CC BY
79
УДК 801
Е. Ю. Кислякова
СИНТАКСИЧЕСКИЕ СПОСОБЫ ВЫРАЖЕНИЯ КОММУНИКАТИВНОЙ КАТЕГОРИИ ИНАКОСТИ В РУССКОМ ЯЗЫКЕ
Аннотация. Рассматриваются некоторые синтаксические конструкции в русском языке, объективирующие категорию инакости, которая является значимой для процесса мышления и коммуникативного сознания. Выделяются синтаксические формы императива и односоставных личных предложений, которые характеризуются имплицитным характером реализации категории инакости.
Ключевые слова: коммуникативная категория, инакость, отношение «Я - Другой», имплицитная категория, синтаксис инакости.
Abstract. The article focuses on some syntactical structures in Russian language that manifest the category of alterity, a constituent category for cognitive and communicative processes. The author points out the syntactical structures of the imperative and one-member personal sentences, that are implicit forms of expressing the category of alterity.
Key words: category of communication, alterity, interrelation “Self - Other”, implicit category, syntax of alterity.
I. В коммуникативном сознании носителей языка выделяются особые ментальные единицы - коммуникативные категории, разработкой содержательной стороны которых занимаются такие исследователи, как И. А. Стернин, В. И. Шаховский, Т. В. Ларина, Е. П. Захарова, Н. Н. Панченко,
С. С. Тахтарова, С. А. Недобух и др.
Вслед за Е. П. Захаровой [1] мы рассматриваем коммуникативную категорию как единство структурно организованного коммуникативно значимого содержания и комплекса лингвистических и паралингвистических средств его выражения. Основной функцией коммуникативной категории является регулирование процесса коммуникации.
Ранее нами было установлено, что инакость как феномен объективной действительности является категорией [2], т.е. базовой ментальной единицей, интегрирующей другие субординатные ментальные единицы. Лингвистическое описание инакости позволяет установить ее репрезентированность в русском (более 200 единиц) и английском (более 150 единиц) языках, что подтверждает категориальный статус исследуемого феномена, свидетельствует, что данная категория является значимой для процесса мышления, а также устойчивой в ментальном аспекте, поскольку имеет «обширные языковые средства объективации» [3].
Инакость является эврисемичным категориальным понятием, дефиниция которого приводится ниже.
Инакость - это общенаучная категория субъектно-субъектных и (или) субъектно-объектных отношений в рамках оппозиции «Я - Другой», реализуемых на следующих уровнях:
1) отдельного индивида (проблема идентичности);
2) диалога Я и Ты (проблема взаимопонимания);
3) социума (проблема множественности и вариативности нормы);
4) взаимодействия культур (проблема этнокультурных различий).
Несмотря на общенаучный характер исследуемой категории, она также
имеет собственно лингвистический ракурс описания [4].
Как известно, если в языке используется специализированная глагольная форма или конструкция, имеющая строго фиксированное грамматическое значение, для таких языков правомерно говорить о наличии определенной грамматической категории. В то же время не все явления объективной действительности подвержены языковой категоризации, тем не менее они иногда играют определяющую роль в достижении целей коммуникативного взаимодействия. В ряде языков имплицитными остаются категории скрытой - для данного языка - грамматики, как, например, артиклевое выражение определенности в русском языке либо флективное выражение падежных отношений в английском языке. При этом такие языки используют неграмматизирован-ные, разноуровневые средства выражения этих универсальных - и, следовательно, неизбежных для выражения - смыслов (порядок слов, лексические маркеры, предлоги и т.п.) [5]. Иными словами, все равно существует возможность передать категориальный смысл с помощью ограниченного набора языковых средств.
Подобные категории классифицируются у различных исследователей по-разному. Так, А. В. Бондарко относит их к классу семантических категорий, другие исследователи используют термин «логические категории» или «понятийные категории» (И. И. Мещанинов, Брюно, Есперсен), криптотип, или скрытая понятийная категория (Б. Л. Уорф). Представляется, что категория инакости имеет семантический (понятийный), а не грамматический статус, поскольку выражает «замкнутую систему значений некоторого универсального семантического признака безотносительно к степени его грамматикализации и способу выражения (скрытому или явному) в конкретном языке, как, например, категория «активности/неактивности», «отчуждаемости/ неотчуждаемости» и т.д. [6].
Следует согласиться с исследователем М. В. Всеволодовой, что инвариантность ряда семантических категорий не абсолютна, а относительна. Несмотря на высокую степень их обобщенности, некоторые категории могут быть подведены под более общие понятия [7]. Так, выделяемая в лингвистическом энциклопедическом словаре категория отчуждаемости отражает лишь только один из аспектов инакости. Следовательно, категория инакости имеет параметричный характер и отражает универсальные смысловые отношения, выражение которых осуществляется межуровневыми или даже надуровневы-ми средствами практически во всех языках. Такие категории определяются как обязательные коммуникативные константы, коммуникативные категории, как правило, не превращающиеся в более или менее формализованную грамматику. Одной из таких категорий является категория инакости.
В лингвистической науке понятие «категория» выделяется как система оппозиций и является структурообразующей единицей языка [7], т.е. в рамках категориального признака выделяются различные аспекты категориальной конкретизации. Это обусловлено спецификой человеческого разума, который для объективации наблюдаемых явлений должен их как-то организовать, ка-тегоризовать. В отношении инакости как коммуникативной категории следует отметить, что она имеет градуальный характер, проявляющийся в целом
наборе оппозиций разных рангов, в большинстве из которых одним из проти-вочленов является само понятие инакости или один из его конкретизаторов, например, инакость - единство, инакость - тождественность, инакость -самость, гетерогенность - гомогенность, различие - подобие (сходство) и пр. Кроме этого, градуальный характер данной категории проявляется в способах оязыковления качества «иного» - инакий (сущностно иной), инако-вый, различный (имеющий черты иного), инаковатый (несколько не такой, схожий, подобный, одинаковый, такой же). Каждый из последующих номинантов выражает все большую степень отдаленности от смысла «иной».
Содержание коммуникативной категории инакости, на наш взгляд, связано с личностным, социальным и лингвокультурным статусами коммуникантов. Ее содержание, как правило, метакоммуникативно, т.е. референцион-ная функция здесь минимальна, при этом регулятивная, ориентирующая функция коммуникативного процесса выражена явно.
II. В языковом плане инакость не часто, но все же находит свое выражение в средствах грамматики. Рассмотрим некоторые синтаксические способы языкового воплощения данной категории.
Языковеды выделяют синтаксические структуры, которые актуальны типовым значением «другой (помимо субъекта) участник ситуации и направленное на него действие неназванного субъекта» [8, с. 121-153, 234-268]. Это такие предложения, как «Мне об этом сообщили», «В дом не входили», «Игрушку ребенку не купили», которые традиционно классифицируются как личные односоставные предложения, которые в свою очередь могут подразделяться на определенно-личные, неопределенно-личные и обобщенноличные предложения [9].
Неопределенно-личные предложения являются разновидностью односоставных синтаксических конструкций как особого структурно-семантического типа простого предложения [10]. В данных конструкциях всегда ощутимо присутствие Другого, который либо может быть скрыт, либо выражен косвенно. Логический признак, или логико-семантический показатель односоставного предложения, связан с категориями определенности/неопределенности, которые, будучи категориями мышления, находят свое отражение в языковых единицах. Эти категории мы считаем одним из параметров инако-сти. Значение определенности/неопределенности в односоставных предложениях раскрывается в формах глаголов-сказуемых, которые способны демонстрировать разную степень отвлеченности действия от его производителя и тем самым сигнализировать о разной степени абстракции и значимости Другого для описываемого акта коммуникации. Так, форма 1-го лица глагола показывает минимальную степень отвлеченности действия от производителя, поскольку всегда соотносится с местоимением «я» (например, Люблю грозу в начале мая - определенно-личное предложение). В этом случае реализуется первый уровень отношений внутри категории инакости, а именно «Я - не-Я», на котором языковые формы служат средствами самоидентификации, утверждения «Я-позиции», или самости говорящего.
Формы 2-го лица - идешь, поешь, думаешь (обобщенно-личные) - более абстрактны, поскольку в определенных контекстах могут иметь обобщенное значение, в котором выражают совместное действие. В этом случае складывается следующая когнитивная рамка: глагольная форма вербализует
акт коммуникации Я и Другого - производителя действия, призывающего Другого к соучастию в качестве экспериенцера действия. Здесь категория инакости объективирует второй уровень взаимоотношения «Я - Другой». В зависимости от степени вовлеченности Другого в описываемый глагольной формой процесс возможен различный уровень взаимопонимания. В таких предложениях предполагается, что субъектом действия должен стать не только собеседник, но вообще каждый человек, находящийся в данном положении.
Формы 3-го лица и формы множественного числа прошедшего времени имеют еще большую степень абстракции и часто указывают на статусное несоответствие или ситуативное неравенство между агенсом и пациенсом, при этом реализуется оппозиция «Я - Другой» на уровне социального взаимодействия. Например, Мне сообщили эту новость. В данном примере иллюстрируется ситуативное неравенство пациенса, не владеющего какой-либо информацией, и агенса, сообщающего новость и тем самым имеющего возможность воздействовать на пациенса.
По мнению В. В. Виноградова, формы 3-го лица множественного числа, «если при них не обозначен производитель, свободно относятся к неопределенному лицу, то есть они в этих случаях не указывают на определенного производителя действия, а предполагают множественную неопределенноличную массу в качестве действующей среды». Они указывают на то, что действует не говорящий и не слушающий, а тот, о ком говорят [11, с. 461].
Неопределенно-личные предложения используются в художественной речи для придания загадочности тексту, приносят значение неопределенности и множественности субъекта: «Каждое утро в четверг, когда вместе с пищей Лопареву подавали три листика бумаги с типографским заголовком, он метался по камере...» (А. Черкасов «Хмель»). Также следует заметить, что распространение неопределенно-личных предложений связано с необходимостью в ряде случаев акцентировать внимание на действии, а не на его производителе, поскольку форма предложения очень удобна для маскировки действующего лица.
III. Рассмотрим другой синтаксический способ выражения инакости.
Категория инакости в русскоязычной коммуникации может быть эксплицирована в категориальной ситуации императивности, прототипическим значением которой является «наличие импульса к совершению или представлению действия» [12]. «При императиве существует особое отношение между говорящим и адресатом: говорящий призывает адресата проявить определенную причастность (курсив наш - Е. К.) по отношению к императивному действию» [12, с. 5]. Ключевая лексема причастность свидетельствует о такой семантизации императива, при которой интегральным ингерентным семантическим признаком будет «пересечение сфер Я и Другого, присутствие Другого», что подтверждается словарными дефинициями.
В толковом словаре Д. Н. Ушакова приводится следующее определение причастности и его смысловых дериватов:
«Причастность (книжн.). Принадлежность к числу участвовавших в
чем-н.
Причастный к чему-нибудь (устар.), кому-чему (книжн.). Участвовавший в чем-н., имеющий непосредственное отношение, касательство к кому-чему-н.» [13].
Как видно из приведенного определения, ключевыми семантическими признаками причастности являются участие, принадлежность, отношение, касательство.
Категория инакости проявляет себя по-разному в разных типах императива. Согласно концепции Р. Якобсона, в высказывании могут быть разграничены сообщаемый факт и факт сообщения [14]. Например, «Я признаю, что не прав»: главное предложение является фактом сообщения, а придаточное - сообщаемым фактом. Отсюда противопоставление по признаку совпадения/несовпадения участников обоих фактов. Исходя из этого, возможна языковая рефлексия по поводу идентичности участников сообщаемого факта участникам факта сообщения или, наоборот, по поводу присутствия другого лица в факте сообщения помимо участника/участников сообщаемого факта. Во втором случае происходит объективация отношений «Я - Другой», посредством которых реализуется категория инакости, актуализирующая в данном грамматическом способе проблему идентификации коммуникантов.
На основе оппозиции эксклюзивности (невключения)/инклюзивности (включения) участников факта сообщения в сообщаемый факт можно разграничить следующие статусы коммуникантов и их отношения:
1) прескриптор (автор) и агенс (при этом прескриптор равен участнику факта сообщения - говорящему, агенс идентичен участнику сообщаемого факта - адресату). Например: Пиши! Пишите!;
2) прескриптор-автор и прескриптор-агенс (в этом случае сообщаемый факт включает дополнительных участников действия, адресованного агенсу: прескриптор одновременно входит в состав адресата, происходит когнитивное расщепление говорящего [15] с последующим выделением в личностной сфере «Я» как объекта повеления). Например: Свалим вместе! Уйдем! Уйдемте отсюда! В последнем примере постфикс -те подчеркивает признак множественности адресата и является критерием таких императивных употреблений, у которых субъектом действия является адресат;
3) прескрипторы, один или несколько из которых не участвуют в факте сообщения, и агенс. Например: Мы со студентами просим вас помочь. В синтаксической структуре имплицитна идея о наличии некоего Другого или Других, как правило, до конца не определенных, чья коммуникативная интенция принимает явное вербальное выражение в факте сообщения;
4) прескриптор и агенсы, один или несколько из которых не участвуют в факте сообщения (адресат, помимо слушающего, включает другое лицо или другие лица. Например: Ты/Вы и Иван уезжайте!);
5) прескриптор, медиатор и агенс. Здесь возможны два варианта:
а) агенс - неучастник факта сообщения (так называемое «побуждение третьего лица», в котором адресат не является агенсом действия. Например: Пусть Маша споет!). Данная синтаксическая конструкция реализует категорию инакости на уровне отношения «Я - Ты», идентифицируя слушателя как посредника в передаче повеления, исполнителя роли второго прескриптора;
6) прескриптор - неучастник факта сообщения (опосредованная пер-формативность, подразумевающая, что прескриптор не является говорящим. Например: Лиза просит тебя почитать).
Для усиления признака «присутствие Другого» в русском императиве употребляется частица -ка, например в конструкциях совместного действия: Пойдем(те)-ка! Давай(те)-ка!, или в форме 3-го лица повелительного накло-
нения: Пусть-ка он спляшет! В таких конструкциях имеет место призыв к совместному действию и принятию иных намерений, правил, взглядов и т.д., т.е. приглашение участника сообщаемого факта признать и принять инакость Другого со всеми его преференциями, взглядами, стимулами и пр.
Выделяются такие типы императива, в которых говорящий практически хочет, чтобы собеседник представил себя в позиции субъекта действия. Коммуникативная категория инакости в данном случае эксплицируется посредством актуализации параметра «реальность - потенциальность» (возможность, альтернативность, гипотетичность). Например: «А спроси у него, как пройти к фабрике, - он тебя обольет презрением с ног до головы» (А. и Б. Стругацкие «Гадкие лебеди»). Этот же параметр, хотя не столь экспрессивно, реализован в конструкции с глаголом стоит. Например: «Но раз уж он дома, наверное, стоит понять, что это за штуковина такая...» (Е. Павлова «Вместе мы эту пропасть одолеем!»).
Такая тесная связь между признаками «повеление» и «условие» свидетельствует о возможности коммуникации инакости в языковых формах императива. Кроме этого, повеление предполагает статусное неравенство коммуникантов, что объективирует их как различных по отношению друг к другу.
Еще один параметр коммуникативной категории инакости «нормативность - ненормативность» может быть опредмечен в синтаксической конструкции императива со значением неожиданности проявления действия в прошлом (с наречием вдруг): «И вдруг тогда, в ту секунду, кто-то и шепни мне на ухо» (Ф. М. Достоевский «Братья Карамазовы»).
Значение неожиданности здесь связано с нарушением коммуникативной нормы, и говорящий отрицательно оценивает действие Другого, который является субъектом в описываемой ситуации и совершает действие просто так, без всякого видимого повода, внезапно, тем самым нарушая этикет общения. Такой императив стилистически маркирован как свойственный разговорной речи и фольклору.
Особый случай составляет оптативный тип императива, который употребляется в контексте, где субъект действия не участвует прямым образом в коммуникации, а осознается через актуализацию такого параметра категории инакости, как «естественное - сверхъестественное»: употребляя эту форму, продуцент высказывания часто имеет в виду, что сверхъестественное начало (Бог) или другие сверхприродные силы должны играть определяющую роль в реализации действия. Например: Будь бы здесь тихо.
Несмотря на то, что рассмотренный тип императива в современной системе синтаксического побудительного наклонения является периферийным явлением (в современном русском языке в подобных случаях используется частица пусть), он представляет важное языковое свидетельство того, что развитие категории Другого в древнерусском и церковнославянском языках, где оптативная функция считается первичной [16], происходило из осознания высшей силы как необходимого участника коммуникативного взаимодействия.
Таким образом, подведем итоги вышесказанному. Одной из продуктивных синтаксических форм манифестации категории инакости в русскоязычной коммуникации является форма императива в силу своего полисемантичного ингерентного признака «наличие импульса к совершению или представлению действия», функционирование которого предполагает обязательное
участие Другого, как материального, так и нематериального. Кроме этого, коммуникативная категория инакости реализуется посредством синтаксических форм односоставных личных предложений. Выявленные конструкции характеризуются имплицитным характером реализации категории инакости.
Список литературы
1. Захарова, Е. П. Типы коммуникативных категорий / Е. П. Захарова // Проблемы речевой коммуникации : межвуз. сб. науч. тр. - Саратов : Изд-во Сарат. унта, 2000. - С. 12-19.
2. Кислякова, Е. Ю. Инакость в системе лингвистических категорий / Е. Ю. Кислякова // Известия Волгоградского государственного педагогического университета. Серия «Филологические науки». - 2011. - № 7. - С. 7-11.
3. Шаманова, М. В. Коммуникативная категория и коммуникативный концепт / М. В. Шаманова // Известия Волгоградского государственного педагогического университета. Серия «Филологические науки». - 2008. - № 10. - С. 15-18.
4. Кислякова, Е. Ю. Теоретико-методологические предпосылки изучения ина-кости как категории лингвистики / Е. Ю. Кислякова // Вестник Волгоградского государственного университета. Сер. 2, Языкознание. - 2011. - № 2. - С. 205-210.
5. Кашкин, В. Б. Авторитетность как коммуникативная категория / В. Б. Каш-кин // Авторитетность и коммуникация : коллективная моногр. - Воронеж : Воро-нежск. гос. ун-т ; Издательский дом Алейниковых, 2008. - 216 с. - (Аспекты языка и коммуникации, вып. 4).
6. Лингвистический энциклопедический словарь / под ред. Н. Д. Арутюновой, В. А. Виноградова, В. Г. Гака и др. - М. : Большая Российская энциклопедия, 2002.
7. Всеволодова, М. В. Поля, категории и концепты в грамматической системе языка / М. В. Всеволодова // Вопросы языкознания. - 2009. - № 3. - С. 76-99.
8. Всеволодова, М. В. Теория функционально-коммуникативного синтаксиса / М. В. Всеволодова. - М. : Изд-во Моск. ун-та, 2000.
9. Касаткин, Л. Л. Краткий справочник по СРЯ / Л. Л. Касаткин, Е. В. Клобуков, П. А. Лекант. - М. : Наука, 1991. - 382 с.
10. Шахматов, А. А. Синтаксис русского языка / А. А. Шахматов. - Л. : Учпедгиз, 1941. - 620 с.
11. Виноградов, В. В. Избранные труды. Исследования по русской грамматике /
В. В. Виноградов. - М. : Наука, 1975. - 560 с.
12. Фортейн, Э. Полисемия императива в русском языке / Э. Фортейн // Вопросы языкознания. - 2008. - № 1. - С. 3-24.
13. Толковый словарь русского языка : в 4 т. / под ред. Д. Н. Ушакова. - М. : Гос. ин-т «Сов. энцикл.» ; ОГИЗ ; Гос. изд-во иностр. и нац. слов., 1935-1940.
14. Якобсон, Р. Шифтеры, глагольные категории и русский глагол / Р. Якобсон // Принципы типологического анализа языков различного строя / сост. О. Г. Ревзи-на. - М. : Наука, 1972.
15. Баранов, А. Н. Расщепление субъекта и метафоры персонификации в политическом языке эпохи перестройки / А. Н. Баранов // «Я», «субъект», «индивид» в парадигмах современного языкознания : сб. науч.-аналит. обзоров. - М. : ИНИОН РАН, 1992. - С. 35-47.
16. Gronas, M. The origin of the Russian historical imperative / M. Gronas // RLing. -2006. - V. 30, № 1. - P. 93.
Кислякова Евгения Юрьевна
кандидат филологических наук, доцент кафедра английского языка, Волгоградский государственный педагогический университет
E-mail: [email protected]
УДК SGi
Кислякова, Е. Ю.
Синтаксические способы выражения коммуникативной категории
инакости в русском языке / Е. Ю. Кислякова // Известия высших учебных заведений. Поволжский регион. Гуманитарные науки. - 2Gi2. - № 3 (23). -
С.9G-97.
Kislyakova Evgeniya Yuryevna Candidate of philological sciences, associate professor, sub-department of English language, Volgograd State Pedagogical University
