CC BY
29
ЗВУК В КУЛЬТУРЕ. АКТУАЛЬНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ SOUND STUDIES / SOUND IN CULTURE:
NEW APPROACHES TO SOUND STUDIES
Константин Алексеевич ОЧЕРЕТЯНЫЙ / Konstantin OCHERETYANY
| Слова-вампиры, образы-энергемы и софийное тело: понимание медиа в русской философии / Vampire Words, Energy Images and the Sophia Body: Media Understanding in Russian Philosophy |
Константин Алексеевич ОЧЕРЕТЯНЫЙ / Konstantin OCHERETYANY
Санкт-Петербургский государственный университет, Россиия Центр медиафилософии, Ученый секретарь, кандидат философских наук
St. Petersburg State University, Russia Centre for Mediaphilosophy, Scientific Secretary, Ph.D. in Philosophy okostya1988@yandex. ru
СЛОВА-ВАМПИРЫ, ОБРАЗЫ-ЭНЕРГЕМЫ И СОФИЙНОЕ ТЕЛО: ПОНИМАНИЕ МЕДИА В
РУССКОЙ ФИЛОСОФИИ*
Русская философская мысль в силу родственности восточнохристианской традиции близка античному и средневековому пониманию действительности как разума, символически открытого человеку и ожидающего от человека его принятия через душевнотелесное преобразование. Поскольку медиа представляет собой актуальный формат созерцания, понимания и переживания, в статье предпринимается попытка применить к аналитике медиареальности концепты, сформировавшиеся в традиции русской религиозной философии, для которой познание - мистический факт и, по замечанию, С. Л. Франка, означает, прежде всего, приобщение к чему-либо посредством сопереживания.
Ключевые слова: слова-вампиры, образ, энергема, софийность, телесность, медиареаль-ность.
VAMPIRE WORDS, ENERGY IMAGES AND THE SOPHIA BODY: MEDIA UNDERSTANDING IN RUSSIAN PHILOSOPHY
Russian philosophical thought, by virtue of the closeness to the Eastern Christian tradition, is also bind with the ancient and medieval understanding of reality
151
as a reason symbolically open to man and awaiting -
acceptance from man through the soul-body transformation. Since the media is an actual format for contemplation, comprehension and experience, the article attempts to apply to the media-reality analytic the concepts that was formed in the tradition of Russian religious philosophy, for which cognition is a mystical fact.
Key words: vampire-words, image, energy, sophia, corporeality, media reality.
* Статья написана при финансовой поддержке гранта РФФИ 17-03-50159 а(ф) «Концептуальный язык русской философии как инструмент исследования медиареаль-ности»
В диалоге «Пир» Платон описы-
вает философию одновременно и как искусство восхождения к мудрости и как путь к очищению души. Аристотель дает свою интерпретацию этого движения и акцентирует его космиче-
скую размерность. Упорядочивая в текстах «Метафизики» и в трактате «О душе» иерархию сущностей: неживые тела, растения, животные, умные сущности - он определяет ее как движение от возможности к действительности, и тем самым пока-
|3 (28) 20171
ЗВУК В КУЛЬТУРЕ. АКТУАЛЬНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ SOUND STUDIES / SOUND IN CULTURE:
NEW APPROACHES TO SOUND STUDIES
Константин Алексеевич ОЧЕРЕТЯНЫЙ / Konstantin OCHERETYANY
| Слова-вампиры, образы-энергемы и софийное тело: понимание медиа в русской философии / Vampire Words, Energy Images and the Sophia Body: Media Understanding in Russian Philosophy |
зывает, что вся природа причастна философии, поскольку в своем движении-развитии очищается и определяется: становится собой. Позднеантичный синтез Платона и Аристотеля закладывает фундамент западно-европейской онтологии, определяя природу как высшую смысловую оформленность, как возвращение к онтологическому истоку - к Уму и Благу. Вся природа восходит (или возвращается) к уму, а вне этой умной действительности словно и вообще ничего нет, ведь то, что будто бы есть нельзя признать чем-то действительно-определенным, если оно сошло с траектории ума -отклонилось от своей смысловой программы. В рецепции христианских авторов восхождение к умной действительности разворачивается в координатах истории как процесс восстановления и преображения природы, искаженной грехом и теперь преодолевающей онтологическую ущербность. На пути восхождения природа видимая должна стать ключом к природе невидимой, поэтому опознается как символический универсум, как язык обращенный к человеку.
Человек разорвал связь между миром и богом, но случилось это лишь поскольку в человеке как существе объединяющем телесное и бестелесное, физическое и метафизическое возможен диалог Творца и творения. Диалог возобновляется в полную силу и достигает своей высшей ясности в теле Христа, поскольку здесь божественная природа уравнивается с человеческой природой. Тело Христа - первая икона, образ-энергема, явленность сущности со стороны нее самой. Однако, и все факты природы, все события истории, поскольку они обладают телесным бытием представляют собой символ или икону - выражение принципиально невидимого в видимых образах. Поэтому весь мир для средневекового мироощущения представляет собой школу: со своей азбукой и правилами поведения, со своим расписание и предметами, со своими задачами и итоговым экзаменом - Судом. Вся действительность здесь - это открытость Бога
в мир, диалог Творца и творения, а открытие слова Творца, возможно, через очищение образа и восстановление подобия. Отсюда принципиальное значение веры в средневековой теологии, верности
- в устроении космической и общественной иерархии, доверия - в христианской мифологии - легендах, сказаниях, песнях. Во всем на первое место выходит «верное» как «правильное», как соответствие данного с должным, как подражание истинному образу: живая действительность, устроенная божественным искусством все еще отражена в вещах, развернута как система символов, как азбука спасения, как иконостас. Целостное единство средневекового мира предстает как связь символов-энергем, выражающих божественный ум, а приближение к уму (познание) здесь - созерцание, высшая форма практики, или умное делание.
Для античности и средних веков ум - это и 152 есть сама действительность, а человек ей (ему) причастен лишь в зависимости от собственного преобразования и врастания в порядок вещей, для Нового времени мысль, напротив, как бы изначальное достояние субъекта, и не он (субъект) должен утвердиться в действительности, а действительность в нем, через него. Утверждается она в операциях синтеза и анализа, т.е. в соотнесении средств и целей, расчета возможного результата, экономизации ресурса, эргономизации пространства и времени, увеличении уровня предсказуемости
- т.е. в технизации действительности. То, что есть как разумно устроенное и согласное правилу теперь определяется в меру своего соответствия последовательно выполняемой программе, тщательному функционированию, техническому порядку. Природа более не представляется как мысль развернутая в образах и символах, как иконическая действительность с которой соизмеряет себя человек. Язык природы становится непонятен, он умолкает и сама природа воспринимается как нечто лишенное образности: скорее как ресурс, который можно формировать по своему усмотрению. Таким
|3 (28) 20171
ЗВУК В КУЛЬТУРЕ. АКТУАЛЬНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ SOUND STUDIES / SOUND IN CULTURE:
NEW APPROACHES TO SOUND STUDIES
Константин Алексеевич ОЧЕРЕТЯНЫЙ / Konstantin OCHERETYANY
| Слова-вампиры, образы-энергемы и софийное тело: понимание медиа в русской философии / Vampire Words, Energy Images and the Sophia Body: Media Understanding in Russian Philosophy |
формированием или переводом с языка природы на язык человека, по видимости, занимается техника, но фактически (и это осознается в самом скором времени) остается только один язык - язык техники. И не только природа, но уже и история говорит на этом языке.
Данную перемену акцентирует Гегель, выделяя различия в понимании истории, характерные для ключевых эпох европейского человечества. Древняя история в большей мере рассказ свидетеля о значимых событиях. Древние историки сжиты с излагаемым предметом, не отличают себя от него и не выходят за его пределы. Они сами непременно должны быть значимыми участниками великих событий: полководцами и политиками. В средние века история понимается уже не как рассказ о событиях случившихся с кем-то, в какой-то год, в каком-то регионе, но главным образом как всеобщее движение духа, которое каждый должен пережить как свою судьбу. История здесь откровение: значимо не лишенное рефлексии вживание в предмет, но введение его в духовное измерение, т.е. развернутое толкование предмета осуществляемое как выход за его эмпирические пределы ради достижения бытийного истока. Фактическое становится символическим и выражает не только себя, но и то, что прямому выражению не дается. Что касается нового времени, то Гегель отмечает, что события современности во-первых подаются в субъективном измерении как представления, во-вторых уже определены интерпретацией - включены в некое повествование, в-третьих источником этой интерпретации вполне может быть технический отчужденный разум. Гегель умер незадолго до появления первых фотографий, определивших способ вовлечения в событие, но испытывал интерес к формату газеты как технологическому продукту эпохи, как инструменту трансляции знания о событии, как способу производства повествования. Именно в этом состоит смысл известного гегелевского афоризма, сопоставляющего чтение газеты с
чтением молитвы: оба действия являют собой способ причастия к действительности. В эпоху античности и средних веков рассказчик был причастен событиям, их живому смыслу, и потому был способен вовлекать в их действительность других, через повествование. В новое время, наоборот, сами события обретают жизненность и смысл, т.е. действительность только в повествовании, сбываются как сообщение, опосредованное технологически. Мир из символического универсума образов-энергем, образов являющих сущность со стороны нее самой, превращается в мир технических шрифтов, где сущность опосредуется языком технологий, получает его «прибавочную стоимость».
Любопытная параллель гегелевскому сопоставлению газеты и молитвы обнаруживается в аналитике печати как формы медиа у русского философа Н. Ф. Федорова. Для Федорова печать - это 153 особенное письмо в котором наиболее полно выразился дух нового времени со всеми его атрибутами: ускорением, упрощением и единообразием. Подобно деятельности по возведению храмов и созданию икон, традиционные практики письма исполнялись как священнодействие, как молитва. Готические и уставные буквы выводились неспешно, неторопливо: они не теснили, не давили и не сливались одна с другой. В порядке символов отчетливое отражение находил сам порядок действительности - буква как бы стремилась стать образом-иконой, выражением невыразимого, сам же образ поскольку еще не имел строгой отделенности от буквы, от слова, стремился заговорить. «Те тексты, которыми сопровождаются клейма в житийных иконах, - это не тексты, механически взятые из тех или иных житий, а особым образом препарированные, обработанные. Житийные выдержки на иконе должны были восприниматься зрителем в иных условиях, чем читателями рукописей. Поэтому эти тексты сокращены или незакончены, они лаконичны, в них преобладают короткие фразы, в них порой исчезает «украшенность», ненужная в
|3 (28) 20171
ЗВУК В КУЛЬТУРЕ. АКТУАЛЬНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ SOUND STUDIES / SOUND IN CULTURE:
NEW APPROACHES TO SOUND STUDIES
Константин Алексеевич ОЧЕРЕТЯНЫЙ / Konstantin OCHERETYANY
| Слова-вампиры, образы-энергемы и софийное тело: понимание медиа в русской философии / Vampire Words, Energy Images and the Sophia Body: Media Understanding in Russian Philosophy |
соседстве с красочным языком живописи. Многозначительна даже такая деталь: прошедшее время в этих надписях часто переправляется на настоящее. Надпись поясняет не прошлое, а настоящее - то, что воспроизведено на клейме иконы, а не то, что было когда-то. Икона изображает не случившееся, а происходящее сейчас на изображении; она утверждает существующее, то, что молящийся видит перед собой. «Заговорить» стремятся не только житийные клейма, но и изображения святых в средниках икон и на стенах храмов. Изображения святых обращаются к молящимся, показывая им раскрытые книги, развернутые свитки. [...] Изображение Христа в деисусе неотделимо от слов: изображение и слово тесно связаны. [...] Слово в изображении как бы останавливает время. Его помещают в гербах в качестве девиза - как вечное напоминание о неизменяющейся сущности символизируемого объекта. Оно помещается в иконах для выражения сущности изображаемого - при этом сущности не меняющейся. [...] По своей природе произнесенное или прочитанное слово возникает и исчезает во времени. Будучи «изображенным», слово само как бы останавливается и останавливает изображение»1.
Икона не изображает божественные энергии, а открывает их. Образ - не изображение, но реальное присутствие божественного в сотворенном. Сущность открывается в образе как энергема - высшая актуализация материи, высшая собранность (соборность) и оформленность (софийность). Вещь-субстанция, являет свою энергийную сторону в статусе высшего символа иконы, поэтому универсум Средневековья в своем бытийном символизме объединяя смысл, вещь и образ, стремиться уподобиться иконостасу, открыть в видимых явлениях, нечто принципиальное чуждое обыденному суетному взгляду - волю и могущество Твор-
1 Лихачев Д. С. Поэтика древнерусской литературы М.: Наука, 1979. С.25-27.
ца. Икона не просто открывает божественное миру, само божественное открывается в мир как икона: вещи, лица, события, тяготеют к тому, чтобы перейти в форму ликов, которые соберут и направят взгляд, избавят его от суетности, а прежде вовлекут в преобразовательное движение тело и душу, приведут их к созерцанию могущества Творца и к соответствию с его волей. Творение восстанавливает послушания воле Творца - дает явиться его образу в священнодействиях, таинствах. Тем самым мир вбирается в икону. Домашняя жизнь как софийное хозяйствование (С. Булгаков) также отсылает к деятельности по восстановлению исходной полноты и потому не менее сложна, чем храмовая служба: не только храмовое действие является священным, но и всякое обустройство пространства и времени жизни, поскольку она несет онтологический смысл - ответственна за энергий- 154 ное развертывание в иконической собранности. «Из всех таинств, священнодействий и святынь струился поток благодати Божией, очищая и обожествляя здешний грешный мир»2. Привычное нашему пониманию евклидово пространство характеризуемое признаками непрерывности, бесконечности и сплошной однородности дробится сознанием, ориентированным на образы-энергемы. События и предметы теперь не просто наполняют пространство, но рождают его. Реальны пространства не субстанциальные или априорно-созерцаемые, а энергийные, где события, предметы, лица - пульсирующие производные высшего начала. Слоящиеся разноплановые уровни реальности - следствие силы творения, стремящейся выразить Творца. Там где энергийный ток экранирован, отражение ослаблено и замутнено, пространство как бы прерывается - приравнивается к своему отсутствию. Нахождение на этих квазитерриториях равноценно небытию. Мы до сих пор не
2 Федотов Г. П. Русская религиозность. Часть I. Христианство Киевской Руси. Х-ХШ вв. // Федотов Г. П. Собрание сочинений в 12 тт. Т. 10. М. Мартис, 2001. С. 43.
|3 (28) 20171
ЗВУК В КУЛЬТУРЕ. АКТУАЛЬНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ SOUND STUDIES / SOUND IN CULTURE:
NEW APPROACHES TO SOUND STUDIES
Константин Алексеевич ОЧЕРЕТЯНЫЙ / Konstantin OCHERETYANY
| Слова-вампиры, образы-энергемы и софийное тело: понимание медиа в русской философии / Vampire Words, Energy Images and the Sophia Body: Media Understanding in Russian Philosophy |
чужды этому опыту: существуют территории обладающие большим смыслом, большей жизненностью, большей действительность для нас, чем иные - чуждые нам пустые зоны. Пространство дома, поле, пастбище, пространство охоты, территория войны - для человека средневековья обладают иной реальностью, чем меональные зоны - леса и болота, где призраки и дикие звери, и легко самому стать призраком. В восприятии пространства доминируют нравственно-ценностные категории, а любое путешествие есть скитания души, мытарства. Восприятие времени, в значительной степени также выражается пространственным образом: как есть более устойчивые пространства (архетипы дома, дворца, горы, храма), так существуют и более устойчивые времена, пределом устойчивости является первое время - то правремя, архевремя, вечность, слепком с которого являются все остальные времена. Каждый момент времени таким образом является более отчетливой или более блеклой копией протовремени («вечности») - отсюда неоднородность времени, его аритмичность, иными словами первенство качественной характеристики времени. Даже количество прожитых лет первых людей в библейской хронологии фиксируют скорее качественную определенность. Большое количество лет жизни, царей и героев, свидетельствует о событийном изобилии, о доброкачественной насыщенности этого времени. Символико-энергийное пространство-время является сложным и сложенным, его плотность, вещественность здесь как бы зависит от числа эмоциональных, аффективных и смысловых слоев, а потому может быть понято как имеющее лоскутный характер.
Русская философская мысль исторически родственная и метафизически созвучная восточно-христианскому наследию понимает разум в позд-неантичном и средневековом смысле как саму действительность, как символико-энергийный порядок пространства-времени. В этой философской ориентации действительность не утверждается субъек-
том, она просто есть и скорее субъект должен увидеть себя в этой исходной и высшей простоте действительности, обнаружить себя в ней. Он не является автономным субъектом, утверждающем, посредством техники свою волю, а сам отчужден от техники, как своей высшей действительности если, конечно, под «техникой» понимают устройство вещей, их софийную явленность, т.е. выражение онтологического порядка. В поздних критических рецепциях европейской романтической традиции, перешедшей в экономико-политическую и социокультурную критику техническая действительность начинает рассматриваться в терминах отчуждения как внешняя нечеловекоразмерная действительность. Русская философия следует этому пониманию «технического отчуждения», акцентируя внимание на том, что не техника отчуждает человека от природы и общества, но сам человек 155 оказывается чужим технике, когда понимает ее только как инструмент, а не как среду. Человек отчужден от порядка действительности, если не прошел длительного пути душевнотелесного преобразования, упорядочения себя, согласно ее смысловому устройству (онто-логике). Вхождение в ее смысловое устройство осуществляется путем труда как душевнотелесного художества - упорядочивания пространства и времени, перевода фактического в символико-энергийную размерность. Труд выведения образов и букв принадлежал художественной работе одновременно в эстетическом, этическом и онтологическом смысле, исполнялся в эсхатологической перспективе и в наибольшей степени отвечал такому переводу. Уставные и готические буквы создавались с глубоким благоговением, с любовью, с наслаждением, поскольку не просто выводились человеком, но человек вводил себя через них в действительность, сопротивлялся бытийной ущербности (греху), стремились к восстановлению природной полноты на сверхприродных началах, приближался к Богу. Техника здесь была проводником божественной мудрости и заботы,
|3 (28) 20171
ЗВУК В КУЛЬТУРЕ. АКТУАЛЬНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ SOUND STUDIES / SOUND IN CULTURE:
NEW APPROACHES TO SOUND STUDIES
Константин Алексеевич ОЧЕРЕТЯНЫЙ / Konstantin OCHERETYANY
| Слова-вампиры, образы-энергемы и софийное тело: понимание медиа в русской философии / Vampire Words, Energy Images and the Sophia Body: Media Understanding in Russian Philosophy |
искусством освобождения действительности из под власти ложного-несущностного (меонального).
В Новое время техника получает автономию: она больше не выражает высшую действительность как божественное устроение вещей или как духовное художество, теперь у нее своя действительность, более того, теперь именно она получая верификационное право и организационную силу становится способной определять нечто в его действительности. Если для античности автономная техника или автоматика, скорее казус, поскольку am6цaтov в традиции от Аристотеля до Климента Александрийского определяется как «самопроизвольность», «стремление, осуществляемое в силу самого только себя» оказывается равнозначно удалению от Ума, сошествию с траектории Ума, и тем самым выходом из действительности в небытие, то для Нового времени автоматизм техники - не отданность случаю, а, наоборот, приручение случая, всего спонтанного в природе, в т.ч. и в человеческой природе. Технические и общественные автоматы имеют целью включить человека в свою работу вплоть до тотальной реорганизации его мышления и чувственности и этой реорганизации отвечает прогрессистское автоматизированное письмо скоропись, беглопись, стенограмма, выстраивающие особую связь знаков и порождающие особые смысловые формы. В Новое время природа открывается не как порядок внимания и заботы, а как безликий ресурс открытый случаю и потому требующий приручения, максимально эффективного использования при минимуме затрат - задача, которую лучше осуществляет техника. Как новый качественный критерий эффективное использование прилагается и к языку, к письменной речи, которая стремится перейти в формат краткого сообщения. Письмо как форма выражения нового технизированного и автоматизированного мира тяготеет не просто к ускорению своего производства и, как следствие, к упрощению, но и к сокращению используемых знаков - к
аббревиатурной иероглифике, оборачивающейся смысловой имплозии и мистификации реальности.
С. Н. Булгаков, позывает, что слова-аббревиатуры, являются осколками цельных слов, более того осколками второго порядка, поскольку и сами первые слова были не столько словами в современном смысле, сколько образами: адамиче-ский язык - это язык напрямую усматривающий сущность живого и только потому называющий это живое, т.е. доводящий усмотрение живого до последней явленности в слове с целью выражения сущности. Слово, лишенное иконического статуса, уже не имеет силы явить сущность со стороны нее самой, перестает быть энергемой. Слово же лишенное не только субстанциального качества, но и необходимого количества, слово сокращенное до буквы, слова сокращенные до аббревиатуры, сжимают смысл, выдыхаются и переходят в свою про- 156 тивоположность: из слов, несущих живой смысл они превращаются в слова-вампиры, слова, боящиеся образа, избегающие его, а потому разбивающие (как зеркало) эмоционально-аффективно-смысловую связь в образе-энергеме, превращая ее в информационное сообщение. «Языки суть как бы различные, определенным образом настроенные резонаторы, которые вибрируют на данные волны, причем, конечно, различна их специальная настроенность, но, вместе с ней, различно резонируют и все остальные звуки. Можно и должно говорить об эквивалентности языков в том смысле, что каждый из них по-своему служит своей цели - быть логосом космоса и мышления, но вместе с тем надо иметь в виду и это различие. Определить, уловить это различие - трудность неимоверная; мы сейчас не умеем даже к этому подойти, однако непосредственное чувство свидетельствует, что это различие есть, и радуга языков, представляющая собой разложение белого луча, естественного языка, подлинного языка мира, для каждого языка имеет в своем спектре луч определенной окраски и значения. Все языки естественны, связаны с языком ве-
|3 (28) 20171
ЗВУК В КУЛЬТУРЕ. АКТУАЛЬНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ SOUND STUDIES / SOUND IN CULTURE:
NEW APPROACHES TO SOUND STUDIES
Константин Алексеевич ОЧЕРЕТЯНЫЙ / Konstantin OCHERETYANY
| Слова-вампиры, образы-энергемы и софийное тело: понимание медиа в русской философии / Vampire Words, Energy Images and the Sophia Body: Media Understanding in Russian Philosophy |
щей, но каждый по-своему и в разном»3. Язык, перешедший в формат автоматизированного и машинизированного письма как бы сворачивает прежнюю реальность где вещи были путеводителями к своему онтологическому истоку, образами-энергемами, и открывает новую - техническую реальность со своим способом кодификации вещей, смыслов, лиц, которые, в свою очередь, отсылают не к онтологическому истоку, а к функциям и эффектам.
Функциональная идеограмматика медиа, где слово и действие стремятся к сближению, заново высвечивает потускневший «художественный» смысл техники и объединяет два понимания языка - символико-смысловое в котором вещи, являются ликами-образами того, что не поддается прямому выражению и информационно-технического, оперирующего с обезличенными формулами и облекающего событие в экономичную упаковку сообщения. Если в технологиях, выражающих сознание Нового времени, прогноз тяготеет стать универсальной программой, а прогнозируемый факт -программируемым событием, то в новейших медиа нам дают событие вместе с со способами его переживания. В этом смысле понимание медиа близко понимаю ума как действительности, характерного для античного и средневекового сознания, для ми-рочувствования, выраженного русской философией. Медиа невозможно понять, как технически-отчужденный разум, но только как особую символическую действительностью. Слова, боящиеся образа, здесь снова тяготеют стать словами-образами, словами, в которых мир становится видимым; а причастность видению получает действительность по мере душевнотелесного преобразования. У Платона есть замечания о том, что предсказать сознательное поведение человека можно через анализ его снов и через наблюдение за ним, когда
3 Булгаков С. Н. Философия имени // Булгаков С. Н. Сочинения в 2-х тт. Т. 2. М.-СПб: Искусство, Инапресс 1999. С. 37.
он пьяный. Нужно запрограммировать поведение -напоить человека, чтобы узнать какой из него выйдет, например, политик. Т.е. введение в измененные состояния сознания необходимы в том числе, чтобы выявить поведенческие константы, оценить отдельного человека с точки зрения пользы для общества, его возможной роли в нем. Также и медиа рационализируют нас через латентное программирование и непрямую дрессировку - дают не событие как факт, не смысл как абстрактное понятие, но способ переживания и интерпретации. Находясь на территории медиа и путешествуя по сгенерированным для нас смысловым мирам, мы выступаем как бы колонистами этих возможных миров, инвестируем в них свою жизнь, принимаем тело, где должна сойтись и получить полную проявленность (подобную той - «софийной», о которой говорит русская философия) высшая онтоло- 157 гическая сила этой реальности.
Мир, ставший продолжением кожи, т.е. более действительным, более живым, это мир, привлекший большее количество смысловых, эмоциональных, или даже до- и внепонятийных инвестиций. Мир классической рациональности, выраженной в языке техники оказался хронически открыт и в пространственном и временном смысле, но открытость эта с появлением массовых аудиовизуальных медиа больше не дистанция отчуждения, а условие принятия мира в моменте настоящего. Медиа дают человеку новое тело и возвращают ему способность понимать ситуацию изнутри, познание здесь - это и переживание и проживание, телесное укоренение в действительности. Инструмент познания (средство) здесь сама смысловая среда (действительность), а степень понимания зависит не от отстранения, а от живого проникновения в эту среду в актах заинтересованной интеракции и коммуникации. Познание как высшая форма практики - сообщения с миром, снова приобретает формат заинтересованной интеракции тяготеет к игре, и потому дополнительное значение приобре-
|3 (28) 20171
ЗВУК В КУЛЬТУРЕ. АКТУАЛЬНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ SOUND STUDIES / SOUND IN CULTURE:
NEW APPROACHES TO SOUND STUDIES
Константин Алексеевич ОЧЕРЕТЯНЫЙ / Konstantin OCHERETYANY
| Слова-вампиры, образы-энергемы и софийное тело: понимание медиа в русской философии / Vampire Words, Energy Images and the Sophia Body: Media Understanding in Russian Philosophy |
тает игровой интерактивно-аффективный формат медиа. Первые формы исследования мира еще не отделимы от игры, а первые формы игры представляют способ вхождения в собственное тело. Фрейд описывает ребенка, играющего с катушкой как первую инстанцию символической кодификации мира. Посредством игровой интеракции ребенок интерпретирует многообразие импульсов в чувственном и смысловом спектре, определяет себя как телесное существо в отношении к тому, что увеличивает или ограничивает возможности его тела, переводит поток голосов, подвижные границы предметов, колеблющиеся контуры лиц в единый структурированный универсум. Мир рождается в игре и поддерживается игровой интеракцией: поэтому в древних мифологиях тела богов, тела героев, это тела игроков, тех, кто организует мир как игру, или рискует бросить вызов миру, открывая его тайны и переворачивая его порядок. Сама плоть богов-героев наделена иной онтологией,
высшей степенью действительности и такое преобразование плоти как способ вхождения в высшие миры характерно и для средневековой логики и для теоретических изысканий Возрождения, и во многом для исследовательских установок Нового времени, где ученый для того, чтобы открыть тайну природы, должен использовать как продолжения собственного тела приборы и аппараты, фиксирующие импульсы реальности. Медиа, ставшие новым телом человека, несомненно требуют адекватного понимания, но еще более значимо то, что адекватного понимания, требует само понимание медиа и возможно именно русская философия своими понятиями софийности, соборности, образа, имени, энергийности, унаследованными из концептуального языка античной философии и получившие новую смысловую направленность обладают адекватным ресурсом для описания медиа- 158 рельности как реальности символически выражающей свое собственное устройство.
|3 (28) 20171
