CC BY
50
Е. В. Сковорода (Псков)
Славянские представления о «свадьбе-похоронах» и их отражение в романтическом балладном жанре
Расцвет жанра литературной баллады, как известно, связан с эпохой романтизма. Именно романтизм способствует выявлению специфики жанра, а баллада, в свою очередь, с наибольшей полнотой воплощает особенности романтического мироощущения. Так, например, в балладном мотиве «свадьбы-похорон», который выступает в данной работе предметом анализа, реализуются представления романтиков о любви и смерти.
Любовь в романтическом искусстве представлена в качестве силы, роднящей и объединяющей людей, а потому способной противостоять земной вражде и разобщенности. Мечта о любви явилась тем единственным чувством, которое может скрасить земную, врёменную жизнь человека и, более того, изменить несовершенный мир. «Мир плох, плох, совершенно плох, — писал Вагнер Листу. — И только сердце друга, только слезы женщины могут избавить его от проклятья»
Однако союз двух любящих сердец возможен лишь в иной жизни, о которой так тосковали романтики.
Мечтала о милом, о свете другом,
Где жизнь без разлуки,
Где все не на час -
И мнились ей звуки.
Как будто летящий от родины глас2.
Стремясь к осуществлению мечты — бьпъ вместе, влюбленные ожидали «час смерти», приближали его, так как именно смерть знаменовала их соединение, являлась последним порогом, пропуском в сокрытую от людей «невидимую» страну, где этот союз имея право на существование. Отсюда неслучайно романтики называли смерть «брачной ночью» (Новалис). «Обвенчанные смертью» влюбленные соединялись навеки для «новой» жизни, обретали «подлинное» бытие, вечное счастье быть вместе («где жизнь без разлуки, где все не на час...», В.А.Жуковский. «Эолова арфа»), любить и быть любимыми.
Таким образом, брак и смерть выступают в романтическом сознании равнопорядковыми понятиями и образуют смысловое единство, которое реализуется в романтическом балладном мотиве «свадьбы-похорон», уходящем корнями в древние славянские представления.
В славянских представлениях «брак» выступает персонифицированным образом «смерти». Здесь брак (как и смерть) символизирует умирание (невесты, жениха), ассоциирующееся у славян с переходом к чужой родне.
Образ «чужой родни» в корильных свадебных песнях непосредственно связан с «миром смерти». Так, в песнях, исполняемых в доме невесты, подчеркивается, что дом свата находится в загробном царстве: «Живет наш сват на горке...».
Как известно, крутая гора, особенно увиденная во сне, являлась симптоматичным признаком потустороннего мира: «Сон матери приснился. Девушка умерла, похоронили в туфлях на высоком каблуке. (Девушка говорит:) „Когда в доме на соседней улице умрет человек, то вы ему тапочки передайте, пусть снесет. А то я в этих туфельках никак на горку не взойду"»3. О том, что гора ведет в загробное царство, свидетельствует обычай не стричь покойнику ногти, чтобы «было чем карабкаться на гору на том свете»4.
Еще одним подтверждением связи свата с потусторонним миром является то, что он «живет в лощине», куда «его черти утащили». Согласно славянским поверьям, всех грешников черти используют на «том свете» вместо лошадей — ездят и катаются на них.
Приведенные примеры свидетельствуют о том, что образ свата соотносится с «миром смерти». С последним впрямую соположен образ жениха.
Принадлежность жениха к иному миру реализуется в корильных песнях с помощью мотива «умерщвления жениха морозом». Мороз у славян выступает прообразом загробного царства. Отсюда, замерзание жениха («На дворе-то не мороз ли, наш жених не замерз ли?») символизировало переход его в иной мир, его связи с мертвецами, с потусторонней силой. Вспомним, что суженый Людмилы и Светланы в балладах Жуковского, а также Ольги в одноименной балладе Катенина появляется как жених-мертвец.
Ах, невеста, где твой милый?
Где венчальный твой венец?
Дом твой — гроб, жених — мертвец.
(«Людмила» В. А. Жуковского. С. 13)
Глядь, Светлана... о творец!
Милый друг ее — мертвец!
(«Светлана» В. А. Жуковского. С. 23)
Что же мигом пред собою
Видит Ольга? Чудо! Страх!
...Голова, взгляд, руки, тело -
Все на милом помертвело,
И стоит уж он с косой.
Страшный остов костяной5.
(«Ольга» П. А. Катенина)
Символичным в балладах является и непосредственный приход жениха за своей невестой. Здесь звучит отголосок славянских представлений о том, что парень или девушка, умершие до вступления в брак, не могут пе-
рейти на «тот свет», пока не найдут себе «брачную пару» для будущей супружеской жизни в ином мире6.
Иначе, жених-мертвец появляется на земле с единственной целью — сделать невесту своей «женой»: «...гости ждут меня с женой» (П.Катенин. «Ольга»), а стало быть — «жительницей» иного мира.
Другими словами, осуществляя «выбор» невесты, жених изначально решает ее судьбу — «быть обвенчанной с ним смертью». Следует заметить, что для реализации своей цели мертвец умыкает возлюбленную (похищает без ведома родителей и взаимной договоренности).
В древние времена молодым людям вменялось в особую честь приобретать жен умыканием. Молодой человек не мог иметь девицу своей женой раньше, чем украдет ее.
...Ты моя, моею будь... Чу! Совы пустынной крики. Слышишь? Пенье, брачны лики. Слышишь? Борзый конь заржал. Едем, едем, час настал.
(«Людмила» В. А. Жуковского. С. 10)
Оглянулась... милый к ней Простирает руки. «Радость, свет моих очей, Нет для нас разлуки. Едем! Поп уж в церкви ждет...»
(«Светлана» В. А. Жуковского. С. 20)
...Я с Украйны за тобою, Чтобы взять тебя с собою...
(«Ольга» П. А. Катенина. С. 41)
В балладе С. Шевырева «Русская разбойничья песня»7 появляется дополнительная деталь, развивающая мотив умыкания невесты.
...Темна, грозна была ночь, Грозней твоего отца, Как красавицу дочь Я увез у купца. Не в божьем дому Мы венчалися: Во сыром бору Сочеталися.
В случае умыкания невесты венчание у славян могло проходить в лесу. Парень с девушкой отправлялись в лес к заветному дубу и объезжали его три раза. Этот процесс у восточных славян и символизировал венчание.
С течением времени обряд венчания как один из центральных обрядов свадьбы, оформляющих брак, обогащался. Так, по пути к венчанию «свадебная
чета» должна была преодолеть ритуально отмеченные границы — порог дома, ворота двора, границу деревни, реку. Как известно, в ночное время суток эти топосы враждебны человеку, а их пересечение сулит ему «скорую смерть».
Балладная невеста (Ольга, Людмила, Светлана) выходила за пределы ритуального пространства, сначала минуя «крыльцо» (порог) дома, через которое проник в ее мир жених-мертвец:
Вдруг... идут ... (Людмила слышит)
На чугунное крыльцо...
Тихо брякнуло кольцо...
Тихим шепотом сказали...
(Все в ней жилки задрожали)
То знакомый голос был.
То ей милый говорил...
(«Людмила» В. А. Жуковского. С. 9-10)
и далее — ворота двора:
Идут на широкий двор, В ворота тесовы, У ворот их санки ждут, С нетерпеньем кони рвут, Повода шелковы.
(«Светлана» В. А. Жуковского. С. 20)
Совершая «запретные действия», балладная невеста попадала в «чужой мир». Вместе с женихом-мертвецом она проезжает поля, горы, мосты и, наконец, лес. Мифологема леса связана с древними представлениями о трех основных мирах, где лес является срединным миром между верхним, сакральным, и нижним, миром мертвых. Пересечение его знаменует завершение пути героини — ее смерть. Немаловажную роль выполняет здесь конь, который является проводником в обитель смерти.
Пыль катится вслед клубами, Скачут мимо них рядами Рвы, поля, бугры, кусты, С громом зыблются мосты.
Светит месяц, дол сребрится, Мертвый с девицею мчится, Путь их к келье гробовой.
(«Людмила» В. А. Жуковского С. 11)
Справа, слева, сторонами, Взад летят луга, леса, Все мелькает пред глазами: Звезды, тучи, небеса.
(«Ольга» П. А. Катенина. С. 44)
Окончательный переход балладной героини в «мир смерти» — скрепление союза с «женихом-мертвецом» — знаменует венчание. «Венец — всему конец». Баллада сохраняет все важные атрибуты этого обряда — храм, поп, свадебная молитва...
Поп уж в церкви ждет С дьяконом, дьячками, Хор венчальну песнь поет, Храм блестит свечами...
(«Светлана» В. А. Жуковского. С. 20)
В балладе Катенина также присутствуют эти атрибуты, но в сниженном варианте, поскольку «Ольга» писалась полемически по отношению к балладам Жуковского.
Что вы воете не к месту?
Хоронить придет чреда,
Я к венцу везу невесту,
Вслед за мною все туда!
У моей кровати спальной,
Клир! Пропой мне стих венчальный,
Службу, поп! И ты яви,
Нас ко сну благослови.
(«Ольга» П. А. Катенина. С. 43)
Венчаясь, жених и невеста получают благодать Божью, благословение на вечность брачного союза: «что Бог сочетал, того человек да не разлучает»8.
В балладах обвенчанные смертью жених и невеста не только навеки соединяют свои любящие сердца, но и обретают высшее счастье в «ином мире».
Младую жизнь любовь пережила, Они легли, друг друга обнимая. Теперь чета у Господа нашла Покой душам в нетленной сени рая 9.
Символом такого союза выступают в балладе А. Востокова10 сплетающиеся ветвями, листьями и срастающиеся корнями цветы и деревья.
Друг подле друга их схоронили. Руки в земле их соединили... Выросла над молодцем зеленая сосна, Вырос над девушкой куст алой розы. Вьется куст розовый около сосны, Как вокруг пучка цветов ниточка шелку.
Утверждая свой идеал «любви», романтики необычайно ценили его, «призывали удерживать идеал в сознании, верили в его торжество, и это им помогало переносить горести жизни, противостоять ей»
Примечания
1 Цит. по: Вансяов В. В. Эстетика романтизма. М., 1966. С. 54.
I Жуковский В. А. Собрание сочинений: В 4-х т. М.; Л., 1959. Т. 2. С. 78.
3 Самоделова Е. А. Тема смерти в свадебных корильных песнях j Этнографическое обозрение. 1993. №4. С. 109.
4 Там же.
5 Катенин П. А. Избранное. М., 1989. С. 45.
6 Обычно для предупреждения возможного возвращения покойника на землю его похороны оформлялись как свадьба, иначе брак совершался символически.
7 ШевыревС. Русская разбойничья песня / Поэты 1820-1830-х годов: В 2-хт. Л„ 1972. Т. 2. С. 160.
8 Полная энциклопедия быта русского народа: В 2-х т. М., 1998. Т. 1. С. 364.
® Козлов И. И. Флорина / Козлов И. И. Полное собрание сочинений. Л:", 1960. С. 180. 10 ВостоковА. Смерть любовников / Северные цветы на 1825 г. СПб., 1825. С. 333-336.
II Ванслов В. В. Эстетика романтизма. С. 57.
