CC BY
22
Скитания «Габимы»
Из писем Л.М. Пудаловой (1926-1928)
На протяжении московских сезонов (19171926) актеры «Габимы» жили мыслями о «земле обетованной». За это, как и за желание играть на «реакционном» иврите, языке Библии, были нещадно биты ортодоксальными коммунистами из ЦБ Евсекций. «Габима» мечтала о библейских спектаклях. Но главный библейский сюжет она воплотила в собственной судьбе, вплоть до исхода и скитаний. Только скитаться пришлось не в пустыне.
В 1926 г. труппа отправилась на зарубежные гастроли, которые поначалу складывались триумфально. Начались они в Риге, потом последовали Варшава, Краков, Вена. Летом 1926 г. «Габима» выступала в Париже, затем совершила турне по Германии.
Среди поклонников театра оказались Альберт Эйнштейн и Мартин Бубер, Гордон Крэг и Макс Рейнгхардт, Шон О'Кейси и Тайрон Гатри, Артур Шницлер и Франц Верфель, Бруно Вальтер и Томас Манн.
7 декабря 1926 г. театр прибыл в Нью-Йорк. И снова замелькали города: Филадельфия, Бостон и др. С июля 1927 г. - вновь кружение по Европе (Германия, Чехословакия, Австрия). Через Марсель и Загреб путь ведет габимовцев в Палестину.
Наум Цемах, основатель театра, с группой актеров остался в США (1927). С 1913 г. водивший свой театральный народ по городам и весям, он не вошел с ним в «землю обетованную».
После раскола в 1927 г., когда одни остались в США, а большая часть труппы вернулась в Европу, ее ждали новые испытания. В два приема (1928, 1932) театр покинула еще одна группа актеров, возвратившихся в Советский Союз. Одни уезжали по идейным причинам. Другие возвращались потому, что у них в Москве оставались родные и близкие, разлука с которыми становилась непереносимой.
Среди последних была и молодая актриса Любовь Михайловна Пу-далова (1900-1989), чья интенсивная переписка с семьей этого периода сохранилась и была любезно предоставлена мне сыном Л.М. Пудало-вой - В.Г. Ротштейном.
Любовь Пудалова пришла в «Габиму» в 1920 г. Ролей у нее было немного. Главной всегда оставалась Марта-блудница в «Вечном жиде» Д. Пинского (режиссер В.Л. Мчеделов). Во время парижских гастролей князь Сергей Волконский дал ей весьма высокую оценку. Затем последовало несколько вводов. Среди них Лиззи в «Потопе» Х. Бергера (режиссер Б.И. Вершилов) и Дрейзл («Гадибук», режиссер Е.Б. Вахтангов).
Актриса Пудалова, воспитанная в достаточно ассимилированной среде, сохраняла независимый нрав и трезвый, ироничный взгляд на вещи. Она не разделяла общей одержимости идеалами «библейского театра», но была надежным товарищем в театральном деле. Взятые на себя обязательства выполняла до конца. Только этим объясняется то, что в Москву актриса вернулась в 1929 г., а не раньше, как неоднократно порывалась.
Л.М. Пудалова. Рига. 1926.
Фотографии из семейного архивов Пудаловых-Ротштейн
Ее письма - явление на грани быта и искусства. В них сказывается, прежде всего, актерский дар, актерская наблюдательность, понимание того, что вспыхивающие и угасающие впечатления нужно фиксировать немедленно, потому что уже к вечеру они выветриваются. Пудалова пишет письма в открытой форме лирического дневника. В них складывается хроника гастролей «Габимы» со взлетами, падениями и внутренними конфликтами, ставящими труппу на грань гибель. Возвращение театра в Европу не решило основных вопросов. Весь репертуар состоял из спектаклей, поставленных московскими режиссерами. Своих режиссеров сформировать еще не удалось, и потому все надежды были обращены в сторону Москвы.
Ожесточенные споры буквально раздирали театр. Одни видели спасение театра в Палестине, другие предлагали вернуться в Москву и, отказавшись от иврита, играть на идише. Третьи видели «Габиму» бродячей труппой с главным представительством в Берлине.
Письма Л.М. Пудаловой из гастрольной поездки полны бытовых зарисовок жизни советских актеров, с неохотой сбрасывающих привычные толстовки и осваивающих вечерние туалеты, ошеломленных сверканием европейских и американских городов, открывающих красоту обнаженного женского тела в «Мулен Руж», «Фоли Бержер».
Свои письма, предназначенные всей семье, Пудалова адресовала на имя отца Михаила Иосифовича Пудалова. Внутри текстов встречаются фрагменты, предназначенные тому или иному члену семьи персонально.
1.
Рига
29 января 1926 г.
12 часов ночи
<...> В день приезда рано утром была грандиозная встреча устроена, все газеты на всех языках с ума сошли, пишут только о нас. И вместе, и в отдельности, и как угодно. В вечер первого спектакля1 наше полпредство прислало нам огромную корзину красных роз, оттененных немного сиренью и чем-то еще. И на алой ленте теплое приветствие. Оно же устраивает для нас банкет. <...>
2.
2 февраля 1926 г.
Рига
<...> Пишу между двумя спектаклями. Только что вернулась из театра после обеда. Был «Вечный жид», а вечером «Гадибук» играем. Успех. Всякие интервью. И обо мне пишут. И меня интервьюировали. Всякие биографические сведения. Я пришлю вырезки. Так хочется показать вам, что я купила. Всякие мелочи. Ни платья, ни пальто еще не делала. Рига очень приятный город. О людях лучше не буду говорить. Были на банкете в полпредстве. Было очень ужасно приятно. Там читаю газеты.
Нужны всякие вечерние туалеты - замучили банкетами. <...>
3.
8 февраля 1926 г.
Ковно
<...> Ничего ни интересного, ни хорошего нет ни в Риге, ни тем более здесь. Пробудем тут до 15.II и потом обратно в Ригу, откуда в Варшаву. Ой, если в Ревель, Двинск, я прямо с ума сойду, до того противно. Успех и художественный, и материальный. Шуму - масса. Смотрят на нас, как в музее. Нельзя никуда показаться. Сначала - смешно. А теперь - злюсь. Словом, пока умираю хочу в Москву. Не знаю, что будет в Берлине, Париже. <...>
4.
15 февраля 1926 г.
Ковно
<...> Я ни в чем не нуждаюсь. Только в платье. Думаю, в Варшаве сделаю. И пальто там. А то на этих бесконечных банкетах прямо беда.
Надо иметь черт его знает сколько вечерних туалетов, а я в шевиотовом платье. (Есть и белье, и чулки, и туфли.) А кроме вечерних, всякие утренние, послеобеденные и т.д. и т.д. Оказывается, что иначе просто нельзя, недопустимо совершенно серьезно, категорически. Вот смех-то. Здесь еще ничего, а дальше, говорят, - ужас в этом смысле. Беда. Нас это и занимает, и злит. Мужчины ругаются: привыкли к толстовкам и кепкам - вдруг смокинги и шляпы. Смешные. Ничего не поделаешь. <...>
5.
13 мая 1926 г.
Четверг. Вечер
Lwow
<...> Маршрут: отсюда 19-го мая обратно в Краков на четыре дня. (Там, видите ли, дела хорошие, и, кроме того, обижены, что только четыре раза играли.)
Оттуда 23 или 24-го мая в Вену на две недели, где 28-го первый спектакль. Сегодня играли сотый спектакль в поездке, из которых 51 раз - «Гадибук». Обалдели.
6.
18 мая 1926 г.
Lwow
<...> Завтра утром уезжаем отсюда в Краков на 5 дней. 24-го, ну, может, 25-го мая будем уже в Вене. Там спектакль назначен на 29-е мая - день смерти Е.Б. Вахтангова. Играть мы там будем в Karl-Theater, говорят, изумительный театр - 2,5 тысячи мест. Пробудем там 3 недели. Думаю, не меньше. Оттуда в Париж тоже на 3 недели. Вот это должно быть интересно. <...>
7.
13 июня 1926 г.
Paris
<...> Вчера была в Opéra Comique. Давали «Паяцы» и «Богему». Конечно, спектакль средний, да еще какой средний. Певцы тоже весьма средние. Но народу - тьма, сверху донизу, хлопают, слушают внимательно. Прямо завидно. Тут уж прямо надежды нет, что что-нибудь понравится, а люди, притаив дыхание, сидят. Французы - экспансивный, темпераментный народ. Туалеты чудесные. Надо еще в Grand Opéra пойти.
Л.М. Пудалова. Ницца. 1926
Говорят, другой такой залы в мире нет. Любят, очевидно, музыку тоже. Говорю тоже, потому что в Вене люди невероятно музыкальны. В опере или в оперетке люди сидят с нотами. Поют сей же час всю увертюру, все мелодии, схватывают моментально. Сидят и поют. А в антракте так на занавес экраном дают слова какой-то арии или сцены, и все поют со словами. <...>
Познакомилась с Бальмонтом и Куприным у Сусанны2 на файв-o-клоке. Ничего нового о них сказать не могу. Все вы знаете. У нее знакомство с высшим светом. Чудесная женщина. <...>
8.
22 июня 1926 г.
París
<...> Какие здания! Какая Опера! Place de l'Opéra, Rue de la Paix, Булонский лес, Champs Élysées. Я пока живу в гостинице близ Монмартра. Думаю, переходить в частную квартиру. Отели в Париже - дома свиданий.
Но город, город.
Пафосный город. Пафос. Вчера была в Moulin Rouge. Сейчас пойду в Folies Bergère. Сейчас на Эйфелеву башню. <...>
Единственный город, о котором не лгут, - Париж.
И Москва. Ну, Москва - это особ статья.
<...> По улице сплошь русская речь. Все русское в моде - страсть.
Прямо из себя выходят. На днях мне предстоит знакомство с Сашей Черным, Рощиной-Инсаровой и т[ому] подобное. У Сусанны Авивит. Чудная перспектива. Мне потому не охота переезжать в тот пансион, где Сусанна. Хотя там есть две комнаты. Замучает эта публика. <...>
9.
24 июня 1926 г.
Paris
<...> Была вчера вечером в Casino de Paris. Это самое замечательное revu обозрение - в Париже <...> Относительно голых женщин: это очень красиво и не только не шокирует, но даже досадно, что на них маленькие трусики или бриллиантовые украшения.
Бытие определяет сознание. <...>
10.
29 июня 1926 г.
Paris
<...> Вчера был первый спектакль3 для избранных, приглашенных. Успех жуткий. Восторг - французский. Художественный. Материальный - гнусный. Надеются на Америку. Нарочно в Париже прогорают, чтоб больше высосать из Америки. Париж - реклама для Америки. <...>
11.
4 июля 1926 г.
Paris
<...> Посылаю вам рецензию4. «Последние новости» - газета называется. Пришлю, может быть, и из французских газет - завтра, наверное, будет. Как вам нравится рецензия? Я ржала два дня. (Вру - газета сегодняшняя.) Словом, меня все зовут теперь «Песнь песней». Потеха. В Париж влюбляюсь все больше, больше, без конца. <...>
12.
9 июля 1926 г.
Paris
<...> Вчера была в Folies Bergère. Там одна танцовщица - мулатка, англичанка она. Мисс Жозефина Бейкер5. Я прямо визжала от восторга. Она (характерная внешность, лицо) красавица, ослепительно тело по красоте, по цвету очень смуглая. Совсем голая, только вокруг бедер пояс
из бананов, танцует Charleston, она как животное, прямо воет. Изумительная - она у меня из головы не выходит. <...>
13.
11 августа 1926 г.
Nice
<...> Каждый раз, когда я у моря, я ненавижу Еву, которая согрешила. Как хорошо быть голой. Прямо наслаждение. Голая, здоровая, загорелая, ничего не боящаяся, что может быть лучше. Только люди надоели. Ну, так надоели, что сказать не могу. Новых нет никого, ни души, зимой еще встречаешь, потому что театр всегда окружает какое-то общество, а теперь никого. Но свои так надоели до отказа. Главное, такие. а! лучше не говорить. Нет, правда, когда только в театре встречаешься между делом, так очень даже ничего, но в жизни ни одного умного человека. Это очень тяжело. Я уж забыла об удовольствии быть в обществе умного человека. Я прямо букой гляжу на всех. Ну да ладно. <...>
14.
14 сентября 1926 г.
Paris
<...> Сегодня произошло отреченье от престола. Цемах отрекся от звания руководителя6, не знаю, как пойдет дальше. Послезавтра собрание. Будем выяснять. Сейчас только что был у нас директор, уезжает ночью в Страсбург, возможно, что поедем туда. Здесь совсем скверные сборы. Если поедем в Страсбург, то, вероятно, числа 20 сентября. А 25-го поедем в Мангейм, это в Германии, а оттуда, вероятно, 30-го, что ли, в Берлин. Если же в Страсбург не поедем, то отсюда 25 сентября уезжаем в Мангейм. Ох, опять замелькало. <...>
15.
20 сентября 1926 г.
Paris
<...> Насчет того, чтобы остаться в Париже, я-то хочу, но теперь об этом не может быть и речи. Меня не отпустят. В «Вечном жиде» нет никого. Кого это будут вводить теперь наспех? И вообще из труппы нельзя теперь терять никого. И контракт. Не знаю, как дальше, но теперь, здесь - нет. <...>
Загар еще не сошел и еще слыву Жозефиной. Особенно когда причесана на косой ряд - совсем мужская голова. Эта прическа называется
Чарльстон. Чудесные мотивы, модный теперь танец, красивый, трудный7. <...>
16.
4 октября 1926 г.
Berlin
<...> Теперь такая волынка с Цемахом отчаянная, неизвестно, чем кончится. Вплоть до его ухода из театра. Теперь он ни в правлении, нигде. Отрекся. Я писала вам. Не надо об этом говорить. Не потому, что это секрет, а просто сама не знаю - не люблю «говорить». А так это не секрет. Он в настоящее время только актер. И в афишах его нет. Здесь организовалась целая комиссия примиренческая из всяких берлинских обществ, и еврейских, и немецких. Правление на высоте, и я не знаю, как он будет выкручиваться. Ну вот. Так что, если б не эта волынка, так был бы возможен мой приезд. А, черт. Всегда судьба ножку подставит. <...>
Сборы здесь хорошие. Рецензии отличные. Любят, уважают, знают. Город очень театральный, в высшей степени культурный, деловой, знающий, серьезный. Разница с Парижем трудно себе представляемая. <...>
17.
5 октября 1926 г.
Berlin
<...> Париж, Париж! Если б вы знали, какой это город - это единственное место после Москвы, где захотелось пожить немного. И такая огромная разница между людьми здесь [в Берлине] и там - точно не те же люди. Женщины здесь абсолютно не мажутся. Здесь они совершенно не подмазаны. По всему укладу жизни, по кафе, по чарльстону, по движению на улице, по метро, словом, по всему можно ярко и сразу судить по темпераменту, по характеру об обеих странах. Там сгорают и живут изо всех сил, чтобы они ни делали, они тратят на это maximum сил, любви, энергии, желания, а здесь - дудки. Там легкомысленны, вспыльчивы, а здесь дудки. Но зато здесь очень интересная публика. Здесь очень интересный театр. Прекрасные актеры. Превосходные концерты. Я, к сожалению, занята вечером и была только один раз днем в воскресенье. В консерватории слушала концерт под управлением Бруно Вальтера. Все концерты вечером.
Немцы очень любят музыку и очень музыкальны. Здесь и Клемперер8 и все другие, лень перечислять. Здесь прекрасные фильмы немец-
Жозефина Бейкер
кие, здесь ведь все киноактеры во главе с Янингсом9. Очень серьезный здесь народ. Театральный. Знает всех наших режиссеров и в превосходных рецензиях отдает огромное место Вахтангову. Зацепляет и Мейерхольда, и Таирова. Не то что там. Но по грандиозности города. - Париж - это сон сумасшедший. <...>
18.
7 декабря 1926 г.
New York
Hotel Ansonia
<...> Только что приехали, вкатили в отель. Он изображен на этом листочке. Владельцем его является Филиппов10. (Филипповские пирожки.) Вот где встречаешь старых знакомых. Совершенно не знаю, с чего начать. Прямо не знаю. Я живу только на 7-м этаже, некоторые на 4-м - так не совсем довольны, а те, которые на 17-м, удовлетворены немножко. Здесь около 1500 комнат. У меня чудесная комната, большая, с прихожей и ванной комнатой. (Ванная в каждой комнате.) Но, конечно, разбредемся все отсюда через пару дней - дорого: 3,5 доллара в сутки.
<...> Сегодня из порта сюда ехали такси минут 45-50. Что-то сумасшедшее. Это не сказка - о небоскребах. Господи, это такие высоченные коробки, что улицы кажутся узкими, совсем узкими, неба не видно. И вдруг выезжаешь - огромная площадь и небо. И все эти высоченные -
уф, какие высокие - коробки сверху донизу, каждая дырка - окно, унизаны желтыми искрами - огни, огни. Ослепительная реклама, все, все чудовищных размеров. Мне все кажется, что это такой же чудовищный шарж на Америку. Что это разросшееся «Озеро Люль»11. Ах, да, что первое заставило меня вспомнить об «Озере Люль»: когда мы подъехали не к пристани, а за пару часов до нее - там пароход остановился, чтоб выгрузить весь багаж на специально подъехавшие пароходы. Стояли долго. Часов с 5-ти утра до 8-ми или 9-ти. До 9-ти. И вдруг часов в семь вихрем налетели на нас журналисты, фотографы, повели нас на верхнюю палубу, и, боже, что они с нами выделывали! Их было человек 15. Они снимали нас кино- и фотоаппаратами со всех сторон, даже сверху, они задирали у женщин юбки и снимали ноги, а у одной даже содрали чулок, и она с визгом отбилась. С меня чуть не содрали пальто и не заставили танцевать, а холод рано утром жуткий. Еле отогнали их. Представляете, холод, ветер, верхняя палуба, труппа, я танцую, суматоха, лихорадка. Ну, надо спуститься вниз поглядеть, где наши, и пожрать чего-нибудь. Уже, наверное, 9 часов. Не знаю, где кто живет, лазай по этажам - сумасшествие. <...>
19.
9 декабря 1926 г.
New York
Hotel Ansonia
<...> Вечером пошли гулять. В одном из кино идет «Потемкин» - что делается - толпа. Потом они (Клара12 с мужем) повели меня в аптеку - я удивилась. Оказывается, там едят мороженое, бутерброды, пьют кофе, лимонад, там можно купить игрушки - прямо смех. Кафе здесь нет, а вот в аптеках что-то заменяющее кафе - потому что это приносит больше доходу, чем специально аптеки. Женщина здесь пользуются большой очень свободой, уважением - она здесь госпожа. Это имеет историческое происхождение. Когда-то сюда ведь приезжали по большей части мужчины, женщин было очень мало, и они пользовались большим почетом. Это остается до сих пор. Здесь мужчина должен быть осторожен, не бросать на улице на женщин страстных взглядов - иначе беда. Она может его арестовать, получить огромный штраф - забыла цифру, впрочем, это в зависимости от обстоятельств - или женить на себе взамен штрафа. Если ему нечем платить. Женщине верят, что бы она ни сказала, мужчине нет. Ведут они себя так, как я не видела в Европе. Громко гово-
рят, сидят не иначе - видны ноги высоко выше колен, нога на ногу - не преувеличиваю. Очень подкрашены, намазаны. Если то же самое делает француженка, выходит так шикарно и красиво, что приходится подчеркивать только шик - ничего другого нет, а здесь просто.
Начинаем играть 13-го или, впрочем, 12-го или 14-го, потому что по понедельникам здесь не играют. Играть будем 8 раз в неделю. Получаем 350 долларов - я уже писала.
<...> Чувствую я себя здесь песчинкой, ничтожеством, пылью. Ах, это прямо тяжело. Каждый дом - это какое-то мировое пространство, и я замкнутая, маленькая, невидимая. <...>
20.
16 декабря 1926 г.
New York
<...> После второго спектакля. Уже ночью в 12 часов пишу. Утром уже забыла, что делала, потом днем был спектакль. После спектакля переезжала из отеля в комнату - нашла - и потом опять спектакль. Гримируюсь и сама не верю: разве этот самый грим я уже делала сегодня? Только несколько часов тому назад! Какое счастье забывать! Разве можно было бы иначе играть два раза в день «Гадибук»? Бедная Ровина13. Сегодня два раза. Но как странно забывается! Так же делаешь грим, так же хочешь хорошо играть, так же получаешь удовольствие. 9 раз в неделю. <...>
21.
19 декабря 1926 г.
New York
<...> Бестолковые дни. Вчера опять было два спектакля. Сегодня только один - днем. Вечером где-то грандиозный прием «Габиме» - не пошла - не могу. Не люблю.
Сегодня после спектакля зашли куда-то пообедать. Нас было несколько человек. Заплатив и выйдя на улицу и пройдя несколько шагов, мы были остановлены кельнером, который нам прислуживал за столом. Оказывается, его хозяин послал спросить наши имена или хоть одно имя, для того чтобы он мог послать в газету. Догадался, очевидно, что «Габима». Я предложила дать имя Голянда14 - его с нами не было. Он записал имя, и завтра Голянд будет читать, что он там обедал. Ой, умора. Ржали полчаса. Газеты здесь по 26 страниц и больше. Ужас. А сколько их! Я забыла цифру. Сообщу непременно. Достаю наши газеты. Продаются.
У нас есть актер Иткин15. У него тут брат родной недалеко от Нью-Йорка. Не видались лет 20. Так Иткин пишет ему, чтоб он скорее приехал и что живет он в «Ансонии». А брат ему отвечает: мы встретимся в редакции «Форвертс» - очень популярная газета - это и для тебя, и для меня бизнес. Реклама. Я вам говорю, прямо забеременеть можно от удивления. Вот народ. Если кто-нибудь кого-нибудь знакомит: господин такой-то, столько-то месячного дохода. Иначе неизвестно, как относиться к представленному господину. <...>
22.
21 января 1927 г.
New York
<...> Успеха - никакого. Ни художественного, ни материального. Нету. Удивляется этому и Америка, но это так16. <...>
23.
29 января 1927 г.
New York
Я в отчаянии - неужели я ничего не пишу?! Неужели я не писала, что в Германии был блестящий успех. И что, если б еще остались в Берлине, так было б чудно. Неужели я не писала, что здесь, в Америке настолько же блестящий провал! По-моему, писала. Если же не уделяла этому достаточного внимания, то, во-первых, потому что надоело, надоело, а во-вторых, потому что мы все вообще мало пишем и сообщаем о провале - пусть не знают там. Но как везде, так и у нас, имеется в большинстве случаев невоздержанность речи, и отсюда все остальное. Но я все-таки писала вам об этом, осторожно, но писала.
Да, здесь плохо. Главным образом материально, для чего, собственно, и ехали. Ведь здесь абсолютно не интересно, а теперь, когда и денег мало, получаем 75 долларов в неделю, но, во-первых, это мало, ради этого не стоило ехать, во-вторых, мы их получаем не потому, что сборы хорошие, а где-то всякими способами достают. И не знаешь, получишь на этой неделе столько же или меньше. Ну, это разочарование, постольку поскольку рассчитывали на успех и на деньги, деньги. А так-то не только хватает, но и остается. Но разочарование сильное. Гнусно. Ну вот. Ей-богу, надоело о театре писать, поэтому не пишу, надоели рецензии, потому не присылаю. Бррр. Рецензии, даже не читаю их. <...> Так хочу в Россию, так надоело, так хочется к себе в Москву.
Л.М. Пудалова -Марта-блудница. «Вечный жид» Д. Пинского
24.
6 февраля 1927 г.
New York
<...> У «Голема» большой успех. Театр полон. Не знаю, чем это объяснить. Впрочем, всего вероятнее потому, что театр, в котором мы играем, находится в еврейском районе. Сегодня в местной русской газете левой между всем прочим необъятным (сегодня был юбилейный номер - представляете это потрясающее количество листов), было что, мол, «Москва прислала нам двух прекрасных послов своего искусства: театр «Габима» и «Броненосец Потемкин». <...>
25.
25 февраля 1927 г.
New York
<...> Наш Юрок17 оказался человеком без денег и даже без ответственности, так что нам пришлось самим искать людей и заключать контракты на короткие сроки. И вот по последнему контракту
С родителями: Михаилом Иосифовичем и Верой Лазаревной. 1932
(с Вильнером18) мы получаем по 65 долларов в неделю. На этой неделе 65. И с будущей контракт возобновляется и, конечно, не на худших условиях, а на лучших. Напишу. Здесь нами заинтересованы крупнейшие богачи с Отто Каном19 во главе. Они хотят устроить фонд «Габи-ме»20, хотят устроить нам базу, где мы могли б жить и работать. Пусть только мы укажем, где мы хотим жить. В какой стране, в каком городе. Шаляпин21 горячо содействует (не деньгами). Что вы, что вы! Господь с вами. Все в порядке - all right.
Что касается Цемаха. Я писала, что в Париже, в конце Парижа, он отказался от председательства в правлении и до сих пор был просто актером театра. Было очень трудно. Правление работало в поте лица своего без него. Трудно им было безумно оттого, что внешний мир знает только Цемаха, и приходилось все переводить с него. Теперь опять в правлении он и еще двое: Арон22 и Шабай23. И это, конечно, легче и лучше. Не хотеть его диктатуры это одно, и хотеть, чтоб он работал, это другое. Другого такого у нас нет. <...>
26.
29 марта 1927 г.
New York
<...> Итак, в Европу.
Возможно, что по дороге заедем на гастроли в Голландию.
Есть приглашение. И настойчивое. Туда уже давно звали, и теперь опять. Если ж нет, то останемся в Германии.
Вообще же у нас теперь очень большой и очень больной вопрос. А что дальше? Где дальше? Тут такой комитет - он дает нам материальную возможность на 2 года работы в Европе и потом строит нам театр в Палестине. Театр наш почти пополам [разделился] в этом смысле. <...>
27.
6 апреля 1927 г.
Boston
Приехали вчера в 7 часов вечера.
Мы здесь. В Бостоне. Наконец. Говорю «наконец» не потому, что хотела сюда или хотела из Нью Йорка, - о, нет - а потому что никак не могли зафиксировать день отъезда.
Назначили вторник, а в котором часу, неизвестно. В понедельник -5 часов, в 7 - [все еще] неизвестно. Правление работает с прошлым антрепренером. История с декорациями «Голема». Одним словом - евреи.
Звоню в контору в 9 часов вечера. Это все в понедельник. Нет, завтра, очевидно, не едем. Ладно. Все актеры вечером кто куда. В театр, в кино, в гости. В половине десятого утра во вторник вызывают к телефону. С кровати, сонная, набросила халат, бегу вниз. Сообщают, что в 11.30 уходит поезд, которым мы едем в Бостон. Поднялась к себе, стою среди комнаты в длинной ночной рубахе, не знаю, с чего начать. В ванную ли, складывать вещи или одеться идти к сапожнику - отдала туфли в починку - так вот взять.
Словом, о чем говорить, к 11-ти часам я была готова как миленькая. И с хозяйкой расплатилась и с прислугой, и даже выпила orange juce с бисквитом, и взяла такси и еду на вокзал. Оказалось, что я забыла и рубаху, и ночные туфли, в которых была, когда складывалась. Положила их в картонку со шляпкой, она, конечно, окривела. Правда, в буфете оставила все мое хозяйство, но кто об этом говорит, когда Тмима24 приехала на вокзал с мокрым бельем, которое намочила вечером, когда Падуит25 не нашли утром, потому что она не ночевала дома, когда Элишева26 приняла аспирин и касторку на ночь в надежде, что завтра мы не едем, когда -да всего не перечислишь. И в результате мы не поехали поездом 11.30, а в 1ч. 05. Потому что евреи только теперь погрузили декорации. Падуит
пришла на вокзал в 12.15 на всякий случай, потому что ведь [считала, что в] 11.30 мы уехали. «На всякий случай». <...>
28.
Detroit 16.5.27
<...> Завтра в 7 ^ часов утра едем дальше. В Кливленд. <...> Потом Цинцинати, Питсбург, Буффало, а значит и Ниагара, и Торонто. Это в Канаде.
А потом должно быть в Нью-Йорк. А потом. В конце всяких пото-мов всегда бывает точка. К точке почему-то всегда безудержно стремятся - дальше, дальше, - хотя не хотят ее.
Первый акт «Сна Якова и второй акт «Потопа» уехали на 15-ое мая в Нью-Йорк - концерт. А мы здесь играли. Завтра 17-го соединимся в Кливленде. <...>
25-го мая, по-моему.
Cincinnati, Ohio
<...> Дело в том, что теперь весна, а каждую весну «Габима» переживает гнусную и трудную болезнь, протекающую в собраниях. Каждую весну, и эта весна не является исключением. Этой весной вопрос особенно трудный. Что? где? когда? - дальше? Делятся четко на политической почве. Жаль театра. В лучшем случае он останется без нас многих. С другой стороны, жизнь этих полутора лет показала, что такая большая труппа как наша очень трудно окупается. Театр не оправдывает себя, требует сокращения естественно. Пьесы пострадают. Но реорганизация театра нужна - он пришел к этому эволюционным путем. Волынка -большая и трудная.
Всем тяжело.
Весна для нас - для легочного больного: самый активный процесс.
Всем тяжело.
Ну, хватит. Вы себе уже немножко представляете, в чем дело.
Приеду домой. Опять же страшно оно все-таки. Что делать? Так трудно в Москве найти работу. <...>
29.
20-24 июня 1927 г.
New York
<...> Цемах решил с нами расстаться. Он остается в Америке. С ним его жена27 и Бенно28 со своей подругой тоже - Бат-Ами29. (Вчетвером
остаются - Цемах мечтает о новом театре30. Очень хотел, чтоб осталась у него. Я у него не хочу оставаться, но, по правде говоря, одинаково не хочу оставаться и здесь, в оставшейся «Габиме».)
Очень не хочу. Не люблю их никого, не верю - все дико заняты заботой о своей рубашке. Может быть, я немного преувеличиваю. Но если да, то немного. Впрочем, все ведь так, все люди одинаковы. Ну, черт с ними. Пока оставаться с ними не могу и не хочу. Они уезжают в Берлин. Там будут работать.
Сегодня уже 24-е, никак не могу дописать письма. С Цемахом, значит, порвали. Кроме их четверых здесь остаются еще Иткин (мужчина) и Гробер (женщина)31 - не пара - а сами по себе. Они пока не у Цемаха, но к нам, вероятно, тоже не приедут. Уезжаем 29-го или может 3-го. Но скорей 29-го. Уезжают все на лето кто куда. Большинство в Германии будут. Кое-кто в Италию. Сбор будто в начале сентября в Берлине. Я еду во Францию. Уж очень люблю прекрасную страну.
Чуть было не осталась в Америке. Могло легко случиться.
Теперь я в недоумении по поводу Москвы.
Если я приеду - есть ли возможность получить паспорт, чтоб поехать обратно? Если нет этой возможности или если я захочу остаться - а я захочу - есть ли возможность устроиться так, чтоб зарабатывать монету? О театре я уж потом сама покручусь, но пока хоть не в театре?
Приехать и сидеть без работы - меня это пугает32. <...>
30.
12 сентября 1927 г.
Berlin
<...> Вот уж третий день холодно. И дождь сегодня. Вот уж 12-й «Га-дибук» сегодня. Сборов нету. В этом году блестящий театральный сезон в Берлине. Но все время такая погода, что публика еще не вернулась в Берлин - и во всех театрах пусто, как у нас. Утешение слабое - но хоть гордость не страдает. Скорее всего, что первого октября выедем из Берлина на гастроли. По Германии и по Голландии главным образом. Ищется репертуар - есть пьесы, и не на чем остановиться. Из всех неподходящих выберут наиболее подходящую - тоска. Волнение у нас страшное. Все так голодны без работы и так злы. Режиссера нет - из России если? Всех перебираем - кто согласится бросить свою работу в Москве? Уже послали письма нескольким. Главное - денег нет - как им платить? Тоска. Какой-то хронический кризис в театре - к черту - как у нас в семье.
Пляска нищих
Теперь здесь один из членов комитета из Нью-Йорка - Розен-цвейг33 - один из крупных миллионеров в Нью-Йорке. Я вам писала, что там есть комитет из нескольких лиц со сказочными состояниями - на американский масштаб. В общем, они содержат каждый в отдельности несколько театров в Америке. Самый «главный» - Отто Кан - содержит «Метрополитен Опера», трудно представить себе размеры и размах этого театра. Словом, эти евреи говорили, говорили и решили, что еврейский-то театр - «Габима» - должен и подавно блистать. Они должны давать нам известную сумму в год на постановки. Словом, целая махинация. 10 или 12 тысяч долларов в год. О чем это я начала? Ах да, об Розенцвейге. Пока он теперь здесь - едет в Россию на пару месяцев или недель - не знаю. Был у нас два раза. А меня им ребята дразнят. Началось это с Нью-Йорка, с Цемаха. Он все говорил, что я должна выйти за него замуж. Все качества. А если я такая дура, то хоть для «Габимы» будут деньги. Я сказала - не подходит, и забыла. Он - совсем ничтожество. Молодой - да ну ладно. Все это я веду к тому, что вчера до 4-х ночи ребята сидели у меня и уговаривали дурака не валять, а действовать. Планов - миллион. А он сегодня уезжает. «Сделай, - говорят, - так, чтоб уехал завтра».
Ей-богу, для этого дела в состоянии попытаться. Если не удастся -мы же на все идем - ну так провал. Смешно. Сейчас три часа. Я еще не
позвонила - не знаю номера. Арон [Мескин] не звонит - после обеда, может, позвонит, скажет. Вечером он уезжает. Я уж говорила, что дам ему ваш адрес - посмотрим - поживем. Эх-ма.
А комитет [предлагает:] два года работайте, делайте пьесы. А потом хочет построить нам Дом <...>
31.
3 ноября 1927 г.
Amsterdam
<...> Я связана контрактом по рукам и ногам, нарушить его и уехать -значит, арест Арона. Он подписывал контракт. Мы абсолютно ответственны один за другого - ведь иначе это не дело, а детская игра. А это дело. В Голландии по 8 декабря. В Берлин 10-го декабря. <...>
32.
26 ноября 1927 г.
Haag
<...> Остановились на 3-х пьесах, которые должны быть поставлены в течение этого года. Первой из них, наверное, пойдет пьеса Кальдеро-на34. В Берлине мы живем с месяц, не играем, а работаем над пьесой, в январе едем с этим же Леонидовым35 (дельный очень человек, работал в Художественном театре - наш теперешний антрепренер) - Лондон, Прага, Триест, Египет, и еще где-то на востоке, потом на месяц в Палестину и в конце апреля мы опять в Берлине, где к 1-му мая будет Дикий, который будет ставить у нас две пьесы36. Он - увы - не может приехать теперь, потому что связан в Москве контрактом, и только весной к 1-му мая может приехать. А теперь послана телеграмма Никулину37 - узнать кто из режиссеров сможет приехать теперь на ближайшую постановку. Сашенька [А.М. Пудалов]38, может ты тоже можешь что-нибудь узнать в этом смысле? <...>
33.
27 ноября 1927 г.
Haag
<...> Теперь у нас суровые и трудные дни - репертуар, распределение ролей. Трудная это работа.
А мне хоть бы что. Ничего не хочу. Ничего не желаю. Не люблю театр. Может, и не возьму никакой работы. Легче будет уехать - может,
Л.М. Пудалова - Дрейзл. «Гадибук» С. Ан-ского
до Палестины - в конце, середины марта, либо после Палестины - в конце апреля, 1-го мая.
Может, скоро мы вообще будем играть и на идише, и на иврите -тогда жизнь в Москве обеспечена и материально, и всяко. Опять же без новых постановок ничего нельзя сказать. Ну ладно - она жисть такая -что сама скажет <...>
34.
16 декабря 1927 г.
Berlin
<...> Еще: Вениамин Иванович Никулин сегодня принял еврейство. Мы целый день по этому поводу веселились. После 30 лет жизни крещеным объевреился. Хочет помереть евреем. Только как же, говорит, кадиш39? Ведь все дети православные! А детей у него по всему свету40.
Едет в Америку. Уезжаем из Берлина 4-го или 5-го января.
<...> Ну вот, взяли мы пьесы:
Бергельсон - «Глухой»41
Кальдерон - «Волосы Авессалома»
Heiman (Гейман) - «Жена рабби Акиба»42.
35.
19 декабря 1927 г.
Berlin
<...> Видела я здесь пьесу «Распутин». Это - «Заговор императрицы». Вы, наверное, слыхали про Пискатора. Режиссер-коммунист. Тот, который ставил Hopla! Wir leben - «Ура, мы живем!»43.
У вас, кажется, было об этом в театральных журналах. Пауль Веге-нер44 играет Распутина. Далеко ему до Монахова и до Стефанова45 тоже, но принимается. Постановка грандиозная, масса кино - вообще, Пис-катор прямо убивает свои спектакли кино. Не потому, что плохо, а наоборот - очень хорошо. И кино явно превалирует над сценой. Крупней, выразительней, ближе - прямо к сердцу. Мейерхольд пользовался кино весьма скупо, а этот щедро, вовсю. Вставил туда и Ленина, и Троцкого, и Керенского, и Франц-Иосифа <...>
36.
22 февраля 1928 г.
Dresden
<...> Мне пришлось экспромтом играть Дрейзл в «Гадибуке». Помните безумную, седую старуху нищую во II акте? Говорят - хорошо. Продолжаю играть.
«Гадибук» пользуется ничем не превзойденным успехом. Мы сами любим его без конца, особенно II акт. Говорить можем о нем без конца, с любовью и страстью.
Действительно, ведь II акт не превзойден ни в одном спектакле, ни в одной постановке нашего времени.
Ах, Вахтангов, Вахтангов!
Мы и не будем так любить ни один будущий спектакль, и никогда ничего не будем играть с такой любовью, с темпераментом и опять с любовью. Ведь вот мы его и затрепали, ведь больше всего играем «Гадибук», и устали от него, и [нрзб.], и слабее он стал - ведь столько актеров ушло, играют другие - и когда бывает даже плохой спектакль, то железная форма, которую дал Вахтангов и которую не преодолеть ничем, держит спектакль все-таки на высоте, - даже тогда, когда он плохой. А когда он хороший! Все-таки приятно играть в спектакле, в акте, который является лучшим на ТЕАТРЕ. <...>
Публикация, вступительная статья и комментарии В.В. Иванова
1 В Риге гастроли «Габимы» открылись в помещении Национальной оперы 28 января 1926 г. «Гадибуком» С. Ан-ского в постановке Е.Б. Вахтангова. На долгие годы спектакль стал визитной карточкой театра. Выступления в каждом городе открывали и закрывали «Гадибуком». Когда количество представлений перевалило за тысячу, габимовцы сбились со счета. «Гадибук» продолжил жить уже как бы вне времени и пространства.
2 Авивит Шошана (Лихтенштейн Сусанна А. 1901-1981) - актриса «Габимы» (1917-1923). Вторым составом играла роль Леи в вахтанговском «Гадибуке». С 1924 г. жила в Париже. Выступала с концертами, читая на древнееврейском языке выбранные ею библейские тексты. Часто принимала участие в вечерах вместе с К.Д. Бальмонтом.
3 «Габима» открыла парижские гастроли «Гадибуком» 28 июня 1926 г. в помещении Théâtre de la Madeleine.
4 В номере парижской эмигрантской газеты «Последние известия» от 4 июля 1926 г. кн. Сергей Волконский опубликовал рецензию на спектакль «Вечный жид», в которой уделил место и Пудаловой: «Восхитительна г-жа Пудалова в роли Блудницы. Она удивительно сложена, зубы блестят, как... одним словом, тут нужны все сравнения из "Песни Песней". Ее костюм прекрасно доказывает, что для того, чтобы дать впечатление обнаженности, вовсе не нужно быть обнаженным».
5 Бейкер (Baker) Жозефина (1906-1975) - звезда парижских мюзик-холлов, выступавшая в популярных в 1920-е гг. «негритянских ревю». Дикие, животные пляски сделали Бейкер культовой фигурой в Европе 1920-х гг. Она вдохновляла скульпторов, художников, поэтов и архитекторов. «Черную Венеру» писали Пикассо и Матисс.
6 Во многом благодаря полководческому темпераменту Наума Цемаха (1887-1939) «Габима» выжила, но в силу оного же и едва не погибла. Его идейная одержимость собирала вокруг него людей, а его авторитарные методы в труппе, где глубоко укоренились идеи коллективного самоуправления и даже роли распределялись на общем собрании, многих отталкивали.
7 Чарльстон - танец, родившийся в США и ставший характерным признаком «безумных 20-х» в Европе, когда казалось танцевали все. Прическа «чарльстон» отражала не только массовое увлечение танцем, но и отказ от длинных волос. Укорачивание волос происходило вместе с укорачиванием юбок.
8 Вальтер (Walter) Бруно (1876-1962) и Клемперер (Klemperer) Отто (1885-1973) - немецкие дирижеры еврейского происхождения.
9 Янингс (Jannings) Эмиль (Теодор Фридрих Эмиль Яненц; 1884-1950) -немецкий актер театра и кино.
10 Имеется в виду Филиппов Борис Дмитриевич (1887-1936), сын знаменитого московского кондитера Д.И. Филиппова. В 1905 г. был послан отцом в США для изучения американских способов выпечки хлеба и американских приемов ведения торговли. Окончил Колумбийский университет. Основал свой гастрономический магазин, пользовавшийся большим успехом у ньюйоркцев. В последние годы был не владельцем, а менеджером отеля «Ансония» на Манхэттене.
11 Спектакль «Озеро Люль» А.М. Файко в Театре Революции (1923, режиссер В.Э. Мейерхольд, художник В.А. Шестаков) стал манифестом театрального урбанизма.
12 Клара - неуст. лицо. Можно предположить, знакомая Л.М. Пудаловой по Москве.
13 Ровина Хана Давыдовна (1888-1980) - актриса «Габимы» с 1918 г. и до смерти. Одна из основателей «Габимы». Исполнительница роли Леи в «Гадибуке».
14 Голянд Исаак Ефимович (1900-1978) - актер «Габимы» (1922-1927). После раскола «Габимы» в 1927 г. сделал карьеру оперного певца, выступал в берлинской Deutsche Staatsoper). Перед войной вернулся в Советской Союз. Выступал на радио. В середине шестидесятых годов репатриировался в Израиль.
15 Иткин Давид Борисович (1892-1971) - актер «Габимы» (1919-1927). Один из основателей Драматической школы при театре Goodman (Чикаго), которая к 1940 г. добилась признания как одна из лучших муниципальных театральных школ страны.
16 Американская критика была вполне дружелюбна, хотя и не более того. Тогда как массовый зритель, возможно, не принял самую суть усилий габимовцев, игравших на иврите. Как сообщал в Москву администратор труппы В.И. Никулин, «В Нью-Йорке спектакли театра посещала горсточка американцев, преимущественно журналистов и людей искусства, многомиллионная еврейская масса отнеслась к приезду театра пассивно». Было у Никулина и другое объяснения неуспеха: «Главное внимание американского режиссера сосредоточено на роскоши обстановки, грандиозности декораций и изысканности костюмов. И это не только в театрах, играющих на английском языке, но и еврейских,
которых в Нью-Йорке - 14. Материальный неуспех гастролей "Габимы" таким образом всецело зависел от "внешней бедноты" постановок. "Ведь у вас на сцене только евреи в бедных капотах», отвечали на наши недоуменные расспросы самые видные американские "менеджеры" -антрепренеры. <...> Гастролирующая сейчас по Германии группа артистов "Габимы" имеет большую тягу к СССР и вернется, как только мне удастся подыскать для нее подходящее помещение в Москве» (Распад «Габимы: Беседы с В.И. Никулиным // Современный театр. 1927. № 8. С. 126). Решающую роль в том, что возвращение в Москву оказалось отвергнутым, сыграла материальная поддержка Отто Кана и «Кружка друзей "Габимы"». См. коммент. 18 и 19.
17 Юрок (Hurok) Сол (Гурков Соломон Израилевич; 1888-1974) - американский музыкальный и театральный продюсер. Организатор гастролей «Габимы» (1926).
18 Вильнер И.Ю. - антрепренер, в 1910 г. держал опереточные труппы в Витебске и Харькове. После 1917 г. в эмиграции.
19 Кан (Kahn) Отто Герман (1867-1934) - банкир, меценат, филантроп. 1903-1917 - председатель совета Metropolitan Opera. Президент Metropolitan Opera (1917-1931).
20 «Кружок друзей "Габимы"» был создан Отто Каном в Нью-Йорке в 1927 г. Его задачей стала материальная поддержка «Габимы» и собирание средств на обустройство театра в Палестине. Впоследствии был создан «Кружок друзей "Габимы"» и в Европе. В него вошли не только финансовые тузы, но и культурные авторитеты: Мартин Бубер, Гордон Крэг, Томас Манн, Бруно Вальтер, Франс Верфель, Макс Рейнгардт, Берн-хардт Дибольд, Альфред Деблин и др.
21 Шаляпин Федор Иванович (1873-1938) поддерживал «Габиму» с первых ее шагов. В пору гонений на театр со стороны ЦБ Евсекций использовал свои связи в партийных верхах. Наряду с К.С. Станиславским, Вл.И. Немировичем-Данченко, А.Я. Таировым и другими деятелями русской культуры был одним из авторов письма В.И. Ленину в защиту «Габимы».
22 Мескин Арон Мовшевич (1898-1974) - актер «Габимы» с 1919 г. до конца своей жизни. С 1926 г. - член Правления театра.
23 Шабай - Пруткин Шабшель Михелевич (Карев Александр Михайлович) (1899-1975) - актер «Габимы» с 1919 по 1928 г. В 1928 г. вернулся в Россию. С поступлением в Художественный театр в 1928 г. изменил фамилию на Карев. Педагог Школы-Студии МХАТ.
24 Тмима - Юделевич Фрума (Тмима) Соломоновна (1892-1967) - актриса «Габимы» (1918-1965).
25 Падуит (Падва) Ханна Александровна - актриса «Габимы» (1920-1927).
26 Факторович ЭлишеваЛиба (Елизавета) Абрамовна - актриса «Габимы». Вернулась в СССР в 1928 г. Репатриировалась в Израиль в 1960-е гг.
27 Гольдина (Цемах-Гольдина) Мириам Иосифовна (1898-1979) - актриса «Габимы» (1920-1927), жена Наума Цемаха. Принимала участие в американских театральных предприятиях мужа. Она прекрасно владела английским языком, что позволяло выступать на Бродвее, сниматься в кино, преподавать. В ее переводе вышла книга воспоминаний Р.Н. Симонова (SimonovRuben. Stanislavsky's protégé Eugene Vakhtangov / Translated and adapted by Miriam Goldina. New York: DBS Publications, 1969).
28 Шнайдер Бенно Вениаминович (1902-1977) - актер «Габимы» (19191927). В США Шнайдер занялся режиссурой и связал свою судьбу с пролетарским театром на идише, где стремительно сделал карьеру. Работал в любительском театре Folksbiene («Народная сцена»), а в 1929 г. перешел в полупрофессиональный ARTEF (Рабочий театральный союз) и вскоре стал его художественным руководителем. Поставил несколько спектаклей в American Laboratory Theatre, Guild Theatre, Fifth Avenue Theatre и др. После закрытия ARTEF (1940) был приглашен в Голливуд, где участвовал в кинопроизводстве в качестве «dialogue coaching» (инструктора по диалогам).
29 Шнайдер Бат-Ами (1902-1965) - актриса «Габимы» (1920-1927). В 1930 е гг. - в ARTEF (Нью-Йорк). В 1940-е гг. вместе с мужем переехала в Голливуд, где работала «dialogue director» (режиссером по диалогам).
30 ...Цемах мечтает о новом театре. - Цемах попытался организовать в Нью-Йорке «американскую» «Габиму». Но в Америке театр на иврите оказался никому не нужен. Безработица сделала то, что не смогло ЦБ Евсекций в Москве: заставила играть на идише. Рынок победил идею. Цемаха в США ожидала цепь неудач. «Сон Иакова» Р. Бер-Гофмана, премьера которого состоялась 12 ноября 1927 г. на подмостках Neighborhood Playhouse, сошел через несколько представлений. Оставшиеся в Нью-Йорке приступили к «Венецианскому купцу» У. Шекспира, пригласив на постановку Р.В. Болеславского. Но дальше нескольких репетиций дело не пошло. Группа Цемаха сыграла на идише «Принцессу Турандот» К. Гоцци в постановке недавно прибывшего из России Б.С. Глаголина. Премьера состоялась на сцене
Metropolitan Opera в январе 1929 г., но спектакль продержался всего неделю. В 1930 г. Цемах обосновался в Голливуде. Поставил «Гади-бук» в Сан-Франциско (театр Temple Players), повторил постановку в Pasadena Playhouse. Надежды снять фильм по «Гадибуку» не оправдались. В 1935 г. он приезжает в Эрец-Исраэль, в течение двух лет пытается воссоединиться с «Габимой», терпит неудачу и возвращается в Нью-Йорк, где с 1937 г. до своей смерти в 1939 г. возглавлял Еврейский театр, игравший на идише.
31 Гробер Хая-Елена Самуиловна (1898-1978) - актриса «Габимы» (1917— 1927). В 1927 г. осталась в Нью-Йорке. Вела театрально-концертную деятельность в США, Южной Америке и Израиле. Была известной исполнительницей народного еврейского репертуара на идише и на иврите в манере драматического пения. В 1967 г. репатриировалась в Израиль.
32 Опасения Пудаловой имели основания. По возвращении в Москву она пыталась поступить в ГОСЕТ, но ее идиш оказался недостаточно хорош. Некоторое время она преподавала русский язык в школе, затем в тюремной школе для трудновоспитуемых детей. С 1944 г. до 1971 г., с перерывом на компанию по «борьбе с космополитизмом», работала в Библиотеке им. Ленина в отделе редких книг. Сообщено В.Г. Ротштей-ном.
33 Розенцвейг (Rosenzweig) Сидней (1902 — 1964) — филантроп, член «Кружка друзей "Габимы"».
34 Пьеса П. Кальдерона «Волосы Абессалома» шла в «Габиме» под названием «Корона Давида».
35 Леонидов (Берман) Леонид Давыдович (1885—1983) — антрепренер, организатор зарубежных гастролей МХАТ (1922, 1923—1924) и Музыкального театра им. Вл.И. Немировича-Данченко (1925) в США, А.П. Павловой, Ф.И. Шаляпина и др.
36 А.Д. Дикий поставил в «Габиме», когда та находилась в Тель-Авиве, «Корону Давида» П. Кальдерона (премьера 23 мая 1929 г.) и «Клад» по Шолом-Алейхему (премьера 29 декабря 1929 г.).
37 Никулин (Олькеницкий) Вениамин Иванович (1866—1953) — актер, антрепренер. С 1886 г. играл в провинции. Выступал как антрепренер с 1897 г. С 1922 по 1927 г. на административной работе в «Габиме».
38 Сашенька — Пудалов Александр Михайлович (1906—1975), младший брат Л.М. Пудаловой. В эти годы работал редактором в литературной части Театра Революции.
39 Имеется в виду молитва кадиш сироты, которую сын обязан читать в течение одиннадцати месяцев после смерти отца или матери, а затем -в годовщину их смерти.
40 Дети В.И. Никулина: русско-американский актер Константин Шейн (1888-1974), писатель Лев Никулин (1891-1961), русско-американская актриса Тамара Шейн (1902-1983), драматург Юрий Никулин (19071958).
41 Бергельсон Давид Рафаилович (1884-1952) - еврейский писатель (идиш). С 1921 г. жил в Берлине. В 1929 г. вернулся в СССР. По своему рассказу «Глухой» (1910) написал пьесу. В «Габиме» поставлена не была.
42 Гейман (Heiman) Мориц (1868-1925) - немецкий писатель и критик еврейского происхождения. Его пьеса «Рабби Акива и его жена» была опубликована на немецком языке (1922). В «Габиме» поставлена не была.
43 Пискатор (Piscator) Эрвин (1893-1966) - немецкий режиссер. В 1927 г. открыл в Берлине свой первый театр - театр Пискатора (в помещении Lessing Theater). Здесь он поставил «Распутин, Романовы, война и восставший против них народ» по мотивам пьесы А.Н. Толстого и П.Е. Ще-голева «Заговор императрицы» (1927), «Гопля, мы живем» Э. Толлера (1927) и др.
44 Вегенер (Wegener) Пауль (1874-1948) - немецкий актер театра и кино, кинорежиссер. Играл в Deutsches Theater Рейнхардта. Принимал участие в спектаклях Пискатора. Отдавал предпочтение классическому репертуару (Мефистофель, Моор, Яго, Глостер, Олоферн, Дантон) и экспрессионисткой драме. Ему особенно удавались монументальные, мрачные, демонические персонажи.
45 Премьера «Заговора императрицы» в ленинградском БДТ и московском Театре комедии (б. Корш) состоялась в один и тот же день - 12 марта 1925 г. Сравнивая исполнение роли Распутина Н.Ф. Монаховым и М.К. Стефановым, П.А. Марков отдавал предпочтение малоизвестному актеру: «Даже Монахов не может отнести роль Распутина к своим лучшим достижениям; он играет его технически блестяще, но толкует несколько по-иному, чем Стефанов в театре "Комедия"; он еще более удаляется от раскрытия "темных сил" Распутина ("распутиновщины") в сторону изображения хитрого елейного мужичка "себе на уме", уверенного в своей силе и власти. Спектакль, так же, как и московский, лежит в целом вне области театрального современного искусства» (МарковП.А. О театре: В 4 т. Т. 3. М.: Искусство, 1976. С. 273).
