CC BY
78
Рощупкин А.Ю.
(Елец)
УДК 908
«СЛОВО И ДЕЛО ГОСУДАРЕВО» КАК ОТОБРАЖЕНИЕ ПОВСЕДНЕВНОСТИ СЛУЖИЛЫХ ЛЮДЕЙ ЮЖНОГО ПОГРАНИЧЬЯ ВО ВТОРОЙ ЧЕТВЕРТИ XVII В.
Статья посвящена рассмотрению вопросов, связанных с анализом развития общественных отношений и связей в русском обществе после трагических событий Смутного времени и вступления на российский престол новой царствующей династии в лице Михаила Романова. Наиболее наглядные примеры, раскрывающие и характеризующие спектр отношений между центральной властью и обществом, сохранились в ряде документов, получивших название «слово и дело государево». Они обладают достаточной информативностью, позволяющей раскрыть стремление правительства к укреплению авторитета новой династии и пресечению «крамольных» высказываний в адрес царя и членов царской семьи. Помимо этого, анализ разнообразных по содержанию грамот и челобитных позволил не только определить факторы, послужившие толчком к развитию социальных связей в ослабленном государстве, а также охарактеризовать появившиеся после Смутного времени новые поведенческие модели, связанные с особенностями повседневной жизни служилых сообществ. Повседневная жизнь была неразрывно связана с решением хозяйственно-бытовых вопросов, возникавших, как между, так и внутри различных служилых групп. Достаточно высокий интерес вызывает анализ повседневной жизни служилых гарнизонов южных рубежей через призму материалов «слова и дела», поскольку окраины Московского государства являлись зоной постоянной геополитической напряженности. Служилые сообщества «Польских» городов, помимо выражения недовольства к центральной власти, через «слово и дело» привлекали внимание правительства к внутренним проблемам, связанным со злоупотреблениями на местах, решением спорных бытовых конфликтов, разбирательством вопросов, которые были «затеяны по не дружбе», следствием дел в состоянии опьянения и касавшихся отголосков Смутного времени.
Ключевые слова и фразы: «Польские» города, пограничная крепость, южные рубежи, служилый человек, гарнизон, социальные процессы, «слово и дело государево».
Article is devoted to consideration of the questions connected with the analysis of development of the public relations and communications in the Russian society after the tragic events of the Time of Troubles and the enthronement to the Russian throne of a new reigning dynasty in the person of M.F. Romanov. The most bright examples discovering and characterizing a range of the relations between the central power and local community have remained in a number of the documents which have received the name «words and affairs monarchic». They have the sufficient informational content revealling the aspiration of the government to strengthening of the authority of a new dynasty and suppression of "seditious" statements to the tsar and members of imperial family. In addition, the analysis of letters and petitions, various on contents, has allowed not only to define the factors which have been an incitement to the development of social communications in the weakened state and also to characterize the new behavioural models which have appeared after the Time of Troubles connected with features of everyday life of the servicemen communities. Everyday life was inseparably linked with the economic issues arising both between, and in various groups of servicemen. Rather high interest is attracted by the analysis of everyday life the servicemen garrisons of the southern boundaries through a prism of materials «words and affairs» as the suburbs of the Moscow state were a zone of constant geopolit-
ical tension. Servicemen communities of the «Polskie» cities, besides expression of discontent to the central power, through «words and affairs» drew attention of the government to the internal problems connected with abuses of the authorities as well as with the solving of the disputable household conflicts, trials started «on not friendship», a consequence of crimes commited in state of drunkenness and concerning the echoes of the Time of Troubles.
Key words and phrases: «Polish» cities, boundary fortress, southern boundaries, sluzhily person, garrison, social processes, «words and affairs monarchic».
огласно историографической традиции служилое население Московского государ-
ства XVI - XVII вв. принято делить по способу их комплектования на две группы:
служилых «по отечеству» и служилых «по прибору». Большую часть служилых людей «по отечеству» на южных рубежах составляли провинциальные дети боярские, а к служилым « по прибору» относились многочисленные казаки, стрельцы, пушкари, затин-щики и воротники [2, с. 80]. Все вышеперечисленные категории входили в состав служилых гарнизонов, которые выполняли функции по охране и защите степных окраин от многочисленных вторжений крымских татар и черкасских казаков. При этом деление служилых людей по группам вовсе не обозначало, что они были замкнуты и развивались в рамках строгих ограничений и социальных барьеров. Между служилыми группами происходили постоянные контакты, которые были связаны с различными аспектами их жизни, начиная от решения хозяйственно-бытовых и социально-экономических вопросов, заканчивая участием в политических процессах, происходивших в государстве.
Период Смутного времени начала XVII в. стал важным этапом в развитии российской государственности, когда разделившееся общество пришло к выводу о необходимости поиска путей по выходу из «великой разрухи» [3, с. 4]. В умах русского населения зрела мысль о том, «что для уверенности в завтрашнем дне мало безликого правительства, а нужен один государь, который был бы символом власти, и к которому можно было бы обращаться как к человеку» [1, с. 223]. Таким человеком в ходе политической и агитационной борьбы за российский престол стал Михаил Федорович Романов [8, с. 3-4]. Образ выборного царя в понимании современников был связан с появлением законной власти, на которую возлагали большие надежды по выводу страны из кризиса и формировании основ внутренней стабильности [6, с. 35].
Новое правительство после событий Смутного времени столкнулось с проблемой восприятия обществом Михаила Романова как единственно возможного царя, а не следующего в череде сменявших друг друга правителей [5, с. 38-45]. Так на протяжении нескольких десятилетий в различных частях государства в адрес царя и членов царской семьи появлялись грамоты и челобитные с «непригожими речами», которые характеризовали происходившие в стране социальные процессы и проблемы взаимоотношения власти и общества. Широкое распространение разбирательства по вопросам «слова и дела» получили в «Польских» городах: Ельце, Ливнах, Воронеже, Лебедяни, Осколе, Валуйках, Белгороде и Курске [4, с. 192-195]. При этом материалы многочисленных дел дают возможность изучить не только взаимоотношение центральной власти и провинции, но и рассмотреть картину повседневной жизни служилых людей южного пограничья.
Неотъемлемой частью жизни крепости и развития внутригрупповых отношений в рамках сформированных правительством гарнизонов были хозяйственно-бытовые конфликты, возникавшие между служилыми людьми. В этом отношении материалы «слова и дела» являются достаточно информативным источником, характеризующим социальные процессы, происходившие в русском обществе. Многие сохранившиеся челобитные являются яркими примерами, что «государево слово и дело» было затеяно «по не дружбе», ко-
DOI: 10.24888/2410-4205-2017-13-4-37-43
гда между участниками событий формировалась неприязнь, либо таким путем они пытались решить спорные бытовые вопросы.
В 1623 г. в елецкой тюрьме произошел конфликт между целовальником Аксеном Алехиным и старыми сидельцами, которые требовали от него «влазнова». В ответ целовальник отказался вносить «влазнова», поскольку за ним якобы было «государево дело». Об этом тюремные сидельцы сообщили в Съезжую избу сыщику Федору Тяпкину и подьячему Елизару Розинкеву. Между узниками Федькой Черным, Ивашкой Зябровым, Ивашкой Колугиным и Аксеном Алехиным была организована очная ставка в ходе, которой выяснилось, что сидельцы затеяли «государево дело» на целовальника «по не дружбе», так как он их в свое время «имал в губу» [7, с. 293].
Другой инцидент случился в 1648 г. между елецкими детьми боярскими о «государевом деле» сына боярского Василия Горюшкина на Микитку Юрлова и Афоньку Бо-чаркина. После достаточно долго разбирательства возникшего конфликта Василий Го-рюшкин в присутствии своего духовного отца, уездного попа Архангельской церкви Стефана, повинился, что сказал «государево слово» о помещиках «с сердца, вне ума своего, мстя им по не дружбе». Причиной послужили события, произошедшие в соседнем Ливен-ском уезде. В 1647 г. ливенские дети боярские Артюшка и Дорошка Коршуковы сожгли двор ястребника Абакума Лисина с женой и детьми, после чего были посажены в тюрьму, откуда им удалось бежать в Елецкий уезд, где они спрятались у Микитки Юрлова и Афоньки Бочаркина в деревне Козьеве. Елецкие помещики полностью отрицали свою связь с ливенскими «заповедными людьми» [7, с. 579-580].
В апреле 1626 г. в Осколе отходник Назарка Федоров говорил «государево слово» на ямщика Ельку Денисова. Причиной послужил возникший между ними конфликт, в ходе которого Денисов «зашиб» Федорова. За это Назарка «по не дружбе» сообщил «слово» на обидчика [7, с. 26-27].
В Ливнах в 1634 г. произошел конфликт между казаками Заливенской слободы и пятидесятником Прохором Соболевым. Первоначально он касался того, что казаки пожаловались на пятидесятника, который якобы оторвал у государевой грамоты выданной им имя царя. Грамота определяла размер пошлины взимаемой с казаков кабацким и таможенным целовальником. В ходе следствия оказалось, что казаки были обеспокоены вовсе не порчей документа, а переводом части казачьей земли в поместное владение Соболеву, который якобы самовольно через зятя в Москве обратился с грамотой к царю. Пятидесятник отрицал факт своего обращения, поскольку «тою де землею пожаловал его государь без письма» [7, с.330-331].
В 1641 г. Воронеже происходило разбирательство между старцами Борщева монастыря Авраамием Родионовым и Селиверстом Романовым. Игумен монастыря Моисей писал, что пришел к нему старец Авраамий и говорил, что за ним есть «государево дело» на старца Селиверста, что тот, будучи пьян, называл себя царем: «все братьи, и вкладчикам, и крестьянам царь». В ходе следствия выяснилось, что Авраамий «затеял дело во отступлении ума своего». Старцев отпустили на поруки в монастырь без возможности свободного выезда из Воронежа. В этом же году оба старца умерли. Авраамия похоронили в Окатовой пустыни, а Селиверста в монастыре [7, с. 354-359].
Нередко спорные вопросы возникали между родственниками. В феврале 1650 г. в Ливнах в съезжей избе разбиралось «государево дело» между братьями Кондратием и Василием Кожуховыми. Кондратий обвинял брата в том, что тот забрал у него всякой «рухляди»: саблю булатную, шапку бархатную с лисицей, рукавицы теплые, портки «альня-ные» с тесьмами и чекмень зеленый с шелковыми нашивками. Дополнительную информацию по делу Кондратий обещал сказать на Москве. В ходе очной ставки Василий Кожухов рассказал, что саблю булатную вывез из Крыма, шапка бархатная с лисицей была пожалована Дмитрием Федоровичем Колтовским, а рукавицы, портки и чекмень были куплены в
Москве. Кондратий повинился, что «поклепал брата своего по не дружбе» и другого «государева слова» за ним нет [7, с. 546-548].
Часто челобитные, связанные со «словом и делом государевыми», использовались служилыми людьми для привлечения внимания правительства к внутренним проблемам, связанным со злоупотребление местной администрации и произволом чиновников. Рассмотрение таких дел имело большое значение для центральной власти, поскольку справедливое решение укрепляло в провинции авторитет выборного царя и новой династии.
В 1623 г. в Лебедяни с «государевым словом» обратились казаки Покровской слободы Осипка Русинов, Сазонка Молотов, стрелец Микитка Панкратов и стрелецкий захребетник Ивашка Денисов. Они подали жалобу на кабацкого и таможенного откупщика Кузьму Коновалова, который хотел дешево купить у казака Осипа Русинова рыбу. В ответ на отказ казака продать улов Кузьма «лаял матерны» и потребовал с рыбы пошлину. Из-за требуемой пошлины между казаком и откупщиком разгорелся конфликт. Свидетелями событий стали жители города и уезда, всего 150 человек. На стороне Русинова выступили 10 казаков, 2 приказчика, 2 старосты, 9 крестьян, которые подтвердили, что откупщик хотел купить рыбу «задешево». В качестве наказания Кузьму Коновалова было приказано бить «на козле кнутом» [7, с. 305-311].
В 1648 г. курского сына боярского Владимира Сергеева человек Степанка Мароут-кин сообщил в таможне «государево дело» на губного старосту Воина Анненкова. Сте-панка рассказывал, как староста говорил ему, что «покрал государеву казну в государевом зелейном погребе государевы пищали с его воиновыми людьми». Также Воин Анненков рассказал Степанке, что хочет оружие с помощью своего крестьянина отвезти в Литву, и привел его к кресту, чтобы он «такого слова никому не сказывал» [7, с.533-535].
В 1649 г. в ливенскую съезжую избу с «государевым делом» пришел донской казак Ефремка Раздорский. Он был на «пиру» у сыщика Еремея Голеницкого и услышал от него, что «взял де я с ливенцев детей боярских 10 рублей и 20 рублей, да возьму де я с них и 50 рублей, да будет де я захочу, то сделаю, что их видеть по колени в крови, и яз де им и то сделаю, что станут ходить по колени в крови». Сказанные сыщиком слова обеспокоили не только казака, поскольку воеводе Якову Петровичу Кологривому было дано указание, расспрашивать всех, у кого есть «наше дело», и «сыскивать накрепко без поноровки» [7, с. 557-558].
Достаточно ярким было дело 1651 г. о злоупотреблении в Курске воеводы Федора Михайловича Лодыженского и местных дворян. С «государевым словом», «крича на весь мир», выступил сын боярский Яков Хоритонов сын Шеспотопалов. Результаты дела остались, к сожалению, неизвестны. Однако сохранился список, по которому Шестопалов обвинял воеводу. Он вменял Лодыженскому, что он из тюрьмы распустил многих «татей и разбойников для своей корысти», держит у себя в холопах иноземца - ляха, лес из тайника, осадные дворы, избы и клети детей боярских сжег на дрова, ставил «мызы» часто, крепостные ворота не запираются на ночь, а ночью из реки ему возят воду. Кроме того, Шес-топалов обвинил воеводу по факту того, что тот «закорыствовал кабацкими многими деньгами недоборными», при раздаче жалования взял с детей боярских по рублю, а с «новиков» по половине оклада. Но и на этом злоупотребления не закончились. Помимо вышеперечисленного Лодыженский взимал с уезда по «четверику ржи в год да по гривне денег», а с кабацкого головы и целовальника взял «неволею» 100 рублей [7, с. 249-255].
Большой пласт документов характеризует сказанные служилыми людьми «непригожие слова» и «государево дело» в адрес царя в состоянии опьянения, когда они говорились «спроста безо всякого умышления». Характерно, что в процессе следствия уточнялось, был ли служилый человек «пьян или трезвым обычаем говорил». От этого могла зависеть степень вины человека, а соответственно меры наказания, которые могли к нему применить. В связи с этим большинство обвиняемых говорили, что молвили «во хмелю» и другого ничего не мыслили.
В декабре 1633 г. в Елецком уезде у Воскресенского попа Дружины на «пиру» собралось несколько жителей уезда. Среди них было два брата Добрыня и Евдоким Рощуп-кины. Евдоким долгое время был в плену в «Турской земле», после чего вместе с послом Афанасием Прончищевым ему удалось вернуться в родные места. Об этом ему напомнил Андрей Лыков, назвав Евдокима «бусурманом». Бывший полоняник сказал, что «в его мусульманстве воля государева, а не его». В ответ на это Лыков говорил на государя «непригожее слово с лаем». Этот инцидент послужил для того, чтобы Евдоким Рощупкин обратился с «государевым словом» на обидчика, добавив в подтверждение своих слов показания очевидцев. В ходе следствия Лыков повинился, что был пьян и говорил про государя непригожее слово «во пьянстве без памятно». За сказанные слова в адрес царя его было приказано «бить батогами нещадно» [7, с. 333-334].
Другое дело произошло в Ливенском уезде за 7 верст до города в деревне Куначее-ве. В 1649 г. из Ельца в Ливны был послан отряд московских стрельцов из 10 человек для сыска жильца Еремея Голеницкого. Прибыв в город, московский стрелец Дружинка Петров рассказал Голеницкому, что у него есть «государево слово» на ливенского сына боярского Фотия Родионова, который не только не дал сменить «ямскую усталую подводу», но и кричал «непригожие речи» на государя. Помещик говорил стрельцу, что «не дорожи де государевым делом, не диковина де ныне государево дело и казна государева». За сказанное Родионов подвергся жесткому допросу, на котором повинился и признался, что «говорил спроста, пьянским обычаем, а не с кем и никакого заводу и умышления нет». Помещика отправили в Елец, где его посадили в тюрьму. По прошествии времени последовал указ Фотия Родионова освободить и отпустить [7, с. 545-546].
В июне 1643 г. в Воронеже соборной церкви поп Федор и Никольской церкви поп Савелий обратились в съезжую избу с тем, что у них «государево слово» на полкового казака Ваську Канаева. Были они в гостях у Прокофия Шишкина вместе с детьми боярскими Федором Бухоновым, Федором Аксеновым, посадским человеком Устином Собачкиным и площадным дьячком Тараской Булгаковым. При них казак говорил неоднократно, что «государя не стало». После «извета» за казаком были посланы стрельцы во главе с казачьим сотником Иваном Филатовым. Ваську Канаева привели к князю Василию Ромода-новскому и начали проводить опрос свидетелей. Многие сказали, что казак был пьян и поэтому сказал непригожие слова. Канаев также подтвердил, что «говорил во пьянстве, никаким заводом и умышлением, и ни чьим наученьем». Казака приказали держать в тюрьме «с великим береженьем», после чего его выпустили на поруки [7, с. 521-523].
В череде грамот выделяются документы о Смутном времени, сохранившем в памяти непосредственных участников происходивших событий, которые за годы своевластия в государстве ощутили изменения в обществе, связанные с возможностью выбора правителя. Это негативно сказывалось на укреплении центральной власти, поскольку авторитет Михаила Федоровича не был достаточно устойчив. Любые высказывания, а также напоминания об участниках Смут, воспринимались как призыв к мятежу.
По прошествии нескольких лет после избрания на царствование М.Ф. Романова, зимой 1615 г. в Белгороде в съезжей избе разбиралось дело о «воровском слове» Сеньки Телятника. Сын боярский Иван Забусов обвинил Сеньку в том, что он в беседе у Богоявленского попа молвил «здоров б де был царь Дмитрий». Из-за этих слов между ними произошла ссора, за что помещик ударил Сеньку. В ходе следствия свидетели подтвердили сказанное, а Телятник отрицал этот факт, ссылаясь на то, что «в те поры был пьян и того не упомнит, что про царя Дмитрия бредил с хмелю» [7, с. 1-2].
В народной памяти образ царя Дмитрия сохранялся долгие годы. В августе 1621 г. в Ливнах стрелецкий и казачий голова Еремей Толпыгин «извещал» на лебедянского казака Ваську Мотора, что он говорил «пощади де для государя царя Дмитрия». В ходе очной ставки казак не сознавался в сказанном, за что был посажен в тюрьму до распоряжения из Москвы [7, с. 289-290].
Однако не только царь Дмитрий оставил свой след в людском сознании. Сохранились материалы разбирательства по делу гулящего человека Васьки Лося. Летом 1627 г. Васька был в гостях в Ливенском уезде в деревне Волосовицы у крестьянина Сережки. Во время обеда он начал петь песни про царя Бориса, чем напугал хозяина дома. По «извету» гостей крестьянина Ваську Лося посадили в тюрьму, где его «пытали крепко». Для того, чтобы Васька признался для чего он сказал про царя Бориса и кто с ним «на такое воровство думал», его подвергли 100 ударам, 10 «стряскам», а также трижды на огонь поднимали. В ходе пыток Лось сказал, что говорил «спроста, без всякого умышления» и воровства никакого не думал [7, с.42-43].
Отдельного внимания заслуживает разбирательство «государева дела» сказанного курским колодником Якушкой Щуровым на сыщика Ивана Шастова-Полтева. В марте 1624 г. Якушка сидел в разбойной тюрьме Курска, где познакомился с крестьянином Са-востькой Семеновым, от которого узнал, что сыщик отпустил «ведуна с кореньем», взяв с него 2 рубля. Это послужило поводом для того, чтобы он обратился с «государевым делом» и его перевели в съезжую избу. Здесь он рассказал, что «ведуна» звали Ивашкой и при себе он имел «коренье», который не стал есть при сыщике и откупился. Поскольку Савостька Семенов умер, свидетелями разговора Якушка назвал губного целовальника Павлика Толстого, а также тюремных сидельцев: Афоньку Касторного, Мукулку Озерова, Савостьку Кромченина и крестьянина Матюшку. В очной ставке между Якушкой Щуро-вым и целовальником выяснилось, что «ведун» это Ивашка Потапов сын Круговой, который искал на «губе» своего крестьянина Артемку Фролова. Вопрос о «коренье» возник, когда Ивашку попросили показать бумаги на крестьянина и увидели у него в подпояске узелок. Сыщик Иван Шастов-Полтев приказал ему съесть половину корня. Когда ничего не произошло, вторую половину запечатали и положили в казну, а Ивашку Кругового посадил в тюрьму до разбирательства. При этом выяснилось, что Якушка Щуров поклепал не только на Ивана Шастова-Полтева, но и на стрелецкого голову Плакиду Темирязева, которого, якобы позвал, чтобы сказать об имеющемся за ним «государеве деле», о чем последний не знал и не слышал. Причиной сказанного Щуровым «государева дела» стало его желание «от воровства своего опростаться», то есть перейти из разряда уголовных преступников в число политических, чтобы его отправили в Москву [7, с. 13-14].
Таким образом, анализ материалов «слова и дела» позволил рассмотреть срез повседневной жизни служилых людей южного пограничья, через призму хозяйственно-бытовых конфликтов. Характерной чертой всех представленных в статье дел является то, что в них «государево слово» и «государево дело» использовались в качестве инструмента для решения внутренних споров и хозяйственных проблем. Челобитчики придавали трудноразрешимым вопросам политическую окраску, тем самым привлекая внимание правительства, после чего в ходе следствия выяснялись истинные причины «слова и дела». Так многие «государевы дела» служилыми людьми были «затеяны по не дружбе» в связи с происходившими между ними конфликтами и спорами. С помощью них челобитчики пытались решить хозяйственно-бытовые споры, а также разобраться со злоупотреблением воевод и ущемлением их прав администрацией. Ярким показателем повседневной жизни служилых людей после избрания М.Ф. Романова, стало обсуждение царя и царской семьи, а также разговоры о правителях Смутного времени. В данном случае большое значение имело, был ли служилый человек «пьян или трезвым обычаем говорил», от чего зависела степень применяемого к нему наказания.
Список литературы
1. Гумилев Л.Н. От Руси к России: Очерки этнической истории / Послесловие С.Б. Лаврова. М.: Айрис-Пресс, 2005. 320 с.
2. Ключевский В.О. История сословий в России: Полный курс лекций. Минск: Хар-вест, 2004. - 208 с.
3. Ключевский В.О. Лекции по русской истории. 4.II. СПб.: Тип. В.О. Киршбаума 1902. 336 с.
4. Книги разрядные, по официальным оных спискам изданные с высочайшего соизволения IIотделением собственной е.и.в. канцелярии. T.I. СПб., 1853. 1381 с.
5. Ляпин Д.А. На степном пограничье: Верхний Дон в XV-XVII веках. Тула: Гриф и Ко 2013. -210 с.
6. Морозова Л.Е. Михаил Федорович //Вопросы истории. 1992. №1. С. 32-47.
7. Новомбергский Н.Я. Слово и дело государевы (Процессы до издания Уложения 1649 г.). T.I. М.: Языки славянской культуры, 2004. - 624 с.
8. Тюменцев И.О. «Умом Миша молод, не дошел...». Почему именно Михаил Романов стал русским царем? //Родина. 2006. № 11. С. 3-4
References
1. Gumilev L.N. Ot Rusi k Rossii: Ocherki jetnicheskoj istorii. /Posleslovie S.B. Lavrova. M.: Ajris-Press, 2005. 320 s.
2. Kljuchevskij V.O. Istorija soslovij v Rossii: Polnyj kurs lekcij. Minsk.: Har-vest, 2004. - 208 s.
3. Kljuchevskij V.O. Lekciipo russkoj istorii. Ch.II. SPb. 1902. - 336 s.
4. Knigi razrjadnye, po oficial'nym onyh spiskam izdannye s vysochajshego soizvo-lenija II otdeleniem sobstvennoj e.i.v. kanceljarii. T.I. SPb., 1853. - 1381 s.
5. Ljapin D.A. «Svet vsemu moskovskomu gosudarstvu»: predstavlenija sluzhilyh ljudej o carskoj vlasti v seredine XVII v. Sbornik molodyh uchenyh istoricheskogo fakul'teta EGU im. I.A. Bunina. Vyp. 2. Elec, 2007. S. 38-45.
6. Morozova L.E. Mihail Fedorovich // Voprosy istorii 1992. №1. S. 32-47.
7. Novombergskij N.Ja. Slovo i delo gosudarevy (Processy do izdanija Ulozhenija 1649 g.). T.I. M.: Jazyki slavjanskoj kul'tury, 2004. - 624 s.
8. Tjumencev I.O. «Umom Misha molod, ne doshel...». Pochemu imenno Mihail Romanov stal russkim carem? //Rodina. 2006. № 11. S. 3-4.
