CC BY
32
Вестник Московского университета. Сер. 22. Теория перевода. 2014. № 1
Ж.К. Киынова,
кандидат филологических наук, доцент Казахского национального университета имени аль-Фараби (Республика Казахстан, г. Алматы); e-mail:
СЛАВЯНИЗМЫ КАК СРЕДСТВО СТИЛИЗАЦИИ
В ПЕРЕВОДАХ РЕЛИГИОЗНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
В статье рассматриваются проблемы перевода религиозной литературы, в частности, перевод исламской литературы о паломничестве (хадже) с казахского языка на русский язык. Особое внимание обращается на функционирование славянизмов — слов с торжественно-возвышенной стилистической окраской в переводах сакральных текстов. На основе конкретных примеров рассматривается вопрос о том, каким образом слова старославянского происхождения служат средством стилизации при воссоздании стиля выражения священных смыслов и сохранении архаической возвышенности сакральных текстов. Статья представляет собой обобщение личного переводческого опыта автора.
Ключевые слова: славянизмы, стилизация, религиозная литература, паломничество, перевод, сакральный текст, духовность, архаичность, возвышенность.
Zhanar K Kiynova,
Cand. Sc. (Philology), Associate Professor at Al-Farabi Kazakh National University, Almaty, Kazakhstan; e-mail:[email protected]
Slavonic Words as Means of Stylization When Translating Religious Literature
In this article, problems of translating religious literature, in particular, the translation of Islamic literature on pilgrimage (hajj) from the Kazakh language into Russian are considered. Special attention is paid to the functioning of slavyanisms—words with solemn and sublime stylistic coloring in the translations of sacral texts. On the basis of concrete examples, the author shows how words of an old Slavic origin serve as means of stylization at a reconstruction of style of expressing sacred meanings and preserving an archaic height of sacral text. The article represents a synthesis of the author's personal translation experiences.
Key words: Slavonic words, stylization, religious literature, pilgrimage, transfer, sacral text, spirituality, archaism, height.
Религия как фактор культурно-психологического своеобразия народов представляет собой сложный мир особой человеческой деятельности, и потому религиозное мироощущение и религиозная мораль проникают в повседневную жизнь народа, впитывая его национальные особенности. Религиозный язык как фрагмент языковой картины мира обладает своей концептосферой, наиболее значимыми для всех религий и конфессий являются концепты «вера» и «Бог», что находит своё отражение в определённом национальном языке.
Особо актуальными в последнее время становятся вопросы пере-водимости и толкования религиозного текста как культурно-исто-
рического феномена, основу которого составляют система духовных ценностей и конфессиональное миросозерцание. Сакральные тексты, являясь частью культурно-мировоззренческой системы, вызывают большие трудности при их переводе на другие языки. Об этом пишет Н.Б. Мечковская в известной книге «Язык и религия»: «Религиозное мироощущение, обрядовая практика, религиозная мораль, церковные установления глубоко проникают в повседневную жизнь народа, многое в ней определяют и сами являются частью местного (этно-регионального) своеобразия. Поэтому даже мировые религии (т.е. по существенным признакам — религии надэт-нические) в силу взаимодействия с повседневным бытом народа, в разных странах отличаются определённым национальным колоритом. Между прочим, это видно уже по церковной терминологии: её часто не переводят, потому что ощущают как экзотическую лексику, с отпечатком "местного колорита", ср.: церковь — мечеть, кирха — костёл — синагога; священник — поп (батюшка) — мулла — пастор — ксендз — раввин — лама; обедня — месса; игумен (настоятель православного монастыря) — аббат (настоятель католического монастыря)» [Мечковская, 1998, с. 40]. Действительно, сложность перевода религиозной лексики объясняется не только расхождением в языковых формах выражения одного и того же содержания, но и системой духовных ценностей народа, выражающихся в собственно-национальной интерпретации религиозных обрядов и ритуалов. Так, главным элементом во время осуществления паломничества (хадж — пятое и последнее из основных актов поклонения, предписываемых исламом) мусульман в святую Мекку является дуа — мольба, молитва (помимо ритуальной молитвы), которую читают про себя, обращаясь к Всевышнему Аллаху, взывая Его к милости, состраданию и прощению совершенных грехов. Особенность и оригинальность книги «Хадж — Паломничество»1 известного дипломата-востоковеда, официального посла Республики Казахстан в Саудовской Аравии Кайрата Ламашарип [Ламашарип, 2010] заключается в том, что в ней широко описывается дуа — один из величайших видов поклонения и откровения паломников, произвольная молитва, не имеющая условий определённого времени, состояния чистоты и т.д. Совершая хадж, мусульманин на какое-то время становится паломником, и именно посредством дуа устанавливается прочная связь человека с Аллахом. При этом дуа — это не только обращение и взывание к Всевышнему, но и беспристрастное Его восхваление, поэтому такой текст отличается возвышенностью и торжественностью. Сложность перевода дуа состоит не
1 Книга написана на казахском языке при содействии Фонда поддержки исламской культуры и образования и переведена на русский язык автором настоящей статьи.
только в поиске эквивалента религиозным терминам и словам арабского происхождения, но и в передаче стилистического своеобразия оригинала средствами русского языка. Адекватный перевод с казахского языка на русский язык содержания дуа может быть осуществлён, на наш взгляд, при использовании приёма стилизации, под которой принято понимать воспроизведение автором оригинального и переводимого произведения его манеры повествования, характерной для какого-либо жанра, эпохи, социальной среды и т.д. с целью создания у читателей впечатления подлинности описываемых событий. При помощи стилизации как переводческой техники воссоздаётся эпоха, в которой создавался сакральный текст, воспроизводится его архаичность, приподнятость и возвышенность путём использования характерных для стиля изложения языковых средств выражения (слов, оборотов, синтаксических конструкций). Такими языковыми средствами при переводе дуа стали славянизмы — слова старославянского и древнерусского происхождения, которые в культуроориентированнных (философских, религиозных, художественных) текстах выполняют особые стилистические функции — выражение возвышенного, торжественного и поэтического содержания. «В содержательном плане религиозный дискурс чрезвычайно богат и разнообразен, хотя следует отметить, что основная тематика концентрируется вокруг вопросов веры человека в сверхъестественное начало, страха наказания за греховные поступки и надежды на избавление от тягот нынешней жизни, мольбы к высшему началу о прощении и ниспослании счастья и благоденствия в будущей жизни <...> сфера религии, пожалуй, единственная в современной практике, в которой сочетаются элементы современного русского и старославянского языков: Владыко, Боже наш, источник жизни и бессмертия, всея твари, видимые и невидимые Создателю.» [Бобырева, 2007, с. 15].
На наш взгляд, использование славянизмов как средства стилизации при переводе сакральных смыслов дуа можно считать вполне оправданным, поскольку такие стилистически маркированные книжные слова позволяют воссоздать архаичность текста и сохранить священные смыслы, заложенные в нем. К примеру, в следующем отрывке из текста оригинала читаем: «...Саган мщтаждардыц, азабыцнан айайтындардыц сауалын Сеннен сураймын. Кешiрiм жасап, мет цабыл ал». На русский язык этот отрывок переведён следующим образом: «...Я вопрошаю к Тебе от имени тех, кто очень нуждается в Тебе, просит смилостивиться и избавить от мучений и страданий. Прости и прими меня» [Ламашарип, 2010, с. 78]. Употребление устаревшего книжного глагола вопрошать вместо его нейтрального синонима спросить позволило переводчику органично передать тональность и стилистику оригинального религиозного произведения. Синонимы вопрошать — спросить в современном
русском языке образуют оппозицию «материальное»/«идеальное» и стилистически маркированным является глагол вопрошать, семантика которого содержит «идеальный» компонент значения, вследствие чего не может описывать физически конкретные предметы. Именно обращение к Высшему началу, Абсолюту актуализировало использование славянизмов как книжных слов с архаичными значениями, для которых в современном русском языке присуща абстрактность, умозрительность и возвышенность. «Необходимым атрибутом религиозного сознания является способность к «мысленному, умному зрению, видению», предполагающему противопоставление объектов и ситуаций по линии материальное/ идеальное, физическое/духовное, внешнее/внутреннее. Восприятие мира как «видимого и невидимого здания» (= творения Бога) характеризует носителя древнерусского языка. О значимости различения «материального» и «идеального» в этом (телесного, плотского) и «внутреннего» (духовного, умного, сердечного), молитвы «простой» (словесной) и «умной» (мысленной)...» [Яковлева, 1998, с. 45—46]. Глаголы взывать, вопрошать, восхвалять, возвысить, воздвигнуть с архаичной семантикой и значением приподнятости выступают в текстах перевода на русский язык в функции стилистического маркера, а значит, служат средством стилизации в стремлении донести до читателя сакральный смысл дуа как значимого религиозного ритуала во время совершения паломничества (хаджа).
Слова с неполногласием старославянского происхождения глас, град, врата, благо, древо и другие, как правило, используются в переносных и образных значениях в контекстах с возвышенной риторической тональностью. Так, в следующих контекстах оригинала и его перевода читаем: — Иэ, Алла! Рацымшылыгыцныц, мешрШцнщ цацпаларын аш маган, шне шрглз. — О, Всевышний Аллах! Будь милостив, отвори мне врата твоей добродетели и впусти меня туда; — Жаратцан Ием1з! Бiздi бул дуниеден жацсылыцпен вткз, о дуниеде де жацсылыгыцды бере гвр! Бiздi тозац отыныц азабынан сацтай гвр! («Эл-Ба;ара CYресiшц201 аяты»). — О, Создатель мой! Даруй добро в этой жизни, дай нам благое и в последующей жизни! Спаси нас от мучений и пламени Ада! (201 аят суры «аль-Бакара») [Ламашарип, 2010, с. 36]. Как видно из приведённых примеров, употребление слов с неполногласием врата, благое служит средством стилизации при передаче сакральных смыслов, заложенных в дуа. Кроме того, культурно-историческая информация, заключённая в семантике славянизмов, способствует языковой концептуализации духовных ценностей, что порождает сложности их перевода на другие языки. Именно об аксиологическом аспекте переводимости на смысловом уровне концептуализации мира Т.Б. Радбиль пишет: «Это план принятых в данном языковом сообществе оценок, норм, вкусов
и т.д., закреплённых за тем или иным употреблением, моделью или способом выражения. Возьмём в качестве иллюстрации такую существенную переводческую проблему, как русские поэтизмы-церковнославянизмы на фоне наличия в языке практически полного собственно русского смыслового коррелята (град — город, врата — ворота и пр.)». С этой точки зрения трудно достичь высокой степени переводимости такого, например, выражения, как "Красуйся, град Петров.". Здесь именно в ценностном аспекте нельзя обойтись простым номинативным соответствием со значением «город. В одном из встретившихся мне переводов переводчик пытался передать стилистическое своеобразие лексемы град через употребление другой номинативной единицы — citadel (стилистически маркированное "цитадель, оплот, твердыня", нейтрализующее в контексте прямое и переносно-метафорические значения) и включения архаического thou "ты" и междометия-поэтизма O (на письме передаваемого прописной буквой): Standthou, O Peter-scitadel! Ещё одна возможность — актуализировать при переводе традиционно библейских текстов, где русской лексеме град ставится в соответствие английское a city of... (обязательно с неопределённым артиклем) — a city of Peter» [Радбиль, 2012, с. 9—10]. Действительно, сложность перевода религиозных текстов состоит не только в поиске эквивалента религиозным терминам и словам арабского происхождения, но и в передаче стилистического своеобразия оригинала средствами русского языка, тем более что духовная тональность сакральных произведений сохраняется путём переноса духовно-мировоззренческой системы в другую культурную среду. Употребительность старославянского слова врата, в отличие от его полногласного коррелята ворота, ограничена духовной сферой, поэтому сочетается со словами с соответствующей церковной семантикой и функционирует зачастую в «высоких» контекстах с религиозным содержанием: врата рая (ада), врата небесные, церковные или святые врата.
Слово старославянского происхождения с неполногласием благо очень рано вытеснило из активного употребления древнерусское слово болого (этот корень сохранился только в названии города Бологое). Слово благо выступает синонимом добра и добродетели, от которого впоследствии было образовано много производных слов (отвлечённые существительные и прилагательные, описывающие качественный признак субъекта), активно функционирующих в современном русском языке: благородство, благодетель, блаженство, благоверный и др. Изначально употребляясь в этическом смысле, понятие благо во второй половине XIX в. стало связываться с понятием ценности. Современное значение этого слова стало многозначным, поскольку обозначает не только духовные, этические ценности, но и материальные ценности, функционируя в со-
временном русском языке как один из терминов экономической науки. В рамках переведённого контекста благо явилось функциональным эквивалентом казахского слова жацсылыц, что в нейтральном значении переводится как добро. Несмотря на то что славянизм благо является синонимом к русскому слову добро, они расходятся не только в значениях, но и в употреблении. В Словаре древнерусского языка благо определяется следующим образом: «добро, всякое деяние», а добро имеет два значения: 1) «всё то, что благо, хорошо, благопристойно, честно, полезно, противопоставлено злу»; 2) «имущество, состоящее из платьев и других вещей» [Словарь древнерусского языка, 1988, т. I, с. 65]. Эти слова являются синонимами лишь в первом значении; второе конкретное значение слова добро не имеет соответствия со словом благо. Благо преимущественно употребительно в «высоких» контекстах, в отношении деяний Бога или царя: За сим желаем вашей милости от господа бога всякаго блага («Письма и бумаги Петра Великого»).
Особый интерес представляет перевод следующего отрывка: — Б1з Сенц алдында цолымызды жайып, эртyрлi тыде дауыстап свйлеп турмыз.Сеннен цажетiмiздi сураудамыз. КвзШз жасца толы, унШзде — муц. Аузымызда — дугалар. — Мы стоим перед Тобой, раскрыв ладони и обращаясь к Тебе на разных языках. Мы просим у Тебя то, в чём нуждаемся. Наши глаза наполнились слезами, глас наш — печальный, а на устах — молитвы [Ламашарип, 2010, с. 94]. Использование стилистически маркированных книжных слов глас и уста как средство стилизации адекватно передаёт экспрессивную тональность обращения к Всевышнему. Так, если глас заменить его нейтральным синонимом голос, а уста — сочетанием «мы произносим молитвы», текст перевода остался бы «сухим» изложением основного содержания дуа. Славянизм глас был одним из наиболее распространенных и по количеству употреблений преобладал над русизмом голос. Слово глас в переносном значении означает «веление, зов», и оно закрепилось только в таких устойчивых сочетаниях, как глас вопиющего в пустыне, глас народа, предать гласности и др.
Весьма удачным, на наш взгляд, следует считать перевод сочетания «ауызымызда — дугалар» — «на устах — молитвы», поскольку архаизм уста не только гармонично «вплетается» в ткань текста перевода, но и воссоздает архаичность текста, сохраняя при этом его сакральное содержание. Известно, что архаизмы очи и уста «устоялись» в языке в отличие от других соматических поэтизмов как перст, перси, ланиты, десница, шуйца, рамена, чрево, чресла и др. «Причина этого особого положения очей и уст, на наш взгляд, определяется ценностными представлениями носителей языка. В ряду характеристик человека глаза и язык, по-видимому, относятся к основным — и как два орудия воздействия, и как два ис-
точника впечатлений о человеке. Поэтому «высокие» очи можно рассматривать как эстетический эквивалент лица (настроения, характера...), а уста — как этический эквивалент личности (её речевого поведения)» [Яковлева, 1998, с. 70].
Функциональная выделенность «высокого», книжного слова взор по сравнению с нейтральным синонимом взгляд обусловлена тем, что взор может быть мысленным, внутренним: Перед его мысленным взором (взглядом) вставали картины прошлого; и именно взор прилагается к обобщённому субъекту: Взоры (взгляды) паломников, совершающих хадж, обращены в сторону кыблы (сторона, в которой расположена Мекка, и именно в эту сторону обращаются лицом во время чтения намаза). Ср.: — Из, Алла! Сешц алдында турмыз, жанарымыз Сенде. — О, Аллах! Мы стоим пред тобой, и взоры наши обращены к Тебе. Функциональным эквивалентом казахского слова жанарымыз (здесь оно употреблено во множественном значении и дословно переводится как «зеница ока») выступает стилистически маркированный архаизм взор, который, в отличие от взгляда, описывает чисто внешнюю сторону объекта, образное впечателние от него: взор может быть голубым, сверкающим, небесным. Это слово имеет особое семантическое наполнение и в тексте перевода адекватно воссоздает ситуацию, обозначая при этом не только взгляд, устремленный в сторону Всевышнего, но глаза, наполненные мольбой и искренностью побуждений.
На наш взгляд, переводимость сакрального смысла в религиозных текстах основана, в первую очередь, на воссоздании их тональности за счёт использования функционально равнозначных стилистических соответствий. Обратимся к следующему примеру: — Йз, Алла! Азабыцды маган кврсетпе. Бuлеушiм, адастырма, цумарлыцца салдырма. Саган жалынып дуга айтамын, тыеушшц жyзiмен взще цараймын. Корыццанымнан Саган бетiмдi тостым. Дугамды цабыл ал.— О, Аллах!Избавь меня от мучений и страданий! Владыка мой, направь на путь истинный и не дай сойти с него, не дай пристраститься к тому, что запрещено Тобой! Я обращаюсь к Тебе с мольбой, мой лик обращен к Тебе. Прими мои молитвы. Выбор переводчиком славянизмов владыка и лик обусловлен тем, что семантика выбранных слов включает ценностные и эмоциональные смыслы, при этом они соотносятся с религозной сферой и обладают оттенком архаической значительности. Книжное слово владыка означает «повелитель, обладающий всем, властелин» и зачастую выступает как синоним слова «Бог» «Всевышний», «Вседержитель», «Создатель», «Правитель», именно в этом значении употреблено казахское слово «билеушЬ» (досл. — правитель, властелин мира).
Славянизм лик первоначально в древнерусском искусстве обозначал изображение лица святого на иконе, затем использовался и в значении «внешний вид, образ человека, его лицо», в отличие от
его номинативного соответствия «лицо» употребляется в «высоких» поэтических контекстах, в которых речь идет о божественной природе и образной характеристике описываемых субъектов и явлений.
В целом перевод религиозной литературы требует от переводчика не только фоновых, энциклопедических знаний, сформированных навыков использования языковых средств для адекватной передачи содержания сакрального текста, но и умения интерпретировать культурные коды для воссоздания целостной религиозно-исламской картины мира. В связи с этим считаем справедливой точку зрения В.С. Виноградова, согласно которой «Перевод религиозных текстов связан со сложившейся традицией воссоздания сакральных произведений, для которой характерны использование богословской терминологии, устоявшихся оборотов и штампов, архаизация текстов, интерпретация символов, аллюзий, введение во многих случаях буквализмов, обусловленных боязнью исказить священный текст и т.п. Эти факторы приводят к различиям в текстах оригинала и перевода и относительной эквивалентности текста на языке перевода» [Виноградов, 2001, с. 25]. Анализ переводов дуа свидетельствует о переводимости религиозной литературы, не смотря на то, что «практически решаемые задачи перевода культу-роориентированных текстов находятся в известном противоречии с теоретической невозможностью адекватного перевода без определённых потерь языка одной культуры на язык культуры другой» [Радбиль, 2012, с. 7].
Таким образом, сохранение божественной природы сакральных текстов и поиск языковых средств для адекватного выражения священных смыслов следует признать сложной и в то же время актуальной проблемой современного переводоведения, которое в условиях глобализации приобретает новое социальное измерение.
Список литературы
Бобырева Е.В. Религиозный дискурс: ценности, жанры, стратегии (на материале православного вероучения). Волгоград: Перемена, 2007. 234 с. Виноградов В.С. Введение в переводоведение. М.: РАО, 2001. 224 с. Ламашарип К.К. Хадж — Паломничество. Алматы: Дэ^р, 2010. 224 с Мечковская Н.Б. Язык и религия. М.: Агентство ФАИР, 1988. 352 с. Радбиль Т.Б. Переводимость как феномен межъязыкового взаимодействия // Логический анализ языка. Перевод художественных текстов в разные эпохи / Отв. ред. Н.Д. Арутюнова. М.: Индрик, 2012. 400 с. Словарь древнерусского языка (XI—XIV вв.): В 10 т. / АН СССР. Ин-т рус.
яз. Гл. ред. Р.И. Аванесов. М.: Русский язык, 1988. Яковлева Е.С. О понятии «культурная память» в применении к семантике слова // Вопросы языкознания. 1998. № 3. С. 43—49.
