Библиографический список
1. Фергюсон, А. Опыт истории гражданского общества / А Фергюсон ; пер. с англ. ; под ред. М. А. Абрамова. — М. : РОССПЭН, 2000. - 392 с.
2. Энгельс, Ф. Начало конца Австрии / Ф. Энгельс // К. Маркс, Ф. Энгельс Соч. В 50 т. Т. 4. — 2-е изд. — М. : Государственное издательство политической литературы, 1955. — 615 с.
3. Маркс, К. К критике политической экономии / К. Маркс // К. Маркс, Ф. Энгельс. Соч. В 50 т. Т. 13. — 2-е изд. — М.: Государственное издательство политической литературы, 1959. — 770 с.
4. Рашковский, Е. Мировые цивилизации и современность (К методологии анализа) / Е. Рашковский, В. Хорос // Мировая экономика и международные отношения. — 2001. — № 12. — С. 33 — 41.
5. Шнирельман, В. А. Слово о «голом (или не вполне голом) короле» / В. А. Шнирельман // Историческая психология и социология истории. — 2009. — № 2. — С. 55 — 74.
6. Алаев, Л. Б. Смутная теория и спорная практика: о новейших цивилизационных подходах к Востоку и к России / Л. Б. Алаев // Историческая психология и социология истории. — 2008. — № 2. — С. 87 — 112.
АРХИПОВ Борис Алексеевич, кандидат философских наук, доцент (Россия), доцент кафедры истории, философии и культурологии.
Адрес для переписки: [email protected]
Статья поступила в редакцию 08.04.2013 г.
© Б. А. Архипов
УДК 130.2
“ Т. П. БЕРСЕНЕВА
Сибирский государственный университет физической культуры и спорта,
г. Омск
СИНЕРГИЙНЫЕ ПРОЦЕССЫ В РУССКОЙ КУЛЬТУРЕ______________________________________
В статье предлагается определение синергии и рассматриваются синергийные процессы в русской культуре, а именно диалогическое взаимодействие различных видов деятельности и различных идеалов; направленность культурного развития к высшему абсолютному трансцендентному идеалу, выраженному в ядре культуры; распространение «ядерного» идеала на культуру в целом, т.е. образование так называемого си-нергийного эффекта.
Ключевые слова: синергия, противоречие, ядро культуры, синергийный эффект.
Широко используемое в последнее время понятие синергии свою первичную концептуализацию получило в православии, точнее, в мистико-аскетической традиции исихазма. Философский словарь толкует синергию как «"соработничество" человека и Бога в реализации Божия замысла о спасении мира и человека, взаимодействие божественной благодати и человеческой свободы» [1]. В своих работах, рассмотрев возникновение и развитие этой категории в теологии [2], проследив связь синергии с синергетикой [3], представив ее как вид диалектического противоречия, акцент в котором смещен с момента борьбы на момент единства, кооперации и сотрудничества [4], мы предложили следующее определение синергии. Синергия — совместное действие, взаимодействие различных потенций или энергий, имеющее общую направленность к идеалу, с одновременным достижением синергийного эффекта. Т.е. для осуществления синергийных процессов, в том числе в культуре, необходимы определенные условия. Исходя из определения, можно предположить, что для реализации синергии в культуре необходимо:
1) диалогическое взаимодействие различных видов деятельности и, соответственно, различных идеалов;
2) направленность культурного развития к высшему абсолютному трансцендентному идеалу, выраженному в ядре культуры; 3) распространение «ядерного» идеала на культуру в целом, т.е. образование так называемого синергийного эффекта. Поэтому целью данной статьи будет обнаружение (или необна-ружение) явлений и процессов, говорящих о наличии синергии в русской культуре.
Одним из условий синергии в культуре является диалогическое взаимодействие противоположностей. Так вот любая попытка представить русскую культуру в виде целостного, исторически непрерывно развивающегося явления, обладающего своей логикой и выраженным национальным своеобразием, наталкивается на большие внутренние сложности и противоречия. Каждый раз оказывается, что на любом этапе своего становления и исторического развития русская культура как бы двоится, представляя собой одновременно два различных лица.
Н. А. Бердяев писал об «антиномичности России», о «жуткой ее противоречивости» [5, с. 10], признавая противоречивым и антиномичным не только «бытие России», но и ее душу, «русское самосознание». «Противоречия русского бытия всегда находили себе отражение в русской литературе и в русской философской мысли, — констатировал философ. — Творчество русского духа так же двоится, как и русское историческое бытие». И далее — о двоящемся лике России, который «вызывает чувства противоположные»: «Бездонная глубь и необъятная высь сочетаются с какой-то низостью, неблагородством, отсутствием достоинства, рабством. Бесконечная любовь к людям, поистине Христова любовь, сочетается с человеконенавистничеством и жестокостью. Жажда абсолютной свободы во Христе (Великий Инквизитор) мирится с рабьей покорностью. Не такова ли и сама Россия? » [5, с. 10—11]
Вся характеристика России у Бердяева представлена как тезис и антитезис: «Россия — самая без-государственная, самая анархическая страна в мире»
ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 5 (122) 2013 ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ
ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 5 (122) 2013
и она же «самая государственная и самая бюрократическая страна в мире; все в России превращается в орудие политики»; это «самая не шовинистическая страна в мире» и в то же время «национален в России именно ее сверхнационализм, ее свобода от национализма», поэтому Россия — самая националистическая страна в мире, страна невиданных эксцессов национального бахвальства»; «Россия — страна бесконечной свободы и духовных далей, страна странников, скитальцев и искателей, страна мятежная и жуткая в своей стихийности, в своем народном дионисизме, не желающем знать формы», но одновременно она «страна неслыханного сервилизма и жуткой покорности, страна, лишенная сознания прав личности и не защищающая достоинства личности, страна инертного консерватизма, порабощения религиозной жизни государством, страна крепкого быта и тяжелой плоти» [5, с. 23].
Самое же принципиальное свойство российского бытия, по Бердяеву, — это отсутствие середины: или — или. «И в других странах можно найти все противоположности, но только в России тезис оборачивается антитезисом, бюрократическая государственность рождается из анархизма, рабство рождается из свободы, крайний национализм из сверхнационализма. Из этого безысходного круга, — считал Н. А. Бердяев, — есть только один выход: раскрытие внутри самой России, в ее духовной глубине мужественного, личного, оформляющего начала, овладение собственной национальной стихией...» [5, с. 23]. Надежды Бердяева не оправдались. Не раз потом философ обращался к размышлениям о двойственности русской натуры, противоречивости русской души, поляризо-ванности русской культуры, но больше он не предпринимал попыток предложить рецепт преодоления этой раздвоенности. Это означает, что противоречивость, «разорванность» России и русской культуры являются не временным, пусть и длительным периодом, а свидетельствуют о конститутивных свойствах русской культуры с ее изначальной «безграничностью», широтой, способной «вместить» в себя абсолютные, взаимоисключающие крайности.
Русский мыслитель Г. П. Фёдоров по отношению к России применил образ кентавра — зримый облик амбивалентности дикости и культурности, зла и добра, стихии и гармонии. Характеризуя творчество А. Блока в статье «На поле Куликовом», Фёдоров сделал вывод, что из-за извечного русского «раскола» «образ России двоится» не только в сердце поэта: «единой России нет» вообще. Сравнивая текстуально лирический цикл Блока «На поле Куликовом» и написанных десятилетие спустя «Скифов», Г. П. Федотов обнаружил и в том, и в другом произведении явную «двуликость», «эклектический образ евразийского смысла», «почти мифологический (сродни кентаврам) образ». «Кентавр» — символ «раздвоения лица России»: с одной стороны, «белый образ Руси, оцерко-вленный и вознесенный в непосредственную близость «Небесной Жены»; с другой — кровавый образ грядущей революции, начало высоких и мятежных дней». Один полюс — это «мирная лира», созывающая на «братский пир»; противоположный — «страсть разрушения», «начало хаоса, распада», «подземный гул», предвещающий «обвал ненавистного мира» и «крушение гуманизма». Российский «кентавр» — это, прежде всего, борьба Запада и Востока, европейского начала: «славянское лицо», «певец во стане русских воинов», «святая Русь» и т.д. — и азиатского: «азиатская рожа» «с раскосыми и жадными очами», «дикая монгольская стихия», «ущер-
бная луна», «ханское кочевье», «татарская орда» [6, с. 122].
Конечно, можно возразить, что большинство противоречий русской культуры также свойственны и любой другой культуре. Наглядно это проявляется даже в названиях литературных произведений русской и мировой классики: «Принц и нищий» М. Твена, «Блеск и нищета куртизанок» О. де Бальзака, «Богач, бедняк» И. Шоу, «Отцы и дети» И. С. Тургенева, ««Поэт и толпа» А. С. Пушкина, «Поэт и гражданин» Н. А. Некрасова, «Преступление и наказание» Ф. М. Достоевского, «Война и мир» Л. Н. Толстого. Это противоречия между индивидуализмом и коллективизмом, смирением и бунтом, самоотверженностью и эгоизмом, природной стихийностью и монашеским аскетизмом, элитарностью и народностью. Но в русской культуре наряду с этими постоянно проявляются и возобновляются некие устойчивые противоречия. Европейское и азиатское, оседлое и кочевое, христианское и языческое, светское и духовное — эти и подобные пары противоположностей свойственны русской культуре с древнейших времен и сохраняются фактически до настоящего времени. Двоеверие, двоемыслие, двоевластие, раскол — это лишь немногие из значимых для понимания истории русской культуры понятий, выявляемых уже на стадии древнерусской культуры. Подобная стабильная противоречивость русской культуры, порождающая, с одной стороны, повышенный динамизм ее саморазвития, с другой — периодически обостряющуюся конфликтность, составляет ее органическое своеобразие, типологическую особенность, называется исследователями бинарностью.
Бинарность в строении русской культуры обычно объясняется как результат пограничного геополитического положения Руси-России между Востоком и Западом, столкновения и взаимопроникновения в течение многих веков черт той и другой цивилизации. Как отмечал В. О. Ключевский, «встречей и борьбой этих двух влияний (Запада и Востока. — Т. Б.) порождены два направления в умственной жизни русского общества, два взгляда на культурное положение нашего народа» [7, с. 358]. Действительно, для русской культуры проблема Запад — Восток является одной из центральных, так как связана с выбором пути не только культурного, но и цивилизационного движения в целом. Пограничное положение Руси — России постоянно ставило ее перед проблемой выбора пути, вспомним ставший почти архетипи-ческим образ русского богатыря на распутье. Кроме того, представляется, что внешнее противоречие в парах «Запад — Россия», «Восток — Россия» в какой-то мере определило и внутренние антиномии в истории русской культуры. Например, Г. П. Федотов, обращаясь к творчеству А. Блока, выявил устойчивый сквозной символ-архетип русской культуры — оседлый, но сохранивший тягу к духовному кочевничеству, мучительное беспокойство раздвоенности, тоску по утраченной воле, безмерность пространственной ориентации и вытекающая отсюда «широта духа». Крещение Руси также вылилось в неоднозначный противоречивый процесс с ярко обозначившимися противоположными полюсами культурных явлений: язычество и христианство. Не случайно Г. Флоровский, характеризуя процесс христианизации Руси, писал, что с принятием христианства по сути дела сложились две культуры: «дневная и ночная» [8]. Первая была принадлежностью образованного меньшинства, вторая жила в глубинных проявлениях народного духа. Но особо ярко противоречи-
вость Запада и Востока проявилась в петровских преобразованиях, которые способствовали расчленению русской культуры на две культуры: светскую (секулярную), связанную с западным влиянием, и религиозную (духовную), связанную с восточноправославным влиянием.
Таким образом, практически за каждой антиномией в истории русской культуры встает в явной или скрытой форме культурная дихотомия Запада и Востока, которая в то же время символизирует причастность России и Западу, и Востоку, обеспечивая диалогические отношения этих двух влияний. Поэтому в характеристике русской культуры акцент необходимо сделать не на борьбе западного и восточного влияний, а на их сотрудничестве, синер-гийном взаимодействии, в результате которого образуется своеобразный «Востоко-Запад» по Н. А. Бердяеву, «третья сила» по В. С. Соловьёву, «всемирная отзывчивость» по Ф. М. Достоевскому.
Представляется, что конфронтационный и конфликтный характер взаимоотношений Запада и Востока складывается лишь в некоторых случаях: колониальные завоевания, освободительные движения, войны. Для пограничных культур больше свойственно совмещение поляризованных смыслов и ценностей Запада и Востока. Пограничные культуры, к которым, без сомнения, относится и русская культура, включают в себя как западный, так и восточный дискурсы, которые вместе составляют систему. В самосознании русской культуры Запад и Восток часто существуют отдельно друг от друга как различные смысловые пространства. Однако, скорее всего, антиномию «Запад —Восток» следует использовать как воплощение единства противоположностей и синергийного взаимодействия: «Россия внешне противостоит и Западу, и Востоку, внутренне же она является одновременно и Западом, и Востоком, то разделяя собой эти цивилизации, то соединяя их собою в единое целое» [9, с. 484].
Размышления Г. П. Федотова над противоречивым, двойственным характером русской души и русской культуры, попытки совместить несовместимое привели его к неожиданному, но оригинальному выводу, с которым трудно не согласиться. Структура русской культуры, по представлению Г. П. Федотова, — это эллипс с двумя разнозаряженными центрами, между которыми постоянно развертывается борьба — сотрудничество, сочетающая притяжение и отталкивание смысловых полюсов [6, с. 173]. Поэтому характерной особенностью русской культуры с ее «двоецентрием» является то обстоятельство, что ее основу, суть, глубинный смысл составляют не два противоположно заряженных «ядра», а их «сопряжение», синергия, непрерывно меняющееся отношение двух центров, ядер, полюсов, сочетающее в себе глубокое внутреннее единство, не снимающее их абсолютной противоположности. Такое представление о русской культуре, несомненно, вписывается в рамки синергийного подхода, поскольку одним из условий осуществления синергии является наличие противоречий (внешних и внутренних), отношения между которыми строятся не на борьбе, а на единстве.
Подобная «парность» взаимоисключающих свойств, с одной стороны, порождает перманентную нестабильность, вариативность, разветвленность развития русской культуры. Отсюда — обычный для русской социальной и культурной истории катастро-физм темпа и ритма национального развития, дискретность исторического процесса, сопровождаемая резкой ломкой социокультурных парадигм. Недаром
Н. А. Бердяев писал, что «для русской истории характерна прерывность», и выделял в ней «пять периодов, которые дают разные образы. Есть Россия киевская, Россия времен татарского ига, Россия московская, Россия петровская и Россия советская» [10, с. 15]. Современный ученый-филолог Кондаков И. В. в дополнение к этим выделяет еще периоды крещения Руси, религиозного раскола, осуществления крестьянской реформы и Октябрьской революции 1917 года [11, с. 18]. С другой стороны, вырабатывает устойчивое стремление вырваться из плена дуальных противоречий, преодолеть внутренне-конфликтную бинарную структуру за счет резкого решительного перехода в новое, неожиданное качество.
Поэтому, несмотря на прерывистость, дискретность и катастрофичность, русская история и русская культура на всех этапах своего развития сохраняли вполне определенное единство, делавшее, условно говоря, «пять разных Россий» — историческими фазами одной развивающейся России. Представляется, что такое единство, обеспечивающее национальное своеобразие и самоидентичность русской культуры, формируется благодаря культурному ядру, представляющему собой единство предметных и духовных характеристик человеческой деятельности, обладающих устойчивостью и прочностью, а также передающихся от поколения к поколению в виде информации, правил и норм, гарантирующих историческую воспроизводимость и самоидентичность социума. Именно ядро культуры концентрирует в себе нормы, стандарты, эталоны и правила деятельности, а также систему ценностей, выработанных в реальной истории данного этнического, профессионального или религиозно-культурного целого. Эти специфические стандарты, правила, нормы, законы связаны с судьбой общества, его победами и поражениями, реальными условиями, в которых оно формировалось , спецификой окружающей социальной и природной среды, национальными привычками, адаптационными процессами и теми цивилизационными условиями, в которых изначально формировалось это ядро. Главная функция ядра культуры — сохранение и передача самоидентичности социума, поэтому оно обладает высокой устойчивостью и минимальной изменчивостью. Структурами, в которых реализуется ядро культуры, являются фольклор, мифология, религиозные представления, предрассудки, национальные и социальные обычаи, привычки, правила бытового поведения, исторические традиции, обряды и, разумеется, основные языковые структуры. Если ядро культуры исчезает, растворяется или изменяется под воздействием тех или иных исторических и прочих причин, то, соответственно, исчезает, растворяется или изменяется сама культура. Культура, не имеющая такого ядра, принимаемого этническим большинством, не способна к достаточно длительному существованию.
Разные подходы к пониманию культуры в целом предполагают разное «наполнение» этого ядра, но в любом случае одно остается неизменным — в роли «твердого ядра» принимаются «предельные ценности, т.е. идеалы, субъективно оцениваемые людьми как нечто безусловно исходное и совершенное» [12, с. 16]. Такие «предельные ценности» задают человеку высший смысл жизни, для культуры же они являются целью и направлением развития. Например, «ядерными» идеалами европейских культур «в разные эпохи поочередно выступали: космос (Античность), человек (Ренессанс), государство (Новое время), природа (первая половина XIX — первая половина XX в.),
ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 5 (122) 2013 ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ
ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 5 (122) 2013
9S
текст (постмодерн второй половины XX века), интертекст (конец XX — начало XXI в.)» [12, с. 16].
Представляется, что для русской культуры таким ядром всегда была религия, православная вера. Мало того, многие историки и философы считают, что история всей русской культуры началась только после принятия Русью христианства, и дата крещения Руси стала, таким образом, начальной точкой отсчета национального культурно-исторического развития России. Этой же точки зрения придерживался Г. Флоровский, который писал: «История русской культуры начинается с крещения Руси. Языческое время остается за порогом истории» [8]. Религия стала стержнем, формообразующей основой всего национального бытия. «Русь» и «Православие» для русского сознания почти синонимы. Исходя из этого, можно сказать, что второе условие, а именно направленность культурного развития к высшему абсолютному трансцендентному идеалу, выраженному в ядре культуры, необходимое для осуществления синергии, присутствует в русской культуре.
Православие, формируя мировоззрение, характер русского народа, культурные традиции и образ жизни, этические нормы, эстетические идеалы, стало духовно-нравственным стержнем общества. Христианская этика в течение веков регулировала отношения в семье, быту, на производстве, определяла взгляды на государство, других людей, природу. Законодательство и международные отношения также развивались под сильным влиянием православной церкви. Искусство, литература, философия до сих пор используют религиозные понятия и символы, обращаются к православным ценностям, переосмысливая их заново. Православная церковь объединяла народ в будни и праздники, в годы испытаний, лишений, скорби и в годы великих созиданий и духовного возрождения. С полным правом можно сказать, что «ядерные» идеалы русской культуры, выступая в виде православной веры, проникают во все сферы жизни общества, затрагивают в большей или меньшей степени практически каждого русского человека, взаимодействуют с другими, «периферийными», идеалами, образуя так называемый синергийный эффект в виде великой русской культуры во всем ее многообразии. Таким образом, обнаруженные явления и процессы, а именно диалогическое взаимодействие различных видов деятельности и, соответственно, различных идеалов; направленность культурного развития к высшему абсолютному трансцендентному идеалу, выраженному в ядре культуры;
распространение «ядерного» идеала на культуру в целом, т.е. образование так называемого синергий-ного эффекта, позволяют сказать, что синергия в русской культуре присутствует.
Библиографический список
1. Философский словарь [Электронный ресурс]. — URL: http://mirslovarei.eom/content_fil/sinergija-5058.html#ixzz 2PsOdOF70 (дата обращения: 15.05.2013).
2. Берсенева, Т. П. Категория синергии в теологической традиции / Т. П. Берсенева // Омский научный вестник. Сер. Общество. История. Современность. — 2012. — № 4 (111). — С. 116-120.
3. Берсенева, Т. П. Синергия и синергетика: категория исихазма и современная наука / Т. П. Берсенева // Вестник Томского гос. университета. — 2013. — № 369. — С. 41-47.
4. Берсенева, Т. П. Синергия и диалектическое противоречие / Т. П. Берсенева // Вестник Нижегородского университета им. Н. И. Лобачевского. Сер. Социальные науки. — 2012. — № 3 (27). — С. 102 — 108.
5. Бердяев, Н. А. Судьба России / Н. А. Бердяев. — М. : Советский писатель, 1990. — 346 с.
6. Федотов, Г. П. Судьба и грехи России: Избранные статьи по философии русской истории и культуры. В 2 т. Т. 1 / Г. П. Федотов. — СПб., 1991. — 216 с.
7. Ключевский, В. О. Русская история : полный курс лекций. В 3 кн. Кн. 2 / В. О. Ключевский. — М. : Мысль, 1993. — 584 с.
8. Флоровский Г. Пути русского богословия // Интернет-библиотека «Вехи». [Электронный ресурс]. — URL: http:// www.vehi.net/florovsky/puti/ (дата обращения: 20.05.2013).
9. Кондаков, И. В. Культурология: история культуры России: курс лекций / И. В. Кондаков. — М. : ИКФ Омега-Л, Высш. шк., 2003. — 616 с.
10. Бердяев, Н. А. Самопознание : соч. / И. В. Бердяев. — М. : Эксмо ; Харьков : Фолио, 2005. — 640 с.
11. Кондаков, И. В. Введение в историю русской культуры (теоретический очерк) : учеб. / И. В. Кондаков. — М. : Наука, 1994. — 378 с.
12. Пивоваров, Д. В. Синтетическая концепция культуры / Д. В. Пивоваров // Синтетическая парадигма в философии: избр. статьи. — Екатеринбург : Изд-во Урал. ун-та, 2011. — 536 с.
БЕРСЕНЕВА Татьяна Павловна, кандидат философских наук, доцент кафедры философии и истории. Адрес для переписки: 1апіаЬег8@ІІ8І.т
Статья поступила в редакцию 03.06.2013 г.
© Т. П. Берсенева
Книжная полка
Ренан, Э. Будущее науки / Э. Ренан. - М. : М. : Либроком, ЛКИ, КомКнига, 2009. - 368 с. -
ISBN 978-5-397-00870-9.
Вниманию читателя предлагается работа выдающегося французского философа и историка Эрнеста Ренана, написанная им в начале творческой деятельности. Автор, опираясь на принципы позитивистской философии, излагает свою философскую систему, идеи и принципы которой вошли в последующие произведения Э. Ренана. В их числе — вера в постепенное развитие (эволюцию) заложенных в человечестве элементов, вера в науку, которая объединит в себе всю духовную жизнь человечества, стремление к физической и нравственной свободе личности. В начале книги приведен один из первых в России очерков жизни и деятельности автора. Книга адресована философам, историкам и методологам науки, а также всем читателям, интересующимся философским наследием автора знаменитой книги «Жизнь Иисуса».