Научная статья на тему '«Скифский Ахилл» Льва Диакона: к вопросу об эволюции мифа'

«Скифский Ахилл» Льва Диакона: к вопросу об эволюции мифа Текст научной статьи по специальности «История и археология»

CC BY
3
1
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
Византийская империя / Российская империя / античная культура / россы / ритуальные жертвоприношения / Лев Диакон / Святослав Игоревич / Byzantine Empire / Russian Empire / ancient culture / Russians / ritual sacrifices / Leo the Deacon / Svyatoslav Igorevich

Аннотация научной статьи по истории и археологии, автор научной работы — Андрей Юрьевич Митрофанов

В статье с привлечением большого корпуса источников и литературы рассматривается в широком историческом контексте повествование византийского историка X в. Льва Диакона, посвященное противостоянию ромеев и росов в 970 г. Разбираемый в статье отрывок содержит упоминания персонажей Гомера и Геродота, при этом важное место в анализируемом тексте занимает миф о скифском Ахилле. Как результат, в центре внимания исследовательского интереса оказываются реальные религиозные практики восточных славян второй половины X в., включающие в том числе и ритуальные жертвоприношения. Боспорский культ Ахилла и скифская традиция почитания Ахилла как божества в Северном Причерноморье подробно исследованы в современных работах. Античное религиозное содержание и значение образа скифского Ахилла было известно Льву Диакону, утверждавшему, что Ахилл научил скифов языческим обрядам и жертвоприношениям. Отдельное внимание в статье уделено рецепции «Истории» Льва Диакона в начале XIX в. в Российской империи, когда этот труд византийского историка был впервые издан в 1819 г.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

“Scythian Achilles” by Leo the Deacon: on the Question of the Myth Evolution

The article, using a large corpus of sources and literature, examines in a broad historical context the narrative by Leo the Deacon, the 10th century Byzantine historian, dedicated to the 970 confrontation between the Romans and the Russians. The passage analyzed in the article contains references to the characters of Homer and Herodotus, while the Scythian Achilles myth occupies an important place in the analyzed text. As a result, the focus of research interest is on the mid-late 10th century Eastern Slavs’ real religious practices, including ritual sacrifices. The Bosporan cult of Achilles and the Scythian tradition of venerating Achilles as a deity in the Northern Black Sea region have been studied in detail in modern works. The ancient religious content and meaning of the Scythian Achilles image was known to Leo the Deacon, who claimed that Achilles had taught the Scythians pagan rites and sacrifices. Special attention is paid to the reception of the “History” by Leo the Deacon in the early 19th century Russian Empire, when this work by the Byzantine historian was first published in 1819.

Текст научной работы на тему ««Скифский Ахилл» Льва Диакона: к вопросу об эволюции мифа»

ВЕСТНИК ИСТОРИЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКОЙ ДУХОВНОЙ АКАДЕМИИ

Научный журнал

№ 1 (17)

2024

А. Ю. Митрофанов

«Скифский Ахилл» Льва Диакона: к вопросу об эволюции мифа

УДК 94(495)

DOI 10.47132/2587-8425_2024_1_27 EDN CKDUFG

Аннотация: В статье с привлечением большого корпуса источников и литературы рассматривается в широком историческом контексте повествование византийского историка X в. Льва Диакона, посвященное противостоянию ромеев и росов в 970 г. Разбираемый в статье отрывок содержит упоминания персонажей Гомера и Геродота, при этом важное место в анализируемом тексте занимает миф о скифском Ахилле. Как результат, в центре внимания исследовательского интереса оказываются реальные религиозные практики восточных славян второй половины X в., включающие в том числе и ритуальные жертвоприношения. Боспорский культ Ахилла и скифская традиция почитания Ахилла как божества в Северном Причерноморье подробно исследованы в современных работах. Античное религиозное содержание и значение образа скифского Ахилла было известно Льву Диакону, утверждавшему, что Ахилл научил скифов языческим обрядам и жертвоприношениям. Отдельное внимание в статье уделено рецепции «Истории» Льва Диакона в начале XIX в. в Российской империи, когда этот труд византийского историка был впервые издан в 1819 г.

Ключевые слова: Византийская империя, Российская империя, античная культура, россы, ритуальные жертвоприношения, Лев Диакон, Святослав Игоревич.

Об авторе: Андрей Юрьевич Митрофанов

Доктор исторических наук, доктор истории, искусств и археологии Лувенского Католического Университета, профессор кафедры церковной истории Санкт-Петербургской духовной академии, действительный член Общества изучения церковного права им. Т. В. Барсова («Барсовское общество») Санкт-Петербургской Духовной Академии Русской Православной Церкви. E-mail: non-recuso-laborem@yandex.ru ORCID: https://orcid.org/0000-0001-5365-1577

Для цитирования: Митрофанов А. Ю. «Скифский Ахилл» Льва Диакона: к вопросу об эволюции мифа // Вестник Исторического общества Санкт-Петербургской Духовной Академии. 2024. №1 (17). С. 27-45.

HERALD OF THE HISTORICAL SOCIETY OF SAINT PETERSBURG THEOLOGICAL ACADEMY

Scientific Journal

No. 1 (17) 2024

Andrey Yu. Mitrofanov

"Scythian Achilles" by Leo the Deacon: on the Question of the Myth Evolution

UDC 94(495)

DOI 10.47132/2587-8425_2024_1_27 EDN CKDUFG

Abstract: The article, using a large corpus of sources and literature, examines in a broad historical context the narrative by Leo the Deacon, the 10th century Byzantine historian, dedicated to the 970 confrontation between the Romans and the Russians. The passage analyzed in the article contains references to the characters of Homer and Herodotus, while the Scythian Achilles myth occupies an important place in the analyzed text. As a result, the focus of research interest is on the mid-late 10th century Eastern Slavs' real religious practices, including ritual sacrifices. The Bosporan cult of Achilles and the Scythian tradition of venerating Achilles as a deity in the Northern Black Sea region have been studied in detail in modern works. The ancient religious content and meaning of the Scythian Achilles image was known to Leo the Deacon, who claimed that Achilles had taught the Scythians pagan rites and sacrifices. Special attention is paid to the reception of the "History" by Leo the Deacon in the early 19th century Russian Empire, when this work by the Byzantine historian was first published in 1819.

Keywords: Byzantine Empire, Russian Empire, ancient culture, Russians, ritual sacrifices, Leo the Deacon, Svyatoslav Igorevich.

About the author: Andrey Yurievich Mitrofanov

Doctor of Historical Sciences; Doctor of History, Archeology and Arts of the Louvain Catholic University; Professor of the Church History Department at the St. Petersburg Theological Academy; Full Member of the T. V. Barsov Society for the Study of Church Law ("The Barsov Society") at the St. Petersburg Theological Academy of the Russian Orthodox Church. E-mail: non-recuso-laborem@yandex.ru ORCID: https://orcid.org/0000-0001-5365-1577

For citation: Mitrofanov A. Yu. "Scythian Achilles" by Leo the Deacon: on the Question of the Myth Evolution. Herald of the Historical Society of Saint Petersburg Theological Academy, 2024, no. 1 (17), pp. 27-45.

Императрица Екатерина Великая (1762-1796), создававшая в 1770-1790-е гг. знаменитый «греческий проект» — план завоевания Константинополя и возрождения Византии, не имела времени для прочтения многословной и скучной книги Эдуарда Гиббона (1737-1794) и во многом воспринимала византийское средневековое общество и государство по аналогии с современной средневековым ромеям Древней Русью1. Как известно, «Повесть временных лет», внимательно прочитанная императрицей и вдохновлявшая ее театральные опыты, описывает многочисленные события из истории византийско-древнерусских взаимоотношений, получившие подробное освещение с ромейской стороны благодаря творчеству выдающегося византийского историка Льва Диакона. Неслучайно, поэтому, уже в царствование любимого внука Екатерины II — императора Александра I (1801-1825), «История» Льва Диакона стала предметом изучения известного эллиниста и авантюриста Карла Бенедикта Газе (1780-1864), подготовившего первое издание (editio princeps) этого замечательного исторического источника в 1819 г. по поручению русского канцлера графа Николая Петровича Румянцева (1754-1826)2.

В царствование Александра I, в ходе русско-турецкой войны 1806-1812 гг. русская эскадра Балтийского флота под командованием адмирала Дмитрия Николаевича Се-нявина (1763-1831) повторила успехи екатерининского флота 1770-х гг. Сенявин разгромил османскую эскадру в Афонском (19 июня 1807 г.) и Дарданелльском (10-11 мая 1807 г.)3 сражениях, захватил остров Тенедос, осуществил блокаду Дарданелльского пролива4. Русские морские офицеры открыли для себя не древнюю и книжную, а современную и реальную Грецию. Описания второй Архипелагской экспедиции эскадры Сенявина, оставленные ее участниками, распространялись в виде писем и публиковались уже вскоре после ее завершения5. Мичман фрегата «Венус» Владимир Богданович Броневский (1784-1835) так описывает увиденных им архипелагских греков: «Нынешних [греков] можно уподобить старцу в преклонных летах слабому, изможденному в силах и без противуречия слепо повинующемуся своенравной служанке. Однакож столько веков неволи, деспотическое правление магометовых последователей, хотя разрушили памятники просвещения и художеств, но несовершенно подавили их дух и не совсем изменили прежний характер»6. Но не только современность и повседневность привлекали моряков Сенявина. Некоторые из них под влиянием пейзажей театра военных действий серьезно увлеклись древнегреческой и византийской историей. В письме от 27 сентября 1808 г., отправленном друзьям из Триеста, мичман Броневский демонстрирует завидные познания в области византийской средневековой истории и обстоятельств изменения направления Четвертого Крестового похода 1204 г. «Французские крестоносцы, не имея чем заплатить за перевоз, согласились помочь ему (Энрике Дандоло. — А. М.) в покорении Зары и других городов Далмации, отложившихся от республики; Дандоло потом успел склонить

1 Иванов С.А. Византия Екатерины Великой // Quaestio Rossica. 2021. Т. 9, № 2. С. 666-678.

2 Медведев И.П. Новые данные по истории первого издания Льва Диакона // Византийский временник. 2002. Т. 61. С. 5-23. Его же. Новонайденный текст письма Максима Катилианоса: еще одна подделка Карла Бенедикта Газе? // Византийский временник. 2007. Т. 66 (91). С. 307-322.

3 Даты даны по старому стилю.

4 Петров А.Н. Война России с Турцией 1806-1812гг. ТЛ. СПб.: Военная типография, 1885. С.347-362; ТарлеЕ.В. Экспедиция адмирала Сенявина в Средиземное море (1805-1807) // ТарлеЕ.В. Сочинения. Т. 10. М., 1959. С. 233-362; Лебедев А.А. Дарданеллы и Афон: за кулисами известных побед // Гангут. 2013. № 78. С.26-52; Гребенщикова Г.А. Афонское сражение в свете новых архивных документов // Российская история. 2017. № 6. С. 83-93.

5 Свиньин П. П. Воспоминания о плавании российского флота под командою вице-адмирала Сенявина на водах Средиземного моря // Сын отечества. 1816. № 47; Броневский В.Б. Записки морского офицера в продолжение кампании на Средиземном море под начальством вице-адмирала Дмитрия Николаевича Сенявина от 1805 по 1810 год. Т. III. СПб.: Тип. Императорской Российской Академии, 1837. С. 33-116; Панафиндин П. И. Письма Морского офицера (1806-1809). Пг.: Типография Морского Министерства, 1916. С. 61-73.

6 Броневский В. Б. Записки морского офицера... Т. III. СПб., 1837. С. 138.

их обратить оружие противу похитителя Константинопольского престола. Алексей, сын несчастного, ослепленного и брошенного в тюрьму императора, нашел в нем сильного покровителя. Неутомимый Дандоло явился под стены Царя града, разбил войска хищника и возвратил корону законному императору, который сына своего объявил соправителем. Вскоре возникли неудовольствия между крестоносцами и греками...» — пишет морской офицер7.

Впечатления русских офицеров от второй Архипелагской экспедиции безусловно способствовали распространению среди образованной публики интереса к древнегреческой и византийской истории. После завершения Лиссабонского «сидения» эскадры Сенявина и Слободзейского перемирия с турками, русская армия под командованием генерала от инфантерии Николая Михайловича Каменского (1776-1811) повторила успехи генерал-фельдмаршала Петра Александровича Румянцева-Задунайского (1725-1796), достигнутые в 1771-1774гг. Русские солдаты вновь форсировали Дунай, штурмом взяли Базарджик (22 мая 1810 г.) и Ловчу (28 января 1811 г.). После смерти Каменского и назначения главнокомандующим генерала от инфантерии Михаила Илларионовича Кутузова (1747-1813), русская армия разгромила османские войска при Рущуке (22 июня 1811г.), окружив их остатки под Слободзеей8. Знамена с российским орлом развевались на берегах Дуная, там, где в далеком X столетии воевал с ромеями Киевский князь Святослав Игоревич (945 (961) — 972). В начале 1812 г. Александр I начал подготовку десанта на Босфор с целью удара по Константинополю: русское командование сосредоточило три пехотных дивизии, которые должны были быть переброшены к Босфору на кораблях Черноморского флота. Десант не состоялся из-за эпидемии чумы, начавшейся в османских владениях9.

Эти бурные военно-политические события оказали сильное влияние на настроения русского общества, которые сохранялись на протяжении всего XIX в. Как вспоминал впоследствии генерал-лейтенант Антон Иванович Деникин (1872-1947), солдаты и мальчишки в провинциальных гарнизонах под впечатлением новой кампании 1877-1878 гг. распевали на улицах: «Греми слава трубой, за Дунаем за рекой»10. В период Первой мировой войны 1914-1918 гг. назначение адмирала Александра Васильевича Колчака (1874-1920) на должность командующего Черноморским флотом летом 1916 г. было обусловлено подготовкой десанта на Босфор. Два года спустя, в 1918 г. Колчак писал: «Громадное значение придавал я Босфорской операции целью которой была высадка большого десанта и захват Константинополя. Революция сделала эту задачу невыполнимой»11. В 1920 г., находясь в красном плену, адмирал Колчак вспоминал: «.Назначение меня на Черное море обусловливалось тем, что весною 1917 г. предполагалось выполнить так называемую Босфорскую операцию, т.-е. произвести уже удар на Константинополь»12. Мечта о Константинополе оставалась важным наследием екатерининской эпохи, определявшим военно-политические планы нескольких поколений русских военачальников. Успех сочинений Николая Михайловича Карамзина (1766-1826), издававшихся при непосредственном участии Александра I, и исторические параллели с современностью

7 Броневский В.Б. Письма морского офицера. Ч.2. М.: Тип. Семена Селивановского, 1826. С. 296.

8 Бутурлин Д. История нашествия императора Наполеона на Россию в 1812 году. Т. I. СПб.: Военная типография, 1837. С. 34-36, 45-46; Богданович М. История Отечественной войны 1812 года по достоверным источникам. Т. I. СПб.: Типография торгового дома С. Струговщикова и Ко, 1859. С. 70; Петров А.Н. Война России с Турцией 1806-1812гг. Т. III. СПб.: Военная типография, 1887. С. 36-278; Керсновский А.А. История русской армии. T. I. М.: Голос, 1992. С. 232-238.

9 Черноусов А.А. Черноморский флот в Русско-Турецкой войне 1806-1812 годов // Власть истории — История власти. 2022. Т. 8. Ч. 8. № 42. С. 181-188.

10 Деникин А.И. Путь русского офицера. М.: Вече, 2012. С. 43.

11 Плотников И. Ф. Автобиография Александра Васильевича Колчака // Вестник Челябинского университета. Серия 1: История. 2002. № 2 (14). С. 144-157.

12 Допрос Колчака. Л.: Государственное изд-во, 1925. С. 29.

подогревали интерес русской образованной публики к творческому наследию Льва Диакона в первой четверти XIX столетия, точно также, как и столетие спустя, борьба за Константинополь заставляла русских интеллектуалов вновь возвращаться к произведению этого византийского историка. Есть определенная культурная закономерность в том, что одна из первых публикаций М. Я. Сюзюмова (1893-1982) о Льве Диаконе вышла в свет именно в 1916 г.13, практически одновременно с назначением Колчака на Черное море и разработкой Босфорской операции.

Как показал М. Я. Сюзюмов, Лев Диакон был одним из наиболее ярких выразителей византийской культуры периода так называемого Македонского возрождения. Борьба Византии за выживание в период темных веков, вызвавшая к жизни иконоборчество и богатую богословскую литературу VIII-IX вв., после ослабления Аббасидского халифата сменилась новой эпохой, связанной с воцарением Македонской династии. Эта династия была основана Василием I Македонянином (867-886) — армянином из незнатного рода, происхождение которого придворная пропаганда IX в. связывала с древней парфянской династией Аршакидов14. Официальная античная версия происхождения первых парфянских царей Аршака и Трдата была хорошо известна византийским интеллектуалам благодаря Георгию Синкеллу и патриарху Фотию. Примечательно, что в конце VIII в. Георгий Син-келл мог использовать утраченное сочинение Флавия Арриана по парфянской истории под названием «Парфика»15. «Парфика» Арриана отражала официальную пропаганду аршакидского двора, сформировавшуюся в эпоху Митридата II (124-91 гг. до Р. Х.) или Фраата III (69-57 гг. до Р. Х.), чем, в частности, объясняется присутствие в этом сочинении фиктивной генеалогии парфянских Аршакидов, будто бы происходивших от древнеперсидских Ахеменидов (от Артаксеркса)16. Не исключено, что Георгий Синкелл был знаком с «Парфикой» Арриана непосредственно. В царствование императрицы Ирины (780-802) Георгий Синкелл мог вывезти сочинение Арриана вместе со своей библиотекой из завоеванной арабами Палестины в Константинополь. О существовании этой библиотеки писал известный немецкий византинист Пауль Шпек, который доказал, в частности, что часть сирийских книг и документов Георгия Синкелла легла в основу его так называемого «досье», посвященного эпохе правления первых императоров Исав-рийской династии: Льва III Исавра (717-741), Артавазда (742-743) и Константина V Копронима (741-775)17. Спустя полвека после Георгия Синкелла, экземпляром «Парфики» Арриана из его библиотеки мог воспользоваться патриарх Фотий (858867 и 877-886), ставший автором фальшивой парфянской генеалогии Василия I. Но в древнеримской историографии существовала также альтернативная версия происхождения первых парфянских царей, которая опиралась на более древнюю традицию. Юстин (эпитоматор Помпея Трога), Страбон и в определенной степени Аммиан Марцеллин сообщают сведения, восходящие к греческому историку эпохи Селевкидов Аполлодору Артемитскому, который писал о том, что братья Аршак и Трдат были вождями кочевого массагетского племени дахов (апарнов),

13 Сюзюмов М.Я. Об источниках Льва Диакона и Скилицы // Византийский временник. 1916. Т. II. С. 106-166.

14 Ioannis Zonarae Annales. Vol. IV / Hrsg. von Ludwig Dindorf. Leipzig: Teubner, 1871. S. 17.

15 Georgii Syncelli Chronographia / Hrsg. von G. Dindorf. Vol. I. Bonn, 1829. S. 539-540; Debevoise N. C. A Political History of Parthia. Chicago, 1938. P.911; ДибвойзН.К. Политическая история Парфии. СПб., 2008. С. 33-35.

16 Балахванцев А. С. К вопросу о времени и обстоятельствах возникновения «Парфики» Апол-лодора Артемитского // Политика, идеология, историописание в римско-эллинистическом мире. Материалы международной научной конференции, посвященной 100-летию со дня рождения профессора Ф. У. Уолбанка. Казань, 2009. С. 89-101.

17 Speck P. Kaiser Leon III., Die Geschichtswerke des Nikephoros und des Theophanes und der Liber Pontificalis. T. II: Eine Neue Erkenntnis Kaiser Leons III; T. III: Die Аяосттастц 'Р«цг|? Kai und der Liber Pontificalis / По1к1Ха Bu^avTiva 20. Bonn, 2003. S. 514.

захватившего в III в. до Р. Х. селевкидскую сатрапию Парфию18. Но даже если эта версия происхождения первых парфянских царей, с точки зрения современных специалистов более достоверная, чем версия Арриана, и была известна Фотию, однако она по вполне понятным причинам не могла пользоваться популярностью в Константинополе во второй половине IX в. Основатель Македонской династии предпочитал, чтобы его считали потомком Артаксеркса, а не варварских «скифских» вождей. Легенда о парфянском, да к тому же еще и царском, происхождении Василия I Македонянина, сочиненная Фотием, призвана была облагородить темную личность основателя новой династии. Хотя, как отмечал Я. Н. Любарский, сомнения в истинности парфянской генеалогии Василия I посещали уже самих ромеев (Zonaras 407.15-408.2)19. Когда столетие спустя шурин Иоанна I Цимисхия (969-976) Варда Склир и племянник Никифора II (963-969) Варда Фока подняли мятеж против императора Василия II (976-1025) и его брата Константина (10251028), то среди мятежников также распространялись слухи о незаконнорожденном происхождении братьев-императоров, якобы рожденных императрицей Феофано, блудницей на троне, не от Романа II (959-963), а неизвестно от кого. Возможно, эти слухи вдохновлялись и подпитывались воспоминаниями о безвестности основателя Македонской династии.

Но Лев Диакон, являвшийся современником кровавых гражданских войн, сотрясавших Византию в конце X столетия, и на определенном этапе разделявший сомнения в устойчивости трона императора Василия II (976-1025)20, рассматривал современное ему византийское общество в прежней имперской парадигме. Как отмечал М. Я. Сю-зюмов, «пройдя курс "энциклопедического" образования, Лев понимал все величие античной культуры, ее значение для византийского общества. Конец К^ вв. — это время составления "Василик", новелл Льва VI, время творчества Константина Багрянородного и его окружения. Византия как наследница государственных и культурных традиций древнего Рима предъявляла свои права на мировое господство. С другой стороны, Византия была в то же время оплотом христианства, православия, она обрела будто бы от самого Христа права и обязанности по защите веры, соблюдению ее чистоты и распространению среди некрещеных народов. Византийский император претендовал на роль главы всех стран как исповедующий истинную веру и как помазанник Божий. Византийское государство представляло собой синтез античности с христианством»21. Именно поэтому Лев Диакон, выступающий на страницах своего сочинения в качестве последовательного защитника римской имперской идеи, в значительной степени опирается на наследие ранневизантийской и классической литературы, парафразирует прежде всего тексты Агафия Миринейского и Прокопия Кесарийского, Приска Панийского, затем Геродота и конечно же Гомера. Причем Гомер во многом определяет эстетику, географические представления, этическое мировоззрение Льва Диакона, который несомненно видит в Гомере не просто Поэта в высоком смысле этого слова, но и первого историка, поведавшего о самом раннем периоде всемирной истории. В воинственных «тавроскифах», то есть, в росах князя Святослава, Лев Диакон видит учеников древних мирмидонян Ахилла и геродотовых скифов Анахарсиса и Замолксиса.

18 Nikonorov V.P. Appolodorus of Artemita and the date of his Parthica revisited // Ancient Iran and the Mediterranean World. Proceedings of an international conference in honour of Professor Jozef Wolski held at the Jagellonian University, Cracow, in September 1996. Ed. by Edward Dqbrowa. Krakow, 1998. P. 107-122; Балахванцев А.С. К вопросу о времени и обстоятельствах возникновения «Пар-фики»... С. 89-101; Его же. Две античные традиции истории ранней Парфии // Ученые записки Казанского университета. 2015. Т. 157. Кн. 3. С. 114-122.

19 Продолжатель Феофана. Жизнеописания византийских царей / изд. подг. Я. Н. Любарский. 2-е изд., исправ. и доп. СПб.: Алетейя, 2009. С. 140, прим. 2.

20 Иванов С.А. Полемическая направленность «Истории» Льва Диакона // Византийский временник. 1982. Т. 43. С. 74-80.

21 Сюзюмов М.Я. Лев Диакон и его время // Лев Диакон. История. М.: Наука, 1988. С. 151.

Это обстоятельство далеко неслучайно, ибо интерес Льва Диакона к событиям Троянской войны также во многом предопределялся не только отвлеченной любовью к древнегреческой классической литературе, но и современными военно-политическими событиями. Эпоха императора Василия II и его ближайших предшественников стала временем создания в Византии регулярной армии, пришедшей на смену фемным стратиотским ополчениям милиционного типа, существовавшим в IX — первой половине X вв. Император Никифор II Фока (963-969), описанный Львом Диаконом в качестве триумфатора и победителя арабов, обобщил в своих военно-теоретических сочинениях достижения военной науки эллинистического мира, в частности, достижения в области организации кавалерии, и внедрял их на практике22. По мнению современных специалистов, именно император Василий II после победы в гражданских войнах довел византийскую регулярную военную систему и сопутствующую ей военную идеологию до максимальной степени развития, активно привлекая в императорскую армию побежденных противников: воинов Варды Фоки и Варды Склира. Эта гибкая политика способствовала превращению византийской армии в наиболее эффективную вооруженную силу своего времени, привела к завоеванию Болгарии, к победам над Фатимидским халифатом и над грузинскими князьями23. При Василии II византийская армия обладала такими боевыми качествами, достичь которых западно-европейские рыцарские дружины смогли только в период позднего Средневековья (в XIV-XV вв.). Эти качества и предопределили успехи Василия II, свидетелем которых уже после написания своей «Истории» (приблизительно после 991-996 гг.) стал Лев Диакон.

Лев Диакон выступает прежде всего в качестве военного историка. Именно поэтому эпический контекст «Илиады» активно используется Львом Диаконом в качестве своеобразного риторического фона для описания военных обычаев «скифов», то есть, росов Святослава. Рассказывая о боевых действиях между росами и ромеями на Дунае летом 970 г., историк предлагает известное описание росов, содержащее упоминания персонажей Гомера и Геродота. Важное место в этом описании играет миф о скифском Ахилле, который породил серьезную исследовательскую проблему.

Лев Диакон сообщает следующее:

5е vuKTog катао%оиопд, ка! т^д цг^пд я^о^аойд оио^д, ката то neSiov ¿^EÄ9ovTEg тоид офетёроид äve^n^^wv vEKpoug- оид ка! аиуаМоаутед яро той яерфо^ои ка! пирад 9a^ivag Siava^avTCg, катËкаuоаv, пХеютоид räv оубрад ка! уотаьа, ¿я' аито!д ката т6v яатр1^ vo^ov £vаяoофa^аvтед. ¿vаYlоцouд те яеяо^котед, ¿я! T6v "Iатрov ияоца^а ßp£^n ка! а^ектри^ад аяотуь^у, тф ро9!« той яотацой тайта катаяovтФоаvтед. ^Е^етаь Yар 'Е^^1ко!д 6рYLOlд като^оид с^тад, T6v 'E^^^^v тр6яov 9ио!ад ка! %оад то!д änolxo^evou; те^е1у, е!те прод Ävаxaрае«д тайта ка! Zац6^l8oд, räv

«И вот, когда наступила ночь и засиял полный круг луны, скифы вышли на равнину и начали подбирать своих мертвецов. Они нагромоздили их перед стеной, разложили много костров и сожгли, заколов при этом по обычаю предков множество пленных, мужчин и женщин. Совершив эту кровавую жертву, они задушили грудных младенцев и петухов, утопив их в водах Истра. Говорят, что скифы почитают эллинские таинства, приносят по языческому обряду жертвы и совершают возлияния по умершим, научившись этому то ли у своих философов Анахарсиса и За-молксиса, то ли у соратников Ахилла. Ибо Арриан пишет в своем "Перипле", что сын

22 Никифор II Фока. Стратегика. Пер. и комм. А. К. Нефедкина. СПб.: Алетейя, 2005. С. 21-35; Нефедкин А.К. Конница эпохи эллинизма. СПб.: Изд-во РГПУ им. А. И. Герцена, 2019. С. 60.

23 Holmes C. Basile II and the Governance of Empire (976-1025). Oxford: University Press, 2005. P. 448-544; Strässle P.M. Krieg und Kriegführung in Byzanz: Die Kriege Kaiser Basileios' II. gegen die Bulgaren (976-1019). Köln, Weimar, 2006. S. 214-446; Мохов А..С, Капсалыкова К.Р. «Пусть другие рассказывают о выгоде и роскоши, что приносит война»: византийская полемологическая традиция X-XI веков. Екатеринбург: Изд-во Уральского ун-та, 2019. С. 160-176.

o^ETEpwv ф1Аоаоф«у, ци^Эгутед, e!te ка! ярод T«v той ETaipwv. Äppiavog

уар Ev тф ПерЬя^«, skub^v

А%1А^Ёа töv ne^^vEvai, ek т^д

Mup^nKiwvog KaÄou^Ev^g яоМ^пд, пара T^v MaiÖTiv Äi^v^v KEi^Ev^g- änEÄa0EvTa 8e ярод T«v sku9«v 8ia то än^vEg, ö^öv, ка! аи9а8ед той 9pov^^aTog, aü9ig ©ETTaMav oiK^oai. текцг|р1,а той Äoyou оаф^ те т^д ä^ÄExovng ouv тд яоряд okeu^, ка! ^ ЯЕ^оца^Ьа, ка! ^ яиро^ коцп, ка! oi YÄauкl«vтEg ¿фЭа^цо!, ка! то änovevon^Evov, ка! ЭицоеьЗЕд, ка! ö^ov-а ка! ävei8iZ«v АYaцEцv«v ¿nEOKwnTev, oÜT«o! a!e! y«p toi Ер1д те фЬ^п,

яо^ецоЬ те, ца^аь те (Ilias. I. 177). ф6v« y^p eioETi ка! шцать та veiKn ТаироокиЭаь б^кр^е^ ЕьФЭао^...» (Leon. Diac. IX. 6).

Пелея Ахилл был скифом и происходил из городка под названием Мирмикион, лежащего у Меотидского озера. Изгнанный скифами за свои дикий, жестокий и наглый нрав, он впоследствии поселился в Фессалии. Явными доказательствами [его скифского происхождения] служат покрой его накидки, скрепленной застежкой, привычка сражаться пешим, белокурые волосы, светло-синие глаза, сумасбродная раздражительность и жестокость, над которыми издевался Агамемнон, порицавший его следующими словами: "Распря единая, брань и убийство тебе лишь приятны" (Ilias. I. 177). Тавроскифы и теперь еще имеют обыкновение разрешать споры убийством и кровопролитием.» (Leon. Diac. IX. 6).

Этот фрагмент сочинения византийского историка давно привлекает внимание специалистов, ибо, используя язык и образы византийской школьной эрудиции, Лев Диакон сообщает здесь читателям важнейшие исторические сведения о древнейшем этапе религиозной истории Восточной Европы. Если в ранних работах М. Я. Сюзюмов был склонен интерпретировать приведенное сообщение Льва Диакона в качестве исключительно риторического упражнения24, то в более поздних публикациях этот исследователь пытался выделить в нем исторические элементы. Он, в частности, отмечал, что обычаи кремации, жертвоприношения пленников и удушения младенцев засвидетельствованы у восточных славян в ряде средневековых источников как X в., так и более ранних столетий. В частности, о кремации у славян сообщают арабские историки Ибн-Фадлан, Истахари, Ибн-Хадис, Масуди. Жертвоприношения пленников у славян зафиксированы немецким историком Титмаром Мерзебургским. Свидетельства о жертвоприношении славянских женщин на могиле их господина содержатся в сочинениях Псевдо-Маврикия, императора Льва VI Философа (886-912), Ибн-Фадлана, Ал-Бекри, Бонифация и Титмара Мерзебургского. Удушение как способ ритуального убийства у славян фиксируется Ибн-Русте, Исха-каном, Ибн-ал Хусаином, Ибн-Фадланом. Ритуальные убийства младенцев славянами засвидетельствованы Псевдо-Кесарием, Гербордом из Бамберга и Эккехардом25. Несомненно, что описание Льва Диакона отражает реальные религиозные практики восточных славян второй половины X в. Но проблема заключается в том, в какой степени описанные религиозные практики соответствовали нормам обычного права скандинавов, викингов (то есть, росов в узком смысле слова), которые могли занимать определенное положение в дружине Святослава?

Как отмечал Л. С. Клейн, «норманнский погребальный обряд с кремацией распознается в ряде случаев очень четко по массовым аналогиям в Скандинавии, с давней традицией там: богатейшие погребения в ладье (Лебедев 1974), или с прахом в урне на глиняной или каменной вымостке, или под курганом, окруженным кольцевидной каменной кладкой, или кострища треугольной формы (Назаренко 1982). Сопки на русском Севере возникли под воздействием идеи, заимствованной у норманнов (Конецкий 1989)»26. А. Е. Мусин признает реальность распространения на Руси

24 Сюзюмов М.Я. Об источниках Льва Диакона и Скилицы... С. 166.

25 Лев Диакон. История. Пер. М. М. Копыленко. Комм. М. Я. Сюзюмова и С. А. Иванова. М.: Наука, 1988. С. 209-210.

26 Клейн Л.С. Спор о варягах. История противостояния и аргументы сторон. СПб.: Евразия, 2009. С. 229 (223-237).

скандинавских культов на новгородском материале даже во второй четверти X в.: «Не задаваясь вопросом об изначальном характере отношений между жителями Ильменского Поозерья и Рюриком, которые, согласно летописи, основывались на договоре, отметим, что среди первопоселенцев Новгорода уже в 930-е гг. определенно были лица, практиковавшие скандинавские языческие культы (Мусин, Тарабардина 2019)»27. С этой точки зрения возникает вполне логичный соблазн интерпретировать рассказ Льва Диакона о кремации и жертвоприношениях в войске Святослава в качестве письменного подтверждения участия в военных походах этого князя каких-то скандинавских контингентов. Но не следует ли Лев Диакон в данном случае литературным стереотипам, интерпретируя расправу росов над пленными, вызванную примитивной военной необходимостью, в качестве характерного как для славян, так и для скандинавов, языческого погребального ритуала? Подобное допущение без сомнения снижает репрезентативную ценность сведений историка и превращает их в литературный топос.

Несравненно больший интерес представляет информация Льва Диакона о скифском Ахилле, ибо эта информация основана на очень древней и заслуживающей доверия античной традиции. Лев Диакон ссылается на «Перипл» Арриана, итине-рарий известного римского автора II в., с которым он скорее всего не был знаком непосредственно, но о котором знал благодаря ранневизантийской анонимной компиляции второй половины VI в., известной под названием «Перипл Понта Эвксин-ского» Псевдо-Арриана28. Помимо фрагментов подлинного сочинения Арриана эта компиляция также включала выдержки из географических произведений Менип-па, Псевдо-Скилака и Псевдо-Скимна. Из этого источника Лев Диакон почерпнул сведения о скифском происхождении Ахилла, родившегося в городе Мирмикионе на берегу Меотидского озера (согласно древнегреческим географам классической эпохи: Азовского моря). Византийский историк наделяет Ахилла негативными чертами и противопоставляет ему личного врага — царя Агамемнона, цитируя реплику Агамемнона из «Илиады», обращенную к Ахиллу: «а1е1 уар тоь Ерьд те ф(Ап яо^ецо! те те:» (Только тебе и приятны вражда, да раздоры, да битвы) (Ilias. I. 177; пер.

Гнедича). Из-за негодного нрава Ахилл был изгнан из Скифии в Фессалию. Именно Ахилл и научил скифов человеческим жертвоприношениям и кровавым ритуалам. Примечательно, что в другой главе своей «Истории», описывая убийство императора Никифора II Фоки заговорщиками в декабре 969 г., Лев Диакон вкладывает в уста главного цареубийцы, Иоанна Цимисхия парафразу речи Ахилла, обличающей Агамем-нона/Никифора: «ыоЕ т^уа ать^оу ^Етауаог^» ^еоп. Diac. V. 7) / «ыд е! тьу' ать^^тоу ^Етауаог^» (Как будто бы был я скиталец презренный) (Ilias. IX. 644; пер. Гнедича). Ахилл предстает в повествовании Льва Диакона как прообраз порабощенного страстями к императрице Феофано, трону и мщению цареубийцы.

Чем же характеризуется феномен скифского Ахилла, описанный Львом Диаконом? Почему миф о скифском Ахилле оказался столь популярен, что был упомянут византийским историком конца X столетия? Как отмечал Л. С. Клейн, происхождение древнегреческого культа Ахилла первоначально может свидетельствовать о его периферийном характере: «Однако исходный очаг возникновения образа Ахилла, судя по распространению его культов, лежал не в Средней Греции, а на юге... Отбросим все места, где есть только названия, связанные с именем Ахилла (Гавань Ахилла, Тын Ахилла, Бани Ахилла, Ахиллов источник и т.п.). Отбросим места хранения его вещей (в Фаселиде копье Ахилла) или места происхождения убитых им героев (о. Тенедос — убитый Ахиллом Тенес). Наконец, отбросим места, где культ Ахилла

27 Мусин А.Е. Городище и Новгород // Археологические вести. 2020. Вып. 28. С. 58.

28 Казанский М. М. «Понтийский лимес» в эпоху позднеримской империи и северные варвары // Материалы по археологии, истории и этнографии Таврии. 2016. Вып. XXI. С. 58-83; Подо-синов А.В. К вопросу об источниках «Перипла Понта Эвксинского» Псевдо-Арриана // Индоевропейское языкознание и классическая филология — XIX. Материалы чтений, посвященных памяти профессора Иосифа Моисеевича Тронского. СПб.: Наука, 2015. С. 637-649.

носит явные признаки позднего порождения Троянским эпосом: Эрифры — здесь почитали вместе Ахилла с Фетидой и Нереидами, возможно, Византии — здесь в одном алтаре чтились Ахилл и Аякс. Если все это убрать, то останутся только важные культовые центры — со святилищами, празднествами и т.п. Часть из них рассеяна по заморским колониям — в Италии, в Малой Азии, часть сосредоточена в Пелопоннесе и прилегающей части Коринфа и Беотии»29. При этом, Л. С. Клейн был склонен интерпретировать появление Ахилла в «Илиаде» как результат серии интерполяций, которые до неузнаваемости изменили устный героический эпос гомеровских греков о Троянской войне под влиянием архаических культов и ритуальных практик греко-микенского или хеттского происхождения. «Культ Ахилла совершенно не связан с его подвигами в "Илиаде" и вообще в Троянском цикле. Культовые сооружения и свидетельства почитания Ахилла (празднества, храмы, статуи, жертвоприношения) распространены по всему греческому миру, и почитается он как спаситель на водах, Понтарх (царь моря) и повелитель мертвых. И Ахилл, и Диомед были не просто культовыми героями, а храмовыми фигурами с функциями сакральных покровителей и жреческих прототипов»30. М. Я. Сюзюмов справедливо отмечал, что Лев Диакон распространил старинную легенду о скифском происхождении Ахилла на росов под влиянием военных талантов князя Святосла-ва31. Но этот же исследователь придерживался устаревшей точки зрения на происхождение культа Ахилла в Северном Причерноморье, полагая, что этот культ был принесен древнегреческими колонистами, которые пытались впоследствии связать его со своей новой родиной и выдумали легенду о скифском происхождении героя. Данная точка зрения однозначно отвергнута современными специалистами.

Боспорский культ Ахилла и скифская традиция почитания Ахилла как божества в Северном Причерноморье подробно исследованы в работах И. Ю. Шауба и В. Г. Ла-заренко32. На основании этих исследований можно сделать вполне определенный вывод о том, что происхождение культа Ахилла в Северном Причерноморье не было связано с древнегреческим импортом и милетской колонизацией побережья, как полагали прежние поколения ученых, но имело вполне определенные местные корни. Изначально Ахилл — AXI — был известен и почитался в Северном Причерноморье как хтоническое божество, ассоциировавшееся со змеями и муравьями, табуиро-ванное и имевшее функции умирающего и воскресающего бога, спутника Вечной богини и божества смерти. В римское время этот культ был рационализирован и трансформировался в почитание антропоморфного Ахилла Понтарха. Понтийский культ Ахилла формировался в смешанной этнической среде, в которой преобладали так называемые реликтовые арии, то есть, остатки индо-арийского населения Северного Причерноморья эпохи бронзы, к которым, в частности, принадлежали киммерийцы, тавры, синды, меоты. Таким образом, культ Ахилла имел древнюю индоевропейскую основу и в первой половине I тыс. до Р. Х. был заимствован благодаря посредничеству реликтовых ариев ираноязычными завоевателями — скифами33. В дальнейшем произошла известная контаминация местного скифского божества

29 Клейн Л.С. Анатомия «Илиады». СПб.: Изд-во СПбГУ, 1998. С. 338.

30 Клейн Л.С. Расшифрованная «Илиада». СПб.: Амфора, 2014. С. 342.

31 Сюзюмов М.Я. Мировоззрение Льва Диакона // Ученые записки Уральского государственного университета. Серия историческая. 1971. Вып. 22. № 112. С. 130.

32 ШаубИ.Ю. Ахилл на Боспоре // Боспорский феномен. ТЛ. СПб., 2002. С. 186-189; Его же. Миф, культ, ритуал в Северном Причерноморье (УПЛУ вв. до н.э.). СПб.: Изд-во СПбГУ, 2007. С. 182-198; Его же. Долгожданный ответ на давний вопрос. Рецензия на книгу В. Г. Лазаренко «Ахилл — бог Северного Причерноморья» (Ижевск: Шелест, 2018. 416 с.) // Археологические вести. 2020. Вып. 28. С. 317-322; Лазаренко В.Г. Ахилл — бог Северного Причерноморья. Ижевск: Шелест, 2018. С. 154-370; Его же. Особенности культа Ахилла в Крыму и на Азиатском Боспоре // Боспорские исследования. 2019. Вып. 39. С. 20-57; Его же. Генезис и особенности культа Ахилла в Западном Крыму // Боспорские исследования. 2022. Вып. 44. С. 86-139.

33 Яйленко В. П. Очерки этнической, политической и культурной истории Скифии УШ-Ш вв. до н.э. М., 2013.

и обожествленного греческими колонистами ахейского героя, который также имел прагреческое происхождение и восходил к индоевропейскому прообразу.

В. Г. Лазаренко справедливо отмечает, что византийский эрудит Комниновского времени (XII в.), комментатор Гомера и Дионисия Периегета, Евстафий Фессалони-кийский довольно точно пересказал древнегреческую легенду об Ахилловом Дроме, известную из сочинений различных древних авторов. Легенда гласила, что объятый плотской страстью к Ифигении Ахилл преследовал дочь Агамемнона на узком полуострове, населенном племенем тавров, который наиболее адекватно было бы отождествить с Тендровской косой34. В позднеримскую эпоху определенное знакомство с мотивами этой легенды продемонстрировал Аммиан Марцеллин, отметивший, что «in hac Taurica insula Leuce sine habitatoribus ullis Achilli est dedicata» (в этой Таври-ке посвящен Ахиллу необитаемый остров Белый) (Amm. Marc. XXII. 8. 35)35. Как полагает И. Ю. Шауб, древнегреческие мифы об Ифигении, и связанные с ними ритуалы, сохранили архаические следы шаманизма, что свидетельствует о чрезвычайно древнем (возможно, неолитическом) происхождении этих мифов36. Культ Ахилла как змеиного божества также является отражением его крайне архаического происхождения. «Змея у индоевропейцев выступала как символ Вселенной и Мирового разума, нередко считаясь творцом Мироздания и отождествляясь с космогоническими Ночью. Вселенной и Днем Вселенной; более того, она считалась первопричиной мироздания, уравниваясь с Бездной, которая также была первопричиной Вселенной, являлась ее символом, как и всего сущего в ней. Змей, занимая в мировоззрении индоевропейцев едва ли не центральное место, уравнивался с Мировым деревом, осуществляя связь между мирами и служа основой всего сущего. Змей ассоциировался у индоевропейцев с Верховным божеством и Первопредком», — отмечает исследователь37.

Очевидно, что общие индоевропейские истоки обожествления змеи повлияли на самостоятельное развитие змеиного культа в иранских кочевых культурах, где образ змеиного божества приобретает не мужские, а женские черты. Например, И. В. Пьянков отмечал, что история скифского Геракла, описанная Геродотом, в частности, совокупление Геракла с женщиной-змеей и рождение от змеи первых скифских царей (Herodot. IV. 9) представляет собой пересказ древнейшего скифского этногенетического мифа. Этот миф нашел свое отражение в мифологии среднеазиатских саков и повлиял на формирование ряда сюжетов Систанского цикла в парфянскую эпоху, в частности, на историю любви Рустама и Тахмины, которая изложена персидским поэтом X в. Абулькасимом Фирдоуси (935-1020) на страницах «Шахнаме» в стиле куртуазного романа под влиянием несохранившихся поэм парфянских госанов38. Археологические исследования подтверждают существование змеиных сюжетов в зооморфных изделиях торевтики в среде савроматского кочевого населения Южного Приуралья и Нижнего Поволжья, связанного с поздней блюменфельдской и ранней прохоровской культурами (VI-IV вв. до Р. Х.). Причем наличие таких сюжетов зафиксировано на материале изделий из женских погребений с засвидетельствованной деформацией черепа, что применительно к столь раннему периоду является показателем шаманского статуса погребенных39.

34 Лазаренко В.Г. Ахилл — бог Северного Причерноморья. Ижевск: Шелест, 2018. С. 279-280.

35 Там же. С. 281.

36 ШаубИ.Ю. Элементы шаманизма в мифе об Ифигении // Новый Гермес. Вестник по классической филологии и археологии. 2007. № 1. С. 49-54.

37 ШаубИ.Ю. Долгожданный ответ на давний вопрос. С. 318-319.

38 Фирдоуси. Шахнаме. Т. II: От сказания о Ростеме и Сохрабе до сказания о Ростеме и хакане Чина. Пер. Ц.Б. Бану-Лахути. Комм. А.А. Старикова. М.: Изд-во Академии Наук СССР, 1960. С. 8-15; Пьянков И.В. Рустам — герой «Книги царей»: сказка или быль? // Средняя Азия и Евразийская степь в древности. СПб.: Петербургское лингвистическое общество, 2013. С. 531-538.

39 Балабанова М. А., Клепиков В.М., Перерва Е.В. Женские погребения IV в. до н.э. со змеями из могильника у с. Лятошкина // Вестник Волгоградского государственного университета. Серия 4: История. Регионоведение. Международные отношения. 2022. Т. 27. № 3. С. 28-55.

По-видимому, общий индоевропейский змеиный культ способствовал распространению и унификации почитания Ахилла как в скифской, так и в греческой колонистской среде в эпоху эллинизма.

Завоевание Северного Причерноморья сарматами, в особенности же утверждение там носителей шиповской культуры, часто отождествляемых с аланами (во II в.), привело к значительным культурным изменениям в этом регионе40. Культ змеи у сарматов по-видимому приобрел ярко выраженный воинский тотемный характер. Об этом свидетельствует специфика змеевидных штандартов (драконов), заимствованных у сарматских (или у парфянских) катафрактов римской конницей наряду с другими элементами снаряжения в эпоху принципата (Amm. Marc. XVI. 12. 39; Veget. II. 13)41. Эти пурпурные драконы часто покрывались золотой чешуей и драгоценными камнями, порой напоминая собачьи головы.

Сложнее проследить эволюцию змеиного культа в позднеримскую эпоху, на закате античности. Гуннская конница, красочно описанная Аммианом Мар-целлином, господствовала в южнорусских степях и в Придунавье со второй половины 370-х гг. (Amm. Marc. XXXI. 3. 1-8), что было связано со спецификой степного военного искусства. Гунны принесли с собой из Центральной Азии особые традиции военного дела, в частности, технику стрельбы из дальнобойного лука с костяными накладками42. Покорение ираноязычных аланов и их включение в гуннский племенной союз в начале 370-х гг. обеспечило гуннам быстрое продвижение по степям Северного Причерноморья на Запад, что сперва привело к гибели конунга готов Германариха и завоеванию гуннами Баламбера готов-гревтунгов Винитария (традиционная дата — 375 г.), а затем в 376 г. к разгрому гуннами на берегах Днестра готов-тервингов Атанариха43. Как отмечают В. П. Ни-коноров и М. Б. Щукин, эти события нашли отражение не только в позднеримской историографии, но и в древнегерманской эпической традиции, которая повлияла на сюжеты и персонажей средневековых скандинавских саг, в частности на «Сагу о Хервер» (Hervarar saga)44. При этом военные победы гуннов не привели к появлению в степях Северного Причерноморья крупной кочевой империи, которая напоминала бы государство Юэбань, созданное хунну в Средней Азии, или более поздние кочевые державы кидаритов и эфталитов в Тохаристане. М. М. Казанский и А. В. Мастыкова справедливо отмечают, что в первые десятилетия V в., до появления Аттилы, гунны не сформировали никакого политического единства, а делились на три орды: Харатона и Доната в Северной Таврии (европейские гунны

40 Смирнов К.Ф. Сарматы и утверждение их политического господства в Скифии. М.: Наука, 1984. С. 115-123.

41 Хазанов А.М. Очерки военного дела сарматов. М.: Наука, 1971. С. 71-81; Симоненко А.В. Сарматские всадники Северного Причерноморья. СПб.: Факультет филологии и искусств СПбГУ, 2009. С. 235-254; Никоноров В. П. К вопросу о вкладе кочевников Центральной Азии в военное дело античной цивилизации (на примере Ирана) // Роль номадов евразийских степей в развитии мирового военного искусства. Научные чтения памяти Н. Э. Масанова. Алматы: Lem, 2010. С.43-65; НегинА.Е. Римское церемониальное и турнирное вооружение. СПб.: Факультет филологии и искусств СПбГУ, Нестор-История, 2010. С. 176-180.

42 Никоноров В.П. Военное дело европейских гуннов в свете данных греко-латинской письменной традиции // Записки восточного отделения Российского археологического общества. Новая серия. 2002. T.I (XXVI). С. 223-317; Казанский М.М. Древности степных кочевников постгуннского времени (середина V — середина VI вв.) в Восточной Европе // Материалы по археологии, истории и этнографии Таврии. 2020. Вып. XXV. С. 101; Kazanski M. Les armes et les techniques de combat des guerriers steppiques du début du Moyen-âge. Des Huns aux Avars // Lazaris S. (ed.). Le cheval dans les sociétés antiques et médiévales. Turnhaut: Brepols, 2012. P. 193-199, 287-296.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

43 Дзиговский А.Н. Из истории Буджака последней трети IV в.н.э. // Золото, конь и человек. Сборник статей к 60-летию Александра Владимировича Симоненко. Киев, 2012. С. 439-449.

44 Никоноров В.П. Военное дело европейских гуннов... С.239, прим. 16; Щукин М.Б. Готский путь. (Готы, Рим и черняховская культура). СПб.: Филологический факультет СПбГУ, 2005. С. 207-234.

Маркиана), и Ульдиса на дунайской границе Римской Империи (альмидзуры/аль-пидзуры Приска Панийского)45.

Гуннская гегемония привела к формированию единого гунно-германского художественного стиля, своеобразной аристократической «дунайской» моды, которая характеризуется распространением по всей Европе в первой половине V в. так называемого полихромного стиля (периоды D1 (370-410гг.) и D2 (410-430/440гг.), включая так называемый археологический горизонт Унтерзибенбрунн-Госпитальная 400/410-420/430 гг.)46. Полихромный стиль часто становился предметом особого исследования специалистов-археологов и искусствоведов, ибо золотые и серебряные обкладки оружия и ножен, усыпанные алыми рубинами, гранатами, яшмой и другими ярко-красными драгоценными камнями, золотые диадемы, колты, гривны, браслеты, пояса, фибулы, украшенные алыми драгоценными или стеклянными вставками, до сего дня создают неповторимый эстетический образ гуннской эпохи, как бы символизируя застывшие капли крови на дорогих предметах роскоши и величественных символах власти. На закате эпохи Аттилы, в период D3 (450-480 гг.), сопровождавший военно-политический упадок гуннской державы, полихромный стиль сменился новой модой на изделия, изготовленные при помощи техники кербшнита (Kerbschnitt), связанной с предпочтениями и вкусами германизированного позднеримского офицерского корпуса, и позднее знаменитым стилем клуазоне (cloisonné)47. Очевидно, что сам по себе полихромный стиль не был изобретен гуннами, но он был, вероятно, заимствован гуннами в позднесарматской кочевой среде в период активных гуннских завоеваний в степях Приуралья и Северного Причерноморья в середине — второй половине IV в. (вероятно, еще до рокового для готов 375 года). Как показал Л. С. Клейн, ряд памятников, относящихся к так называемой «среднесарматской» или же суслов-ской культуре (II в. до Р. Х. — начало II в. по Р. Х.), в частности, фигурки лосей на золотых сосудах и на знаменитой полихромной диадеме сарматской царицы из Новочеркасского кургана Хохлач (I в. по Р. Х.) свидетельствуют об интенсивном культурном влиянии сибирских кочевых племен (саков, хунну?) на донских аорсов и аланов в этот период48. С этой точки зрения совершенно естественно, что на исходе существования «позднесарматской» или же шиповской культуры к середине IV в. между гуннами и сарматами уже сложились устойчивые культурные связи, после 375 г. способствовавшие превращению кочевнического полихромного стиля в своеобразный «имперский» стиль, распространявшийся по долине Дуная и оттуда среди германской аристократии остальной Европы по мере расширения гуннских завоеваний и распространения гуннского военно-политического влияния.

Гуннская гегемония неизбежно влекла за собой популяризацию новых форм и проявлений религиозного сознания, характерных для сибирских племен, в частности, популяризацию шаманизма, в отдаленных от степного пояса районах Европы. В частности, известно, что гуннские наемники, служившие в армии римского военачальника Литория в 439 г., перед битвой с вестготами в районе Тулузы, занимались камланием и гаданием (Prosp. Chron. 1335; Isid. Hisp. HG 24; Paul. Diac. HR XIII. 13). Во время гражданской войны 514 г. в Восточной Римской Империи гуннские

45 Казанский М.М., Мастыкова А.В. «Царские» гунны и акациры // Гунны, готы и сарматы между Волгой и Дунаем. Сборник научных статей к юбилею И. П. Засецкой. СПб.: Факультет филологии и искусств СПбГУ, 2009. С. 114-126.

46 Казанский М.М. Гунны на Боспоре Киммерийском (Les Huns sur le Bosphore Cimmérien) // Боспорские исследования. 2021. Вып.42. С.108-131; Щукин М.Б. Готский путь. С.327-339; ЗасецкаяИ.П. Культура кочевников южнорусских степей в гуннскую эпоху (конец IV-V вв.). СПб.: Эллипс, 1994. С. 50-75; ЗасецкаяИ.П. Золотые украшения гуннской эпохи. По материалам Особой кладовой Государственного Эрмитажа. Л.: Аврора, 1975. С. 1-80.

47 Щукин М. Б. Готский путь. С. 340-389; Шувалов П. В. У истоков средневековья: двор Аттилы // Проблемы социальной истории и культуры средних веков и раннего нового времени. Вып. 3. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2001. С. 137-140.

48 Клейн Л. С. Первый век: сокровища сарматских курганов. СПб.: Евразия, 2016. С. 23-28, 67-76.

федераты Виталиана при помощи колдовства насылали мглу на солдат императора Анастасия I (491-518) (Ioan. Antioh. Fragm. 214). Во второй половине VI в. авары использовали колдунов для создания наваждений, ослепивших франкских воинов (Greg. Tur. HF IV. 29). В 589 г. перед битвой при Герате тюркские колдуны пытались вызвать вихрь и дождь и обрушить их на войска Бахрама Чубина, что было впоследствии красочно описано Фирдоуси49. А. Е. Мусин отмечает, что известному распространению скандинавских культов в Восточной Европе в «эпоху викингов» (в VIII-X вв.) предшествовал процесс распространения финно-угорских культурно-религиозных форм в Скандинавии и южном Приладожье, в частности, предметов Пермского звериного стиля50. Специалисты допускают факт влияния сибирского (гуннского) шаманизма на религиозные верования древних скандинавов. Это обстоятельство находит отражение в известной средневековой «Саге об Инглингах» (Ynglinga saga) (1220-1230-е гг.), повествующей об Одине и Асгарде. Культурными посредниками при распространении этого влияния могли быть готы, или же, сохранявшие языческие культы дольше других восточных германцев (до VI в.), герулы. Предположение о посреднической роли герулов в культурных взаимоотношениях между Скандинавией периода раннего Венделя и кочевниками пост-гуннского времени может быть аргументировано известным сообщением Прокопия Кесарийского о переселении герулов (или же их части) из Восточной Европы в Скандинавию в середине VI в. (Procop. BG II. 15)51. При этом, история Одина, Асгарда и легендарных асов может отражать еще более древние связи, существовавшие в античности между Скандинавией и сарматами Северного Причерноморья во времена царя аорсов (или роксоланов) Фарзоя (60-70 е гг.). Как отмечал М. Б. Щукин, «и в сагах, и на рунических камнях Один изображался в виде всадника на восьминогом коне Слип-нере. Истоки образа понятны: сарматы, как и многие другие кочевники, в походы ходили о двуконь. Издали такой всадник мог выглядеть, как сидящий на восьмино-гой лошади. Северян подобный облик должен был поражать. Как бы там ни было, археологически мы действительно улавливаем в интервале от середины I в. до Р. Х. до конца II в. по Р. Х. и некие сармато-германские контакты, о чем свидетельствуют умбоны "Садового" и "Высочино", тамги Фарзоя на копьях из Валле в Норвегии и Бодзанова в Польше, гривны типа Хавор в Залевках, изображения сарматских кинжалов с кольцевидным навершием на кубках из Хемлингое в Дании и прочее»52.

Не несет ли скандинавский культ всадника Одина на себе следы влияния культа скифского Ахилла, превратившегося в кочевой среде из змеиного божества в доблестного воина? На первый взгляд подобному предположению противоречит указание Льва Диакона, пересказавшего Псевдо-Арриана, на то, что Ахилл имел обыкновение сражаться пешим. Причем эта деталь даже служит подтверждением скифского происхождения Ахилла для Льва Диакона и его источника. Данное обстоятельство весьма странно, ибо в VII-III вв. до Р. Х. (то есть, в эпоху скифской гегемонии в Северном Причерноморье) скифы, как известно, были кочевниками и превосходными конными воинами. Каким же образом привычка Ахилла сражаться пешим, описанная Гомером в «Илиаде» в соответствии с принципами тактики его эпохи, могла свидетельствовать о скифском происхождении этого героя? Очевидно, что источник Льва Диакона, рассуждая об Ахилле, просто обобщал сведения римских путешественников о позднеантичных скифах Крыма или даже о крымских готах, которые действительно могли предпочитать сражаться в пехотном строю, что было связано с опытом готской морской экспансии в Понтийском и Эгейском

49 Фирдоуси. Шахнаме. Т. VI: От начала царствования Йездгерда, сына Бехрама Гура до конца книги. Пер. Ц. Б. Бану-Лахути. Комм. А. А. Старикова. М.: Изд-во Академии Наук СССР, 1989. С. 274; Никоноров В.П. Военное дело европейских гуннов... С. 272-273.

50 Мусин А.Е. Скандинавское язычество на Востоке по данным археологии: общее и особенное // Российский археологический ежегодник. 2012. № 2. С. 555-602.

51 Казанский М. М. «Понтийский лимес»... С. 62.

52 Щукин М.Б. Готский путь. С. 82 (72-89).

регионах в период кризиса III в. Боевых коней из Крыма в Аттику или во Фракию на готских ладьях не перевезешь. В то же время исторический прототип Одина, обожествленного восточными германцами и скандинавами сарматского витязя, вполне мог ходить в походы о двуконь, с заводным скакуном, но сражаться пешим, например, в горных районах Крыма или Кавказа.

Наконец, гигантский змей Йормунганд, обитающий согласно «Младшей Эдде» (Snorra Edda) в океане Мидгард, может быть, как скальдической интерпретацией хтонического индоевропейского змеиного божества, так и персонажем заимствованного через сарматское посредничество скифского змеиного культа. Вполне возможно, что религиозные воззрения германцев понтийского региона в гуннскую эпоху могли стать объектом влияния местной ираноязычной среды и обеспечить живучесть мифа о скифском Ахилле вплоть до времени составления компиляции Псевдо-Арриана в VI в.

В заключение отметим, что Лев Диакон рассказывает, будто современные ему «скифы», то есть, росы Святослава, заимствовали свои языческие ритуалы то ли у Ахилла, то ли у скифов Анахарсиса и Замолксиса, упоминаемых Геродотом. Очевидно, что для византийского историка все, что связано со скифами, имеет характер чего-то дикого, непонятного и необузданного. В данном случае историк всего лишь следует школьным византийским стереотипам. О силе подобных стереотипов в византийской историографии свидетельствует тот факт, что через полтора века после Льва Диакона византийская принцесса Анна Комнина (1083-1153/54) назовет скифами тюркоязычных печенегов; еще позже, описывая историю европейского похода чингизидов, поздневизантийский историк Никифор Григора будет отождествлять со скифами монгольских завоевателей. Монгольское нашествие интерпретируется Никифором Григорой в соответствии с византийской этнографической традицией как новая, наиболее мощная, волна переселения северных скифских племен, сокрушившая массагетов и савроматов. Причем под массагетами здесь следует несомненно понимать половцев, а под савроматами — аланов. В отличие от византийской исторической традиции XIII в., в соответствии с которой монголы именовались по-монгольски «татарами» (Георгий Акрополит) или «тохарами» (Георгий Пахимер), Никифор Григора намеренно архаизирует свое повествование. На смену скифскому Ахиллу приходит новый «скифский» вождь Чингисхан и его сыновья, то есть, род чингизидов.

Античное религиозное содержание и значение образа скифского Ахилла еще было ведомо Льву Диакону, утверждавшему, что Ахилл научил скифов языческим обрядам и жертвоприношениям. Предполагаемая трансляция индо-иранского змеиного культа на германскую этническую почву в гуннскую эпоху (в IV-V вв.) могла обеспечить известный континуитет в развитии мифа о скифском Ахилле вплоть до эпохи создания компиляции Псевдо-Арриана (во второй половине VI в.), которой воспользовался Лев Диакон. При этом Лев Диакон оставался книжным эрудитом, продуктом эпохи Македонского возрождения, и пересказывал современникам древний миф, который давно перестал быть живым преданием, ибо вместе с последними скифами и сарматами, вероятно, на исходе гуннской эпохи, ушли в прошлое реальные носители этого предания. Для русских читателей «Истории» Льва Диакона, получивших возможность вскоре после публикации в 1819 г. этого сочинения, уже в 1826 г., прочитать полный русский поэтический перевод «Илиады» Николая Ивановича Гнедича (1784-1833), скифский Ахилл оставался лишь ипостасью гомеровского героя. Объявление Ахилла учителем скифов/росов в области воинских ритуалов и военного дела без сомнения льстило национальному самосознанию читателей Льва Диакона в России, ибо подобное заявление византийского средневекового историка в полной мере подтверждалось реальными военно-политическими событиями 1809-1814гг., живыми свидетелями которых были Николай Петрович Румянцев, Николай Иванович Гнедич и другие представители их поколения.

Источники и литература

Источники

1. Броневский В. Б. Записки морского офицера в продолжение кампании на Средиземном море под начальством вице-адмирала Дмитрия Николаевича Сенявина от 1805 по 1810 год. Т. I-IV. СПб.: Тип. Императорской Российской Академии, 1836-1837.

2. Броневский В. Б. Письма морского офицера: в 2-х частях. М.: Тип. Семена Селиванов-ского, 1825-1826.

3. Деникин А.И. Путь русского офицера. М.: Вече, 2012.

4. Допрос Колчака. Л.: Государственное изд-во, 1925.

5. Лев Диакон. История. Пер. М. М. Копыленко. Комм. М. Я. Сюзюмова и С. А. Иванова. М.: Наука, 1988.

6. Никифор II Фока. Стратегика. Пер. и комм. А. К. Нефедкина. СПб.: Алетейя, 2005.

7. Панафиндин П.И. Письма Морского офицера (1806-1809). Пг.: Типография Морского Министерства, 1916.

8. Плотников И.Ф. Автобиография Александра Васильевича Колчака // Вестник Челябинского университета. Серия 1: История. 2002. № 2 (14). С. 144-157.

9. Продолжатель Феофана. Жизнеописания византийских царей / изд. подг. Я. Н. Любарский. 2-е изд., исправ. и доп. СПб.: Алетейя, 2009.

10. Свиньин П.П. Воспоминания о плавании российского флота под командою вице-адмирала Сенявина на водах Средиземного моря // Сын отечества. 1816. № 47.

11. Фирдоуси. Шахнаме. Т.П: От сказания о Ростеме и Сохрабе до сказания о Ростеме и хакане Чина. Пер. Ц. Б. Бану-Лахути. Комм. А. А. Старикова. М.: Изд-во Академии Наук СССР, 1960.

12. Фирдоуси. Шахнаме. Т. VI: От начала царствования Йездгерда, сына Бехрама Гура до конца книги. Пер. Ц. Б. Бану-Лахути. Комм. А. А. Старикова. М.: Изд-во Академии Наук СССР, 1989.

13. Ammiani Marcellini Res Gestae / Hrsg. von Victor Gardthausen. Vol. I-II. Leipzig, 1874.

14. Georgii Syncelli Chronographia / Hrsg. von G. Dindorf. Vol. I. Bonn, 1829.

15. Gregorii Turonensis Opera. Teil 1: Libri historiarum X / Hrsg. v. Bruno Krusch, Wilhelm Levison. Scriptores rerum Merovingicarum 1,1. Hannover, 1937.

16. Herodoti Historiae. 2 Bde. / Hrsg. von N. G. Wilson. Oxford Classical Texts. Oxford, 2015.

17. Homeri Ilias / Ed. by Walter Leaf. London, New York: Macmillan and Co, 1895.

18. Ioannis Antiochensis Fragmenta quae supersunt omnia / Hrsg. v. Sergei Mariev. (Corpus Fontium Historiae Byzantinae, 47). Berlin, New York: De Gryuter, 2008.

19. Isidori Hispaliensis Historia De Regibus Gothorum. Wandalorum Et Suevorum (Historia Gothorum) / Par Jacques-Paul Migne. Patrologia Latina. Vol. LXXXIII. Paris, 1844.

20. Leonis Diaconi Ca^nsis historiae libri decem et Liber de velitatione bellica Nicephori Augusti (= Corpus Scriptorum Historiae Byzantinae. Bd. 3) / Hrsg. v. Karl Benedikt Hase. Weber, Bonn, 1828.

21. Pauli Diaconi Historia Romana in usum scholarum. Berlin: Weidmann, 1879.

22. Procopii Caesariensis Opera Omnia / Hrsg. v. Jacob Haury. Vol. I-IV. Leipzig: Teubner, 1905-1913.

23. Prosperi Aquitanesis Chronicon. Chronica minora saec. IV. V.VI.VII / Hrsg v. ^eodor Mommsen. (Monumenta Germaniae Historica. Auct. Ant. 9). Berlin, 1892.

24. Flavi Vegeti Renati Epitoma rei militaris / Hrsg. v. Karl Lang. Leipzig: Teubner, 1885.

25. Ioannis Zonarae Annales. Vol. I-III / Hrsg. von ^eodor Buettner-Wobst. Bonn: Weber, 1897; Vol. IV / Hrsg. von Ludwig Dindorf. Leipzig: Teubner, 1871.

Литература

26. Балабанова М. А., Клепиков В. М, Перерва Е. В. Женские погребения IV в. до н. э. со змеями из могильника у с. Лятошкина // Вестник Волгоградского государственного университета. Серия 4: История. Регионоведение. Международные отношения. 2022. Т. 27. № 3. С. 28-55.

27. Балахванцев А. С. Две античные традиции истории ранней Парфии // Ученые записки Казанского университета. 2015. Т. 157. Кн. 3. С. 114-122.

28. Балахванцев А. С. К вопросу о времени и обстоятельствах возникновения «Пар-фики» Аполлодора Артемитского // Политика, идеология, историописание в римско-эллинистическом мире. Материалы международной научной конференции, посвященной 100-летию со дня рождения профессора Ф. У. Уолбанка. Казань, 2009. С. 89-101.

29. Богданович М. История Отечественной войны 1812 года по достоверным источникам. Т. I. СПб.: Типография торгового дома С. Струговщикова и Ко, 1859.

30. Бутурлин Д. История нашествия императора Наполеона на Россию в 1812 году. Т. I. СПб.: Военная типография, 1837.

31. Гребенщикова Г.А. Афонское сражение в свете новых архивных документов // Российская история. 2017. № 6. С. 83-93.

32. Дзиговский А.Н. Из истории Буджака последней трети IV в.н.э. // Золото, конь и человек. Сборник статей к 60-летию Александра Владимировича Симоненко. Киев, 2012. С. 439-449.

33. Дибвойз Н. К. Политическая история Парфии. СПб., 2008.

34. Засецкая И. П. Золотые украшения гуннской эпохи. По материалам Особой кладовой Государственного Эрмитажа. Л.: Аврора, 1975.

35. Засецкая И.П. Культура кочевников южнорусских степей в гуннскую эпоху (конец IV-V вв.). СПб.: Эллипс, 1994.

36. Иванов С.А. Византия Екатерины Великой // Quaestio Rossica. 2021. Т.9, №2. С. 666-678.

37. Иванов С.А. Полемическая направленность «Истории» Льва Диакона // Византийский временник. 1982. Т. 43. С. 74-80.

38. Казанский М. М. Гунны на Боспоре Киммерийском (Les Huns sur le Bosphore Cimmerien) // Боспорские исследования. 2021. Вып. 42. С. 108-131.

39. Казанский М. М. Древности степных кочевников постгуннского времени (середина V — середина VI вв.) в Восточной Европе // Материалы по археологии, истории и этнографии Таврии. 2020. Вып. XXV. С. 90-167.

40. Казанский М. М. «Понтийский лимес» в эпоху позднеримской империи и северные варвары // Материалы по археологии, истории и этнографии Таврии. 2016. Вып. XXI. С. 58-83.

41. Казанский М.М., Мастыкова А. В. «Царские» гунны и акациры // Гунны, готы и сарматы между Волгой и Дунаем. Сборник научных статей к юбилею И. П. Засецкой. СПб.: Факультет филологии и искусств СПбГУ, 2009. С. 114-126.

42. Керсновский А.А. История русской армии. T. I. М.: Голос, 1992.

43. Клейн Л. С. Анатомия «Илиады». СПб.: Изд-во СПбГУ, 1998.

44. Клейн Л. С. Первый век: сокровища сарматских курганов. СПб.: Евразия, 2016.

45. Клейн Л. С. Расшифрованная «Илиада». СПб.: Амфора, 2014.

46. Клейн Л. С. Спор о варягах. История противостояния и аргументы сторон. СПб.: Евразия, 2009.

47. Лазаренко В.Г. Ахилл — бог Северного Причерноморья. Ижевск: Шелест, 2018.

48. Лазаренко В. Г. Генезис и особенности культа Ахилла в Западном Крыму // Боспорские исследования. 2022. Вып. 44. С. 86-139.

49. Лазаренко В.Г. Особенности культа Ахилла в Крыму и на Азиатском Боспоре // Боспорские исследования. 2019. Вып. 39. С. 20-57.

50. Лебедев А.А. Дарданеллы и Афон: за кулисами известных побед // Гангут. 2013. № 78. С. 26-52.

51. Медведев И.П. Новонайденный текст письма Максима Катилианоса: еще одна подделка Карла Бенедикта Газе? // Византийский временник. 2007. Т. 66 (91). С. 307-322.

52. Медведев И.П. Новые данные по истории первого издания Льва Диакона // Византийский временник. 2002. Т. 61. С. 5-23.

53. Мохов А. С., Капсалыкова К. Р. «Пусть другие рассказывают о выгоде и роскоши, что приносит война»: византийская полемологическая традиция X-XI веков. Екатеринбург: Изд-во Уральского ун-та, 2019.

54. Мусин А.Е. Городище и Новгород // Археологические вести. 2020. Вып. 28. С. 45-75.

55. Мусин А.Е. Скандинавское язычество на Востоке по данным археологии: общее и особенное // Российский археологический ежегодник. 2012. № 2. С. 555-602.

56. Негин А. Е. Римское церемониальное и турнирное вооружение. СПб.: Факультет филологии и искусств СПбГУ, Нестор-История, 2010.

57. Нефедкин А.К. Конница эпохи эллинизма. СПб.: Изд-во РГПУ им. А. И. Герцена, 2019.

58. Никоноров В. П. Военное дело европейских гуннов в свете данных греко-латинской письменной традиции // Записки восточного отделения Российского археологического общества. Новая серия. 2002. Т. I (XXVI). С. 223-317.

59. Никоноров В. П. К вопросу о вкладе кочевников Центральной Азии в военное дело античной цивилизации (на примере Ирана) // Роль номадов евразийских степей в развитии мирового военного искусства. Научные чтения памяти Н. Э. Масанова. Алматы: Lem, 2010. С. 43-65.

60. Петров А.Н. Война России с Турцией 1806-1812гг. ТЛ-Ш. СПб.: Военная типография, 1885-1887.

61. Подосинов А.В. К вопросу об источниках «Перипла Понта Эвксинского» Псевдо-Арриана // Индоевропейское языкознание и классическая филология — XIX. Материалы чтений, посвященных памяти профессора Иосифа Моисеевича Тронского. СПб.: Наука, 2015. С. 637-649.

62. Пьянков И. В. Рустам — герой «Книги царей»: сказка или быль? // Средняя Азия и Евразийская степь в древности. СПб.: Петербургское лингвистическое общество, 2013. С. 531-538.

63. Симоненко А.В. Сарматские всадники Северного Причерноморья. СПб.: Факультет филологии и искусств СПбГУ, 2009.

64. Смирнов К. Ф. Сарматы и утверждение их политического господства в Скифии. М.: Наука, 1984.

65. Сюзюмов М.Я. Лев Диакон и его время // Лев Диакон. История. Пер. М. М. Копылен-ко. Комм. М.Я. Сюзюмова и С.А. Иванова. М.: Наука, 1988. С. 137-165.

66. Сюзюмов М. Я. Мировоззрение Льва Диакона // Ученые записки Уральского государственного университета. Серия историческая. 1971. Вып. 22. № 112. С. 127-148.

67. Сюзюмов М. Я. Об источниках Льва Диакона и Скилицы // Византийский временник. 1916. Т. II. С. 106-166.

68. ТарлеЕ.В. Экспедиция адмирала Сенявина в Средиземное море (1805-1807) // ТарлеЕ.В. Сочинения. Т. 10. М., 1959. С. 233-362.

69. Хазанов А.М. Очерки военного дела сарматов. М.: Наука, 1971.

70. Черноусов А. А. Черноморский флот в Русско-Турецкой войне 1806-1812 годов // Власть истории — История власти. 2022. Т. 8. Ч. 8. № 42. С. 181-188.

71. ШаубИ.Ю. Ахилл на Боспоре // Боспорский феномен. Т. I. СПб., 2002. С. 186-189.

72. Шауб И. Ю. Долгожданный ответ на давний вопрос. Рецензия на книгу В. Г. Лазарен-ко «Ахилл — бог Северного Причерноморья» (Ижевск: Шелест, 2018. 416 с.) // Археологические вести. 2020. Вып. 28. С. 317-322.

73. Шауб И.Ю. Миф, культ, ритуал в Северном Причерноморье (УП-ГУ вв. до н.э.). СПб.: Изд-во СПбГУ, 2007.

74. Шауб И.Ю. Элементы шаманизма в мифе об Ифигении // Новый Гермес. Вестник по классической филологии и археологии. 2007. №1. С. 49-54.

75. Шувалов П.В. У истоков средневековья: двор Аттилы // Проблемы социальной истории и культуры средних веков и раннего нового времени. Вып. 3. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2001. С. 130-145.

76. Щукин М. Б. Готский путь. (Готы, Рим и черняховская культура). СПб.: Филологический факультет СПбГУ, 2005.

77. Яйленко В. П. Очерки этнической, политической и культурной истории Скифии VIII-III вв. до н.э. М., 2013.

78. Debevoise N.C. A Political History of Parthia. Chicago, 1938.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

79. Holmes C. Basile II and the Governance of Empire (976-1025). Oxford: University Press, 2005.

80. Kazanski M. Les armes et les techniques de combat des guerriers steppiques du début du Moyen-âge. Des Huns aux Avars // Lazaris S. (ed.). Le cheval dans les sociétés antiques et médiévales. Turnhaut: Brepols, 2012. P. 193-199, 287-296.

81. Nikonorov V.P. Appolodorus of Artemita and the date of his Parthica revisited // Ancient Iran and the Mediterranean World. Proceedings of an international conference in honour of Professor Jozef Wolski held at the Jagellonian University, Cracow, in September 1996. Ed. by Edward D^browa. Krakow, 1998. P. 107-122.

82. Speck P. Kaiser Leon III., Die Geschichtswerke des Nikephoros und des Theophanes und der Liber Pontificalis. T. II: Eine Neue Erkenntnis Kaiser Leons III; T. III: Die AnÔCTxaaiç 'Рмцп? Kai 'IxaXiaç und der Liber Pontificalis / noiKÎÀa BuÇavxiva 20. Bonn, 2003.

83. Strässle P. M. Krieg und Kriegführung in Byzanz: Die Kriege Kaiser Basileios' II. gegen die Bulgaren (976-1019). Köln, Weimar, 2006.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.