CC BY
58
посредственностью. Создается ощущение «раздвоения личности» героини, которая как бы смотрит на себя, свою жизнь со стороны, приглашая читателя разделить ее переживания, приняв их на себя.
Girl Джамейки Кинкейд - рассказ-предложение на двух страницах текста, это материнское наставление дочери на все случаи жизни, за которым скрывается боязнь того, что дочь пойдет по неправедному пути.
Таким образом, суммируя сказанное выше, американский рассказ ХХ века - это повествование об отдельном, частном событии или ряде событий, небольшое по объему (от 0,5 до 30 страниц). В центре произведения может быть несколько сюжетных событий, но чаще всего одна сюжетная линия. В рассказе действует ограниченный круг персонажей. В рассказе нет развернутого представления о жизни главного персонажа, и характер героя раскрывается через одно или несколько событий, которые оказываются решающими. Как пишет С.В. Тарасова в статье «Новый взгляд на малую прозу» (2003 г.), в произведениях, практически лишенных фабулы, характер персонажа проявляется через «контраст, конфликт между начальным и конечным положения-
ми». И мастерство современных американских авторов, позволяющее им в одном сюжетном событии сконцентрировать множественность смыслов, различных нюансов, дает читателю возможность неоднозначного прочтения и интерпретации американской прозы ХХ века.
Библиографический список
1. Кухаренко В.А. Интерпретация текста. - Л.: Просвещение, 1979.
2. Новиков В.Н. Ощущение жанра. Роль рассказа в развитии современной прозы // Новый мир. - 1987. - №> 3. - С. 239-254.
3. Bates H.E. The Modern Short Story. - Boston, 1972.
4. The Norton Anthology of Contemporary Fiction / Second Edition. Ed. by R.V. Cassill, J.C. Oates. - New York; London: W-W Norton & Company, 1998.
5. Points of View / An anthology of short stories / Ed. by J. Moffett and K.R. McElheny. - New York, Mentor, 1995.
6. Telling Stories / An Anthology for Writers / Ed. by J.C. Oates - New York; London: W-W Norton & Company, 1998.
В.А. Шачкова СИСТЕМА ЛЕЙТМОТИВОВ И ПРОБЛЕМА СТРУКТУРНОЙ ЦЕЛОСТНОСТИ В КНИГЕ ПУТЕШЕСТВИЯ МАРКА ТВЕНА «НАЛЕГКЕ»
Ранняя книга М. Твена «Налегке» («Roughing It», 1972), написанная в жанре путешествия, незаслуженно обойдена вниманием отечественного литературоведения. Одной из причин этого, на наш взгляд, является устоявшееся в российской науке мнение о «не-доработанности» текста и слабости его художественной структуры. Подобные высказывания «Налегке» встречаются и у некоторых американских исследователей (Д. Кокс, Д. Хилл, Д.В. Ганн).
Традиционное для американской и отечественной критики деление книги на две части является основой ее структуры. Так же, на две части, делит свою книгу и сам Твен. Тем не менее, «Налегке» является литературным целым, имеющим четкое структурное построение. Кроме того, тематически книга состоит из четырех еще более мелких разделов, отражающих четыре этапа путешествия Твена. Первая глава представляет
собой введение ко всей книге в целом. Затем следует первый раздел из двадцати глав со второй по двадцать первую, описывающих путешествие героя к Неваде. Второй раздел из двадцати глав (ХХП-ХЫ) также имеет четкое общее направление - она повествует об ошибочном пути, по которому пошел герой, желая мгновенного обогащения. Глава ХЬП открывает вторую половину книги постановкой вопроса о новом направлении поисков и цели дальнейшей жизни героя. Третья часть из двадцати глав содержит описание приобщения Твена к журналистике и писательству. Эта предельно общая линия повествования обладает своего рода симметрией по отношению к комическим приключениям и неудачам героя в первых двадцати главах первой книги, что является неявным, но несомненным фактором, в числе прочих придающим книге структурную целостность. Четвертый раздел книги представляет со-
бой шестнадцать глав о путешествии Твена на Гавайские острова. Завершающий акцент всей книги содержится в двух ее последних главах: герой возвращается домой и осознает себя новым человеком, журналистом, юмористом, лектором, который поднялся на качественно иной личностный и профессиональный уровень. Он чувствует себя свободно вне зависимости от того, где находится.
На первый взгляд, текст «Налегке», лишенный единого направления развития фабулы, пестрящий байками и анекдотами, имеет лишь один структурный стержень - образ рассказчика. Но не менее важную роль в придании целостности книге играет система сквозных мотивов. Своеобразным символом поддержки, знаком человеческих ценностей, который герой берет с собой из дома в дорогу, является толковый словарь. Тема словаря является сквозной, особенно часто она появляется в первых двадцати главах. Вначале рассказчик сокрушается, что, выбросив из багажа немало полезных предметов, они с братом решили оставить тяжелый Полный толковый словарь. В следующий раз словарь появляется, когда рассказчик с иронией описывает, как ему пришлось много часов ехать в карете лежа и читать Толковый словарь, «с волнением следя за судьбой героев» («wondering how the characters would turn out») [1, с. 17]. Затем пассажиры дилижанса пытаются уложить «подальше громоздкий словарь, чтобы не мешал»: «Каждый раз, - с иронией замечает автор, - когда мы перекатывались одного конца кареты на другой, Полный толковый словарь следовал за нами» («Every time we avalanched from one end of the stage to the other, the Unabridged Dictionary would come too») [1, с. 23]. Но даже прибыв в Карсон-Сити и являясь по сути частичкой родины, словарь остается предметом, выполняющим комическую функцию. Словарь всякий раз появляется в тех эпизодах книги, где герой жалуется на тесноту и неудобства, тем не менее всегда оставляет его под рукой как ценный предмет, в котором, как оказывается не было никакой надобности. Американский исследователь Генри Нэш Смит считает, что в книге Твена словарь является «символом бесполезного педантизма и приличий, который эти неофиты пытаются взять с собой в дикую местность» [6, р. 215]. Другой американский критик Д. Хилл полагает, что «герой книги будто инстинктивно ощущает, что мир, к которому он приближается настолько иной, что в нем у него возникнут трудности с общени-
ем и непонимание», преодолеть которые ему поможет словарь [4, р. 569].
Вряд ли можно полностью согласиться с каждым из этих суждений. Нам представляется, что мотив словаря является, в первую очередь, своего рода знаком культурных ценностей и, прежде всего, языкового наследия, самого важного багажа, который герой берет с собой в поездку. Именно язык и журналистское мастерство (а не оружие и деньги, как это представлял герой) становятся теми спасительными «средствами», которые позволяют герою Марка Твена выжить в новом мире и найти свою стезю в сфере журналистики и писательства. Словарь становится спасительным средством и во второй части книги, когда герой просто переписывает одну из его статей для заполнения ею полосы газеты, после безуспешных попыток самому написать передовую редакционную статью. Таким образом, мотив словаря является сквозным знаковым мотивом, который придает тексту структурную целостность, появляясь на протяжении всего произведения.
Раздел из глав ХХП-ХЫ выстроен на почти точной симметрии целого ряда мотивов. Эпизоды первой половины этого раздела перекликаются со ситуациями, описанными в конце раздела. Здесь симметрично располагаются байки о розыгрыше аборигенами новичков, попавших на Запад. Старожилы потешаются над их неопытностью. В первом случае это байка о мексиканском одере, включенная в XXIV главу. Решив приобрести лошадь, герой-рассказчик становится жертвой обмана хитрого фронтирсмена. Конь оказывается известным на всю округу брыкуном, так что потом герой не может никому его продать. Похожая ситуация содержится в XXXIV главе. Речь в ней идет о том, что в результате оползня ферма одного жителей переместилась на территорию его соседа, и хозяин ее стал претендовать на земли, оказавшиеся под фермой. Генерал Бан-комб выступил в суде как адвокат, оспаривая необоснованные притязания фермера. Только спустя пару месяцев после вынесения абсурдного, с точки зрения здравого смысла, приговора, он понял, что весь процесс был розыгрышем. Так местный судья решил сбить спесь с новичка Бан-комба, хваставшего хорошим знанием законов.
Но, пожалуй, самым выразительным структурным элементом части, состоящей из глав XXП-XLI, является мастерски сплетенная структура из эпизодов, когда герои не по своей воле
оказываются в воде. Раздел открывается двумя главами (XXII-XXIII), в которых путешественники наслаждаются жизнью на берегах озера Тахо. Место было райское: «В прозрачных глубинах озера вода была не просто чистая, она была ослепительно, сверкающе чиста и прозрачна» («Down through the transparency of these great depths, the water was not merely transparent, but dazzlingly, brilliantly so») [1, с. 129].
Симметрично этому фрагменту в рамках упомянутого раздела располагается эпизод о посещении мрачного мира другого озера - Моно (главы XXXVIII-XXXIX). По контрасту с озером Тахо «Это безмолвное, безлюдное, безотрадное озеро - угрюмый житель самого угрюмого места на земле - не блещет красотой» («This solemn, silent, sail-less sea - this lonely tenant of the loneliest spot on earth - is little graced with the picturesque») [1, с. 196]. Озеро Моно является своего рода знаком смерти по контрасту с живительной, целительной атмосферой озера Тахо. В отличие от прекрасной погоды, которая радовала героев на озере Тахо, на озере Моно, как пишет Твен, «лишь два времени года, а именно: конец одной зимы и начало следующей» [1, с. 199].
Тем не менее, такой очевидный контраст «райского» и «адского» озер заставляет читателя обратить внимание на сходства обоих эпизодов. Во-первых, Твен подчеркивает, что на том и другом озерах герои не могли купаться (вода Моно была щелочной, а озеро Тахо было холодным). Во-вторых, на обоих озерах герои попадают в бури, во время которых оказываются далеко от берега посреди бурных вод. Как раз точно посередине между этими «озерными» главами (глава XXXI) герои, совершенно того не желая, снова попадают в воду. Они останавливаются на постоялом дворе с говорящим названием «Медовое озеро». Река Карсон выходит из берегов, герои спасаются от наводнения на лодке, которая опрокидывается.
Все три раза повторяется одна и та же ситуация: лодку заливает, поднимается огромная волна, и герои оказываются в воде совсем близко от берега. Повторяющийся мотив нежелания путешественников попасть в воду, не просто структурирует текст, но и является знаковым. Американский исследователь Древи Вэйн Г анн считает этот мотив своего рода аналогом ритуала крещения, который всякой раз венчает новый этап, новую ступень взросления героя, на которую он поднимается в своем развитии, пережив то или иное ис-
пытание и обретя новый жизненный опыт. С этим утверждением можно согласиться [3, р. 571-572].
Своего рода крещение проходит герой и в главе о снежном буране, расположенной автором в самом центре раздела (глава XXII). Заблудившись ночью среди заснеженной пустыни, путешественники долго кружат по собственным следам, замерзают, тщетно пытаются развести костер и уже готовятся к смерти: «Мы сказали друг другу последнее прости. <...> Битва жизни закончилась» («We bade each other a last Farewell... The battle of life was done») [1, с. 176]. На следующее утро горе путешественники обнаружили, что уснули в пятнадцати шагах от станции. Они быстро возвращаются к порокам, от которых отказались (пьянство, курение, игра в карты): «Мы пожали друг другу руки и условились больше не вспоминать об обетах и не являть пример грядущим поколениям» [1, с. 178]. Американский критик Г.Н. Смит считает, что это событие является переломным: герой отказывается от всех псевдоблагородных побуждений, после чего «новичок может быть допущен в местное общество, то есть наступает окончание его испытательного срока» [6, р. 221]. И хотя приведенная выше история выполнена в типичной для Твена юмористической манере, значимость этого эпизода подтверждается центральным его положением в идеально симметричной структуре рассматриваемой части книги (главы XXI-XXXLI), где все перечисленные «парные» эпизоды и мотивы зеркально расположены именно вокруг главы о снежном буране.
Вторая половина книги не столь безупречно выверена в композиционном плане, как первая. Американский исследователь Д.В. Ганн сравнивает структуру второй части произведения с горной породой, где «анекдоты и детали повествования напоминают самородки в горной шахте, вставленные в повествовательную жилу без ясно различимого замысла» [3, р. 577]. Действительно, вторая половина книги структурирована значительно слабее, чем первая. В определенной степени это было связано с тем, что Твена подгоняли сроки сдачи книги в печать. В целом Твен достаточно успешно уравновесил отдельные элементы повествования. Главы переходят одна в другую довольно естественно. Кроме того, во второй половине книги также существует система внутренних связей и лейтмотивов, которая скрепляет вторую часть и связывает ее с первой.
Особую роль в структуре произведения играет символический мотив «слепой жилы». Он появляется в самом конце первой половины текста и является переломным моментом в жизни героя. Когда Твен с напарником понимают, что они опоздали сделать заявку на месторождение, и реальное богатство ушло прямо у них из-под носа, наступает момент коренным образом изменить жизнь. История о «слепой жиле» заканчивает этап беспечной старательской юности и завершает первую часть книги. Однако символический мотив «слепой жилы» неоднократно появляется и во второй части «Налегке». «Слепая жила» здесь становится своего рода ослепляющим искушением огромного богатства, и, одновременно знаком прозрения и нового опыта, на основе которого будет строить свою жизнь герой во второй части книги. Уже освоившись на поприще журналистики, он не может избавиться от одержимости «серебряной лихорадкой». Коллега-репортер предлагает ему выгодное предприятие по продаже в Нью-Йорке одного из рудников. Твен признается, что «повторялась история со слепой жилой», всю ночь он мечтал о будущем богатстве [1, с. 312]. Эта парная история «слепой жилой» развивается на протяжении всей второй половины книги. Точно так же, по случайности, Твен опоздал на уходящее в Нью-Йорк судно. Спустя некоторое время он читает в газете о невероятном успехе того предприятия, которое осуществили его партнеры, и в котором сам Твен не смог поучаствовать из-за нелепого опоздания. И снова автор упоминает преследующую его «слепую жилу» как знак роковой неудачи: «Снова меня погубил собственный идиотизм, и я потерял миллион! Это было точным повторением истории со слепой жилой» («Once more native imbecility had carried the day, and I had lost a million! It was the "blind lead" over again») [1, с. 333]. Твен очевидно лукавит, когда ругает себя за неудачу, потому что история эта произошла по воле случая. Мотив слепой жилы постепенно становится еще и знаком рока, слепой судьбы. С другой стороны, обстоятельства, которые формируют жизненный путь героя и которым он так противится, сложно назвать слепой судьбой. Судьба героя закономерна, она снова и снова подводит его к выбору своего поприща. Именно история с первой «слепой жилой» стала тем кризисом, который заставил героя Твена стать журналистом. И как только во второй части Твен, столкнувшись с труд-
ностями работы редактора и потерпев первую неудачу в этом деле, решает уйти из журналистики и снова заняться махинациями с рудниками, судьба словно силой возвращает его, преподав ему довольно жестокий урок. Символ слепой жилы в конце концов приобретает еще и значение своего рода «руки судьбы», знаком верного выбора жизненного поприща. Таким образом, мотив «слепой жилы» является важным для структуры всего произведения символом, который в течение всей книги развивается, обретая новые смыслы. Мотив «слепой жилы» скрепляет двучастную структуру путешествия воедино, подчеркивая закономерность судьбы героя на пути личностного развития.
Твен тщательно доводил структуру «Налегке» до совершенства и пришел к результату, которым остался доволен, о чем писал своей жене : «Я восхищаюсь этой книгой все больше и больше, и тем больше, чем я больше вырезаю, и сокращаю, и вылизываю, и привожу в порядок и поправляю... Это работа довольно высокого уровня» («I admire the book more & more the I cut & slash & lick & trim & revamp it... It is so much acceptably written») [5, р. 17-18].
Таким образом, мы видим, что вопреки, быть может, первому впечатлению, книга «Налегке» обладает сложной единой структурой. Это единство обеспечивается, во-первых, структурообразующей фигурой главного героя-рассказчика, который взрослеет, развивается как личность, приобретает в ходе повествования новый опыт, который непосредственно формирует и его самого как человека (герой автобиографичен), и образ персонажа по имени Марк Твен, и как результат, творческие особенности и стилистику, поскольку с развитием героя-рассказчика меняется и его писательская манера. Вторым аспектом, придающим «Налегке» структурное единство, является целая система лейтмотивов. Изобилие «парных» или схожих мотивов, которые могут быть помещены далеко друг от друга, «прошивают» текст от начала до конца и дают внимательному читателю возможность увидеть значительно больше граней художественности книги, если рассматривать ее как единое целое.
Библиографический список
1. Твен М. Налегке // Собр. соч.: В 12 т. - М., 1959. - Т. 2. - 502 с.
2. Cox J.M. Mark Twain: The Fate of Humor. -Princeton (N.J.): Princeton Univ. Press, 1968.
3. Gunn D.V The Monomythic Structure of Roughing It // American Literature. - 1989. -Vol. 35. - №>1. - P 563-585.
4. Hill H. Mark Twain and Elisha Bliss. -Colambia, Missouri, 1964.
5. RogersF.R. Mark Twain's Burlesque Patterns:
As Seen in the Novels and Narratives, 1855-1885. -Dallas: Southern Methodist Univ. Press, 1960.
6. Smith H.N. Mark Twain. The Development of a Writer. - Cambridge (Mass.): Harvard Univ. press, 1962.
7. Twain M. Roughing It. - Cambrige, Univ. press, 1965.
Т.В. Шуйская АКУСТИЧЕСКИЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ АВСТРАЛИЙСКИХ ГЛАСНЫХ В СЛОВАХ РАЗНОЙ ИНФОРМАТИВНОЙ НАГРУЖЕННОСТИ
В рамках коммуникативного подхода вопрос о соотношении фонемных моделей и их реализаций решается в результате исследования вариативности звуков на участках разной коммуникативной нагруженно-сти [1]. Известно, что информативность различных отрезков текста представляет собой неравнозначную величину. Одни из них содержат более важную информацию, другие - менее значимую, повторяют уже известное. Информативный аспект речи связан с категорией информативности предложения, которая отражает распределение актуальной информации в речи. Актуальная информация накладывается на отражаемую вещественную информацию и соответствует движению мысли от одной сущности к другой. Категория информативности высказывания обозначается в литературе по-разному: коммуникативная перспектива высказывания, смысловая интенция, актуальное членение предложения. Основные понятия теории актуального членения имеют у разных авторов различные наименования: тема - рема, топик - комментарий, данное -новое, известное - неизвестное и др. [2; 3; 4].
В настоящей работе мы отдаем предпочтение терминам малоинформативные (тематические) и информативные (рематические) участки высказывания.
Материалом для нашего исследования послужили спонтанные монологические высказывания троих дикторов-австралийцев. Все дикторы являются носителями общеавстралийского английского (GAuE): D1 - Graeme Davison 42 года, профессор университета, г. Мельбурн; D2 - Chris Birges 34 года, инженер, г. Канберра и D3 - John Howard 67 лет, премьер-министр Австралии, г. Канберра. Нормативность дикторов устанавливалась на основании экспертного анализа опытными фонетистами.
На первом этапе исследования был проведен экспертный анализ спонтанных монологов с целью выявления информативных и малоинформативных участков высказываний. Анализ проводился группой фонетистов, состоявшей из 7 человек. Экспертам было предложено прослушать спонтанные монологи дикторов-австралийцев и определить информативные и малоинформативные участки высказывания. В результате совместного обсуждения эксперты определяли соответствие слов в спонтанных монологах тема-рематическим участкам высказывания.
Выделение информативных и малоинформативных участков на нашем материале производилось экспертами с учетом фонетического и семантического критериев. Так, если слово (группа слов) не заключало в себе важную (новую) информацию или не было выделено просодическими средствами, то такой участок считался малоинформативным. В случае, если слово (группа слов) было просодически маркированным и несло новую, важную информацию, то такой участок речи признавался информативным.
Необходимо отметить, что для сопоставительного анализа реализации гласных на участках разной информативной нагруженности необходимы одинаковые контекстуальные условия. Поэтому было решено обратиться к анализу слов, одинаковых по лексическому и формально-грамматическому составу. Слова и словосочетания, отмеченные экспертами как информативно важные и малоинформативные, были отсегментированы из спонтанных текстов дикторов-австралийцев ручным способом при помощи пакета программ Sound Forge 4.0. Сегментация осуществлялась согласно принципам и правилам, изложенным в работе П.А. Скрелина [5], и широко применяемым в лаборатории фонетики им. Л.В. Щербы СПбГУ
