CC BY
25
Л. Ф. Широкова (Москва)
Словацко-венгерское пограничье как мультикультурное сообщество и объект художественной рефлексии (романы Л. Баллека и Л. Грендела)
В литературе Словакии традиционно присутствует тема сосуществования и взаимодействия культур словацкого и венгерского этноса, прежде всего в исторически сложившейся пограничной области. В статье рассматриваются посвященные этой теме романы, предлагающие взгляд на словацко-венгерское сообщество с двух разных сторон.
Ключевые слова: мультикультурный регион, литература Словакии, роман, психологизм, гротеск.
DOI: 10.31168/2073-5731.2018.3-4.6.03
Южное пограничье — особый регион Словакии, где на протяжении всей его истории складывалось сообщество разных этносов; словацкое население издавна соседствовало здесь с самым многочисленным национальным меньшинством — венграми. Политические факторы играли при этом, как правило, разрушительную роль и вели к национальным трениям, о чем свидетельствуют, в частности, события 1938 г. и первых послевоенных лет, когда спорная территория переходила от одного государства к другому, а большие группы населения подвергались депортациям и притеснениям. Важным моментом в жизни пограничья представляется мирное и во многом продуктивное сосуществование культур и национальных традиций словаков и венгров. Проблематика этого региона нашла отражение и в литературе Словакии, в частности в творчестве Л. Баллека, а также Л. Грендела, автора, пишущего на венгерском языке.
Среди произведений выдающегося словацкого прозаика Лади-слава Баллека (1941-2014) особое место занимают романы о жизни небольшого городка на юге страны, которому он дал название Паланк.
Исследование выполнено в рамках программы фундаментальных исследований президиума РАН «Культурно-сложные общества: понимание и управление», проект «Язык и культура в полиэтничных и поликонфессиональных сообществах Юго-Восточной Европы: междисциплинарное исследование».
Его прототипом, как указывал и сам писатель, стал старинный город Шаги, бывший некогда центром исторической области Гонт, расположенной на плодородных равнинных землях словацко-венгерского пограничья. Пышная природа, луга и акациевые рощи окрестностей Паланка, особое сочетание в нем черт многих национальных культур — всё это нашло отражение в прозе Баллека, прежде всего в его романах «Помощник» (1977) и «Акации» (1981).
Первый из них, «Помощник» (с подзаголовком «Книга о Палан-ке»), написан в традициях реалистического романа с социально-психологической направленностью. Фабула развивается в нем линейно и последовательно, с небольшими сюжетными пояснительными экскурсами в прошлое. Время действия ограничено двумя историческими событиями — окончанием Второй мировой войны в 1945 г. и приходом к власти в Чехословакии правительства коммунистов в 1948 г.
Главный герой романа — Штефан Риечан, мясник родом с бедного словацкого севера, потерявший всё имущество во время Словацкого национального восстания 1944 г. В поисках лучшей жизни он вместе с семьей переезжает на богатый и плодородный юг, в область, только что отсоединенную от Венгрии и вернувшуюся в состав Чехословакии. Через восприятие Риечана автор показывает картину богатства и, одновременно, упадка этого края: «Юг был ярко-зеленый и белый, весь в зеленой траве и цветах, однако показался ему голым, пустым и потерянным. Достаточно было взглянуть на неубранное кукурузное поле, хозяин которого пропал где-то в вихре войны, то ли погиб, то ли уехал за границу»1. Многих из прежних владельцев земель и домов, венгров, новые власти выселили, а на их место приехали новые жители — словаки из северных провинций. Однако часть венгерского и смешанного населения осталась, сохранив традиции и дух некогда процветавшего, буржуазного Паланка. Баллек рисует красочный портрет здешнего горожанина: «Типичный житель Паланка, чрезвычайно разнородного в национальном отношении города, где жили представители всех народов старой монархии, <.. > обычно обладал следующими качествами: это был человек неторопливый, даже медлительный, с виду ленивый, но при этом амбициозный, серьезный, солидный, он разбирался в людях, имел свою жизненную позицию <.. .> и талант к разного рода коммерции»2. Наиболее ярко и развернуто этот типаж воплотился в одном из центральных персонажей романа — помощнике Риечана Валенте Ланчариче, доставшемся ему от прежнего владельца мясной лавки. Сюжет построен во многом на контрасте двух характеров — честного труженика и заботливого семьянина Риечана и
беспринципного, алчного дельца Ланчарича. Взаимоотношения этих противоположностей заканчиваются для обоих крахом всех их планов и надежд. Семья Риечана, во многом по вине помощника, распадается, а сам он уезжает из города своей мечты Паланка назад, в родные места; «Он никому не доверял, жил одиноко, но никогда не жаловался. Прошлого он почти никогда не касался, старался о нем забыть»3. А его подмастерье Ланчарич, не сумев приспособиться к новой социалистической действительности, а главное — к новым законам, попадает в тюрьму. При относительной простоте фабулы драматизм повествования усиливается его психологическим планом, большим количеством несобственно-прямых монологов, передающих чувства и размышления героев. Автор детально прослеживает трансформацию психологического состояния Риечана — от радостных ожиданий и надежд, опасений и непонимания близких до болезненных переживаний и отчаяния. Непривычная среда южного города с его атмосферой роскоши и моральной раскрепощенности остается для него чуждой.
Анализируя роман «Помощник», Я. Штевчек отмечал: «В фигурах Риечана и Ланчарича представлено столкновение двух разных сред — балканской, проникнутой духом коммерции, гедонизма, наслаждений, и словацкой с ее неразвитой склонностью к предпринимательству и жизненным аскетизмом. Таким образом, социологическая и психологическая составляющие персонажей рисуют общую картину среды и места действия»4.
«Акации» (с подзаголовком «Вторая книга о Паланке») — это роман, построенный совсем иным, мозаичным способом. Две его части состоят из девяти относительно самостоятельных глав, связанных между собой пространством (южнословацкий город и его окрестности) и временем (речь идет преимущественно о послевоенных годах). Свойственная роману многофабульность еще более усиливается добавлением в основное повествование о центральных героях параллельных историй и эпизодов с участием второстепенных персонажей.
В самом начале, в главе «Паланк — квартал кошек», автор описывает город в первый послевоенный год, приводя историко-социоло-гические данные: «После вступления в Паланк войск Малиновского сюда вернулись прежние времена. Паланк, город на словацко-венгерской демаркационной линии, перешел из-под власти короны снова под знак льва5. Вернулась довоенная администрация, жандармерия, зазвучал новый государственный язык»6. От политических реалий Баллек переходит к социальным и национальным: «Сюда приезжали новые чиновники с семьями, перебирались торговцы, ремесленники,
учителя, врачи <.> из разных уголков республики, преимущественно — из горных областей Словакии»7. И далее он рисует картину по-лиэтничного сообщества, которое представлял собой Паланк: «Из предвоенных жителей квартала в городе не осталось почти никого. До того момента, как Хорти забрал себе Паланк8, здесь жило пестрое многонациональное общество, в основном хорошо обеспеченные люди. Вслед за словаками, чехами, людьми со всех уголков Балкан и депортированными евреями отсюда уехало и большинство венгров. <.> Некоторых выселили из их домов новые учреждения, чтобы разместить там своих служащих и репатриантов из Венгрии, Румынии и Югославии»9.
Еще более детализируя картину Паланка, Баллек перечисляет фамилии новых жителей, обозначая таким образом героев, с которыми читателю предстоит встретиться в романе: «Приехали, например, Гнилицы, Юрковичи, Гаврилы, Блашчаки, появилась не только красавица Гамплова со своим мужем-строителем [герои главы "Агава". — Л. Ш.], но и загадочная портниха Тишлерова, которая взбаламутила весь город, утверждая, что в ее доме живет падший ангел [глава "Ангел и дом кошек". — Л. Ш.]»10. Роль персонажей в романе меняется: в одних главах это центральные, а в других — эпизодические фигуры; встречаются в «Акациях» и упоминания о мяснике Риечане и его ловком подмастерье Ланчариче, героях романа «Помощник».
О функции большого числа персонажей в романе «Акации» пишет в своей монографии о творчестве Л. Баллека И. Гохел, делая вывод о том, что «автор поставил перед собой цель показать посредством индивидуальных судеб, изображаемых на фоне исторических и политических обстоятельств, как можно более полную картину социальной структуры города и пестроту его жизни»11. Сам писатель не раз подчеркивал культурную специфику словацко-венгерского погра-ничья, традиционное сосуществование и взаимодействие на этой территории разных этносов. В эссе «Провинция?» он вспоминает о городе своей юности — Шагах, ставшем литературным Паланком: «Шаги всегда были культурным городом. Здесь не враждовали, а естественным образом состязались — на общее благо города — все культуры, причем не только две доминирующие — словацкая и венгерская. <.> И все они ярко проявляли себя, поскольку хорошо здесь себя чувствовали. Мы узнавали их в людях, домах, церквях, кухнях, музыке»12.
Три романа Лайоша Грендела (р. 1948), составившие позднее «Нью-Гонтскую трилогию»13 («У нас дома, в Нью-Гонте», 2001; «Массовое захоронение близ Нью-Гонта», 1999; «Король Матей в
Нью-Гонте», 2004) написаны на рубеже ХХ-ХХ1 вв., когда в словацкой литературе было сильно увлечение постмодернизмом. Некоторые приемы этого течения (тяготение к гротеску, фабуляция, авторская самоирония) широко использовал в своих произведениях и Грендел, однако романам трилогии присущи и реализм, и психологическая глубина образов. Они объединены общим местом действия — своего рода общим «коллективным героем» — это южнословацкий городок с вымышленным названием (местным ироническим самоназванием) Нью-Гонт14 и его окрестности. Общей является и тема местного патриотизма, принимающего у Грендела юмористические, часто даже гротескные черты. В каждой из книг присутствует повествователь — от первого или от третьего лица, в роли которого выступают, чередуясь, то автор, то центральный герой. Экскурсы в прошлое ведут читателя в ХХ век, к периоду Второй мировой войны, послевоенным годам строительства социализма, временам краха Пражской весны в 1968 г. и «нежной революции» 1989 г. Основное же время повествования — актуальная для времени написания современность, представленная в условиях замкнутого социума провинциального городка как вневременное состояние неизменности и застоя.
Завязка первого романа трилогии и тривиальна, и комична: молодому литератору, редактору столичного издательства, поручают написать книжку о неизвестном ему Нью-Гонте. Директор издательства, принявший заказ от старосты безвестного городка, объясняет потребность в такой публикации тем, что о нем никто никогда не писал, и многие даже не подозревают о его существовании: «Нью-Гонт обходит стороной не только большая политика, но и пресса, будто его и нет на свете, будто там никогда не случалось ничего достойного внимания — ни наводнений, ни землетрясений, ни эпидемий»15. Основная цель «отцов города» — придумать «идею Нью-Гонта», которая была утеряна и без которой он так и будет прозябать в забвении. Прославлению городка в республиканском и, возможно, мировом масштабе призвана служить будущая книжка о его истории и достопримечательностях, а также памятник какому-нибудь знаменитому земляку на центральной площади.
Размышляя о подходящем для увековечивания герое, местный старожил и своего рода патрон и душа Нью-Гонта дядя Коломан вспоминает самое бурное для жителей время конца Второй мировой войны; городок тогда оставили немцы, посчитав, что он «со стратегической точки зрения — сущий ноль», а затем «как неотвратимое стихийное бедствие»16 пришли со страхом ожидаемые горожанами рус-
ские. Сформировав местную «директорию» из равного числа венгров и словаков «для соблюдения принципа паритетного представитель-ства»17, карикатурно изображаемые русские принялись реквизировать у населения часы и выявлять подозрительных личностей, расстреляв при этом единственного понимавшего русский язык горожанина — главу «директории», венгра Дюсо Негеза. Пришедшие на смену этим солдатам другие, «монголы, замаскированные под русских»18, тоже занялись грабежами и насилием.
В числе появившихся на свет после этого нашествия тринадцати младенцев был и один из центральных героев романа Иван, мощный, с крутым нравом человек, глаза которого — один обычный, другой раскосый — говорили о его происхождении и «буйном естестве». Сквозную сюжетную линию составляет история бурной любви преуспевающего адвоката Ивана и молодой сельской вдовы Барборы, которых то сводила их роковая страсть, то разъединяли несхожие традиции и представления о жизни.
Решение магистрата о постановке памятника затрудняло то обстоятельство, что знаменитых, прославившихся в истории земляков в Нью-Гонте не оказалось. Спор достиг предела, когда венгерские депутаты предложили «кандидатуру» Лайоша Кошута, а словацкие — Людовита Штура: «Кошут — отец всех венгров, а значит — и венгров Нью-Гонта. — Но не наш! — возмутились депутаты словацкой национальности»19. Идея возвести два памятника по разные стороны центральной площади тоже показалась им сомнительной: «Они стояли бы друг против друга и создавали бы впечатление, что и здешние венгры и словаки тоже — друг против друга»20. О пребывании в Нью-Гонте короля Матея Корвина свидетельств не нашлось, и в итоге было решено увековечить память первого послевоенного старосты Нью-Гонта — Дюсо Негеза.
Мотив межнациональных трений вновь возникает в рассказе скульптора, уроженца городка Штево Барана, которому заказали изготовление монумента. Он вспоминает о послевоенной истории, когда на возвращенных территориях власти ускоренно внедряли словацкий язык и «упорядочивали использование венгерского языка»21. Реализация этой политики в Нью-Гонте показана в комических сценках в
бакалейной лавке и корчме, где проводила ревизию «комиссия по про-
22
верке языковой ситуации в городе»22.
Гротеск преобладает в эпизодах романа, относящихся к событиям августа 1968 г., когда в Чехословакию были введены войска стран Варшавского договора: «К большому удивлению жителей в Нью-Гонт
вошли танковые подразделения венгерской армии. <...> Над главными общественными зданиями города вновь реяли государственные флаги Венгрии»23. А венгерский офицер в ответ на вопросы пытавшегося дискутировать с ним дяди Коломана твердил: «Мы проявили решительность и подавили контрреволюцию раньше, чем она тут на-чалась»24.
Повторяющийся мотив захвата города армией принимает абсурдные формы во всё более грандиозных планах дальнейшего прославления и обогащения Нью-Гонта, рождаемых фантазией старосты: для привлечения туристов и зарубежных инвесторов он хочет восстановить руины заброшенного замка и устраивать там исторические баталии, а для возможных государственных бюджетных вливаний предложить министерству обороны провести в городе военные учения «с небольшой бомбардировкой»25.
Скульптор Штево Баран, рассказывая о местной специфике повествователю-редактору, написавшему в итоге заказанную книжку, говорит об особом состоянии времени в Нью-Гонте: «Истории здесь никогда не кончаются; прежде чем закончиться, они начинаются снова, колесо истории может повернуться вспять. <...> У нас дома, в Нью-Гонте, жизнь уже давно остановилась. Здесь всё вечно и неизменно»26.
Городок представлен в романе как символ провинциальной замкнутости и застоя, где пространство ограничено «своей» территорией, а время течет по «своим» местным законам, почти не соприкасаясь с «чужим» большим миром.
Вторая часть трилогии, «Массовое захоронение близ Нью-Гонта», была написана раньше первой, однако при издании всех трех романов как целого ее поместили на вторую позицию, вероятно, согласуясь с логикой развития авторской идеи. Кроме того, в этом романе сюжет также построен на истории более или менее вынужденного включения столичного интеллигента в жизнь маленького замкнутого словацко-венгерского сообщества; здесь это — деревня Т., расположенная неподалеку от местного районного центра, Нью-Гонта.
Повествование в первом лице ведется от имени университетского преподавателя истории из Братиславы, получившего в наследство участок земли и дом в деревне Т. При копке нового колодца там были обнаружены захороненные останки множества людей, и под предлогом расследования этого дела героя вызывают местные активисты — староста, начальник полиции, нотариус и «патрон» деревни, пенсионер-фармацевт из Кошиц доктор Деметер. Однако они преследуют другие цели; после устроенного приезжему доценту пышного приема
и предложения стать почетным гражданином деревни они настойчиво убеждают его написать статью, своего рода хронику трагических событий военных лет, свидетелем которых, по его рассказу, стал в молодости Деметер. «Несколько сотен людей, женщины и дети. <...> Их вели в том направлении вооруженные солдаты СС. <...> Мы так никогда и не узнали, что с ними стало»27. Его повествование об увиденной им колонне идущих на расстрел мирных жителей, полное оговорок и недосказанности, вызывает у историка сомнения, и он старается как можно более деликатно отклонить предложение радушных хозяев.
Из рассказа местного жителя, посетившего его в Братиславе, он узнает о переменах, произошедших в деревне Т. после окончания войны, когда он вернулся туда «из русского плена»: «Однажды ночью погрузили на машины половину деревни. Потом в опустевшие дома и дворы постепенно стали заселяться новые жители»28. Старик просил его держать всё в тайне, намекая на участие в этой акции неких «фальшивых партизан», среди которых были и родственники представителей нынешней деревенской верхушки.
Повествователь предпочел занять позицию рефлексирующего стороннего наблюдателя, не столько занятого решением вставших перед ним проблем, сколько погруженного в самоанализ: «У меня решительно не было таких достоинств, как смелость, ловкость, изобретательность, напротив, лень и нерешительность пустили в меня свои корни и тянули в болото бездействия»29.
Далее следует история долгих уговоров, призывов к местному патриотизму и даже шантажа в адрес героя-повествователя со стороны деревенских активистов. Староста раскрыл перед ним грандиозные планы строительства в деревне памятника жертвам фашизма, на открытие которого «приехали бы представители прессы, политики, писатели и предприниматели — без предпринимателей нет ин-вестиций»30. Подобно идеям старосты Нью-Гонта из первого романа трилогии, прожекты старосты Т. приобретают всё более глобальные размеры: «Может, к нам приедет и посол Германии, чтобы возложить к памятнику венок и принести свои извинения, — немцы уже перед
31
всеми извинились, а перед нами — нет»31.
В финале романа герой-повествователь, потеряв волю к сопротивлению, подчиняется влиянию активистов деревни Т. и переселяется туда на правах «своего», местного писателя, сознавая при этом, что находится в тупике и безвременье: «Жизнь моя на этом заверши-лась»32. Город Нью-Гонт для этого малого социума — граница дома и
остального мира: «Поезда либо отправляются в Нью-Гонт, либо прибывают из Нью-Гонта. <.> За Нью-Гонтом начинается широкий мир, а всё, что ближе, — это наш родной край»33.
Заключительная часть трилогии — «Король Матей в Нью-Гонте» — гротескный роман о нравах и типажах «лихих девяностых» в словацком провинциальном городке и о карикатурной попытке совершить там путч по примеру советского ГКЧП, предпринятой группой бывших коммунистических функционеров. Повествование ведется, в отличие от предыдущих частей, от третьего лица. Центральный герой — молодой неудачник, несостоявшийся поэт Мишо Шилер, которого безденежье и неустроенность вынудили заняться сутенерством, а потом, к концу романа, стать членом влиятельной словацко-русско-украинской мафиозной группировки.
Экскурсы в прошлое, в годы правления компартии, раскрывают трагикомические стороны семейной истории, связанной с нелепыми по сути, но политически правильными для того времени действиями властей по отношению к отцу Мишо, школьному учителю с венгерской фамилией Реваи. «В Словакии учитель не может носить фамилию Реваи. <...> Реваи был землевладельцем, который эксплуатировал словацкий люд и приказал повесить народного героя Юра Яношика»34, — указывал секретарь горкома, требуя от учителя срочно сменить фамилию. Однако и девичья фамилия матери тоже оказалась венгерской: «Это устаревшая фамилия. Сегодня каждого Тота уже зовут Словак. И Олаг устаревшая. И Рац. Этот, первый, сегодня — Влах, а второй — Серб»35. В фамилиях, производных от названий цветов, секретарь увидел излишнюю символику и предложил варианты, «связанные с социалистическим настоящим», от которых решительно отказался учитель, выбрав себе нейтральную фамилию Шилер. В другой раз отец Мишо Шилера пострадал от властей, неудачно сыграв роль Ленина в любительском спектакле венгерской труппы.
Московский путч 1991 г. пробудил в отставных чиновниках, спешно создавших собственный «комитет», надежду на возврат к старому порядку. При этом бывший секретарь горкома, Матей Краль, настолько уверовал в свое высшее предназначение, что слился в своем больном сознании с фигурой «прогрессивного» венгерского короля Матея Корвина, а после сообщения о крахе ГКЧП совсем потерял связь с реальностью.
Финал романа пессимистичен; родной город кажется герою «пустырем, огромным пустым местом», где «жизнь остановилась, стала одним долгим мгновением, в котором ничего не происходит,
разве что люди вокруг рождаются и умирают», где царит «постоянная временность»36.
Представленные здесь произведения двух писателей Словакии, обращенные к схожей тематике словацко-венгерского пограничья, различаются по целому ряду характеристик, прежде всего — по авторскому взгляду на изображаемый объект: Паланк Баллека исполнен ностальгии по прошлому и населен персонажами, достойными авторской симпатии, тогда как Нью-Гонт Грендела построен на пародии и становится для героев трилогии одновременно и местом притяжения, и тупиком замкнутого, вневременного пространства.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Ballek L. Pomocnik. Kniha o Palanku. Bratislava, 1977. S. 9.
2 Ibid. S. 65.
3 Ibid. S. 391.
4 Stevcek J. Dejiny slovenskeho romanu. Bratislava, 1989. S. 551.
5 Корона св. Стефана (Иштвана) — символ Венгрии, лев — символ Чехии (Чехословакии).
6 Ballek L. Agaty. Druha kniha o Palanku. Bratislava, 1981. S. 7.
7 Ibid. S. 8.
8 В результате Венского арбитража 1938 г. Венгрии были переданы области южной и юго-восточной Словакии. М. Хорти — правитель Венгерского королевства до 1944 г.
9 BallekL. Agaty... S. 9.
10 Ibid. S. 199.
11 HochelI. Pribeh ako princip. Bratislava, 2005. S. 100.
12 BallekL. Juzna posta. Pomocnik. Bratislava, 2007. S. 545.
13 Романы Грендела, наряду с их оригинальными венгерскими изданиями, выходили и на словацком языке в переводе К. Влаховского.
14 Гонт — историческое название одной из областей на юге Словакии.
15 Grendel L. Newhontska trilogia. Bratislava, 2016. S. 11.
16 Ibid. S. 15.
17 Ibid. S. 23.
18 Ibid. S. 35.
19 Ibid. S. 30.
20 Ibid. S. 31.
21 Ibid. S. 56.
22 Ibid. S. 57.
23 Ibid. S. 80.
24 Ibid. S. 101.
25 Ibid. S. 181.
26 Ibid. S. 175.
27 Ibid. S. 262.
28 Ibid. S. 209.
29 Ibid. S. 202.
30 Ibid. S. 266.
31 Ibid. S. 268.
32 Ibid. S. 328.
33 Ibid. S. 333.
34 Ibid. S. 356.
35 Ibid. S. 358.
36 Ibid. S. 475.
L. F. Shirokova Slovak-Hungarian border area as a multicultural community and an object of artistic reflection (novels by L. Ballek and L. Grendel)
In the literature of Slovakia there is a traditional theme of coexistence and interaction of cultures of Slovak and Hungarian ethnic groups, first of all in the historically established border area.The article deals with the novels devoted to this topic, offering a view of the Slovak-Hungarian community from two different sides. Keywords: multicultural region, literature of Slovakia, novel, psy-chologism, grotesque.
