CC BY
92УДК 882 - Трифонов
Система характеров в повести Ю. Трифонова «Долгое прощание» Р.Р. Алиева
Повесть Ю.В. Трифонова «Долгое прощание» была опубликована в 1971 году в журнале «Новый мир». Она принадлежит к числу его так называемых «московских повестей» (наряду с повестями «Обмен», «Предварительные итоги», «Другая жизнь», «Дом на набережной»), которые свидетельствовали о творческой зрелости писателя, об обретении им сложного, оригинального стиля, «новой манеры» художественного творчества.
О «московских повестях» существует значительная научная литература: монография Н. Ивановой «Проза Юрия Трифонова» (1984), статьи Б. Панкина, А. Элья-шевича, А. Бочарова, Г. Белой, В. Соколова, И. Дедкова и др. Но в них повесть «Долгое прощание» недостаточно теоретически осмыслена и интерпретирована. Не стала предметом специального изучения и система образов этого глубокого, сложного по способам выражения позиции автора и героев произведения. Между тем именно «через систему персонажей выражается единое авторское представление о человеке и его взаимоотношениях с природой, обществом, историей...» [1, с. 36].
«Изучение различных вариантов систем персонажей и их функций. необходимо для адекватной интерпретации произведений» (выделено авторами - Р.А.), - справедливо признают авторы современного учебного пособия по теории литературы [2, с. 262].
Так что в художественной реальности литературного произведения все образы оказываются связаны воедино общим замыслом, единством авторской точки зрения. «Взаимосвязанность и взаимообусловленность художественных образов произведения составляет его образную систему», - утверждает В. А. Кухаренко [3, с. 20]. Развитие, перемещение, группировка образов, собственно, и составляют структуру художественного произведения. «Именно здесь с наибольшей отчетливостью проявляется ход авторской мысли к окончательному выводу, авторская идейно-эстетическая позиция, его точка зрения. В зависимости от нее происходит выбор и расстановка образов, формируются конфликты между ними.» [3, с. 15]. Отвечая на вопрос корреспондента итальянского телевидения, Ю. Трифонов признался, что в его повестях главным является «интерес к характерам людей. Не столько сюжет, не пейзаж, не пластика, не философия, а характеры. Через них и ради них - все остальное.» [4, с. 293]. Писатель ценил в каждом человеческом характере «уникальность, единственность, неповторимое сочетание черт, черточек» [5, с. 63]. Именно в этой повести в большей мере, чем в предыдущих («Обмен» и «Предварительные итоги»), определились такие черты художественной манеры писателя, как «полимотивность поступков героев», изображение сложных, многозначных характеров в сложных обстоятельствах жизни.
Писатель отмечал, что в своих «московских повестях» он стремился «изобразить как можно более многообразно и сложно весь слой обстоятельств, в которых человек живет. Эти люди многозначны. Во всяком случае, я к этому стремился: изобразить их взаимоотношения и на работе, и в семье, и со знакомыми, и с родителями, и их отношение к деньгам, к женщинам, - словом, целый ряд обстоятельств» [6, с. 175].
Главная проблема, которая решается в повести «Долгое прощание», - это то, как разные люди реагируют на житейские обстоятельства, испытания повседневной жизнью. Вопросы нравственного и потребительского отношения к жизни, а шире - цели и смысла жизни, нравственного выбора, подлинного и мнимого таланта составляют тот круг нравственно-этических проблем, который определяет систему, группировку образов повести.
Все основные герои и персонажи повести «Долгое прощание» - представители средних слоев московской интеллигенции, связанные с искусством и наукой. Это начинающий драматург Николай Демьянович Смолянов, режиссеры Сергей Леонидович и Герман Владимирович Смурный, актриса московского театра Людмила Петровна Телепнева, Ляля, ее муж - писатель и ученый-историк Гриша Ребров и некоторые другие.
Г.А. Бочаров, Г. Белая справедливо отмечают, что при всей точности, пластичности изображения обстоятельств повседневной жизни, «основное внимание писателя все же привлекает переживание человека в бытовой ситуации. Это душевное переживание и составляет истинное, внутреннее движение сюжета - и его завязку, и его развязку» [7, с. 100].
В повести «Долгое прощание», как и в предшествующих «московских повестях», раскрывается обычная, житейская ситуация, в которой нет, на первый взгляд, ничего особенно трагического, крупного, общественно значимого. Это история отношений молодой актрисы и преуспевающего драматурга, типичная история «пути наверх», к достижению житейских благ, жизненного благополучия.
Актриса Ляля Телепнева предстает в начале повести во всем обаянии молодости и красоты. Своеобразно, через впечатление знакомого ей драматурга Смоля-нова и внутренний монолог самой героини, рисует ее портрет автор. Его «голос через несобственно-прямую речь сливается сплошь и рядом с голосом героини, что придает рассказу дополнительную убедительность», - отмечает А.И. Овчаренко [8, с. 45]. «Ляля знала, что она всегда хороша после Крыма. И все люди обычно хороши, но она бывает - особенно. Как Машка, верная подруга, утверждает: возмутительно хороша, потому что лежит бесстрашно на солнце, обжаривается дочерна, светлые волосы выгорают до цвета соломы, и тем ярче на смуглом лице яснеют синие глаза, и потому что купается неутомимо, заплывает далеко, не отставая от самых сильных пловцов, а вечерами - волейбол, теннис... лишь бы двигаться, прыгать, хохотать... Смолянов разглядывал Лялю, улыбался, и в его взгляде было то мужское, радостное и откровенное, что Ляля любила ощущать, потому что это ощущение означало, что она в порядке и все у нее как надо [9, с. 145].
Внешняя привлекательность героини повести гармонирует с такими положительными чертами ее характера, как общительность, доброта, жалостливость. Об этом вспоминает и сама Ляля, это отмечает ее муж Гриша Ребров. В конце войны «все начиналось сызнова: надежды, песни, молодое рвение жить, стать, любовь и жалость ко всем, кто вернулся. В то время были Яша и Лазик, она разрывалась между ними, жалела обоих» (134 - 135). Гриша думает о ней: «Тут не актерское, не среда, а - характер. Доброта, будь она неладна» (157). Кажется, Ляля на все способна, чтобы помочь. Был в их жизни с Гришей такой случай: набросились на него трое парней, избили, но Ляля неожиданно спасла положение: поцеловала всех троих, и они, оторопев, оставили их в покое.
Но незаметно, исподволь писатель подчеркивает неустойчивость, легковесность чувств своей героини. «Ребров знал, что при Лялином мягкосердечии самая
страстная ненависть может легко перекинуться в страстное сожаление, даже в сочувствие» (158). История отношений Ляли с драматургом Смоляновым свидетельствовала о том, как легко мягкосердечие и жалость переходят у нее в измену и предательство. Вначале все произошло непреднамеренно и естественно: во время гастролей театра в Саратове после ужина в доме у Смолянова Ляля пожалела его, т. к. увидела, что он несчастен: у него калека-дочь, истеричка-жена. А «когда другие были несчастны, ей хотелось жалеть и облегчать, делиться чем-то.» (143). «А утешала горячо, как могла» (145). «И он утешался, кивал.» Это «была последняя Лялина доброта и последняя жалость» (145). Однако в Москве отношения со Смоляновым, завязавшиеся в Саратове, продолжались. «И то, что было в Саратове случайностью, блажью сострадательной, химерой предрассветной - то ли было, то ли не было, - стало теперь, на исходе зимы, обыкновенностью и простотой, вроде и нельзя без этого никак» (147). И хотя сама Ляля сомневалась в наличии у себя актерского дарования, в театре ее «затирали», но покровительство быстро пошедшего в гору Смолянова оказалось чудодейственным.
В жизни произошли теперь разительные перемены. Помощник режиссера Смурный, который не давал ролей, не замечал ее, теперь «стал ей улыбаться и первым издали здороваться почтительно» (147). Главный режиссер «Сергей Леонидович теперь подолгу работал с нею одной, гримерша, неискренняя баба, стала называть ее Людмилой Петровной, и был случай, когда за Лялей прислали директорскую машину» (147). Эта перемена была приятна Ляле. «Все вокруг продолжало меняться, и она менялась сама, она это чувствовала. Так и должно быть, ничего странного» (147). Теперь ей казалось, что «так будет всегда и в дальнейшем может быть только лучше» (147). И лучше становилось с каждым днем. Новый сезон начался с высшей ставки, новый спектакль шел на премию, Лялин портрет напечатали на обложке журнала, что вызвало потоки писем от зрителей и читателей журнала. Пришел материальный достаток. Пришла известность. «За премьерой следовала другая, потом радио, потом приглашение на «Мосфильм», рецензии, статья, портрет, повышение оклада, обещание новой квартиры, выдвижение на конференцию, на прием, на премию.» (171).
Психологически убедительно и точно, используя форму внутреннего монолога, передает автор душевное состояние героини повести, ощутившей себя достигшей цели, материального благополучия, успеха, приятно ощутившей себя богатой женщиной. Это словосочетание специально выделено автором курсивом. Он показывает, как она медленно, тихо движется по ночному городу, ее обгоняют торопливо спешащие к трамваям озабоченные люди с авоськами, свертками, «а она идет тихо, дышит глубоко, печально и спокойно, как и полагается богатой женщине. Ощущение было многослойное, оно вовсе не означало, что в Лялиной сумочке много денег - как раз денег не было, быстро тратились - означало разное; то, например, что на морозе Ляле тепло; впервые, может быть, в жизни, в парниковой цигейковой роскоши, пахнущей так свежо и чудесно, она не испытывала страха перед морозом. Означало также спокойствие в главном, без чего нет жизни, ведь теперь уже никто не посмеет ничего плохого сказать или подумать. достаточно посмотреть, как вытягиваются лица актрис, когда она входит в репетиционное фойе или когда, когда, когда, когда; в это ощущение входило и то, что она нравится, любима, из-за нее мучаются, и то, что она могла купить то, что раньше казалось недоступным, например, китайский чайный сервиз, и вечерами
могла есть то, что любит, - цыпленка «табака», сыр «сулугуни», - пить красное вино, и - новые удивительные знакомства» (170).
Критик Н. Иванова справедливо отметила, что «Трифонов не направляет на Лялю «луч прожектора», уходит от оценочной прямолинейности. В героине перемешано все: и доброта, и жалость, и желание себя устроить, и внезапная отчужденность, и возврат к любви и мягкосердечию» [10, с. 144].
Ляля не думала о последствиях ее разрыва со Смоляновым, когда пошла на это, убедившись в его низости: он попытался «уступить ее влиятельному лицу» -Александру Васильевичу Агабекову. Этого она не могла ни понять, ни простить и на деле доказала, что действительно подлость ей ненавистна. Она была и единственным человеком на худсовете, кто выступил в защиту завлита, которого несправедливо собирались уволить. Время все расставило на свои места. И в кратком эпилоге показано, как после разрыва со Смоляновым и Гришей Ребровым Ляля благополучно создала новую семью. Несомненно, сыграла роль та «милота», женственность, жизнерадостность, которая была «даром божьим» и действительно составляла главное качество характера героини, а вовсе не талант актрисы.
Проблема истинного и мнимого таланта и связанная с ней проблема мимикрии, приспособленчества решается в повести и на образах писателя-драматурга Николая Демьяновича Смолянова, и главного режиссера театра Сергея Леонидовича, и начинающего писателя Григория Реброва. Эти образы раскрываются в основном с точки зрения Ляли Телепневой, через отношение их друг к другу, а также в действиях и поступках.
У Николая Демьяновича Смолянова вполне благопристойная внешность. «Такой крепыш, - отмечает Ляля, - плечистый, с широкой грудью, не старый еще, правда уж с лысиной. . Смотрел на Лялю добрыми голубыми глазами сквозь очки в круглой оправе и улыбался, как официант» (142, 143). Уже в этой портретной зарисовке мелькнула «снижающая» деталь: сравнение с официантом, желающим всем угодить. Далее две-три настораживающие подробности: «клюнул мокрыми губами» (142), «человек со скучным лицом», «в лице Смолянова было что-то сырое, непрочное» (146). Но эти детали мелькают незаметно. Смолянов знакомит Лялю со своей биографией. «Смолянов рассказывал, как ему трудно жить, работать: друзей нет, люди к нему недоверчивы, семейная жизнь не удалась» (143). Предпоследняя фраза - свидетельство косноязычия драматурга, тоже «снижающая деталь». А в остальном - обычная трудовая биография человека, много повидавшего на своем веку. «В Москву приехал 4 года назад, до этого работал в провинции, во время войны - во фронтовой газете, а еще раньше - в тридцатые годы, был полярником, зимовал на Диксоне, служил в погранчастях, в угрозыске, в физкультурных организациях, сам был боксером. Однажды своей рукой застрелил бандита» (143). Но оказывается, что ни физическая сила, ни богатый жизненный опыт не могут сделать человека талантливым. И намеки на творческое бессилие писателя даны своеобразно, незаметно, через суждения и оценки Ляли, режиссеров и актеров. «Ну что же, что слабенькая пьеса, - думает Ляля в доме у Смоля-нова, где собрались актеры отметить премьеру спектакля по его пьесе, - не Шекспир? А человек, может, хороший ... и Смурный пришел, хотя Ляля сама слышала как однажды в кабинете директора поносил Смолянова, называл его пьесу «рептильной драматургией». Иронически звучит и реплика Гриши Реброва. «Ребров, конечно, на спектакль не пошел. Еще чего: ходить на Смолянова!» (153). Позднее оценка Гришей Ребровым творческих способностей Смолянова звучит более оп-
ределенно, резко. Он обратил внимание на невежество, косноязычие Смолянова, не читавшего ни Достоевского, ни Л. Толстого.
А Ребров - тот человек в повести, вкусу и интуиции которого можно доверять. «Со Смоляновым знаком не был. Пьес его не видел и не читал, но почему-то был убежден в том, что Смолянов - бездарность и ловкач, а пьесы его - чепуха» (160). Эту оценку подтвердил завлит Маревин. Пьесу Смолянова он грубо назвал «дерьмом средней руки» (160). Более определенно и честно о пьесе Смолянова все же высказалась Ляля: «Спектакль был серый, но не по вине Сергея Леонидовича, а по вине пьесы. Какая-то скукота о лесополосах. Поставили из-за темы. В газетах похваливали, но публика ходила вяло» (134). Однако жажда самоутверждения у Смолянова так велика, что он упорно пишет новые пьесы и добивается их постановок. Опять не прямо от лица автора, а от других героев в повести обнажается истинный талант Смолянова: способность «жить и устраиваться», приспосабливаться к жизни. Следствием этого стал «невероятный взлет посредственного драматурга, ремесленные пьесы которого были раздуты до степени некоего откровения в искусстве» [11, с. 156]. «Смолянова в газетах поминали все чаще, -замечает Ляля, - хвалебней, «Лесополосы» шли уже в сорока театрах, - было в этом провинциале что-то милое, прочное, какое-то умение нерасторопно, но властно подчинить, добираться ходким медвежьим шагом до сути, до цели. Удивлялась: ведь он в Москве житель недавний, а уж все ходы-выходы знает и знакомых полно. И человек-то не очень уж общительный, мрачноватый даже, не шуст-ряга какой-нибудь. Значит, талант особый. Есть такие люди: все-то им удается по-тихому, дела у них идут, денежки текут. Талант! Самый драгоценный: жизнь устраивать, обставлять, как комнату мебелью» (147).
Изменение материального положения преуспевающего драматурга отразилось на его внешнем облике. «Потом вышел Николай Демьянович в отличном светлом костюме, с белым платочком в карманчике, в каких-то новых очках с толстой черной американской оправой - эти очки совершенно его изменили, и вообще он выглядел непривычно. Он уже не сгибался в поклонах, как официант, лицо его не покрывала смертельная бледность, и оно не блестело потом, держался он прямо, кланялся солидно» (149).
Достигнув «степеней известных», Смолянов оказался способным на подлые, низкие поступки. Это попытка угодить «значительному лицу»: «одолжить» на время свою любовницу. Это стремление использовать и присвоить плоды чужого ума и таланта: предложение Грише Реброву о соавторстве, отвергнутое им. Но, нарушив цинично нравственные законы, совершив святотатство, Смолянов неожиданно теряет все. «Планида Смолянова, четыре года круто набиравшая высоту, вдруг замедлила ход» (203). Циничный интриган, лишенный истинного таланта, потерпел поражение в жизни. В небольшом эпилоге от подруги Маши Ляля Телепнева случайно узнает о бесславной судьбе Смолянова. «. рассказывала про Смолянова. Будто бы обеднял, захирел, пьес не пишет и живет тем, что сдает дачу жильцам на лето» (216).
Ляле Телепневой, Смолянову, лишенным подлинного таланта, но познавшим благодаря приспособленчеству и хватке сладость успеха и славы, в повести противопоставлен Гриша Ребров, муж Ляли Телепневой, начинающий писатель, находящийся на распутье, в состоянии душевного кризиса. Б. Панкин справедливо указывает, что «Гриша не похож на большинство тех людей, которые его окружают. Всех их, в большей или меньшей степени, одолевает суетность, их кумир -
сиюминутный успех, их оружие - локти, связи, конъюнктура, беззастенчивость в жизни и искусстве. Гриша как бы не от мира сего. Не то, чтобы слава, успех, сопутствующие им жизненные блага претили ему. Просто это - не самое главное для него» [12, с. 143].
В повести отсутствует портрет Гриши, но образ его раскрывается постепенно из характеристик других героев и персонажей, из его внутренних монологов и диалогов. Ляля считала его «очень гордым и ранимым» (173), «болезненно самолюбивым» (151), «талантливым», «человеком в настоящем и большом смысле» (173). «Ведь человек хороший, способный. Прекрасный человек! Редких качеств, настоящий интеллигент - отлично знает историю, литературу, польский язык выучил самостоятельно, чтобы читать газеты. Вообще он талантливый во всем, рисует очень хорошо, любит музыку» (172), - объективно свидетельствует Ляля. Многие из этих оценок подтвердились. Это видно из истории отношений Гриши с Лялей. «С Лялей учились в одном классе, она очень нравилась, мучительски, немо, непонятно чем - косами, что ли, голоском, ранней женской статью или смелостью на школьных подмостках» (156). Но сказать ей об этом Гриша долго не мог решиться. «Она ведь первая предложила стать его женой - зимой в сорок седьмом» (156). Способность к искреннему, глубокому чувству любви, верность этому чувству духовно возвышает Гришу Реброва и противопоставляет его Смурному, Смолянову, не отличавшимся высокой нравственностью. «А Гриша любил ее всегда, все тринадцать лет. Не было дня, чтобы о ней не думал. Когда уезжала на гастроли или на юг - она любила отдыхать одна, так уж было заведено, он не находил себе места, мыкался, мертвел от тоски, не мог ни работать, ни гулять» (157).
Искренний в любви, Гриша Ребров также искренне увлечен наукой, историей. Н. Иванова справедливо замечает, что «Ребров - первый из героев-историков Трифонова. Потом будут и Сергей Троицкий из «Другой жизни». и Павел Ев-графович Летунов из «Старика» - и у всех них будут эти заветные папки с оборванными тесемками, записи, бумажки, в которых самое драгоценное, что есть у человека, - свобода мысли» [10, с. 161]. Занятия историей русского освободительного движения доставляют Грише истинное наслаждение, «выводят Реброва из замкнутого круга сиюминутной повседневности, в которой суетятся Смоляно-вы» [10, с. 161]. «Моя почва - это опыт истории, все то, чем Россия перестрадала» (172), - утверждает он, связывая историю своей семьи, своих предков с историей России. Предметом его особого научного интереса были героические страницы русской истории: восстание декабристов, восстание ссыльных поляков в Сибири, народническое движение и такие его деятели, как поэт Михайлов, и такие незаметные герои, как Иван Гаврилович Рыжов, отставной коллежский регистратор, «незадачливый бунтовщик, историк, пьянчужка и попрошайка, благороднейший человек.» [10, с. 161]. Однако в сознании Гриши история и современность не пересекаются. Стремясь откликнуться на злободневные темы, Гриша пишет две пьесы: о войне в Корее и о строительстве университета на Ленинских горах в Москве. Обе они не имели успеха, потому что в них не было жизненной правды.
Образ Гриши Реброва противоречиво оценен критикой. А. Ланщиков считает его «бездарем». «Сущность бездаря остается неизменной», - пишет он о Реброве в статье «Герой и время» [13, с. 175]. Л. Анненский считает его «поверхностным графоманом, похожим на Смолянова. Ведь они почти сравнялись . герои уже настолько друг на друга походят.» [14, с. 225], - утверждает он. Борис Панкин же наоборот - идеализирует этого героя. Он трактует этот образ диаметрально
противоположно Л. Анненскому и А. Ланщикову. «Григорий Ребров добр, самоотвержен, «незлобив, кристально честен», - пишет он в статье «По кругу или по спирали» [15, с. 247]. И хотя отмечает и такие негативные черты, как безволие, бесхарактерность, неспособность противостоять злу, но считает определяющим в характере этого героя «отстранение от грязи и пошлости, целомудрие, неприспособленность» [20, с. 247]. Критику кажется, что «автор безоглядно любуется этими качествами своего героя, поэтизирует их» [15, с. 247].
Такие крайние суждения о характере этого героя представляются нам односторонними и неверными по существу, противоречащими художественному методу писателя, который всегда стремился к постижению сложных характеров, в которых намешано «и от ангела, и от дьявола». Права Н. Иванова, писавшая о том, что «Трифонов не обвиняет в открытую, не резок в красках» [10, с. 153]. Авторское отношение к этому герою, как и к другим, не выражается прямо, а обнаруживается в отношении окружающих, в изображении речи и поведения его и является неоднозначным. В отличие от посредственного драматурга Смолянова, пережившего невероятный взлет, сумевшего, хотя и временно, «попасть в струю», стать знаменитым, Гриша Ребров показан в повести как неудачник. «Судьба Гриши Реброва, - пишет И. Дедков, - складывалась как судьба неудачника» [16, с. 147]. Но как это всегда бывает у Трифонова, это не вся правда о герое, а только часть ее. И действительно, в повести неоднократно подчеркиваются в Грише черты «неприкаянности», невезучести, отсутствие таланта «жизнь устраивать». «Он не имеет постоянной работы, перебивается случайными заработками». Оттого и «мрачнейшее настроение», «удрученность своими невзгодами» (152). «Никто его пьес не берет, киносценариев тоже» (165). Понемногу зарабатывал он лишь ответами на письма в двух редакциях и очерками для радио. «Кроме того, печатал иногда заметки в тонких журналах. Все это был мизер, чтобы как-то держаться на поверхности» (178). И при этом - стеснительность и болезненное самолюбие. «Пуще всего на свете Ребров боялся показаться смешным. Это свойство, присущее натурам самолюбивым и замкнутым, доставляло Реброву порядочно затруднений в жизни» (156).
И все же, хотя и появлялась иногда возможность устроиться на постоянную работу, что-то удерживало Гришу Реброва от этого шага. «Сегодня один человек предложил работу: в школе для взрослых преподавать историю. Можно еще пойти завклубом в Первомайский район. есть другое предложение: отнести обе пьесы к кому-то, кто имеет связи, может помочь. Там, вероятно, придется брать в соавторы» (201). Но все эти варианты отвергаются неслучайно. Находящийся в состоянии душевного кризиса, стеснительный и деликатный Ребров мучительно ищет собственный путь в искусстве. Писатель исследует самый процесс этих поисков, подчеркивает его различные слагаемые. Важное из них - знание жизни. Гриша Ребров на себе испытал все трудности жизни. Он - сирота, лишенный с детства родительской ласки и опеки. В годы войны немало пережил. «После трех лет военной круговерти - после фронта, ранения, сибирского госпиталя» (158) вернулся он в Москву, где прожил долго в ожидании удачи.
Отец Ляли Петр Александрович Телепнев, инженер по профессии и искусный садовод, человек, увлеченный разведением цветов, умеющий создавать и ценить красоту, весьма высоко и лестно отзывается о зяте, его моральных качествах и творческих способностях. Его характеристике вполне можно доверять. Так, он замечает, что у Реброва «рука легкая» (165), «библиотека у него на Башиловке
видная, прекрасно подобранная», «пишет неплохо, замечательно, талант большой» (165). «Прочитать: здорово! Язык очень хороший, крепкий, факты богатые. Видимо, связей не хватает. Там ведь без этого никуда, 100 лет будешь биться - все впустую» (165).
Сам Ребров довольно трезво и объективно оценивает и собственные произведения, и творчество других писателей. Так он справедливо считает пьесы Смоля-нова чернухой, ерундой, а его самого - бездарностью, ловкачом, невеждой.
Не обольщается он и относительно своих пьес, отвергнутых театром, видит их недостатки, слабости, но считает это своеобразной «болезнью роста», временным явлением. Углубленное изучение истории помогает ему обрести уверенность в себе, найти свою тему. В разговоре с главным режиссером театра впервые пронзительно ясно открылась важная истина: как важно жить по правде, по совести, «не заботясь о великих пустяках жизни, не думая о смерти и бессмертии» (195). Здесь впервые голос автора сливается с голосом героя. «Совесть - понятие туманное, вроде словечка «рябь». Попробуйте объяснить словечко «рябь» - ничего не выйдет. И однако тут гигантская сила. Правда, в разные времена эта сила «то пребывает, то убывает.» (195). Здесь же приходит к Грише и истинное понимание истории страны, которая видится и в истории его семьи, его предков, и в сложной системе связей с историей страны. «история страны - это многожильный провод, и когда мы вырываем одну жилу. Нет, так не годится! Правда во времени - это слитность, все вместе: Клеточников, Музиль. Ах, если бы изобразить на сцене это течение времени, несущее всех, все!» (196).
И в момент, когда Гриша Ребров близок к творческому взлету, его настигает сильнейший удар: он неожиданно узнает об измене Ляли, жены, верно и трепетно любимой им. Долгий, мучительный для героя процесс прощания с жизненными иллюзиями завершается. Человек, которого окружающие считали безвольным, слабохарактерным, оказался способным на решительное, резкое изменение своей судьбы. Он не смог простить предательства и уехал из Москвы в Сибирь.
С некоторыми итогами этой «другой, сибирской жизни» Реброва писатель счел нужным познакомить читателей в конце повести. Становится ясно, что Гриша покинул Москву не только для того, чтобы постепенно залечить душевную травму, но чтобы ближе познакомиться с местами, куда выслан был человек, занимавший его воображение, с судьбой которого он познакомился, работая в исторических архивах. Так опять соединяются причудливо история и современность. Так обретает силу талант, окрепший в страданиях.
Сообщая в эпилоге повести о дальнейшей судьбе героев, автор подчеркнул, что только к Реброву пришла известность, что фильмы его участвуют в зарубежных фестивалях, и сам он процветает. Ни Ляля, ни Смолянов не остались в искусстве. Таким образом, время и здесь все расставило на свои места. Истинный талант находит путь к людям, пройдя через страдания, а подделки под него - недолговечны. Но и здесь, в эпилоге, Трифонов верен себе. Он не дает окончательных решений. И поведав о жизненном благополучии Реброва, сообщает, что, размышляя о своей прошлой жизни, знаменитый писатель все же считает те годы лучшими. «Те времена, когда он бедствовал, тосковал, завидовал, ненавидел, страдал и почти нищенствовал, были лучшие годы его жизни, потому что для счастья нужно столько же.» (216). Здесь обрывается фраза персонажа о пережитых страданиях, несчастьях как слагаемых счастья. Элегическое настроение усиливается, если соотнести с концом начало повести, где прекрасный образ цветущей сирени, быв-
шей принадлежностью городского пейзажа, сменяется образом стандартного восьмиэтажного дома, на первом этаже которого помещается магазин с прозаической вывеской «Мясо». Эта замена не внушает оптимизма и свидетельствует о скептическом отношении и негативной оценке автором некоторых тенденций и реалий современной действительности.
Таким образом, рассмотрение системы персонажей повести «Долгое прощание» позволило уточнить, конкретизировать интерпретацию Ю. Трифоновым современных ему социальных типов, их нравственных установок, психологических свойств.
Литература
1. Тамарченко Н.Д. Система персонажей // Литературоведческие термины. Материалы к словарю. - Коломна, 1997.
2. Тамарченко Н.Д., Тюпа В.И., Бройтман С.Н. Теория литературы: В 2 т. Т. 1. Теория художественного дискурса. Теоретическая поэтика: Учебное пособие. -М.: Academia, 2004.
3. КухаренкоВ.А. Интерпретация текста. - Л.: Просвещение, 1979.
4. ТрифоновЮ. Как слово наше отзовется. - М.: Советская Россия, 1955.
5. ТрифоновЮ. Выбирать, решаться, жертвовать // Вопросы литературы. 1972. № 2.
6. Вопросы литературы. 1974. № 8.
7. Бочаров А.Г., Белая Г.А. Современная русская советская литература: В 2 ч. Ч. 1. Литературный процесс 50 - 80-х годов: Книга для учителя. - М.: Просвещение, 1987.
8. Овчаренко А.И. О психологизме в творчестве Юрия Трифонова // Русская литература. 1988. № 2.
9. Трифонов Ю. Собрание сочинений: В 4 т. Т. 2. Повести. - М.: Художественная литература, 1986. - С. 145. В дальнейшем ссылки на текст повести «Долгое прощание» даются в работе на это издание. (Арабская цифра в скобках после цитаты означает страницу).
10. Иванова Н. Проза Юрия Трифонова. - М.: Советский писатель, 1984.
11. СинельниковМ. Испытание повседневностью: некоторые итоги // Вопросы литературы. 1972. № 2.
12. Панкин Б. Не по кругу, а по спирали. Страсть к настоящему. Литературно-критические статьи и очерки. - М.: Детская литература, 1983.
13. Ланщиков А. Герой и время // Дон. 1973. № 11.
14. Аннинский Л. Интеллигенты и прочие // Дон. 1972. № 5.
15. Панкин Б. По кругу или по спирали? // Дружба народов. 1977. № 5.
16. Дедков И. Обновленное зрение. - М.: Искусство, 1988.
