CC BY
46
3. Клок, К. Конец менеджмента и становление организационной демократии [Текст] / К. Клок, Дж. Голдсмит. СПб.: Питер, 2004. С. 128.
4. Пирсон, Б. Магистр делового администрирования. Краткий курс [Текст] / Б. Пирсон, Н. Томас. М.: Альпина, 2000. С. 131.
5. Шкаратан, О. И. Социально-экономическое положение профессионалов и менеджеров [Текст] / О. И. Шкаратан, С. А. Инясевский // СОЦИС. 2006. № 10. С. 23.
6. Там же. С. 17.
7. Изард, К. Э. Психология эмоций [Текст] / К. Э. Изард. СПб.: Питер, 1999. С. 292.
8. Морс, Г. Разум и чувства [Текст] / Г. Морс // Harvard Business Review. 2006. Март. С. 100.
9. Damasio, A. Descartes' Error. Emotion, Reason, and the Yuman Brain [Text] / A. Damasio. N.Y.: Putnam Publishing Group, 1994. P. 7.
10. Гибсон, Д. Организации: поведение, структура, процессы [Текст] / Д. Гибсон, Д. Иванцевич, Д. Доннелли. М.: Инфра-М, 2000. С. 20.
11. Маркетинг в России и за рубежом [Текст]. 2003. № 6 (38). С. 5.
12. Карнеги, Д. Ваше преуспевание - в ваших руках [Текст] / Д. Карнеги, Л. Ритер, С. Паркинсон, А. Блох. М.: Республика, 1983. С. 187.
13. Гуреев, Г, С. Экономика в шутку и всерьез [Текст] / Г. С. Гуреев, А. К. Исаев, В. А. Каменец-кий и др. М„ 1998. С. 72.
14. Там же. С. 27.
15. Дойль, П. Менеджмент: стратегия и тактика [Текст] / П. Дойль. СПб.: Питер, 1999. С. 274.
16. Анурин, В. Ф. Контуры провинциального среднего класса России [Текст] / В. Ф. Анурин // Социс. 2006. № 10. С. 4.
17. Генкин, А. Хозяин - барин [Текст] / А. Ген-кин // Harvard Business Review. 2007. Март. С. 44-48.
А. Ю. Долгих
СЛОВО О СУЩЕМ И БЫТИИ: ПРОЯСНЕНИЕ ИМЕН
Статья посвящена сопоставлению древнегреческих и современных русских слов и словосочетаний, используемых для выражения понятий «сущее», «бытие» и некоторых родственных им. Затрагивается вопрос о происхождении так называемой онтологии, которая в наши дни рассматривается в качестве одного из важнейших разделов философии.
В русском философском языке высшим родом является бытие. Насколько можно судить, никто этого не замышлял, - так сложилось само собой. Бытие - это и существование, и все существующее, и жизнь, а также все то, что бытием называли самые разные философы. В наиболее общем виде проблемы, связанные с вещами и мирозданием, их происхождением, развитием, нынешним
ДОЛГИХ Андрей Юрьевич - кандидат философских наук, доцент по кафедре философии и социологии ВятГГУ
© Долгих А. Ю., 2008
и грядущим состоянием, часто обозначаются как «проблемы бытия». Например, «проблема бытия у Парменида », «проблема бытия у Платона », «проблема бытия у Фомы Аквинского» и т. д. Широко используется термин «онтология», который понимается в смысле «учение о бытии». Какую-то онтологию сейчас находят у всех философов, начиная с самых древних. Таким образом, можно говорить о переносе современного (и русского!) словоупотребления на другие языки и другие времена. Конечно, это легко оправдать: поскольку мы говорим по-русски, мыслим по-русски, этот язык естественно и почти неизбежно используется нами как метаязык по отношению ко всем остальным наречиям и говорам; в нем мы выносим окончательный приговор, в нем объясняем и Аристотеля, объяснившего природу, и Аверроэса, объяснившего Аристотеля, и саму природу... Ниже на ключевом для философии греческом примере будет показано, что все это не слишком целесообразно. А именно будут сопоставлены русская пара «бытие - сущее» и греческая «то г1уси - то оу », а также некоторые родственные им по грамматике и по смыслу понятия, и будут показаны сходства и различия между ними.
В русском языке имеются разнокоренные глаголы «быть» и «существовать». У эллинов тому и другому соответствует в общем и целом только один глагол - г1уси (глагол й7шрх81У> который имеет тот же смысл, не в счет, поскольку он не вошел в философский язык, не приобрел особого философского значения и не оброс многочисленными производными).
«Сущее», или «существующее» - то оч (букв, «то, что есть», «то, которое существует»), в ионийском наречии (например, у Парменида) -то ¿6V. Это словосочетание переводится также как «правда», «истина». Во множественном числе (тсс оутсс, тсс ёбутсс) - сущее, вещи, имущество. то оу представляет собой субстантивацию («о-существление») причастия среднего рода единственного числа, образованного от глагола г1уси. Субстантивация совершается при помощи указательной частицы (артикля) единственного числа среднего рода то.
В произведении более или менее философском тсс оутсс впервые встречается у Анаксимандра (ок. 610-540 гг. до н. э.), при условии, что отрывок подлинный, в чем есть некоторые сомнения: «...из чего вещам (то1д оисп) рождение, в то же самое и гибель по необходимости, ведь они выплачивают друг другу должное и возмещение за несправедливость в назначенный срок времени...» (перевод наш по изданию [1]). Это было написано в первой половине VI в. до н. э., ближе к середине его.
Однако, судя по письменным источникам, то оу в значении «сущее» («все вещи») широко ста-
ао употребляться только с V в. до н. э. (Парме-нид, Зенон, Мелисс, Горгий, Протагор, Демокрит).
Русское слово «бытие» воспринимается как отвлеченное существительное, образованное от глагола «быть». В современной повседневной русской речи «бытие» - то же самое, что «существование», «жизнь»; в философском русском бытием можно назвать и все вещи в целом, весь мир. В этом втором значении ему соответствует опять же то оу. Бытию же как существованию лучше соответствует то г1уси - субстантивация неопределенной формы глагола «быть» (г1уси). Любопытно, что с бытием дело обстояло так не всегда. Многие наверняка обращали внимание на то, что первая книга Закона Моисея в православном переводе называется «Бытие». Но где, спрашивается, оно там - это «бытие»? А вот где. Книга переводилась с греческого, и ее греческое название - Геуеспд, т. е. «Происхождение», или «Творение», если искать соответствие уже в чисто современном языке. В православном переводе символа веры можно найти малопонятное место: «...имже вся быша». В подлиннике читаем: 61' ои тсс 71ссутсс ёуеуето - «через которого все произошло» (перевод наш по изданию [8, с. 310]). Таким образом, в древних славянских языках «бытие» в числе прочего означало «происхождение», «возникновение», «появление»...
Субстантивация глагола е1уси была произведена только в начале IV в. до н. э. (или чуть раньше). Во всяком случае, то е1уси встречается в эллинских письменных источниках начиная с сочинений Платона и Аристотеля. Ничего удивительного в этом нет. Дело в том, что субстантивация посредством артикля развивалась в греческом языке постепенно, захватывая все новые и новые области, и если в древнейшем языке ее, по-видимому, вообще не было, то в IV в. до н. э. ее возможности, кажется, стали почти безграничны.
Поэма Парменида (ок. 515-445 гг. до н. э.) -древнейшее известное произведение, посвященное именно сущему (то ёбу); выражение то е1уси (-бытие) здесь не встречается. Парменид противопоставляет сущему (то ¿6у) не-сущее (то цг] ёбу - субстантивация отрицательного причастия, образованного от глагола «быть»). Такое выражение Парменида, как ест уар е1уси, буквально означает следующее: «есть (=имеется, существует) "быть"» (перевод наш по изданию [1]). Но поскольку это звучит очень неказисто, известный историк философии А. В. Лебедев в своем переводе, идя против истины, передал это все-та-ки как «есть бытие» [12, с. 288, 296]. И в общем-то напрасно, потому что имеющиеся отзывы самих эллинов (Плутарх, Прокл) о художественных достоинствах данной поэмы нелестные [12, с. 277]. Да и сам Лебедев сделать эти стихи
красивыми в рамках русского языка тогда не смог или даже и не пытался, зная, что они не очень хороши. А надо заметить, что данный перевод (прозаический и стихотворный) был представлен в книге «Фрагменты ранних греческих философов» (1989), по которой с поэмой Парменида знакомится уже не одно поколение философов российских.
Полностью выражение было такое: ëcm yàp sívai, |ar|ôèv ô' oùk ëcmv - «ибо есть "быть", а ничто не есть». Если бы Парменид знал выражение то eívai, он нашел бы способ уместить его в строке, не нарушая стихотворного размера. Но тогда было бы естественнее поменять и вторую часть предложения, потому что лучшей противоположностью для то eívai является все-таки то |af] eívai, т. е. для бытия - небытие. И отрывок выглядел бы примерно так: ёст yáp то eívai, то ôè |af] sívai oùk ëcmv - «ибо есть бытие, а небытие не есть».
Вообще, Лебедев в стихотворном переводе склонен даже парменидовское то éóv передавать как «бытие». Например, в подлиннике читаем:
TaÙTÔv ô' soti voeîv те ка\ oüveicev ëcm vór||j,a.
où yáp aveu toó éovToç, èv coi 7tecpaTia|j,évov écmv,
eùpfjaeiç то voeîv- oùôèv yàp <r)> ëcmv r) ëcruai
aAAo 7iàpeÇ toû éovToç... [1]
Лебедев переводит:
То же самое - мысль и то, о чем мысль возникает,
Ибо без бытия, о котором ее изрекают,
Мысли тебе не найти. Ибо нет и не будет другого
Сверх бытия ничего...[ 12, с. 297]
Известный переводчик М. Л. Гаспаров следует подлиннику в большей степени. Его переложение звучит здесь так: «Ибо есть лишь "Быть", а Ничто - не есть...» [13, с. 179]. Но с другой стороны, понятия то éóv и то |af] éóv он передает соответственно как «Бытное» и «Небытное» (причем пишет их с большой буквы). Тем самым он не приравнивает их к бытию и небытию, а только подчеркивает их происхождение от глагола «быть». И это, вероятно, хорошо, но совершенно непривычно для слуха.
Последователь Парменида Мелисс (ок. 490-440 гг. до н. э.) написал книгу Пер\ cpùaecoç, í} Ilepi toû ôvtoç («О природе, или О сущем»). Насколько можно судить, ответом на нее стала книга Гор-гия (ок. 480-375 гг. до н. э.)Пер\ cpi5aecoç,i} Перг toû |af] ôvtoç («О природе, или О не-сущем»). Физика Демокрита (ок. 460-370 гг. до н. э.), который в каком-то смысле решил примирить эти крайности, начиналась с утверждения: есть то,
что есть (то оу), и есть то, чего нет (то цг] оч); первое - это неделимые частицы, второе - пустота. Протагор (ок. 485-410 гг. до н. э.), словно устав от этих споров (особенно его, судя по всему, раздражало то, что каждый из спорщиков вел себя так, будто вещает от имени богов), заявил: «...мера всех вещей есть человек - сущих/ существующих (тсоу оутсоу), насколько они существуют, и не-сущих/не существующих (тсоу цг] оутсоу), насколько они не существуют» (перевод наш по изданию [1]).
Теперь некоторые подробности. Книга Мелисса, судя по тому, что от нее осталось, представляла собой просто прозаический пересказ мыслей Парменида (и, возможно, Зенона). Новым в ней было, по-видимому, отождествление не-су-щего с пустотой, точнее, разъяснение, что не-су-щее - это пустота: поскольку условием существования множества тел является разделяющая их пустота, а ее согласно понятию нет и быть не может, все тела как бы срастаются в одно-единственное тело, и все одинаково заполнено - нет ни плотного, ни разряженного. В сохранившихся отрывках из поэмы Парменида этого нет.
В книге Горгия, насколько ее содержание известно по отчету скептика Секста, предметом защиты выступали три положения: ничего нет; даже если что-то есть, оно непознаваемо; даже если познаваемо, оно невыразимо [11, т. 1., с. 73-77]. Сейчас уже очень трудно сказать, как сам Горгий относился к этому своему сочинению. Возможно, это была шутка, возможно, упражнение, на котором многочисленные ученики Горгия оттачивали свои умственные способности, например, должны были находить ошибки или неточности в рассуждении (Горгий был знаменитейший в свое время преподаватель риторики и диалектики).
Когда появилось понятие то е1уси (-бытие, существование), философы сразу же попытались придать ему крайнее значение: не просто какое-то «существование», а такое, которое является существованием в наибольшем смысле слова, т. е. неисчезающее, вечное, неизменное (то ссег г1уси -вечно-бытие). Это как раз и наблюдается на примере Платона (ок. 425-347 гг. до н. э.), который, например, в «Тимее» предлагает противопоставление «то е1уси - уеуеспд» (бытие/пребывание -рождение/возникновение/становление). Имеются в виду прообразы вещей (идеи) и сами вещи. К этой паре он прикреплял другую связку противоположностей - «истина - кажимость/вера» (с£Яг|081С£ - бб^сс / 7истд). У Аристотеля (ок. 385-322 гг. до н. э.) и еще более поздних философов все это тоже время от времени проявлялось. Например, известное изречение в «Первой философии»: «...насколько каждое причастно бытию, настолько же и истине» (екссотоу сод ёхе1
тои е1уси, оитсо кси тZg осЯг|Эегад [1], перевод наш). Иными словами, бытие и истина тождественны. Невольно вспоминается истолкование греческой истины (ссАг|0г1сс) как отрицания тленности, как не-сокрытости (ссАг|0г|)...
Русскому слову «сущность» примерно соответствует греческое оиспсс (имущество, собственность, состояние, сущность), которое тоже является производным от глагола г1уси. Любопытный пример: Платон применительно к прообразам вещей в «Федре» использует выражение оиаш бутсод оьаа [1] - «истинно сущая сущность» (здесь подряд идут целых три производных глагола £1\7СС1).
В книге VII «Первой философии» Аристотеля говорится, что сущее - это сущность (оиспсс) и признак (аи|а(3г(3г|кбд), а сущность - это а) единичная вещь, б) вид, в) род, г) определение.
Поговорим о первом подразделении. Слово сш|а(3г(3г|кбд происходит от глагола сш|а(Зссп>е1У (сходиться, сопутствовать, случаться, соглашаться). В таком случае оиаш и аи|а(3г(3г|кбд соотносятся как «собственное» и «сопутствующее»: у сущего (у вещи) есть что-то свое, без чего она быть не может, и что-то случайное, постороннее, необязательное. Впоследствии положение дел с качествами вещи усложнилось, их стало три: отличие (бшфорсс), свойство (1'6юу, иногда 7тарсскоАои0гцасс) и собственно случайный признак (аи|а(3г(3г|кбд). Отличие входит в определение вида, и вида без него, вообще говоря, нет; свойство принадлежит одному виду - всему и всегда; признак - нечто несущественное, он может быть, а может и не быть. Такие разъяснения дает, например, Иоанн ибн-Мансур (VIII в. в своей «Диалектике», входящей во всеобъемлющий трактат «Источник знания» [6, с. 30-32]). В сочинениях Аристотеля все это тоже присутствует, но очень большое значение этому стали придавать после работы Порфи-рия «О пяти звучаниях».
Теперь о делении сущности. С единичной вещью, видом и родом как будто все ясно. Определение же вообще-то выражает сущность, но не скажешь же, что разновидностью сущности является сама сущность. Пытаясь по-новому назвать то, что выражается в определении, Аристотель предложил необычное словосочетание, доставившее много трудностей переводчикам -то Т1 Г|У е1ус£1 (забегая вперед, можно сказать, что наиболее распространенный на сегодня русский перевод его - «суть бытия»). Что первичным здесь было именно определение, едва ли подлежит сомнению. Есть сведения, что еще Продик (V в. до н. э.) впервые начал придавать им большое значение, полагая, что определение -вещь очень удобная для прояснения мыслей. Вероятно, он называл определением такое высказывание, в котором содержалось указание на
вышестоящий род определяемого слова и на его отличительные признаки в рамках этого рода. Во всяком случае, так, по свидетельствам, считал младший современник Продика Антисфен (ок. 435-375 гг. до н. э.). Антисфен, кроме того, видимо, обратил внимание на бессмысленность определений: всякое определение состоит из имен (слов), каждое из которых само подлежит определению. И так до бесконечности. Следовательно, определение невозможно. С другой стороны, у него получилось, что, поскольку всякое имя имеет, очевидно, только одно правильное определение, противоречие тоже невозможно. Оно было бы возможным, если определений было, по меньшей мере, два. Он даже написал книгу «О невозможности противоречия » и показал ее Платону. Тот спросил: а каким это образом ты смог такое написать? Он намекал на то, что в самом названии, в самом замысле книги уже заключено противоречие. После этого Антисфен и Платон больше друг друга знать не желали [2, с. 105-106]. Таковы свидетельства. Точно неизвестно, что именно имел в виду Платон, но можно предположить следующее истолкование: если противоречие невозможно, то оно и не действительно, иначе говоря, его нет; но о чем же тогда пишет Антисфен? Или: Антисфен противоречит тем, кто утверждает, что противоречия возможны... Выходит, противоречие все-таки существует. В произведениях, сохранившихся под именем Платона, определениям тоже придается большое значение. Здесь в качестве исходной предпосылки просматривается такая мысль (хотя в явном виде она не встречается): если человек знает, что есть та или иная вещь, он может это сказать, т. е. дать определение; если не дает или если данное им определение оказывается плохим (противоречивым, неполным или, наоборот, слишком широким), значит, он не знает предмета разговора. Но затем все рассуждение строится таким образом, чтобы показать: дать хорошее определение нельзя ничему; мы понимаем нечто не потому, что держим в уме его определение, т. е. не через иное, а как бы из него самого.
Вернемся к понятию то Т1 г|V г1уси и особенно к его русскому переводу «суть бытия». Выше утверждалось, что определение выражает сущность. А как еще это назвать? Сравним понятия «сущность» и «суть бытия». Что изменится, например, от того, что слово «бытия» будет переставлено из второго понятия в первое или вообще удалено? Ясно, что «сущность вещи» и «сущность бытия вещи» - одно и то же. Или кто-то возьмется заявить, что есть «сущность небытия вещи», причем не в смысле «отсутствия вообще», а в смысле «отсутствия именно вот этой вот вещи »? Как если бы небытие (отсутствие) само по себе было в разных случаях разным. Таким
образом, очевидно, что слово «бытия» во втором понятии излишне. А суть вещи и сущность вещи различаются не более чем звучанием. Из всего этого вытекает, что переводчикам не удалось найти никакого хорошего соответствия понятию то Т1 г| V г1уси, отличного от сущности. Выражение «суть бытия» - это все та же «сущность», только другими словами. А отсюда в свою очередь следует, что предложенное Аристотелем понятие является не просто избыточным, а переизбыточным: никакой необходимости в его введении в оборот не было. Нужно было ограничиться утверждением, что сущности - это единичные вещи, виды, роды и определения. Первые существуют сами по себе, вторые, третьи и четвертые - в первых, но не отдельно от них (как это получалось у Платона).
Рассмотрим возможность отождествления сущего с космосом, каковое отождествление тоже наблюдается в эллинской мысли. Назвать что-либо словом «космос» у эллинов - значит не просто назвать, а дать ярко выраженную положительную оценку, ведь кбацод - это в изначальном смысле «порядок», «строй», «украшение», «красота». Изречение «прекраснейшее из сущего - космос, ибо он творение бога» (кссААштоу тсоу оутсоу кбацод- ттоггцаос усср бгои [1]), которое иногда приписывается Фалесу, хотя лучше всего подходит к учению Платона и платоников, есть в первой своей части почти все равно, что «масло масляное». Насколько известно, все вещи как целое собирательно словом «космос» впервые обозначил Гераклит из Эфеса (ок. 520-460 гг. до н. э.). Однако, следуя своему правилу соединения противоположностей («Бог: день-ночь, война-мир, избыток-нужда...» [12, с. 236]), Гераклит не преминул и об этом предмете высказаться противоречиво: «Прекраснейший космос -словно слиток, отлитый как попало» [12, с. 248].
В поэме же Парменида слово «космос» употребляется применительно к стихам:
Верное слово и мысль я об истине здесь завершаю.
Мнения смертных, начавши отсюда, изучишь вполне ты,
Лживому строю (коо/лоу) нарядных стихов моих внемля усердно (перевод наш по изданию [1]).
А вот то, что люди привыкли считать сущим, но что на самом деле не-сущее, обозначено родственным, почти не отличимым в данном случае по смыслу словом бшкооцод:
Сей мирострой (дихкооцоу) я тебе изрекаю весьма вероятный, -
Да не обгонит тебя никакое воззрение смертных (перевод наш по изданию [1]).
Таким образом, у Парменида все наоборот: космос, вещи - это не-сущее, сущее же никакого другого особого названия не имеет...
Русские слова «мир» и «вселенная» довольно далеки по смыслу от того, что выражает «космос». Но «мир» все-таки передает его лучше, потому что после упрощения русской грамматики в начале XX в., вследствие чего миръ и м{рь превратились в одно слово, в нем, пусть и неявно, просматривается этот намек на порядок и внутреннюю слаженность, ведь мир - это в том числе состояние противоположное войне.
Пытаясь передать указанные особенности эллинского понятия, русские переводчики вынуждены прибегать к такому в общем-то редкому в обычной речи слову, как «мироздание», и даже к такому весьма искусственному образованию, как «мирострой»...
Заметное переосмысление вопроса о сущем и бытии наблюдается в раннем христианстве. Христианская мысль была в значительной степени движима стремлением отмежеваться от всего эллинского, поэтому неудивительно, что некоторые онтические понятия претерпели изменения. Это выразилось главным образом в отказе от ряда старых слов в пользу новых - но тоже, по сути, старых, которым просто придали необычный смысл. Основными новшествами здесь были понятия «эон» (сисоу), «полнота» (тсЯт]рсо|ао£), «середина» (|18абтг|д), «пустота» (кеусоцсс), «ипостась» ({тботссак;), а также понимание бога как сущего или не-сущего и мироздания как зла или ошибки.
В обычном языке сисоу (эон) означает «век» и «вечность». Однако в языке христианском эон стал почти синонимом сущего. Особенно это заметно в сочинениях представителей валентинов-ской школы (с середины II в. н. э.). Зонами здесь назывались три основные области сущего - полнота (Бог и его потомки), середина (демиург и его ангелы) и пустота (материальный мир), а также любой потомок Бога, пребывающий в полноте. В общем и целом такое словоупотребление исчезло вместе с самой школой Валентина где-то в начале V в. н. э. Но и за пределами этого течения наблюдаются сходные языковые явления. Например, в «Послании апостола Павла к евреям» (втор. пол. II в. н. э.): «...верой познаем, что все сущее (тоЪд сиооуссд) устроено по слову Бога...» (русский православный перевод, как представляется, грешит излишней буквальностью, там сказано: «...века устроены»). Нечто подобное есть даже в константинопольском символе веры: «Ожидаю воскрешения мертвых и жизни в следующем мире/в будущей вечности (тои цеААоутод сиооуод)».
В христианстве появляется мысль об отождествлении бога с сущим. Это было навеяно именем
еврейского бога - Яхве (Иегова), что в переводе означает именно это: «сущий», «тот, кто есть». По-гречески же это звучит как о о>у (субстантивация причастия мужского рода, образованного от глагола г1уси, совершаемая при помощи артикля мужского рода). А поскольку в раннем эллинистическом христианстве было очень сильно выражено неприятие всего еврейского (даже отождествление Яхве с началом зла, восприятие его как низшей и ущербной силы) возникла другая мысль: истинный Бог, который нас спасает, который посылает нам своего Сына, есть полная противоположность Яхве (т. е. Сущему). Но полная противоположность Тому, кто есть, это Тот, которого нет (о оик ыу). Итак, истинный Бог - это несуществующий бог (хотя в то же время он есть). Это слияние сущего с не-сущим в одном лице, т. е. в христианском боге, являет собой, вероятно, самый первый пример апофатической теологии. По имеющимся свидетельствам, таково было учение сирийского христианина Василида (II в. н. э.), собственные сочинения которого, к сожалению, пока не найдены.
Совершенно необычным было раннехристианское восприятие мироздания как зла или по меньшей мере ошибки. Весьма вероятно, что оно сложилось в умах людей, которые были эллинами разве что по образованию, но не происхождению и воспитанию. Действительно, мы очень мало знаем о том, к каким народам принадлежали такие творцы христианства, как Маркион, Валентин, Карпократ, Василид, Сатурнин, Кердон и некоторые другие. Единственно, что известно точно, это то, что все они были с восточных окраин Римской империи (Азия, Сирия, Египет). Возможно, что поверхностно усвоив эллинский язык и не чувствуя всей глубины смысла слова «космос», эти люди приписали ему прямо противоположное тому, что о нем можно было утверждать в согласии с самим понятием. Это весьма вероятно, если вспомнить следующий пример. В «Евангелии от Филиппа», написанном по-гре-чески, Святой Дух объявляется сущностью женской природы. Но тсугицсс («дух») - слово среднего рода; женского рода «дух» - в еврейском языке. Таким образом, составитель евангелия писал по-гречески, а мыслил (по крайней мере иногда) - по-еврейски. Он и сам подтверждает свою духовную зависимость от Израиля в таких словах: «Когда мы были евреями, мы были сиротами, у нас была только мать. Но когда мы стали христианами, у нас появились отец и мать» [3, с. 233].
Для прояснения значения слова «ипостась» ({тбатссак;) переместимся сразу в IV в. н. э. В 325 г. в городе Никея (северо-запад современной Турции) по предложению императора Константина был собран церковный совет. Цель -
определить отношение католической церкви к взглядам некоего александрийского пресвитера Ария (ум. ок. 336 г. н. э.). Константин, сам сравнительно недавно обратившийся в христианство и пока еще даже скрывающий это (он крестился только в 337 г. и в том же году скончался), едва ли хорошо разбирался в тонкостях учения и поэтому созвал совет, скорее всего, не по собственному почину, а по подсказке тех епископов, которым сильно доверял.
Что касается Ария, то он на самом деле придерживался представлений широко распространенных у христиан во все времена, а именно что Сын Бога ниже своего Отца по божественному достоинству. Сын Бога, с его точки зрения, не был совечен Богу, у него было начало существования. Однако не во времени, ибо он появился до времени и до мира. Он был сотворен из не-су-щего (ёЕ, оик 6vтa)v) по воле Бога, поэтому он -творение. Но Бог усыновил его, вследствие чего сам стал отцом, а тот - сыном. И через него создал мир и время. Поэтому Сын имеет преимущество перед всем остальным сотворенным.
На церковном совете сторонники Ария, которых было весьма много, предложили на утверждение символ веры (краткий перечень самых основных положений христианства). Но оно вызвало слишком большие возражения, поэтому его заменили другим - более мягким, с точки зрения противной стороны. Его составителем был Евсевий из Кесарии (ок. 260-340 гг. н. э.) - известный летописец христианства, поклонник творчества Оригена и единомышленник Ария. Звучало оно так:
Верим в одного Бога - отца и правителя всего, творца всего видимого и невидимого. И в одного господина - Иисуса Христа, который есть Разум (Логос) Бога, бог от бога, свет от света, жизнь от жизни; который есть Сын единственный, рожденный прежде всякого творения, прежде всех веков / прежде всего сущего (ярд лаутсоу то)1> ашусоу) от Отца произошедший; через которого все произошло; который ради нашего спасения воплотился, жил среди людей, пострадал, воскрес на третий день и взошел к Отцу; и идет в славе судить живых и мертвых. Верим также в Духа Святого (перевод наш по изданию [10, с. 344]).
Большинством голосов, а главное - по требованию Константина, который опять же действовал по подсказке некоего Осия, епископа Кордубы, было решено внести в это правило изменения. В новом виде оно выглядело так:
Верим в одного Бога - отца и вседержителя, творца всего видимого и невидимого. И в одного господина - Иисуса Христа, Сына Бога, един-
ственного рожденного от Отца, который из сущности (ёк тZc оиа(ад) Отца, который бог от бога, свет от света, бог истинный от бога истинного; который рожден, а не сотворен, который единосущный (о/лооиоюу) Отцу, через которого все произошло - все, что на небе, и все, что на земле; который ради нас, людей, и ради нашего спасения сошел, воплотился, воче-ловечился, пострадал и на третий день воскрес; и взошел на небеса; и идет в славе судить живых и мертвых. Верим также в Духа Святого (перевод наш по изданию [10, с. 344]).
На этом символ не заканчивался. К нему еще прилагалась приписка, которую в дальнейшем стали опускать. Звучала она следующим образом:
Католическая (и апостольская) церковь проклинает тех, кто говорит: было некогда, когда его не было, и до рождения его не было; и что из не-сущего (ёЕ, оик оутсоу ) произошел он; или что из другой ипостаси или сущности (ете'рас йпоотаоемс г} обагад) Сын Бога; или что он непостоянный или переменчивый (перевод наш по изданию [10, с. 344]).
Выражения «из сущности Отца», «единосущный Отцу», «ипостась или сущность» вызвали большие сомнения у многих христиан: видимо, они были для них слишком философскими. Первых двух выражений нет ни в евангелиях, ни в так называемых «посланиях апостолов» Нового Завета католической церкви; слово «ипостась» хотя и встречается там, но в другом - земном, не философском смысле. Например, в «Послании апостола Павла к евреям»: «...вера- опора ({тбатссслд) надеждам и доказательство вещей невидимых». Действительно, ипостась в исконном значении - подпорка, подставка, основание. В философии это понятие начинает широко использоваться предположительно со П-Ш вв. н. э. Здесь можно вспомнить христианскую книгу «Ипостась архонтов» (-сущность властителей), время появления которой, к сожалению, определяется в высшей степени приблизительно, а также некоторых платоников, например Плотина и Порфирия.
Согласно Плотину (ок. 205-270 гг. н. э.), есть три природы (начала, силы, ипостаси) божественного - единое, ум и душа, извечно существующие и соприсутствующие, разделенные не в пространстве и не во времени, а только сущностно. Единое извечно рождает ум, который есть двойственное; ум, отражаясь извечно в несуществующем (материя), порождает душу мира, которая есть множественное и, следовательно, сам мир (космос). Космос вечен (всегда был и всегда будет), единственно возможен и, насколько возможно, прекрасен. Плотиновский порядок, впрочем, правильнее пред-
ставлять в таком виде: сверхсущее (единое) - сущее (ум, душа, частные души) - не-сущее (материя). У Порфирия (ок. 235-305 гг. н. э.), который во многих отношениях был последователем Плотина, есть выражение: до трех ипостасей развилась божественная сущность [10, с. 361]. Отсюда уже легко сделать вывод, что сущность - понятие более общее (родовое), а ипостась - менее (видовое). Такое словоупотребление в конечном счете и было заимствовано христианством IV в. н. э. Но это в конечном счете. Поначалу же вопрос выглядел довольно темным. Было ясно только одно: в своем наиболее общем смысле оиспсс и {шбатссспд неразличимы (оба слова могут переводиться как «сущность», «состояние»). Поэтому после Никей-ского церковного совета высказывались разные мнения. Первое: сущность и ипостась - одно и то же, и выражают эти понятия различие в Боге, а значит, правильно говорить так: Отец, Сын и Дух -это три сущности, или три ипостаси. Второе: сущность и ипостась - одно и то же, но они выражают единство Бога, поэтому правильно говорить, что Отец, Сын и Дух - одна сущность, или одна ипостась. Третье: сущность и ипостась соотносятся как общее и частное, и, таким образом, Отец, Сын и Дух - одна сущность и три ипостаси. Эту точку зрения проводили, в частности, такие влиятельные деятели церкви, как Василий из Кесарии (ок. 330-380 гг. н. э.) и Григорий из Назианза (ок. 330-390 гг. н. э.). В значительной степени благодаря им она и стала преобладающей в христианской мысли [10, с. 347-365].
Тем временем продолжались споры между арианами и никейцами, и никто особенно не хотел уступать. Многое зависело от того, чью сторону примет император: его слово было в Римской империи решающим. Попытки примирения со стороны тех и других выражались, например, в том, что они соглашались считать Сына не единосущным (как того требовал никейский символ веры), а подобосущным Отцу (оцоюиспод тф тсатрг). Эти слова в греческом языке различаются всего одной буквой - йотой. Вопреки заявлениям самих никейцев, они не одержали полной победы не только в те времена, но даже и по сей день. Но на церковных советах перевес они все-таки имели, поэтому константинопольский символ веры, который и в наши дни исповедует большинство западных и восточных христиан, по сути своей, никейский, а не арианский...
Несколько слов теперь о так называемой онтологии. Никогда нельзя забывать, что этот термин, хотя и состоит из греческих слов, имеет не греческое происхождение. Впервые он обнаруживается в книге с обычным для тех времен витиеватым названием - «Философский словарь, посредством которого двери философии открываются как бы ключом». Его издал в 1613 г. Ру-
дольф Гоклениус (Германия, 1547-1628). Словарь был написан на латыни. Только с XVIII в. термин «онтология» входит в широкое употребление в среде философов. Поэтому приписывать древним грекам какую бы то ни было онтологию надо с большой осторожностью. То, что сейчас принято относить к этой области знания, сами греки с IV в. до н. э. относили частично к диалектике (-логике), частично - к физике; на латинском западе примерно с XIII в. - еще и к метафизике (однако более вероятно, что представление о метафизике как особой области знания закрепилось здесь в ХУ1-ХУП вв.).
Подведем основные итоги. Противопоставление бытия и сущего как совершенно разных видов для современной европейской мысли, особенно после работ Мартина Хайдеггера, стало привычным. Но противопоставление то г1уси и то оу или перечисление их через запятую в рамках греческого языка выглядит довольно странно, потому что в общем и целом эти выражения, если обобщить и усреднить их философские значения, соотносятся как «существование» и «то, что существует». Разумеется, отдельно взятый философ, пользуясь отвлеченностью этих выражений, мог придать им смысл, довольно далеко отстоящий от среднего. Но проявляется это, главным образом, в том, что одними и теми же названиями обозначают совершенно разные предметы - то умопостигаемое, то чувственно воспринимаемое. Переводить греческое то оу как «бытие» не следует, потому что, во-первых, это будет звучать, что называется, натянуто, а во-вто-рых, то г1уси тем более придется переводить точно так же. В итоге двум выражениям из греческого языка (то оу и то г1уси) будет соответствовать одно русское - «бытие». А слово «сущее» останется вообще незадействованным. Смысл подобного переводческого подхода (если стремиться к точности, а не к красоте слога) непонятен, учитывая, что словосочетанию то оу легко и естественно ставится в соответствие наше «сущее», а словосочетанию то г1уси - «бытие».
Что касается упомянутого усредненного употребления таких понятий, как то г1уси, то оу, оиаш и прочих подобных, то оно сложилось примерно в IV в. до н. э. и продержалось, видимо, до конца Средневековья. Во всяком случае, широко использовавшиеся в те времена учебники диалектики Иоанна ибн-Мансура (Иоанна Дамаскина) и Михаила Пселла (соответственно VIII и XI вв.) - а разбор этих понятий осуществлялся по большей части именно в рамках диалектики -все еще опирались на терминологию Аристотеля и перипатетиков, в меньшей степени на диалоги Платона и трактаты поздних платоников (логические трактаты стоиков почти наверняка уже были утрачены).
Е. В. Митягина. «Новые русские» и «крутые» в молодежном сознании
Примечания
1. Mousaios [Electronic Resource]/ by Darl J. Dumont and Randall M. Smith. Version 1.0d-32. 1992-1995.
2. Антология кинизма [Текст]. M., 1984.
3. Апокрифические Евангелия [Текст]. СПб., 2000.
4. Аристотель. Сочинения [Текст] : в 4 т. / Аристотель. М„ 1975-1984.
5. Вейсман, А. Д. Греческо-русский словарь [Текст] / А. Д. Вейсман. М„ 1991.
6. Дамаскин Иоанн. Источник знания [Текст] / Иоанн Дамаскин. СПб., 2006.
7. Диоген Ааэрский. О жизни учениях и изречениях знаменитых философов [Текст] / Диоген Ааэрский. М„ 1986.
8. Козаржевский, А. Ч. Учебник древнегреческого языка [Текст] / А. Ч. Козаржевский. М., 1998.
9. Платон. Сочинения [Текст] : в 4 т. / Платон. М„ 1990-1994.
10. Поснов, М. Э. История христианской церкви (до разделения церквей - 1054 г.) [Текст] / М. Э. Поснов. Киев, 1991.
11. Секст Эмпирик. Сочинения [Текст] : в 2 т. / Секст Эмпирик. М., 1976.
12. Фрагменты ранних греческих философов [Текст]. Ч. 1. М„ 1989.
13. Эллинские поэты [Текст]. М., 1999.
Е. В. Митягина
«НОВЫЕ РУССКИЕ» И «КРУТЫЕ» В МОЛОДЕЖНОМ СОЗНАНИИ
В статье на основе проведенных автором социологических исследований показывается, что в молодежном сознании понятия «новые русские», «крутые» и «криминалитет» в определенной степени сближаются и что нет оснований считать, что «крутые» фигурируют для молодежи в качестве референтной группы.
Появление в российском обществе новой социальной прослойки, получившей название новые русские, произошло очень стремительно, в незначительный промежуток времени. Западный журналист Хенрик Смит впервые воспользовался этим термином, чтобы отличить недавно появившихся героев (М. Горбачева, Е. Лигачева, Б. Ельцина, С. Станкевича, Т. Заславскую, Ю. Афанасьева и др.) от персонажей своего предыдущего бестселлера «Русские» [1]. Европейские журналисты, мгновенно подхватившие это незатейливое образное выражение, стали называть так «тех уверенных, решительных людей, которые появились вдруг в Европе и Америке, открыто предъявляя свои высокие потребительские притязания. "Не глядя" они покупали кос-
МИТЯГИНА Екатерина Владимировна - кандидат социологических наук, старший преподаватель кафедры философии и социологии ВятГГУ © Митягина Е. В., 2008
тюмы за тысячу долларов (чего не сделает, тем более "не глядя", средний западный покупатель, даже и преуспевающий), дорогие машины, бытовую технику... В их поведении не замечалось никакого раболепия, никакого страха или смущения из-за незнания языков... И вот уже в магазинах Германии заводятся клерки, знающие русский, чтобы обслуживать хамоватого и требовательного клиента» [2].
В России это словосочетание в отношении новой социальной группы получило широкое распространение благодаря стараниям самой этой новой группы, сразу же ощутившей свою индивидуальность, независимость, непохожесть на других. Российские СМИ, почувствовавшие появление свежеиспеченной социальной прослойки, а также ее потребность в особой, только их интересующей информации, заняли далеко не последнее место в популяризации этого социокультурного феномена. Появляется огромное количество газет и журналов, старающихся удовлетворить нужды новых русских, первой из которых, по мнению А. Левинсона, стала газета «Коммерсантъ» [3].
Проникновение феномена крутой в российскую социальную структуру оказалось несколько иным, более длительным и поэтапным. Вообще, лексема крутой является исконно русской, на что указывают все словари древнерусского языка [4]. На протяжении всего своего историко-линг-во-культурологического функционирования слово испытывает ряд влияний (родственных славянских языков, фольклора, иноязычное влияние) [5], обогативших ее семантику. Ф. И. Рожанский в «Материалах к словарю сленга хиппи» датирует появление феномена крутой началом 70-х гг. и приводит такие его дефиниции: «крутой - 1) характеристика, означающая высшую степень события (крутой облом)-, 2) неординарный в каких-то своих качествах, переходящий границу нормы (и, возможно, производящий сильное впечатление) (крутой прикид, крутой мен)\ 3) напряженный, неприятный (крутые расклады)» [6].
В конце 70-х гг. на собственно славянскую почву накладывается семантика английских слов tough и cool, закрепивших и усиливших семантику «жесткости» и «грубости». А.Д. Васильев утверждает, что крутой - это семантическая калька с английского прилагательного tough [7]. Еще одна точка зрения: крутой - это калька с английского прилагательного cool. Эта точка зрения приведена в работе О. П. Ермаковой, Е. А. Земской, Р. И. Розиной «Слова, с которыми мы все встречались. Толковый словарь русского общего жаргона» [8].
Первоначально феномен «крутые» закрепляется в основном в криминальной, уголовной среде, их рассматривают только с точки зрения от-
