фхцыдис «понравился» (букв. «к сердцу пошел»), зхрдхмх нх фхцыдис «не понравился» (букв. «к сердцу не пошел»). Невозможны сочетания фх-зхрдхмх цыдис, нх зхрдхмх цыдис. Разумеется, метафоричность, некоторая фразеологичность подобных сочетаний лежит на поверхности, однако отнести их к собствен-
68 ИЗВЕСТИЯ СОИГСИ 41 (80) 2021
но фразеологизмам, представленным сочетанием имени (оформленного или неоформленного) с простым глаголом, невозможно вследствие того, что они лишены таких атрибутов фразеологизмов, как эмоционально-экспрессивная выразительность и семантическая эквивалентность слову [7, 30]; кроме того, в осетинском языке нет других средств для выражения указанных действий и состояний.
Н. К. Багаев считает синонимичными термины «сложный» и «составной» и определяет эти конструкции как «глаголы, состоящие из двух слов, выражающих одно понятие - действие или состояние-процесс» [2, 270]. С термином «сложный глагол» не согласен Р. Л. Ца-болов, аргументируя тем, что он не отражает сущности явления, ибо подлинно сложные глаголы должны были бы быть организованы по словообразовательным моделям сложных слов, чего нет как в осетинском, так и в персидском языках [5, 116-117]. Эту точку зрения разделяет и З. Б. Дзодзикова в монографии, посвященной анализу структурно-семантических особенностей данных конструкций [4]. Тем не менее, в осетинском языкознании традиционным стал именно термин «сложные глаголы» [2; 8; 9 и др.].
Забегая несколько вперед, отметим, что нерешенным остается вопрос о языковом статусе этих глагольных образований: Дзодзикова определяет их как «особый продукт словообразования» - составные слова [4, 3], в то время как А. П. Выдрин утверждает, что «осетинские сложные глаголы представляют собой именно словосочетания (характеризующиеся высокой степенью морфосинтаксического и акцентологического единства), а не цель-
ные слова» [3, 81]. Из определения Вы-дрина данной глагольной конструкции (словосочетание, характеризующееся непереставимостью, неразрывностью, цельнооформленностью, акцентологическим единством) [3, 76] - впрочем, достаточно спорного, - следует вывод, что это скорее единица фразеологии, чем морфологии. Однако с этим трудно согласиться. Действительно, в составе сложных глаголов есть определенное количество двухкомпо-нентных единиц, семантика которых не выводится из значений компонент (подобно фразеологическим единицам), к примеру: ссрыл хсцын «заступаться» (букв. «голову держать»), зсрдсмс цсуын «нравиться» (букв. «к сердцу идти»), цсстытыл уайын «казаться, мерещиться» (букв. «идти по глазам»), цсстмс дарын «упрекать, попрекать» (букв. «держать к глазу»), зсрдс ссвсрын «обещать» (букв. «сердце класть»), которые тоже нельзя квалифицировать как фразеологизмы, т. к. они являются не стилистическими синонимами других глаголов, а единственной формой выражения данного значения. К тому же семантика подавляющего большинства сложных глаголов прямо связана с лексическим значением именной части: лыг кснын «резать, отрезать» (букв. «отрезанным делать»), ахуыр кснын «учить (ся)» (букв. «учебу делать»), сххуыс кснын «помогать» (букв. «помощь делать»), суазал уын «замерзнуть» (букв. «замерзшим стать»). Исходя из этого, представляется возможным определить осетинские сложные глаголы как особый структурный тип глагола - составные слова, семантико-синтаксиче-ские свойства которых распределены между именной и глагольной частями.
Что касается персидских сложных глаголов, то они выделены как особый структурный тип глагола всеми авторами, с работами которых нам удалось ознакомиться, однако нет единого понимания сути этого языкового явления, его состава и объема. Так, Ю. А. Рубин-чик сложные глаголы определяет как двучленные глагольные фразеологические единицы - «глагольные словосочетания разной степени устойчивости, компоненты которых сохраняют словесную автономность» [10, 217], такого же мнения придерживается Ш. С. На-бати, говоря о двучленных сочетаниях функционально равноправных компонентов [11, 49]. П. Самвельян понимает под сложными глаголами состоящие из нескольких слов синтаксические группы и называет их фразовыми лексемами, структурные элементы которых демонстрируют настолько тесную спаянность, что «невозможно распределить семантико-синтаксические свойства СГ между именной и глагольной компонентами» (цит. по [12, 132]).
Таким образом, можно констатировать, что если для осетинских сложных глаголов нерешенным является вопрос их статуса - двухкомпонентные составные слова или глагольные словосочетания, то для персидского сложного глагола спорным остается и количество структурных элементов: от многокомпонентных «фразовых лексем» до двух, трех- и более компонентных фразеологических единиц или синтаксически связанных глагольных словосочетаний. При этом, как отмечает Выдрин, в научной литературе относительно персидского сложного глагола отчетливо выделяются два направления: фразеологическое, в русле которого сложные глаголы считаются одним из типов
фразеологических единиц, и морфо-синтаксическое, ориентированное на исследование морфосинтаксических характеристик сложных глаголов, позволяющих дифференцировать их от свободных глагольных словосочетаний [12, 132].
В обоих языках остается актуальной проблема установления четких границ между свободными сочетаниями «имя+простой глагол» и несвободными - сложными глаголами. В персидской грамматической литературе, как отмечает Рубинчик [10, 217], нет четкого определения сложных глаголов, в результате чего невозможно сформулировать критерии отнесения глагольных конструкций типа xabar dadan «сообщать» (букв. «сообщение делать»), sarma xordan «простужаться» (букв. «холод есть»), kar kardan «работать» (букв. «работу делать»), tarjóme kardan «переводить» (букв. «перевод делать») к свободным или несвободным глагольным словосочетаниям. Действительно, принятое во «фразеологическом» направлении разделение словосочетаний на свободные и устойчивые на основании того, выводится общее значение глагольных единиц непосредственно из значений компонент или нет, нельзя признать объективным, так как оно не учитывает семантических возможностей и структурных особенностей свободных и несвободных глагольных сочетаний [10, 217]. В этой связи особый интерес, на наш взгляд, представляет точка зрения Выдрина, который в качестве критерия, определяющего границы между неоформленным именем и именной компонентой сложного глагола (по сути - между свободными глагольными словосочетаниями и сложными глаголами) выдвинул «способность
70 ИЗВЕСТИЯ СОИГСИ 41 (80) 2021
неоформленного объекта быть антецедентом анафорического местоимения» в противовес именной компоненте сложного глагола, которая лишена этого свойства [12, 133]. Отметим, что этот критерий действителен и в осетинском языке. Сравним: в свободном сочетании хсдон кснын «рубашку надевать» неоформленное имя хждон легко заменяется местоимением в генитиве: кс-нын сей «надевать ее», в то время как в сложном глаголе такая замена невозможна: вместо ахуыр кснын «учиться» нельзя сказать кснын сй «делать ее».
Особая трудность разграничения свободных глагольных словосочетаний и сложных глаголов во многом связана со способностью группы простых глаголов персидского языка быть как самостоятельным словом, так и компонентой сложного глагола или глагольной частью составного именного сказуемого. Таковы и осетинские вспомогательные глаголы, однако в количественном отношении они значительно уступают персидским: в осетинском в качестве глагольной компоненты сложного глагола выступают, в основном, кснын «делать», уын «быть». Глаголы дарын «держать», кссын «смотреть», марын «убивать», мслын «умирать», ласын «влечь», «тащить» и некоторые другие образуют ограниченный круг сложных глаголов.
В персидском языке Рубинчик выделяет три класса глаголов, имеющих функции служебных [10, 200-204]. К связочным глаголам относятся hast «есть», «имеется» и budan «быть», семантически неполноценные и обычно выступающие в роли предикативной связки. В осетинском языке им соответствуют такие же связочные глаголы уын «быть» (в значении однократного
действия) и вхййын «бывать» (в значении многократного действия): Ermuz garm ast - Абон хъарм у_«Сегодня тепло (есть)», которые, однако, в осетинском могут быть и частью сложного глагола: Жз студент д&н «Я студент (есть)» (джн - предикативная связка) / Жз сурс д&н «Я побелел» (букв. «Я по+белый есть») (дхн - компонента сложного глагола). Глагол budan в настоящем времени является «книжным» синонимом связки hast, но, в отличие от последнего, имеет форму прошедшего времени, но не имеет краткой и отрицательной форм.
Персидский связочный глагол hast употребляется только в настоящем времени, в положительной форме имеет полную и краткую формы (табл. 1).
Таблица 1.
Спряжение персидского глагола hast
Положит.
о « о Я форма Отрицат.
S s форма
полная краткая
1 hastam - am nistam
Ед. 2 hasti - i nisti
3 hast - ast nist
1 hastim - im nistim
Мн. 2 hastid - id nistid
3 hastand - and nistand
Осетинский глагол-связка всййын (Абаев считает его многократной формой глагола уын [1, 73]) также имеет только форму настоящего времени в индикативе (табл. 2).
Если глагол hast не имеет инфинитива, то для глагола всййын форма инфинитива совпадает с формой 1 л. ед. ч., но собственно инфинитив имеет несколько книжный характер и практически не употребляется в современном осетинском языке.
Глагол budan не имеет полной и краткой форм (табл. 3).
71
Таблица 2.
Спряжение осетинского глагола вхййын
Таблица 3.
Спряжение осетинского глагола budan
о и о Я
S S
¡г1 ч
1 вжййын
Ед. 2 вжййыс
3 вжййы
1 вжййжм
Мн. 2 вжййут
3 вжииынц
Лицо Настоящее время Прошедшее время
Ед. ч. Мн. ч. Ед. ч. Мн. ч.
1 mibasam mibasim budam budim
2 mibasi mibasid budi budid
3 mlbasad mibasand bud budand
В отличие от персидских, осетинский глагол-связка уын имеет полную парадигму, однако в форме инфинитива он также неупотребителен. Покажем его спряжение в индикативе (табл. 4).
Таблица 4.
Спряжение осетинского глагола уын
о Настоящее время Прошедшее время Будущее время
ц s Ч Ед. ч. Мн. ч. Ед. ч. Мн. ч. Ед. ч. Мн. ч.
1 2 3 джн дж у, ис /и стжм стут сты уыдтжн уыдтж уыд (ис) уыдыстжм уыдыстут уыдысты уыдзынжн уыдзынж уыдзжн (ис) уыдзыстжм уыдзыстут уыдзысты
Как видно из таблицы 4, личные окончания 3 л. ед. ч. в прошедшем и будущем временах совпадают с формой того же лица в настоящем времени (ис). И хотя принято считать, что осетинский глагол-связка уын не имеет полной и краткой форм, однако такие формы налицо для 3 лица единственного числа прошедшего и будущего времен, которые чаще всего употребляются безличных окончаний, в усеченной (краткой) форме (уыд, уыдзхн), а их полные формы (уыдис, уыдзхнис) имеют выраженный книжный характер. Обращает на себя внимание тот факт, что оба языка «выделяют» 3 лицо единственного числа: в персидском малоупотребима форма hast, обычно заменяемая краткой формой - ast.
Кроме уже указанных hast и budan, в персидском выделяются и полусвязочные глаголы, еще более «лексически
малозначимые» [10, 202], типа sodan «делаться», gardidan «становиться» и др.
Эти же глаголы, а также dastan «иметь», бесприставочные формы глагола xastan «хотеть» в особых аналитических формах еще больше утрачивают лексического значение и становятся собственно вспомогательными глаголами. Аналогов им в осетинском языке нет, соответствующие значения выражаются формой 3 лица единственного числа глагола уын (ис «имеется», «наличествует») и модальными глаголами фхндын «хотеть», хъхуын «нуждаться», инфинитив которых носит несколько искусственный характер и употребляется только в субстантивированном виде.
Третья группа служебных глаголов, так называемые компонирующие, выступают в составе сложных глаголов и
72 ИЗВЕСТИЯ СОИГСИ 41 (80) 2021
обеспечивают формально-грамматические функции показателя действия [10, 203]. В их составе как простые, так и префиксальные глаголы: кагёаи «делать», йййап «давать», гайап «бить», ¡вйан «становиться», хогйап «есть», (Ийап «видеть», Ьат-йй^ап «поднимать», йат-йуатйап «вынимать», уйАап «находить» и др. В осетинском им соответствуют кснын «делать», уын «быть» и, в более редких случаях, дарын «держать», кссын смотреть», марын «убивать», мслын «умирать», которые, подобно указанным персидским глаголам, также могут быть и знаменательными словами с полной семантикой (кроме глагола уын). Таким образом, ни в осетинском, ни в персидском языках семантические и типологические характеристики глагольной компоненты не могут быть критерием разграничения свободных глагольных словосочетаний и сложных глаголов.
Что касается именной части сложных глаголов, то в обоих языках она может быть выражена разными частями речи. В персидском именная часть сложного глагола может быть предложной или беспредложной. Как отмечает Рубинчик, предлог перед именной частью придает сложному глаголу особые структурные и семантические свойства [10, 218]. В осетинском же, с его развитой системой послелогов, принято выделять всего два предлога: сд «с» и снс «без» [8, 280-281; 9, 116]. Третий предлог - фсйнс «по», с количественно-разделительным значением, совершенно правомерно, на наш взгляд, указывает Багаев [2, 397]. Однако предлогам несвойственна позиция перед глаголом, как простым, так и сложным.
Как в осетинских, так и в персидских сложных глаголах именная компонента
чаще всего представлена существительными. Рассмотрим примеры.
Абстрактные существительные, в том числе со значением действия: estefade kardan «использовать» (букв. «использование делать»); пайда кхнын «использовать», букв. «пользу делать»; xahes kardan «просить» (букв. «просьба делать»); хатыр кхнын «прощать» (букв. «прощение делать»), тох кхнын «бороться» (букв. «битву, борьбу делать»).
Конкретные существительные: а) со значением названий частей тела: pa sodan «вставать» (букв. «нога становиться»), cesm andaxtan «смотреть» (букв. «глаз бросать»); цхст дарын «присматривать» (букв. «глаз держать»), хъус да-рын «обращаться, обращать внимание» (букв. «ухо держать»); если в персидском сложные глаголы с такими компонентами выражают значение действия, производимого этими частями тела, то в осетинском глагольные конструкции с компонентами цхст «глаз», зхрдх «сердце», схр «голова» и др. не имеют значения, равного сумме значений частей, и могли бы быть названы собственно фразеологизмами, если бы они обладали экспрессивностью и в языке имелись их стилистически нейтральные синонимы; б) со значением предметов, с помощью которых выполняются определенные действия: arre kardan «пилить» (букв. «пила делать»), qofl kardan «запирать» (букв. «замок делать»); в осетинском языке подобные сложные глаголы редки, во всяком случае, нам известен лишь один случай: иту кх-нын «гладить» (букв. «утюг делать»); в) в обоих языках именная часть может быть представлена не всеми семантическими разрядами существительных. К примеру, в персидском нет сложных
глаголов с именной компонентой, обозначающей людей, животных, растения. В осетинском языке такие сложные глаголы есть, но их число невелико. Так, из существительных, обозначающих людей, в роли именной компоненты встречаются лхг «мужчина» и чызг «девушка»: лхг кхнын «мужать» (букв. «мужчиной становиться»), слхг уын «возмужать» (букв. «мужчиной стать»), рачызг уын «заневеститься» (букв. «девушкой стать»); из наименований животных в именной части возможно слово бирх-гъ «волк», причем чаще всего это пре-вербные сочетания со значением «становиться волком», т. е. злым, озлобленным человеком: абирхгъ ис «озлобился» (букв. «стал волком, превратился в волка»), йххи абирхгъ кодта «стал злым» (букв. «себя в волка превратил»); слово хъхмп «солома» встречается в сложном глаголе - экспрессивном синониме глагола «умереть»: ныхъхъхмп ухвын «помереть» (букв. «соломой стать»).
В осетинских сложных глаголах в именной части существительное может быть не только неоформленным, но и в форме косвенного падежа, чаще всего аблатива (с исходом на -хй), аллатива (-мх), экватива (-ау): мхстхй мхлын «злиться» (букв. «умирать от злости»), мхстхй марын «дразнить» (букв. «убивать от злости»), коммх кхсын «слушаться» (букв. «смотреть в рот»), фхдзхгъхлау уын «быть потерянным» (букв. «как бы потерянным быть») [1, 91; 2, 270; 3, 75], а также в форме множественного числа: дис кхнын «удивляться» (букв. «удивление делать») -дистх кхнын «удивляться», цин кхнын «радоваться» (букв. «радость делать») -цинтх кхнын «радоваться» (букв. «радости делать»). Выдрин отмечает, что употребление при именной части по-
казателя множественного числа, обеспечивающего «мультипликативное прочтение» [3, 75], есть и в персидском языке: dard-ha кв^-т «Мы постоянно страдали от боли» [13, 58].
Сложные глаголы с именной компонентой в косвенном падеже - застывшей падежной формой - представляют собой немногочисленный закрытый тип, обладающий всеми признаками сложных глаголов с именем в прямом падеже. Относительно конструкций с именной компонентой в эквативе типа бахудхгау кхнын «как бы засмеяться» от худын «смеяться», лхуухгау кхнын «как бы стоять» от лхууын «стоять», фх-сонтау уын «как бы ошалеть» от сонт «ошалевший» существуют разные точки зрения. В частности, Багаев [2, 270], Абаев [1, 91] все имена в эквативе, в том числе отглагольные, сочетающиеся с компонирующим глаголом кхнын или уын и способные присоединять превер-бы, считают именными компонентами сложных глаголов. Дзодзикова придерживается того мнения, что подобные конструкции «стоят ближе к сложным глагольным формам типа бадгж кжнын, лжугж кжнын» [4, 41], т. е. к перифрастическим формам простых глаголов -бадын «сидеть», бадгх кхнын «сидеть» (букв. «сидящий делать»), объясняя свой вывод тем, что подобные именные компоненты трудно отнести к определенной части речи, они не имеют автономного употребления и имеют значение неполноты действия, а «основным элементом... указанных сложных слов» является «простой глагол» [4, 40]. Трудно согласиться с подобными аргументами в пользу исключения конструкций «имя в эквативе+компонирующий глагол» из разряда сложных глаголов. Во-первых, сам автор на предыдущей
74 ИЗВЕСТИЯ СОИГСИ 41 (80) 2021
странице указывает, что именной частью сложного глагола могут служить «элементы, не имеющие самостоятельного употребления» и приводит примеры ахъуытты кснын (уын) «прогнать», «убраться», уиссн кснын «повиноваться» и др. [4, 39]. Семантика слов а-хъ-уытты, уиссн действительно затуманена, а формальных признаков какой-либо части речи они не имеют, в то время как слова типа бадсгау, лсуусгау и структурно, и семантически выступают как субстантивированные причастия: бад-ын «сидеть» - бад-сг «сидящий» - бад-сг-ау «подобно сидящему». Во-вторых, слова хъуытты, уиссн и другие из приведенных автором примеров также сложно отнести к определенной части речи. В-третьих, семантика сложных глаголов практически безгранична (чему способствуют в том числе значения копонирующих глаголов: уын «быть», «становиться», кончать (ся), деваться и др., кснын «делать», «творить», «создавать», открывать», «надевать», «сыпать», «производить», «лить» и др., дарын «держать», «носить», «кормить», «поить» и др.), и непонятно, почему в ее объеме не может быть значения неполноты действия наряду, к примеру, со значениями начала, окончания, продолжения, однократности, многократности действия. Как отмечает Цаболов, «сочетания имени с такими глаголами могут носить самый разнообразный характер» [5, 133]. В-четвертых, семантическим ядром указанных глагольных конструкций, как и всех остальных сложных глаголов, определенно является именная часть (в данном случае отглагольная), а не глагольная. В-пятых, перифрастическим формам простых глаголов всегда присуща некоторая экспрессия: они употребляются или с
целью акцентировать само действие, сделав на нем логическое ударение, или противопоставить одно действие другому, к примеру: бадын «сидеть», бадгс кснын «сидеть (сидящим делать)», бад-гс нс кснын, фслс лсугс (кснын) «я не сижу, а стою» (совершенно очевидно, что вышеуказанные конструкции лишены этих характеристик). В то же время автор отмечает, что рассматриваемые конструкции имеют общий с «подлинными составными глаголами» признак - возможность присоединения преверба к именной части, но лишены другого признака: «От подлинных составных глаголов данные образования отличаются еще одной особенностью: невозможностью употребления отрицательных частиц перед первыми частями» [4, 41].
Гораздо меньше в обоих языках сложных глаголов, образованных от прилагательных, чаще всего качественных. При этом в персидских сложных глаголах с именами прилагательными употребляются компонирующие глаголы катйап «делать» и его эквивалент вйх1ап, сочетающийся только с прилагательными, $ойап «становиться», а в осетинских - кснын «делать», уын «быть»: Ього^ катйап «увеличивать», «растить» (букв. «большим делать»), вотх $ойап «подрумяниваться», «раскаляться докрасна» (букв. «красным делать»), вгАй катйап «белить» (букв. «белым делать»); стыр кснын «увеличивать (ся)» (букв. «большим делать (ся)»), сырх кснын «краснеть» (букв. «красным делать»), урс кснын «седеть» (букв. «белым делать (ся)»), бсгъсввад кснын «разувать (ся)» (букв. «босым делать (ся)»).
В осетинском языке есть довольно значительное количество сложных глаголов, именные компоненты кото-
рых представляют собой звукоподражательные слова («звукоподражательно-выразительные слова» по Абаеву [1, 91]). С такими словами сочетается только компонирующий кхнын и, реже, ласын «влечь», «тащить», «везти» - в превербных конструкциях со значением высокой экспрессии. Такие сложные глаголы имеют два структурных типа: в одних именная часть может быть удвоенной или неудвоенной, в другой - только удвоенной. Редупликация имеет семантическую функцию: глаголы с неудвоенной именной частью имеют значение однократного действия, с удвоенной - многократного действия; к примеру, от слова гхпп «прыг» образуются сложные глаголы гхпп кхнын «прыгать» (букв. «прыг, прыжок делать»), гхпп-гхпп кхнын «подпрыгивать», «(какое-то время) прыгать». Сложный глагол также приобретает значение многократного действия, если именная часть имеет форму множественного числа: гхппытх кхнын «подпрыгивать», букв. «прыжки делать». В других глаголах именная часть может быть только удвоенной -чаще всего это слова со значением звуков природы или удара: цъиу-цъиу кхнын «щебетать» (букв. «щебетание делать»), мыр-мыр кхнын «ржать» (букв. «ржание делать»). Подобные сложные глаголы, хоть и в меньшем количестве, есть и в персидском языке: цициЧцы kardan «кукарекать» (букв. «кукареку делать»), miyowmiyow kardan «мяукать» (букв. «мяу-мяу делать») и др.
В роли именной части сложных глаголов могут выступать причастия, причем в осетинском языке сложные глаголы образуются от причастий настоящего и прошедшего времени, тогда как в персидском в образовании этих гла-
гольных конструкций участвуют только причастия прошедшего времени: фх-лидз-хг уын «убегать» (букв. «быть убегающим») от причастия настоящего времени лидз-хг «убегающий»; ххххст кхнын «выполнять» (букв. «завершенным делать») от причастия прошедшего времени ххххс-т «завершенный»; baravardв kardan «исполнять» от причастия baravardв «исполненный», «оцененный», abdidв kardan «закалять» от причастия abdidв «закаленный».
В осетинском языке в случае оформления именной части причастием настоящего времени (с суффиксами -хг, -гх) и прошедшего времени (-д, -т, -ст, -ад) возникает проблема разграничения собственно сложных глаголов и так называемых перифрастических форм простых глаголов. Как известно, практически от каждого простого глагола можно образовать перифрастическую форму по модели «основа настоящего времени глагола+суффиксы причастий настоящего или прошедшего времени+глагол кхнын (реже уын)»: цхр-ын - цхр-гх кхнын - цар-д кхнын. (О специфике употребления перифрастических форм мы говорили выше.) По этой же модели образуются и сложные глаголы с причастиями в именной части. Разница в том, что значение перифрастической формы можно передать простым глаголом, от которого она произведена, в то время как значение сложного глагола никакой другой формой выразить нельзя. Иногда разграничение таких омонимичных конструкций возможно только в контексте. Сравним: зон-ын «знать» - зон-гх кхнын 1) «знать» (именно знать): зонгх йх кхнын «(я) его знаю» (семантически соответствует русскому «знать-то (я) его знаю»; 2) знакомить: хмбал-ы
76 ИЗВЕСТИЯ СОИГСИ 41 (80) 2021
зонгс кснын «друга знакомить». В том случае, когда причастие является компонентой сложного глагола, оно легко присоединяет преверб: ба-зон-гс кснын «по-знакомить». Если же оно в составе перифрастической формы, то преверб возможен только при глагольной части: зон-гс ба-кодтон «(я) узнал» («узнать-то (я) узнал»). Отрицательные слова также предшествуют всему сложному глаголу и глагольной части перифрастической формы простого глагола: нс базонгс кодтон «(я) не познакомил», зонгс йс нс бакодтон «(я) (его) не узнал».
Если в именной части сложного глагола в осетинском языке может быть причастная форма только простого глагола, то в персидском это могут быть причастия, образованные и от простых, и от сложных глаголов (как в приведенных выше примерах): й1ийе катйап «пачкать» от й1ийе «запачканный».
Остальные части речи в качестве именной компоненты сложного глагола выступают достаточно редко. Так, в роли именной части персидского сложного глагола могут быть инфинитивы простых глаголов: ййап катйап «посещать», «наносить визит», ]аэ1ап катйап «прыгать», «скакать» и др. [10, 220] Круг таких образований невелик. В осетинском языке подобные сложные глаголы находит Выдрин, отметив, что именная компонента может быть представлена в том числе инфинитивной формой глагола «при образовании аналитического каузатива, например: ны-ффысс-ын кжнын (PREF - писать. PRS-INFделать. PRS-INF) «заставить написать»» [3, 78]. Данное утверждение представляется некорректным. Учитывая то, что в осетинском языке каузатив редко представлен синтетической формой
(сохранились лишь рефлексы «старого каузатива с характерным оформлением за счет подъема гласного» [14, 349]), а от абсолютного большинства как простых, так и сложных глаголов каузативная форма образуется аналитическим путем, включение аналитического каузатива в объем сложного глагола не только безмерно расширяет его границы, но делает невозможным и бессмысленным само его выделение в осетинском языке, ибо сложными глаголами придется признать все аналитические формы, в том числе перифрастические и пассивные.
В отличие от персидского, осетинский сложный глагол не может иметь в качестве именной компоненты местоимения или предлоги. Таким образом, в осетинском языке нет аналогов персидским bar an budan «намереваться», «собираться» от указательного местоимения an «тот», be nic gereftan «не ставить ни во что» от отрицательного местоимения nic «ничто», az beyn bordan «уничтожать» от отыменного предлога beyn «среди», «между» (примеры даны по [10, 225]).
Надо отметить еще один структурный тип осетинского сложного глагола. Это конструкции, именная часть которых представляет собой редуплициро-ванную основу глагола настоящего времени, причем основы всегда имеют один и тот же преверб или коррелирующую пару превербов: «преверб+основа настоящего времени глагола+преверб+ос-нова настоящего времени глагола+ком-понирующий глагол кшнын»: рацу-бацу кхнын «ходить туда-сюда» (букв. «выход-вход делать»), ракжс-ракжс кжнын «выглядывать» (букв. «выглянуть-выглянуть делать»). Абаев считает такие конструкции описательными формами
простого глагола [1, 97-98]. Однако мы считаем возможным согласиться с точкой зрения Дзодзиковой, относящей их к сложным глаголам [4, 42]. В пользу такой позиции говорит следующее: во-первых, значения этих сложных форм невозможно передать простым, одноосновным, глаголом; во-вторых, эти конструкции демонстрируют оба основных структурно-грамматических признака сложных глаголов: возможность присоединения преверба к именной части (в данном случае происходит вторичная префиксация) и нормальное положение отрицания перед именной, а не глагольной частью: фх-ра-цу-ба-цу кодта «ходил туда сюда (длительное время)», нх рацу-бацу кхны «не ходит
туда-сюда», ма рацу-бацу кхн «не ходи туда-сюда».
Итак, сложные глаголы осетинского и персидского языков демонстрируют как общие, универсальные признаки, так и уникальные черты. Впрочем, в рассмотренном нами небольшом круге вопросов преобладают общие свойства, в том числе в перечне нерешенных или спорных проблем структурно-семантического характера. Предметом отдельного сравнительно-сопоставительного анализа должны стать типология глагольных компонент, структурные особенности осетинских и персидских сложных глаголов, способы выражения грамматических категорий в сложных глаголах и некоторые другие.
1. Абаев В. И. Грамматический очерк осетинского языка. Орджоникидзе, 1959.
2. Багаев Н. К. Современный осетинский язык. Ч. 1. Фонетика и морфология. Орджоникидзе, 1965.
3. Выдрин А. П. Глагол в осетинском языке // Востоковедение. Историко-филологические исследования: Межвузовский сборник статей памяти акад. М. Н. Боголюбова. СПб., 2014. Вып. 30. С. 25-81.
4. Дзодзикова З. Б. Аналитизм в словообразовании осетинского языка. Владикавказ, 2009.
5. Цаболов Р. Л. Составные глаголы в осетинском языке // Известия СОНИИ. 1964. Т. 24. Вып. 1. С. 113-121.
6. Гращенков П. В. Сложные предикаты в осетинском языке // Бюллетень Общества востоковедов РАН. Вып. 17: Труды межинститутской научной конференции «Востоковедные чтения 2008» (Москва, 8-10 октября 2008 г.). М., 2010. С. 115-130.
7. Алефиренко Н. Ф., Семененко Н. Н. Фразеология и паремиология. М., 2009.
8. Грамматика осетинского языка. Т. 1. Фонетика и морфология / Под ред. проф. Г. С. Ахвледиани. Орджоникидзе, 1963.
9. Джусоева К. Г., Дзодзикова З. Б., Цопанова Р. Г. Современный осетинский язык. Владикавказ, 2004.
10. Рубинчик Ю. А. Грамматика современного персидского литературного языка. М., 2001.
Набати Ш. С. Сложный глагол как основная аналитическая тенденция развития глагольной системы в современном персидском языке: [электронный ресурс]. URL: file:///C:/Users/Win8.1/Downloads/171-338-1-SM. pdf
78 ИЗВЕСТИЯ СОИГСИ 41 (80) 2021
11. Выдрин А. П. [Рец. на:] P. Samvelian. Grammaire des predicats complexes: les constructions nom-verbe. Paris: Lavoisier. 2012. 330 p. // Вопросы языкознания. 2013. № 3. С. 131-135.
12. Выдрин А. П. Прямое дополнение и сложные глаголы в современном персидском языке: грамматический и лексикографический аспекты: [электронный ресурс]. URL: http://www. ossetic-studies. org/vydrin/files/1813/2268/7045/complex_ predicated_in_Persian_Vydrin. pdf
13. Камболов Т. Т. Очерк истории осетинского языка. Владикавказ, 2006.
Kudzoeva, Angela F. - K. L. Khetagurov North Ossetian State University (Vladikavkaz, Russia); andjik@inbox. ru
COMPOUND VERBS IN THE OSSETIAN AND PERSIAN LANGUAGES.
Keywords: Ossetian language, Persian language, compound verb, differentiation criteria, nominal component.
The subject of this research is complex verbs of the Ossetian and Persian languages in the comparative aspect. The relevance of the work is due to several factors. Firstly, it is the growing interest of domestic and Iranian linguists in the current state of the two languages of different branches of the Iranian group (Ossetian is one of the two living representatives of the northeastern branch, while Persian belongs to the southwestern subgroup), one of which has been for a long time divorced from the Iranian world, while another in its modern form has developed in the Iranian language area; secondly, the results of the comparison will allow to approach some unresolved issues of the verb systems of the Ossetian and Persian languages in a new way; thirdly, the identification of the universal and unique characteristics of the Ossetian and Persian verbs is relevant both for the linguistics of these languages and for the methods of teaching them. The work examines the criteria for identifying complex verbs in the Ossetian and Persian languages, their common and unique structural and semantic features; the nominal components of complex verbs of the Ossetian and Persian languages are the subject of a detailed analysis from the point of view of their morphology, an attempt to clarify the boundaries of the Ossetian complex verbs is also made. As a result of the analysis, it is concluded that in the Ossetian language the nominal component of a complex verb is represented by a larger number of parts of speech than in Persian, although in most cases similar meanings are expressed by structures of the same composition. In the conclusion, issues that require further and more careful consideration are outlined.
REFERENCES
1. Abaev, V. I. Grammaticheskii ocherk osetinskogo yazyka [Grammar sketch of the Ossetian language]. Ordzhonikidze, Severo-Osetinskoe knizhnoe izdatel»stvo, 1959. 168 p.
2. Bagaev, N. K. Sovremennyi osetinskii yazyk. Chast 1 (fonetika i morfologiya) [Modern Ossetian language. Part 1 (phonetics and morphology)]. Ordzhonikidze, Severo-Osetinskoe knizhnoe izdatel»stvo, 1965. 487 p.
3. Vydrin, A. P. Glagol v osetinskom yazyke [Ossetian verb]. Vostokovedenie. Istoriko-filologicheskie issledovaniya. Mezhvuzovskiisbornikstateipamyati akad. M. N. Bogolyubova
[Oriental studies. Historical and philological research. Interuniversity collection of articles in memory of Acad. M. N. Bogolyubov]. St. Petersburg, St. Petersburg University, 2014, issue. 30, pp. 25-81.
4. Dzodzikova, Z. B. Analitizm v slovoobrazovanii osetinskogo yazyka [Analyticism in the word formation of the Ossetian language]. Vladikavkaz, North Ossetian Institute for Humanitarian and Social Studies, 2009. 160 p.
5. Tsabolov, R. L. Sostavnye glagoly v osetinskom yazyke [Ossetian compound verbs] Izvestiya Severo-Osetinskogo nauchno-issledovatef skogo instituta [News of the North Ossetian Research Institute]. 1964, vol. 24, issue 1, pp. 113-121.
6. Grashchenkov, P. V. Slozhnye predikaty v osetinskom yazyke [Complex predicates in the Ossetian language]. Byulleten Obshchestva vostokovedov RAN. Vyp. 17: Trudy mezhinstitutskoi nauchnoi konferentsii «Vostokovednye chteniya 2008»: Moskva, 8-10 oktyabrya 2008g. [Bulletin of the Society of Orientalists of the Russian Academy of Sciences. Issue 17: Proceedings of the inter-institutional scientific conference «Oriental Readings 2008»: Moscow, October 8-10, 2008]. Moscow, Institute of Oriental Studies of RAS, 2010, pp. 115-130.
7. Alefirenko, N. F., Semenenko, N. N. Frazeologiya iparemiologiya [Phraseology and paremiology]. Moscow, Flinta: Nauka, 2009. 344 p.
8. Akhvlediani G. S. (ed.). Grammatika osetinskogo yazyka. V 2-h t. [Grammar of the Ossetian language. In 2 vols]. T. 1. Fonetika i morfologiya [Vol. 1. Phonetics and Morphology]. Ordzhonikidze, North Ossetian Research Institute, 1963. 368 p.
9. Dzhusoeva, K. G., Dzodzikova, Z. B., Tsopanova, R. G. Sovremennyi osetinsii yazyk [Modern Ossetian language]. Vladikavkaz, North Ossetian State University, 2004. 242 p.
10. Rubinchik, Yu. A. Grammatika sovremennogo persidskogo literaturnogo yazyka [A grammar of the modern Persian literary language]. Moscow, Vostochnaya Literatura, 2001.600 p.
11. Nabati, Sh. S. Slozhnyi glagol kak osnovnaya analiticheskaya tendentsiya razvitiya glagol»noi sistemy v sovremennom persidskom yazyke [Compound verb as the main analytical trend in the development of the verb system in modern Persian] [electronic resource]. URL: file:///C:/Users/Win8.1/Downloads/171-338-1-SM. pdf
12. Vydrin, A. P. [review:] P. Samvelian. Grammaire des predicats complexes: les constructions nom-verbe. Paris: Lavoisier. 2012. 330 p. Voprosyyazykoznaniya [Issues of Linguistics]. 2013, no. 3, pp. 131-135.
13. Vydrin, A. P. Pryamoe dopolnenie i slozhnye glagoly v sovremennom persidskom yazyke: grammaticheskii i leksikograficheskii aspekty [Direct object and compound verbs in modern Persian: grammatical and lexicographic aspects] [electronic resource]. URL: http://www. ossetic-studies. org/vydrin/files/1813/2268/7045/complex_predicated_in_ Persian_Vydrin. pdf
14. Kambolov, T. T. Ocherk istorii osetinskogo yazyka [Essay on the history of the Ossetian language]. Vladikavkaz, Ir, 2006. 463 p.
80 ИЗВЕСТИЯ СОИГСИ 41 (80) 2021
