CC BY
61
СЛОВО И МУЗЫКА КАК ДО-ЛОГИЧЕСКИЕ ФИГУРЫ МИРА («СТОЛБЦЫ И ПОЭМЫ» Н. ЗАБОЛОЦКОГО)
К.П. Степанова Омск
Слово для Заболоцкого концептуально; поэт восхищенно ощупывает его живую плоть: Вы услыхали бы слова./ Слова большие, словно яблоки./ Густые, как мед или крутое молоко.
Слово в дологическом, древнегреческом и библейском представлении было некоей телесной плотной сущностью, независимой от говорящего и слушающего.
По словарю Ю.Степанова, этимологические значения Слова:
1. издавать звук, испускать свет; 2. пытати, спрашивати.[1]
Слово, утверждает Степанов, забирает к себе и смысл таких концептов, как Знание, как Радость, Воля. В древнегреческом обозначении слова усиливается познающая: спрашиваю, расспрашиваю; даю знать, извещаю; пребываю в знании; то, что знать.
В этой субстанции наличествуют три концептуальных поля: А) Голос; Б) Весть, знание; В) Порядок, упорядочение.
Музыка как космогоническое, древнее начало мира, да и как человеческое, гармоническое, звуковое ощущение и познание мира обнаруживает в себе те же признаки, перечисленные ранее. Этот момент важен для понимания поэтической концепции у Заболоцкого. Читать ранние стихи Заболоцкого значит воспринимать и Музыку, и как две субстанции, просвечивающие одна через другую или даже как одно тело, поворачивающееся то одним смыслом-боком, то другим. Страстный императив Мандельштама («Стань музыкою, слово, // И, слово, в музыку вернись!») — литературно подтверждает древнейшую догадку о «первооснове жизни». Естественнонаучная и философская мысль начала XX века тоже вновь удивилась этой забытой мифопоэтической «В начале было Слово».
Натурфилософия Заболоцкого имеет вид наивного, первичного высказывания о мире. Его наивные стиховые «сложения» («столбцы») имитируют дологические конструкции осязательно-глазного восприятия мира. Буквальная плотность слова как части и сути праматерии срастается в своей сути с музыкой (хотя в нашем позднейшем представлении музыкальный звук менее плотен, чем слово).
Словарь Степанова [2] дает нам право в кратчайших определениях пользоваться тремя наименованиями Слова: эпос — слово как таковое, соединение звуков и смыслов; мифос - речь, совет, план, а также «миф», вечное слово, никогда не обманывающее; логос - устроение, домостроительство, миростроительство, а также слова человеческие, способные вводить в заблуждение тех, кто слушает и кто их произносит («мысль изреченная есть ложь»), наконец, это поэзия, искусство (искусство как позднюю стадию развития слова Заболоцкий отрицал).
Музыка, по Заболоцкому, имеет те же параметры, которые имеет Слово. В «Поэмах и столбцах» очень подробно воспроизводится натурфилософское бытование этого двойного концепта: естественное сосуществование
мифоса и логоса, порядок, устроение, согласный звук и т.д. Конечно, все эти смыслы требуют дешифровки, чем мы и займемся.
Известен культурологический, содержательно-символический смысл синонимов КРАСОТА - ГАРМОНИЯ - МУЗЫКА - СТРОЙНОЕ - ПРЕКРАСНОЕ. В репертуаре раннего Заболоцкого данная словесная группа, выявляемая системным анализом, есть, на наш взгляд, определенный код, знание которого позволяет приблизиться к глубочайшим художественно-философским откровениям. Смутно выговариваемая, концепция «Музыка-Слово» и есть семиотика всей космогонии Заболоцкого.
Музыка характеризует следующие состояния познаваемого и познающего мира.
I. Хотя музыка обозначает порядок, традицию, лад, привычку, все-таки в текстах Заболоцкого выражается сомнение в убедительности "общечеловеческого представления о мировой гармонии. Любое стиховое высказывание этой тематики содержит конфликт двух музыкальных состояний: правильной очеловеченной красоты и неуклюжей красоты природного мира, т.е. по существу отрицает музыку-логос, логику гармонического мироустройства («Битва слонов», «Предостережение», «Торжество земледелия», «Безумный волк» и др.).
2. Музыка как знак всякого моделирования, противопоставленного живому существованию мира, имеет достаточно отрицательный смысл. Поэзия, т.е. упорядоченное слово, модус гармонического строения (синтаксис, порядок связей), есть музыка как «искусственное» искусство:
Весь мир к поэзии привык,
Все было так понятно,
В порядке конница стояла,
На пушках цифры малевала,
И знаменах слово Ум Киваю всем как добрый кум.
И вдруг какие-то слоны,
И все перевернулось (подчеркнуто мною. - К.С.) [3]
Шахматы в «Битве слонов» как великолепный знак ума, комбинаторной поэзии, т.е. музыки как красоты экономии и уплотнения смыслов, тоже подвергаются редукции подсознания (без-умия):
Пушки замолкли, кровью покушав,
Синтаксис домики [4] строит не те,
Мир в неуклюжей стоит красоте (I, 126)
3. Поэзия=музыка, в свою очередь, имеет два подсмысла. В одном, отрицательном употреблении поэзия — элемент упорядоченного че-
ловеком мира, один из видов литературы. Традиционно реализованное художественное (человеческое!) слово засоряет основные экзистентные смыслы, ухудшает или затемняет. Сходясь здесь с Тютчевым, говорящим о неистин-ности слова, Заболоцкий, в противоположность ему; отказывается от мелоса, гармонизма и безупречной устойчивой метрики. Именно на этом уровне встречаем императивный отказ в угоду другим способам художественного Познания («Любите
живопись, поэты,/Лишь ей, единственной, дано <...>»).
Другой подсмысл знака "поэзия" — положительное обозначение искусства как языка самой природы. Неуклюжее слово — это звук в нестройно прекрасном мире природных звуков (деревья, животные, птицы, насекомые). В этом значений природа не есть человеческая понятийная речь.
Слово (музыка) здесь смутно-стройно, прекрасно, предметно, объемно, пласта телесно («Поэзия есть мысль, устроенная в теле»). Впервые сказанное слово оглядывается не на человеческий обычай, а на близлежащее или близтекущее предметное слово, и вступает ним в музыкальную связь. Концепция слова как выражение глубоких музыкальных смыслов и связей глупо-прекрасного мира природы важна и бесконечно дорога Заболоцкому. И дорога еще и потому, что Заболоц-кий-поэт, на наш взгляд, есть создатель, вернее, присоздаватель оригинальной концепции мира, которая носилась в воздухе XX века и которую «коллективно» описывали и осуществляли несколько гениальных умов (безотносительно к их профессионально-творческой принадлежности).
Слово литературное потому так богато ассоциирует, что оно -знак объективного мира. Слово у Заболоцкого, по его гипотезе, теряет знаковость и стремится стать предметным субстанциальным, не-идеологизированным, безассоциативным. Главное ощупывающее начало предполагает вытеснение метафоры как тропа. Элементарно образованные метонимии как раз имитируют наивную смежность предметов мира. Неприродный человек потому и «выговорить слова не может» («Искусство»), а «однообразный человек»: «Взял в рот длинную сияющую дудку,/ Дул, и, подчиненные дыханию / Слова вылетали в мир, становясь предметами,/Корова мне кашу варила,/Дерево сказку читало/А мертвые домики [5] мира/Прыгали, словно живые».
Для современной практики художественного абстрагирования установка Заболоцкого на отказ от литературной ассоциации долгое время воспринимался как нонсенс. Его же система мировидения отнюдь не исчерпывается, а включает, например, ряды ЖИВОПИСЬ-МУЗЫКА, где живопись становится синонимом музыки.
Итак, литературное, письменное, поэзийное слово, по Забо-
лоцкому, оценочно непрекрасно, следовательно, не-музыкально.
4. Еще один синоним МУЗЫКИ у Заболоцкого как общемирового и природно-человеческого начала — слово ПЕТЪ. ПЕТЬ смыкается со словом МУЗЫКА на новом, положительном, созидательном уровне. ПЕТЬ — это, прежде всего, согласно объяснить смысл творения. В «Безумном волке», например, ПЕТЬ выступает как одна из ступеней познании мира:
ГОВОРИТЬ (слово), - ПЕТЬ (созидание) - ЧИТАТЬ («систем-номыслие»).
Волк (бросая перо)
Надеюсь, этой песенкой я порастряс частицы мирозданья,
И в будущее ловко заглянул.
Не знаю сам, откуда что берется,
Но мне приятно песни составлять.
Рукою в книжечке поставить закорючку,
А закорючка ангелом поет. (1,152)
(Вот здесь зафиксировано совокупление мифоса и логоса). «Слово — звук — смысл — пение» — такое движение, считает Заболоцкий, есть условие понимания мира и для человека, и для «живого, прыгающего, думающего, ясного мира».
5. Слово «ПЕТЬ» поворачивается к нам и самыми мощными своими смыслами - ВОСПЕВАТЬ ТРУДОМ и РОЖАТЬ. Предки в «Торжестве земледелия» заявляют Солдату, взыскующему истины:
«Предпочтенье даем средним -/Тем, которые рожают, тем, которые поют,/Никому угрожают,/Ничего не создают» (I, 138)
Стройный сосуд природы — женщина есть музыкальное соотношение телесного и духовного (как поэзия — «мысль, устроенная в теле»). РОЖАТЬ - это значит воспевать слитные смыслы. Сращение смыслов дает двойственному расколотому миру возможность превратиться в идеальное единство — СФЕРУ (вариации на эту тему: «Венчание плодами», «Деревья»). Сферические пространственные образования выстраиваются в системные ряды: круглое СЛОВО — ОБЛАКО— «ЛЮСТРА» звезд — СФЕРИЧЕСКОЕ ПЕНИЕ СВЕТИЛ (читай: музыка сфер). Примеры «круглости» объемов; «В белом облаке катится слово», «Они, едва поцеловавшись, глядят на нас, из яблок приподнявшись», «Печки — жизни выпуклые двери»; «Слова, большие, словно яблоки» и т.д.
В поэме «Деревья» смысл понятия СФЕРА сжато обозначается так:
Дале деревья теряют свои очертанья, и глазу
Кажутся то треугольником, то полукругом —
Это уже выражение чистых понятий,
Дерево Сфера царствует здесь над другими.
Дерево Сфера — это значок беспредельного древа,
Это итог числовых операций.
Ум, не ищи ты его посредине деревьев:
Он посредине, и сбоку, и здесь, и повсюду (I, 168-169)
(Упомянутые деревья есть мифема мирового древа).
Именно сферические пространства есть тот метауровень, где слово из предметно-плоскостного, однозначно-детского состояния переходит в желанно абстрактные метасмыслы. Страдания познающего разрешаются, обретаясь в истине, в чистом понятии. Круглые сферические формы дают блаженство мятущемуся уму: полет в небо безумного волка, любовь-яблоко как торжество смыслов, стройное согласие природы и человека, рождение ребенка и — обретение бессмертия.
Перечислив слагаемые и объяснив, по мере возможности, систему словесно-музыкальных смыслов и знаков в текстах Заболоцкого, можно утверждать, что его концепция музыки противоположна концепции Тютчева. Противоположность эта имеет вид не столько процесса, сколько итога.
У Тютчева МУЗЫКА — высшая божественная организация мира (нет музыки - «И нет в творении творца»). Сознание создателя мира и отражающее сознание поэта предполагает их драматизированное взаимоотраже-ние. Само смертное состояние человека смутно пытающегося осознать смысл бытия и творящего его божества воспроизводит трагические диссонансы сознания.
Недоверие к истинности слова, но незнание других способов гармонического (системного) освоения мира рождает эсхатологическую тревогу познающего, максимальную субъективность эмоции, тяготеющей к жанру меланхолической элегии. Романтические формы удвоения человеческого бытия: любовь, искусство (с беспредельной попыткой прорваться к высшему) — вступают в противоречие с наличным состоянием бытия. Минимальная характеристика индивидуалистического творчества эпохи Тютчев - невозможность продлить свое одиночное существование через идеально гармонизированную формулу двойного бытия.
Антропоцентрическая установка создает конфликт познающего и непознаваемой Вселенной. Сама попытка упорядочить познаваемый мир через общечеловеческие понятия гармонии вызывает недоверие к самой гармонии и как к инструменту познания, и как к способу существования мира.
Космоцентризм же Заболоцкого предполагает растворение человека в природной сути (человек — «государство атомов»). Представление себя центром мироздания с рой уступкой богу есть, по Заболоцкому, только частная, временная, ложная позиция отношения человека к природе, когда он ее портит, называя это «пользой» («Вопросы к морю», «Человек в воде», «Торжество земледелия» и др.). В текстах Заболоцкого есть историческая уступка сложившемуся в общей системе сознания соотношению «человек — да— бытие — бог» (с очень редуцированным элементом «бог»: «Мы называем это —
жизнь»). Мы называем это — бог»). Но антропоцентрические мотивы зафиксированы в его рецепции как болезненный фазис развития мира, когда животные угнетены и механически лишены сознания и свободы. Схему можно представить как вертикальный состав мира, где любви, искусства — этих аналогов музыки в их привычно антропокультурном виде, как у Тютчева, — нет. Нет и поэта-творца второго, искусственного мира. Он анонимен, объективирован, входит в состав общего сознания природы, животных и растений: Лишь на улице пустой Слышу бьется под ногами Заглушённый голос мой. («Отдых», I, 109)
Поэт выполняет структурообразную роль текста высказывания, где текст есть всегда устойчивая, в философском смысле неподвижная картина мира. Стихотворения Заболоцкого представляют собой некоторые вариации бесконечно описываемых частей этого устойчивого мира, в котором все ладно, дружественно пригнано друг к другу, но в то же время свободно и хаотически меняется местами, вза-имозаменяется, перемешивается и, может быть, самоосознается. Хаос не отделен от Логоса и Космоса и просвечивается Сознанием, поэтому Хаос не страшен. («Тут природа вся валялась В страшно диком беспорядке: Кой-где дерево шаталось. Там реки струилась прядка»). Беспорядок у Заболоцкого есть условие становящегося мирового сознания. Роль порядка (гармонии, музыки, поэзии) и переосмысливается им на всех уровнях, в том Числе, а сравнении с традиционными ритмическими представлениями мира, описанными в поэзии Тютчева, который тоже догадывался, что «ритмизированное» слово, украшая, изменяет истинные смыслы.
Заболоцкий, в каком-то отношении продолжая тютчевское размышление, делает его спокойным, конструктивным, радостным.
Апофеозно вся концепция музыки изложена в поэтической программе стихотворения (Предостережение». Мы закончим рассуждение в надежде, что система мира, шифрованная в этом тексте, пропитается теперь более определенно.
Соединив безумие с умом,
Среди пустынных смыслов мы построим дом -Училище миров, неведомых доселе.
Поэзия есть мысль, устроенная в теле.
Она течет, незримая, в воде Мы воду воспоем усердными трудами.
Она горит в полуночной звезде Звезда, как полымя, бушует перед ними.
Тревожный сон коров и беглый разум птиц Пусть смотрят из твоих диковинных страниц,
Деревья пусть поют, и страшным разговором Пугает бык людей, тот самый бык, в котором
Заключено безмолвие миров,
Соединенных с нами крепкой связью (I, 166)
Примечания
1. Степанов Ю.С. Константы. Словарь русской культуры. М., 1996 .
2. Степанов Ю.С. Указ соч. С.253.
3. Заболоцкий Н. Избранные произведения: В 2 т. Т.1. М., 1972. С.126. Далее цитируется по этому изданию, номер тома и страницы указывается в скобках за цитатой.
4. Домик, жилище, по Заболоцкому, — Мир.
