CC BY
140
УДК 811.161.1
А. М. Мубаракшина
СИНТАГМАТИЧЕСКИЕ ОТНОШЕНИЯ ЛЕКСЕМ, ВЕРБАЛИЗУЮЩИХ КАТЕГОРИЮ
«НРАВСТВЕННОСТЬ»
Рассматриваются синтагматические реляции ключевых словарных единиц, вербализующих нравственные понятия, представленные в романах одного из самых эпатажных и тиражируемых писателей современности Сергея Минаева. Анализ выбранного материала базируется на теоретических взглядах представителей казанской лингвистической школы, которые позволили автору выявить наиболее интересные окказиональные синтагматические связи исследуемых лексем, являющиеся результатом авторской интерпретации категории «нравственность», и обозначить тенденцию семантических сдвигов в языковом сознании носителя русского языка относительно лексики морально-нравственного содержания.
Ключевые слова: нравственность, казанская лингвистическая школа, лексика, лексема, синтагматические отношения, значение, коннотация, контекст, семантический сдвиг.
Нравственные ценности и моральные принципы являются важнейшими критериями поведения человека, однако в последнее время в обществе наметилась тенденция к бездуховности и равнодушию. В свете этих обстоятельств изучение различных аспектов лексики, вербализующей категорию «нравственность», становится важной ступенью в достижении морально ориентированных человеческих взаимоотношений и осознания значимости роли духовных идеалов в процессе формирования личности.
В качестве материала нашего исследования был отобран пласт лексики морально-нравственного содержания, представленный в романах Сергея Минаева. Выбор произведений именно этого автора обусловлен тем, что очень существенным как для лексикологии вообще, так и для семасиологии в частности является изучение частотности и специфики употребления и сочетания слов, вербализующих категорию «мораль-нравственность»,
в текстах, отражающих адекватную характеристику онтологической сущности языковых явлений. В свете последних событий (экранизация романа «Дух1е88» [1] в 2013 г.) тексты С. Минаева становятся популярными и востребованными, что обусловливает актуальность их рассмотрения с точки зрения аспектов нашего исследования и определяет новизну нашей работы. Правда, надо отметить одну своеобразную особенность изучения творчества этого писателя: некоторые лингвисты и критики ставят под сомнение эстетическую ценность лексики, используемой Минаевым в своих романах. По этому поводу уместно процитировать ироничное сравнение К. Косцинского, который писал: «Беда нашей лексикологии по-прежнему заключается в том, что она исследует главным образом „хорошие“ слова и с брезгливостью классной дамы из института благородных девиц обходит стороной „плохие“ слова» [2, с.181].
В область рассматриваемых проблем попадают особенности и характер внешних семантических
связей лексем нравственной тематики в романах С. Минаева.
Стоит отметить, что проблемам изучения взаимодействия слов в языке посвящены работы многих отечественных и зарубежных лингвистов, к примеру Ю. Д. Апресяна [3], Е. В. Падучевой [4], Ю. С. Степанова [5], Н. Д. Арутюновой [6], И. М. Кобозевой [7], И. А. Мельчука и А. К. Жолковского [8], Е. Куриловича [9], Х. Р. Мелига [10], А. Вежбицкой [11], Орловой [12] и др.
В частности, известный языковед Д. Н. Шмелев распределяет связи между словами языка по трем основным линиям: парадигматические, деривационные и синтагматические [13, с. 103-211]. Мы обратимся к последнему типу взаимодействий, которые также принято называть синтагматическими реляциями.
Выделение такого рода отношений связывают обычно с именем Ф. де Соссюра, но в отечественном языкознании задолго до этого основоположник и идеолог казанской лингвистической школы И. А. Бодуэн де Куртене описывал их в терминах отношений расположения (КеЬепетаМег), а его ученик и последователь Н. В. Крушевский - в виде отношений по смежности.
Так, в работах последнего находим: «... всякое слово связано двойного рода узами: бесчисленными связями сходства со своими родичами по звукам, структуре или значению и столь же бесчисленными связями смежности с разными своими спутниками во всевозможных фразах; оно всегда член известных гнезд или систем слов и в то же время член известных рядов слов» [14, с. 145]. Кроме того, он уверенно заявляет, что «если наши слова своим происхождением обязаны ассоциациям сходства, то своим значением обязаны ассоциациям смежности» [14, с. 129].
Продолжая и развивая идеи в духе казанской лингвистической школы, многие языковеды задавались вопросом: обладает ли слово вообще само-
стоятельным значением или же его значение не только проявляется в контексте, но и целиком определяется им? Ответы на этот вопрос давались противоречивые. По мнению ряда исследователей, «собственное значение слова» - это искусственная абстракция или даже фикция, так как трактовка всегда обусловлена контекстом. «Так называемые лексические значения в некоторых знаках, - писал Ельмслев, - есть не что иное, как искусственно изолированные контекстуальные значения или их искусственный пересказ. В абсолютной изоляции ни один знак не имеет какого-либо значения; любое знаковое значение возникает в контексте, под которым мы понимаем ситуационный или эксплицитный контекст, неважно какой, поскольку в неограниченном или продуктивном тексте (живом языке) мы всегда можем превратить ситуационный контекст в эксплицитный контекст» [13, с. 57].
Лексема мораль в идиоматическом выражении читать мораль раскрывается в значении назойливого наставления, поучения и приобретает негативную коннотацию, тогда как вне контекста обозначает «нравственные нормы поведения, отношений с людьми, а также сама нравственность» [15, с. 460]. В произведениях С. Минаева наряду с общепринятым значением мораль часто реализует указанный выше семантический признак в высказываниях типа: Пару недель домашнего ареста, приезд отца, трехдневное чтение морали [1, с. 134]. Данный лексико-семантический вариант слова становится распространенным, очевидно, под влиянием прагматики, что позволяет говорить о возникновении альтернативной этической системы в сознании современного носителя языка, в рамках которой предикат все чаще сменяет свой оценочный знак на противоположный.
Обусловленность смыслового содержания понятия текстовой рамкой можно проследить и в сочетании чертова духовность. Сталкиваются лексемы с полярными коннотативными значениями, одно из которых - «свойство души, состоящее в преобладании духовных, нравственных и интеллектуальных интересов над материальными» [15, с. 220], другое - «характеризующийся чрезмерной степенью какого-либо отрицательного свойства» [16, с. 1127]. Атрибутивный распространитель, выраженный прилагательным, в процессе ассимиляции слов меняет коннотативный положительный знак предиката на отрицательный. Кроме того, порождает альтернативный вариант значения лексемы духовность, который можно трактовать как «свойство души, вызывающее отвращение, негативное отношение». И у меня полное чувство безысходности, которое не оправдывает даже чертова духовность, которую я как бы старался показать [1, с. 351].
В полемику с Ельмслевым по поводу определения роли контекста при трактовке значения слова вступает Д. Н. Шмелев, который утверждает, что «контекст, в той степени, в какой он отражает синтагматические зависимости, характеризующие слова как единицы языка, не создает „контекстных значении‘, противоречащих „собственным“ лексическим значениям слов. Значения, которые можно было бы назвать „контекстными“, противопоставляя их „собствен-ным“ значениям слов, возникают тогда, когда о них нельзя говорить как о результате какого-либо регулярного, хотя бы и изолированного в языке, или специфичного сочетания слов» [13, с. 158-159]. В нашем случае слово мораль в сочетании с глаголом читать и лексема духовность с характеристикой чертова - это факт языка, который определяет семантическое содержание данных сочетаний. С другой стороны, парадигматические связи, например, лексемы мораль в контекстном значении являются опосредованными (в парадигме мораль, нотации, нравоучения, наставления [17]), а само значение оказывается фразеологически связанным.
Важной особенностью слов-репрезентантов нравственности в рассматриваемых романах является то, что позиция лексемы непосредственно определяет, какое из присущих ей содержаний реализуется в том или ином сочетании и как в пределах одного значения различные сочетания слова неодинаково преломляют его. К примеру, составители Толкового словаря русского языка Российской академии наук выделяют в структуре слова духовный две основные семы: «1. Соотносимый со словом дух в 1 значении. 2. Относящийся к религии, церкви» [15, с. 221].
Рассмотрим подробнее первое значение, которое реализуется через структурные семемы слова дух, а именно: «1. Душевные свойства человека, его сознание, мышление, психические способности; начало, определяющее поведение, действия. В здоровом теле здоровый дух. 2. Внутренняя моральная сила. Высокий боевой дух. 3. В религии и мифологии: бесплотное сверхъестественное существо. Святой дух. 4. Содержание, истинный смысл чего-нибудь. По духу закона» [15, с. 220]. Разграничение этих сем носит закрепленный в языке характер, основанный на смысловых оттенках, развившихся в процессе функционирования слова в речи. Однако этот процесс нельзя считать завершенным даже в пределах реализации уже выделенных семем, где продолжается расслоение смыслов. «Плодотворным» в этом плане оказалось смысловое пространство романов Сергея Минаева. Лексема духовный является наиболее употребительной и встречается в текстах в разнообразных именных сочетаниях типа: духовные диалоги... <...> ...И лежит в плоскости духовных диа-
логов [1, с. 212], где конкретизируется значение «разговор между двумя и более собеседниками на темы, связанные с внутренним миром человека и всем, что его составляет». Слово диалог указывает на обязательное наличие собеседника. Это говорит о вербальности рассуждений, однако нельзя то же с точностью утверждать о сочетании духовный монолог, который не конкретизирует способ речи: это может быть вербальное общение или внутренняя речь, представляющая из себя невербальный мыслительный процесс, рождающийся в сознании человека, но не находящий воплощения посредством языка. Кроме того, темы, осмысливаемые в духовном монологе, могут быть вовсе не связанными с духовностью, что для духовных диалогов является непременным условием.
Как правило, при создании характеристики героя автор часто прибегает к выражению духовный мир, например: Или тем, что я стал добрее или снисходительнее, перестав заострять внимание на небогатом девичьем духовном мире [18, с. 18]. Вследствие того, что данное сочетание может употребляться только по отношению к человеку, оно требует наличия при себе притяжательного местоимения, дополнения в форме родительного падежа либо прилагательного со значением принадлежности (духовный мир кого-либо). Кроме того, так как слово мир здесь можно отнести к семантической группе лексем со значением «вместилище» [19], то следует говорить об оттенке пространственности, которой наделяется дух и которой он ограничен.
Словосочетание духовное развитие указывает на уровень интеллектуального и морально-нравственного потенциала личности. Книги несут в себе две функции - социальную (свидетельствуют о твоем духовном развитии) и прикладную (на них удобно ставить пепельницу) [1, с. 61]. Здесь, говоря о развитии, стоит подразумевать такие характеристики духа, как динамика и статика.
По принципу метафоры построены выражения духовная свеча, духовный свет, духовные очаги, которые служат обозначением смежных понятий, связанных с сакральными ценностями. Подтверждением этому является символика света, заложенная напрямую или опосредованно в семантике предикатов: свеча («палочка из жирового вещества с фитилем внутри, предназначенная для освещения» [15, с. 862]), свет («тот или иной источник освещения» [15, с. 861]), очаг («устройство для разведения и поддержание огня» [15, с. 605]). ... Заблудшую в мире фальши овцу, тщательно укрывавшую огонь духовной свечи в складках пальто [1, с. 149]. ...В поисках смысла человеческого существования, в поисках очищения души от материальной скверны, их жизнь озаряется невидимым простому человеку духовным светом [1, с. 217]. ...
Все персонажи вели абсолютно бесцельное существование, искали смысл жизни, духовные очаги и так далее [1, с. 217].
Реляционный потенциал лексемы духовный в романах Сергея Минаева часто реализуется с синонимичными единицами исток и начало, в семантической структуре которых содержится интегральная сема «первоисточник»: духовные истоки (исток - «начало, первоисточник чего-нибудь» [15, с. 310]), духовное начало (начало - «первоисточник, основа, основная причина» [15, с. 501]). ...Дискутировать о духовных истоках и пути нации [1, с. 279]. Мне пришлось долго размышлять о духовном начале всего моего богатого странствия по улочкам и переулкам жизни [18, с. 241].
Помимо сочетаний, обозначающих отправную точку духовного становления, Минаев использует выражение духовные ориентиры, которое подразумевает возможное направление его продвижения. Я рассказываю ему о работе... потере духовных ориентиров, тоске и безделье [18, с. 20]. В данном случае потеря ориентиров влечет за собой невозможность последующего духовного движения.
Встретившееся в тексте окказиональное словосочетание духовные тоннели нельзя с легкостью трактовать как предыдущие. Смысл этого «союза» не складывается из суммы смыслов компонентов. Это объясняется тем, что в сознании носителя языка и в существующих толковых словарях понятие тоннель имеет одно значение - «сооружение в виде коридора, по которому проложены пути (под землей, в горах, под каким-нибудь другим сооружением)» [15, с. 989], что никак не связано с духовностью. Однако, обращаясь к строению человеческого мозга, можно связать форму мозговых борозд с формой тоннеля. Это сходство позволяет воспринимать носителем языка духовные тоннели как область человеческого сознания, отвечающую за духовные качества: Возможно, трава открывает духовные тоннели в моем мозге только в присутствии правильных людей [1, с. 224].
Таким образом, во всех рассмотренных именных сочетаниях нетрудно заметить, что «распределение» и характер актуализации смысла лексемы духовный неодинаков. Сочетания духовный свет, духовная свеча, духовные очаги сопровождаются световыми оттенками; духовные диалоги подразумевают совместность действия и его обязательную тематику; духовное развитие указывает на динамику характеристик духа; духовный мир, духовные ориентиры, духовное начало, духовные истоки -вызывают представление о пространственных отношениях, а духовные тоннели являются плодом своеобразного авторского мировосприятия, которое свидетельствует о новом взгляде на традиционную парадигму моральных ценностей.
Изучение собственно лексической валентности репрезентантов нравственности раскрывает индивидуальные возможности каждой отдельно взятой лексемы, хотя часто лексическая сочетаемость практически не может быть подвергнута исчерпывающему исследованию. «. Самое многообразие явлений окружающего мира, всего того, что может произойти в реальной действительности и быть отражено в речи, делает любой перечень лексических сочетаний того или иного отдельного слова по существу всегда неполным. Самые необычные (по смыслу) или даже, казалось бы, противоестественные с точки зрения реальных предметных соотношений словосочетания постоянно возникают в речи, оказываясь вполне закономерными в определенных ситуациях» [13, с. 164-165]. Яркими примерами в текстах Минаева могут служить моральные язвы, моральный отстойник, пьяная искренность, благодарный мертвец. Общественная реабилитация, если хотите. Залечивание душевных шрамов и моральных язв [1, с. 135]. Ты вытаскивала меня из всего того морального отстойника [18, с. 285]. Но пьяная искренность молит о шансе [1, с. 423]. Да, реально, я благодарный мертвец [18, с. 207]. Намеренное использование таких противоречивых комбинаций слов создает определенный стилистический эффект, соответствующий задумке автора. В данном случае, несомненно, писатель стремится обозначить общественный процесс «девальвации» ценностей, которые вербализуют перечисленные лексемы.
Еще один немаловажный постулат, связанный с синтагматическими отношениями в лексике и применимый к объекту нашего исследования, был выдвинут В. А. Богородицким, еще одним выдающимся представителем казанской лингвистической школы. Ученый упоминал об «ассоциативной сущности речевой деятельности». Суть ее заключается в том, что звуковая оболочка слова уже отсылает носителя языка к закрепленному в ней значению. А также выдвигал мысль, что «индивидуумом то лучше помнится, что закреплено большим числом разнообразных ассоциативных уз, особенно если при образовании ассоциаций происходило более или менее сильное участие чувства» [20, с. 13]. Иными словами, употребление слова в экспрессивно обусловленной конструкции в некоторых вариантах «стимулирует» возникновение у слова нового значения, реализуемого только в рамках возникшей «фразеологической матрицы».
Например, слово порядочный в современном русском языке наряду со значением «честный, соответствующий принятым правилам поведения» [15, с. 702] имеет трактовку «значительных размеров, а также вообще немалый» [15, с. 702]. При рассмотрении слова порядочный в контексте рома-
нов не удается конкретно соотнести его ни с одним из зафиксированных значений: Справедливости ради стоит отметить, что ты порядочная свинья! - она продолжает делать вид, будто придирчиво оглядывает себя в зеркало [1, с. 352]. Это дает основание думать о существовании еще одного незафиксированного словарями толкования, а именно: «не соответствующий принятым нормам».
Таким образом, проследив синтагматические связи некоторых лексем, вербализующих категорию «нравственность» в текстах С. Минаева, можно сделать ряд соответствующих выводов.
Рассмотренный пласт лексики является доминантным в романах писателя, соответственно, исследование его может явиться не только отражением представлений современного носителя языка о содержании понятий «мораль» и «нравственность», но и эффективным средством воздействия на эти представления в сознании личности.
Сопоставление словарных дефиниций лексем-репрезентантов категории «мораль-нравственность» в современных толковых словарях русского языка и контекстуальных значений, используемых автором в романах, позволяет утверждать, что на базе лексем нравственной тематики зарождается процесс семантической деривации (порядочный, мораль, чертова духовность), в результате которого смысловое содержание образованных дериватов либо выходит за рамки нравственной тематики вообще, либо, по-прежнему функционируя в рамках существующей системы ценностей, меняет свой оценочный знак на противоположный.
Разнообразные синтагматические реляции лексемы духовный дают основание предположить, что расширение синтагматики данного слова в скором времени приведет к сужению его парадигматики. Можно спрогнозировать, что в процессе оскудения содержания лексической единицы активнее начнут функционировать более конкретные синонимы, например душевность, религиозность.
Во многих случаях расширение синтагматических связей свидетельствует об определенных семантических изменениях слов морально-нравственной тематики и изменениях самих понятий (моральные язвы, моральный отстойник, пьяная искренность, благодарный мертвец). Очевидно, что использование слов исследуемой тематики в подобных сочетаниях разрушает традиционные русские представления о моральных категориях и деформирует семантику соответствующих лексем.
Актуальными и востребованными при анализе внешних семантических связей слов в тексте остаются также методы, предложенные исследователями казанской лингвистической школы, которые наиболее объективно фиксируют и отражают процесс происходящих семантических сдвигов в языке.
Список литературы
1. Минаев С. ДУХЬЕББ: Повесть о ненастоящем человеке. М.: АСТ: Астрель, 2008. 346, [6] с.
2. Косцинский К. Существует ли проблема жаргона? // Вопр. литературы. 1968. № 5. С. 181-191.
3. Апресян Ю. Д. Исследования по семантике и лексикографии в 2 томах. Т. I: Парадигматика. М.: Языки славянских культур, 2009.
568 с. (Studia philologica).
4. Падучева Е. В. О семантике синтаксиса. М., 1974. 292 с.
5. Степанов Ю. С. Имена, предикаты, предложения (Семиологическая грамматика). М., 1981. 3-е изд. М.: УРСС, 2004. 360 с.
6. Арутюнова Н. Д. Предложение и его смысл. М.: Наука, 1976. 4-е изд. М.: УРСС, 2005. 383 с.
7. Кобозева И. М. Лингвистическая семантика: учеб. М.: КомКнига, 2007. 352 с. (Новый лингвистический учебник).
8. Курилович Е. Очерки по лингвистике. М.: Прогресс, 1975. 288 с.
9. Мельчук И. А., Жолковский А. К. Толково-комбинаторный словарь современного русского языка // Wiener Slawistisher Almanach. Wien,
1984. S. 14.
10. Мелиг Х. Р. Семантика предложения и семантика вида в русском языке // Новое в зарубежной лингвистике: Современная зарубежная русистика. М., 1985. Вып. XV. С. 230-249.
11. Вежбицкая А. Семантические универсалии и описание языков / пер. с англ. А. Д. Шмелева; под ред. Т. В. Булыгиной. М.: Языки рус. к-ры, 1999. 291 с.
12. Орлова О. В. Ассоциативно-смысловая корреляция нефть-еда в дискурсе русской поэзии революционной эпохи // Вестн. Томского гос. пед. ун-та (Tomsk State Pedagogical University Bulletin). 2013. Вып. 3 (131). С. 187-191.
13. Шмелев Д. Н. Проблемы семантического анализа лексики. М.: Наука, 1973. 279 с.
14. Крушевский Н. В. Очерк науки о языке // Изв. и учен. зап. Имп. Казан. ун-та. Казань, 1883. Т. XIX. Январь-Апрель. 148 с. [Приложение с отдельной пагинацией].
15. Толковый словарь русского языка с включением сведений о происхождении слов / РАН. Ин-тут рус. яз. им. В. В. Виноградова. Отв. ред.
Н. Ю. Шведова. М.: Изд. центр «Азбуковник», 2008. 1175 с.
16. Современный толковый словарь русского языка: в 3 томах / ред.-сост. Т. Ф. Ефремова. М.: АСТ: Астрель: Харвест, 2006. Т. 2: М-П. 1168 с.
17. Словарь синонимов русского языка. URL: http://synonymonline.ru/ (дата обращения: 25.10.2013).
18. Минаев С. THE Телки: Повесть о ненастоящей любви. М.: АСТ: Астрель, 2008.
19. Лингвистический энциклопедический словарь. М.: Сов. энцикл., 1990. 682 с.
20. Богородицкий В. А. Лекции по общему языковедению. 2-е изд., знач. доп. Казань: Типо-литография Императорского университета, 1915. 333 с.
Мубаракшина А. А., аспирант.
Казанский (Приволжский) федеральный университет.
Ул. Кремлевская, 18, Казань, Россия, 420000.
E-mail: [email protected]
Материал поступил в редакцию 01.12.2013.
A. M. Mubarakshina SYNTAGMATIC RELATIONSHIPS OF LEXEMES WITH A VALUE “MORALITY”
This article is based on the theoretic ideas of Kazan linguistic school about syntagmatic relations and describes the syntagmatic relationships of the lexemes meaning “morality” contained in the novels of one of the most shocking and replicable modern writers Sergei Minaev. The main result is that the analysis of syntagmatic relations of words with moral content in the works of this author suggests the emergence of alternative ethical system in the consciousness of a native Russian speaker. In the framework of this system becomes a frequent characteristic to change positive connotation value involved in the correlation of lexemes to a negative one. In addition, under the influence of the text environment occasional syntagmatic relation of lexemes with moral value can cause the formation of new lexical meaning of the words-representatives of category “morality”.
Key words: morality, Kazan linguistic school, vocabulary, lexeme, syntagmatic relations, meaning, connotation, context, semantic shift.
References
1. Minaev S. Spiritless: a story about an unreal man. Moscow, AST: Astrel Publ., 2008. 346 p. (in Russian).
2. Kostsinskiy K. Is there a problem of jargon? Issues ofLiteratury, 1968, no. 5, pp. 181-191 (in Russian).
3. Apresyan Yu. D. Research on semantics and lexicography in two volumes. Vol. 1: Paradigmatics. Moscow, Yazyki slavyanskih kultur Publ., 2009. 568 p. (in Russian).
4. Paducheva E. V. On the semantics of syntax. M., 1974. 292 p. (in Russian).
5. Stepanov Yu. S. Names, predicates, sentences (Semiotic Grammar). Moscow, 1981. 360 p. 3th ed. Moscow, URSS Publ., 2004 (in Russian).
6. Arutyunova N. D. Sentence and its meaning. Moscow, Nauka Publ., 1976. 383 p. 4th ed. Moscow, URSS Publ., 2005 (in Russian).
7. Kobozeva I. M. Linguistic semantics: tutorial. Moscow, Kom Kniga Publ., 2007. 352 p. (New linguistic tutorial) (in Russian).
8. Kurilovich E. Essays in linguistics. Moscow, Progress Publ., 1975. 288 p.
9. Melchuk I. A., Zholkovskiy A. K. Explanatory combinatorial dictionary of modern Russian. Wiener SlawistisherAlmanach. Wien, 1984, p. 14. (in Russian).
10. Melig H. R. The semantics of the sentence and semantics of aspect in the Russian language. New in foreign linguistics: Modern foreign Russian Philology. Moscow, 1985, no. XV. Pp. 230-249 (in Russian).
11. Semantics: Primes and Universals. Front Cover. Anna Wierzbicka. Oxford University Press, Mar 28, 1996, 512 p. (Rus. ed.: Vezhbitskaya A. Semantic universals and description languages; per. s angl. A. D. Shmeleva, pod red. T. V. Bulyginoy. Moscow, Yaziki russkoy kul'tury Publ., 1999. 291 p.).
12. Orlova О. V. Associative-semantic correlation oil-food in the discourse of the Russian poetry of the revolutionary era. Tomsk State Pedagogical University Bulletin, 2013, no. 3 (131), pp. 187-191 (in Russian).
13. Shmelev N. D. Problems of semantic analysis of vocabulary. Moscow, Nauka Publ., 1973. 279 p. (in Russian).
14. Krushevskiy N. V. Essay on the science of language. Izv. i uchen. zap. imp. Kazan. un-ta. Kazan, 1883, vol. XIX, January-April. 148 p. (in Russian)
15. Explanatory dictionary of the Russian language including the information about the origin of the words. RAN. Institute of the Russian language after V. V. Vinogradov. Otv. red. N. Yu. Shvedova. Moscow, Azbukovnik Publ., 2008. 1175 p. (in Russian).
16. Modern dictionary of the Russian language: in 3 v., red.-sost. T. F. Efremova. Moscow, AST: Astrel': Harvest Publ., 2006. V. 2: M-P. 1168 p. (in Russian).
17. Dictionary of synonyms of Russian. URL: http://synonymonline.ru/ (Accessed: 25 October 2013) (in Russian).
18. Minaev S. The Telki: a story about an unreal love. Moscow, AST: Astrel' Publ., 2008. 420 p. (in Russian).
19. Linguistic encyclopedic dictionary. Moscow, Sov. entsikl. Publ., 1990. 682 p. (in Russian).
20. Bogoroditskiy V. A. Lectures on General linguistics. 2th ed. znach. dop. Kazan, Tipo-litografiya Imperatorskogo universiteta Publ., 1915. 333 p. (in Russian).
Kazan (Volga) Federal University.
Ul. Kremlevskaya, 18, Kazan, Russia, 420000.
E-mail: [email protected]
