CC BY
150УДК 821.161.1 ГРНТИ 17.09.09
Н. Е. Щукина
Символика Пасхального цикла в романе М. Е. Салтыкова-Щедрина «Господа Головлевы»
В статье делается попытка понять, на чем строится внутреннее единство романа М. Е. Салтыкова-Щедрина «Господа Головлевы», который изначально создавался как цикл социально-психологических очерков. По всей вероятности, внутреннее единство роману придают сквозные евангельские мотивы, такие как Блудный сын, мытарь и фарисей, Божий Суд, прощение и осуждение. Система евангельских мотивов в романе соответствует сюжету календарного пасхального цикла - от чтения притчи о мытаре и фарисее в подготовительный период поста до Великой пятницы в финале романа. Вместе с тем, в романе, пронизанном пасхальной символикой, отсутствует образ Спасителя - он уничтожается в романе и на бытовом (иконы) и на бытийном уровне. В мире безбожном и безблагодатном обесценивается Слово-Логос, оно подменяется словом Иудушки, словом-убийцей. В финале романа происходит подмена слов цифрами. Убийство Слова как «света человеков» определяет внутренний мир романа как мир темноты, пустоты, бездорожья и безвременья.
Ключевые слова: М. Е. Салтыков-Щедрин, роман «Господа Головлевы», пасхальный цикл, евангельские мотивы, художественное единство романа, система мотивов.
Natalya Shchukina
The Symbolics of the Easter Cycle in the Novel "The Golovlyov Family"
by Mikhail Saltykov-Shchedrin
In this article there is attempted to understand the internal unity of the novel "The Golovlyov Family" by Mikhail Saltykov-Shchedrin, which was created as a cycle of the social-psychological sketches. Most likely that the through evangelic motives such as prodigal son, publician and Pharisee, divine justice, forgiveness and condemnation attach the internal unity. The system of evangelic motives in the novel corresponds to the subject of the calendar Easter cycle - from the reading the parable of publician and Pharisee at the preparatory period of the fast to the Good Friday in the final of novel. At the same time there is no image of the Savior in the novel, where the Easter symbolics is the main subject; it is obliterated in the novel on the everyday (icons) and on the existential levels.
In the godless and unhallowed world the Word-Logos becomes worthless; it is replaced with the word of Little Judas, with the word-murderer. In the final substitution of the words and numbers occurs. The assassination of the words as the light of men determines the inner life of the novel as a world of the darkness, emptiness and timelessness.
© Щукина Н. Е., 2019 © Shchukina N., 2019
Key words: Mikhail Saltykov-Shchedrin, the novel "The Golovlyov Family", Easter cycle, evangelical motives, the artistic unity of the novel system of motives.
Роман «Господа Головлевы» прошел несколько этапов изучения. Долгое время говорилось о социально-психологическом романе, отражающем психологию героев пореформенной России, их выморочность, нежизнеспособность. На рубеже XIX-XX веков Евгений Соловьев-Андреевич опубликовал статью, в которой роман Щедрина сравнивался с циклом романов Э. Золя «Ругон-Маккары». Критик говорил о «скорбном листе наследственных болезней» семейства Головлевых, выводил персонажей из принципа фатального детерминизма. Только в 90-е годы ХХ века исследователи стали говорить о евангельском подтексте романа, без которого немыслимо адекватное прочтение произведения. Социально-психологический аспект романа, который до сих пор остается главным в школьном (и часто - вузовском) литературоведении, оставляет открытыми множество вопросов.
Во-первых, при прочтении «Господ Головлевых» как социально-психологического романа остается немотивированным финал произведения, пробуждение "одичалой совести" Иудушки, связанное непосредственно с Великим Четвергом Страстной недели. Ощущается некое "зияние", разрыв смыслов в художественной ткани романа. Можно согласиться с И. А. Есау-ловым, который утверждает, что "...удивительное финальное "пробуждение совести" Порфирия Головлева... совершается в духе православного представления о человеке" [2, с. 47]. Вместе с тем, в статье будет сделана попытка показать, как само движение времени - циклический ход его - от недели о Мытаре и Фарисее к Великой пятнице пасхального цикла подготавливает момент чудесного пасхального преображения души.
Во-вторых, остается неясен смысл прозвища Порфирия Головлева. Общепринятая точка зрения о нарицательном характере прозвища "Иудушка" и о его наполнении конкретным социально-историческим смыслом не представляется убедительной. Смысл предательства Иуды делается очевидным лишь в том случае, если около него находится фигура Христа.
В-третьих, наконец, остается непонятной художественная природа произведения, которое изначально замышлялось автором как цикл очерков, лишь впоследствии объединенных в роман. Совершенно очевидно, что поэтика цикла очерков принципиально отличается от поэтики романа. Для романа необходима качественно новая форма внутритекстовых связей. Н. Д. Тамарченко отмечал, что «Господа Головлевы» «представляют собой художественное единство особого рода, и его природа до сих пор не выяснена. В литературоведении его единство характеризуется со стороны тематиче-
36
ской (тема разложения дворянства) и сюжетной (постепенный распад семьи и деградация личности в условиях пореформенной действительности). Однако особая природа художественного целого здесь не отражается» [7, с. 59].
Л. В. Зельцер писал о системе повтора как об основном композиционном принципе романа. Им были отмечены такие устойчивые слова-символы, как пустота и дорога в никуда [3, с. 39]. Можно указать еще несколько слов-символов, которые настойчиво повторяются в романе: дождь, грязь, мрак, тени. Венчает эти мотивы, по мысли исследователя, тематический повтор смертей героев.
Помимо системы повторов в романе появляется система евангельских мотивов, которые становятся сквозными, повторяются из очерка в очерк и, в конечном итоге, определяют и судьбы героев, и структуру произведения. Рассмотрим их.
Основной мотив романа, выделенный исследователями, - это мотив Блудного сына. О. В. Евдокимова [1, с. 165] отмечает, что «все герои - в той или иной мере "блудные сыновья"». Исследователь утверждает, что притча о Блудном сыне является архетипической для романа. В исследовании С. Колесникова говорится о переосмыслении архетипа Блудного сына в «Господах Головлевых» [4].
Действительно, мотив Блудного сына повторяется в романе неоднократно. Он связан с возвращением в отчий дом Степана Головлева, Петеньки, Анниньки. Однако в сюжете романа соблюдается только внешняя сторона притчи, но утрачивается ее смысл. В евангельском тексте Блудный сын возвращается в дом в качестве сына, но не раба: «сын же начал говорить: "Отче! я согрешил против неба и пред тобою, и уже недостоин называться сыном твоим"... А отец сказал слугам своим: "принесите лучшую одежду и оденьте его; дайте ему перстень на руку и обувь на ноги; и заколите откормленного теленка; станем есть и веселиться! Потому что этот сын мой был мертв и ожил; пропадал и нашелся". И начали веселиться» (Лк, 15, 11-32).
Арина Петровна принимает Степана, но не как сына, а как раба. Очень важна деталь, связанная с одеждой блудного сына: во время бегства Степана «на нем ничего не было, кроме халата да туфлей, из которых одна была найдена под окном» [6, XIII, с. 51]. Затем Иудушка принимает сына Петеньку в качестве раба, но не сына. Сын Евпраксеюшки Володька называется «рабом Божиим, который должен был разрешить сумятицу и увеличить число плачущих рабов Божих» [6, XIII, с. 188].
В романе пародируется мотив упитанного тельца из притчи. Арина Петровна не отказывает в крове блудному сыну Степану, но «солониной протух-
лой кормит» [6, XIII, а 46], и упрекает его: «И чем тебе худо у матери стало! Одет ты и сыт - слава богу! И теплехонько тебе, и хорошохонько...» [6, XIII, а 53]. Иудушка, отправляя Петеньку на смерть, дает ему в дорогу и курочки, и телятинки, и пирожок. «Анниньке вдруг вспомнилось, как в первый приезд ее в Головлево дяденька спрашивал: "Телятинки хочется? поросеночка, кар-тофельцу?" - и она поняла, что никакого другого утешения ей здесь не сыскать» [6, XIII, а 232].
Когда Иудушка отчитывает Степана Владимировича, то он как будто пересказывает сюжет притчи о Блудном сыне:
« - А кто виноват? кто над родительским благословением надругался? -сам виноват, сам именьице-то спустил! А именьице-то какое было: кругленькое, превыгодное, пречудесное именьице! Вот кабы ты повел себя скромненько да ладненько, ел бы ты и говядинку, и телятинку, а не то так и соусцу бы приказал. И всего было бы у тебя довольно: и картофельцу, и капустки, и горошку... Так ли, брат, я говорю? [6, XIII, а 46].
Повторимся: форма притчи в романе соблюдена полностью, но дух ее, идея отцовской любви и прощения полностью профанируется. Вместо любви и прощения каждый получает своего «тельца упитанного», вместо воскрешения - «умертвие».
Следующий важнейший повторяющийся евангельский мотив романа -это мотив мытаря и фарисея. При появлении Степана Головлева на семейном суде Владимир Михайлович восклицает:
« - Мытаря судить приехали?.. вон, фарисеи... вон!» [6, XIII, а 35]. Заявленный мотив становится одной из ведущих внутренних тем «Господ Голов-левых». Эволюция Порфирия Владимировича, его прозрение в финале романа является движением от молитвы фарисея к молитве мытаря. «Боже! благодарю Тебя, что я не таков, как прочие люди, грабители, обидчики, прелюбодеи, или как этот мытарь: пощусь два раза в неделю, даю десятую часть из всего, что приобретаю» (Лк. 18: 9-14), - молится фарисей. «Боже! Будь милостив ко мне грешнику» (Лк. 18: 15), - молится мытарь.
На протяжении всего романа Иудушка неустанно благодарит Бога за все, что у него есть: «Кому нехорошо, а нам горюшка мало. Кому темненько да холодненько, а нам и светлехонько, и теплехонько. Сидим да чаек попиваем. И с сахарцем, и со сливочками, и с лимонцем. А захотим с ромцом, и с ромцом будем пить [6, XIII, а 108]; «Иудушка встал и возблагодарил Бога за то, что у него "хорошие" образа» [6, XIII, а 151].
По сути, на протяжении всего романа мы имеем дело с молитвой фарисея: «кому темненько, а нам светленько.» («я не таков, как прочие.»), ко-
торая только в финале перейдет в молитву мытаря: «надо меня простить»... [6, XIII, а 261].
Тема фарисея приобретает развитие в романе, усложняется: достаточно вспомнить еще один евангельский текст: «Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что уподобляетесь окрашенным гробам, которые снаружи кажутся красивыми, а внутри полны костей мертвых и всякой нечистоты; так и вы по наружности кажетесь людьми праведными, а внутри исполнены беззакония и лицемерия (Мф. 23, 27-28). Так, Евпраксеюшка, прозрев, воспринимает Иудушку следующим образом: «.оттуда, из этого наполненного прахом гроба, к которому она доселе была приставлена, как простая наймитка, и который каким-то чудом сделался отцом и властелином ее ребенка!» [6, XIII, а 186].
Имеет смысл добавить, что слово «гроб» становится одним из слов-символов романа, начиная с того момента, когда Степка-балбес входит в Го-ловлево и ему чудится гроб.
Значимый мотив романа - это мотив Суда Божия. Степан Головлев идет в Головлево «словно на Страшный суд» [6, XIII, а 29]. Петенька, размышляя о последствиях проигрыша, мечтает:
«Не прямее ли было бы взять револьвер и приставить его к виску: господа! я недостоин носить ваш мундир! я растратил казенные деньги! и потому сам себе произношу справедливый и строгий суд! Бац - и все кончено!» [6, XIII, а 120]. В письме к Петеньке Иудушка пишет: «благодарить за сие и стараться загладить содеянное - вот об чем тебе непрестанно думать надлежит, а не о роскошном препровождении времени, коего, впрочем, я и сам, никогда не быв под судом, не имею. Последуй же сему совету благоразумия и возродись для новой жизни, возродись совершенно.» [6, XIII, а 141]. И, наконец, в финале Иудушка осознает, что его история - это история «о какой-то неслыханной неправде, совершившей кровавый суд над Истиной.» [6, XIII, а 260].
Мотив Страшного суда и суда земного в романе соединяются в единое целое евангельским символом темноты. В Евангелие от Иоанна сказано: «Суд состоит с том, что свет пришел в мир, но люди более возлюбили тьму, нежели свет, потому что дела их были злы» (Ин. 3, 19). Внутренний мир романа «Господа Головлевы» - мир тьмы, «бесконечной светящейся пустоты», «безрассветной мглы», «черного облака». Это и «безнадежная мгла настоящего» для Арины Петровны, и «непроницаемая мгла» дома, в которой существует Аннинька, и безгранично тянущаяся, светящаяся пустота, окружающая Степку-балбеса, и образ материнского проклятия у Иудушки,
связанного с образом «мглы, покрывшей землю». Мир умирающего Павла насквозь пронизан тьмой: «Что-то неизвестное, страшное обступило его со всех сторон. Дневной свет сквозь опущенные гардины лился скупо, и так как в углу, перед образом, теплилась лампадка, то сумерки, наполнявшие комнату, казались еще темнее и гуще» [6, XIII, а 76]. Думается, что каждый из персонажей проходит свой суд Божий, который заключается для них -буквально - в наступлении для них беспросветной тьмы.
Следующий мотив, представляющийся важным для понимания художественной целостности романа - это мотив прощения. Герои непрестанно просят друг у друга прощения и пытаются прощать, но помнят, что родные перед ними «несправедливы были» и не могут простить - вплоть до финала романа. Так, Арина Петровна просит прощения у сына Павла:
«Может, я и в самом деле чем-нибудь провинилась, так уж прости, Христа Ради»! Арина Петровна встала и поклонилась, коснувшись рукой до земли. Павел Владимирыч закрыл глаза и не отвечал» [6, XIII, а 71].
Иудушка объясняет Петеньке, что он ждал, когда сын Владимир попросит у отца прощения (здесь появляется профанированный мотив Блудного сына):
« - И хоть бы он раскаялся! хоть бы он понял, что отца обидел! Ну, сделал пошлость - ну, и раскайся! Попроси прощения! простите, мол, душенька папенька, что вас огорчил! А то на-тко!
- Да ведь он писал вам; он объяснял, что ему жить нечем, что дольше ему терпеть нет сил... - С отцом не объясняются-с. У отца прощения просят -вот и все.
- И это было. Он так был измучен, что и прощенья просил. Все было, все!
- А хоть бы и так - опять-таки он не прав. Попросил раз прощенья, видит, что папа не прощает, - и в другой раз попроси»! [6, XIII, а 133].
В разговоре с батюшкой Иудушка выходит на тему прощения: «В сих случаях христианские правила прощение преимущественнее рекомендуют! -Ну, или простить! Я всегда так и делаю: коли меня кто осуждает, я его прощу да еще Богу за него помолюсь! И ему хорошо, что за него молитва до Бога дошла, да и мне хорошо: помолился, да и забыл»! [6, XIII, а 196].
Примеры из текста, где Иудушка прощает обидевших его, можно продолжать до бесконечности. Общее правило, которого придерживается Иудушка в «науке прощения», выражено им в беседе с мужиком, срубившим дерево:
«Я, братец, давно всем простил! Сам богу грешен и других осуждать не смею! Не я, а закон осуждает» [6, XIII, а 221]. Вплоть до финала Иудушка
действует «по закону», не зная «благодати» прощения. Не прощает никого по милосердию. Для того, чтобы в финале романа понять:
«Надо меня простить! - продолжал он, - за всех... И за себя... и за тех, которых уж нет... Что такое! что такое сделалось?! - почти растерянно восклицал он, озираясь кругом, - где... все?..» [6, XIII, а 261].
Перечисленные выше мотивы (Блудный сын, мытарь и фарисей, Страшный суд, прощение) в комплексе с другими мотивами позволяют предположить, что роман «Господа Головлевы» выстроен по законам сюжета календарного пасхального цикла. Обратимся к календарю.
Первая «неделя» (воскресенье) подготовительного периода перед Великим постом посвящена притче о мытаре и фарисее, в следующую «неделю» читается притча о Блудном сыне, третья «неделя», предшествующая посту, посвящена Суду Божьему, последняя «неделя» перед Постом называется «Прощеное воскресенье». Каждый из персонажей романа проходит свой подготовительный период перед Пасхой, свой путь восхождения к истине.
В самом Великопостном богослужении можно выделить следующие недели, которые, на наш взгляд, являются архетипическими для романа «Господа Головлевы». Первая неделя поста - неделя торжества православия, сопровождается молитвой Святого Ефрема Сирина: «Господи и Владыко живота моего, дух праздности, уныния, любоначалия и празднословия не даждь ми. Даруй мне зрети мои прегрешения и не осуждати брата моего». Но мотивы «праздности, уныния, празднословия, осуждения брата» составляют содержание жизни Иудушки. Про Арину Петровну в последний период ее жизни говорится: «все наклонности завзятой приживалки - празднословие, льстивая угодливость ради подачки, прожорливость - росли с изумительной быстротой» [6, XIII, а 99]. Про Иудушку: «ресурс празднословия, которым он до сих пор так охотно злоупотреблял.» [6, XIII, а 201]. Слово «праздномыслие» в отношении Порфирия Петровича употребляется в романе 9 раз. Брат Павел создает «глупо-героический роман, с превращениями, исчезновениями, внезапными обогащениями» [6, XIII, а 66]; Степан Владимирович перед смертью живет в созданной им фантастической реальности - все эти действия автор обозначает понятием «запой праздномыслия».
В неделю торжества православия вспоминают победу над иконоборцами и восстановление иконопочитания в Византии. В художественном мире романа «Господа Головлевы» происходит надругательство над иконами и иконостасами. Прежде всего, вспоминается иконостас с пустыми глазницами в Погорелке, «законно» разграбленный Иудушкой. «В киоте стояло уже немного образов, только те, которые несомненно принадлежали ее матери, а
остальные, бабушкины, были вынуты и увезены Иудушкой, в качестве наследника, в Головлево. Образовавшиеся вследствие этого пустые места смотрели словно выколотые глаза» [6, XIII, а 148].
Умирающий Павел Владимирович видит, как из угла, перед образом, появляется целый рой теней - и одна из теней материализуется в фигуру Иудушки. «Образ в золоченом окладе, в который непосредственно ударяли лучи лампадки, с какой-то изумительной яркостью, словно что живое, выступал из тьмы» [6, XIII, а 76]. Оживший образ в углу, соединенный с тьмой и с материализацией Иудушки позволяет вспомнить вторую неделю Великого поста - неделю памяти Григория Паламы, учение которого, в самой простой интерпретации, можно изложить как учение о благодати Божьей, являющейся человеку нетварным светом, подобным свету Преображения. Но здесь - «Преображение навыворот», вместо света - тьма.
Пятая неделя Поста отмечается в церкви как неделя воспоминания о святой Марии Египетской, раскаявшейся блудницы. Думается, что этот эпизод великопостного богослужения позволяет говорить о вписанности судьбы Анниньки в пасхальный цикл романа.
В романе есть своя Лазарева суббота - свое воскрешение Лазаря. Павел, а затем и Иудушка, в своих фантасмагориях воскрешают мертвых, вытаскивают их из небытия - лишь для того, чтобы обвинить. Воскресает в фантазиях Иудушки мужик Илья, Арина Петровна, Фока. Воскресают, чтобы исчезнуть.
Ночные попойки Анниньки и Порфирия Владимировича, которые «не могли оставаться тайной» [6, XIII, а 256], заканчиваются после чтения двенадцати евангелий, в Страстной Четверг. В Великую Пятницу умирает Иудушка.
Весь роман пронизан символикой главного православного праздника -Пасхи, но сам Спаситель не являет себя никому из членов семейства Голов-левых. Не случайно в иконостасе, который Аннинька видит в Погорелке, нет нескольких икон, и на их местах зияют дыры,
Повторимся: в романе все делается как будто по слову Христову, но нет самого Христа. И в свете идеала, явленного Спасителем, делается понятным и слово Иудушки - главное орудие его умертвий. Если Слово - логос, и «в нем была жизнь, и жизнь была свет человеков; и свет во тьме светит, и тьма не объяла его» (Ин, 1, 4-5), то Иудушка - тоже «обладатель» слова, но, в отличие от Слова Евангельского, его слово несет не свет, а тьму, не жизнь, но смерть. «Аннинька невольно улыбнулась. Именно гной какой-то просачивался сквозь разглагольствия Иудушки! Не простое пустословие это было, а язва
смердящая, которая непрестанно точила из себя гной» [6, XIII, с. 174]. Вместо жизни - смерть, вместо света - тьма. Внутренние символы романа выстраиваются в систему мотивов, вернее, «евангельских антимотивов».
Думается, что роман представляет собою «евангелие навыворот», Священное писание без Христа. А без подлинного Христа нет и настоящего Иуды, а есть Иудушка, который одновременно дает хлеб и камень, говорит о прощении и не может простить. Жизнь, подмененная жизнеподобием, в романе находит символическое выражение в обилии цифр: «Он стучит на счетах, выводит на бумаге столбцы цифр - словом, готовит все, чтобы изобличить...» [6, XIII, с. 224].
Трудно обозначить жанр подобного романа, но отметить его внутреннюю связь с пасхальным циклом необходимо. По мысли К. Исупова, в романе показано то состояние мира, когда внутренний смысл истории размазывается по пространственной плоскости настоящего, его события не определены в нормах логического мышления, время и пространство, история и география, прошлое и картина мира сосуществуют отдельно. Именно пасхальный цикл являет собой очевидную связь прошлого и настоящего. Каждый раз в Пасху мы переживаем события последних дней жизни Христа, а не просто вспоминаем о них. Поэтому разрыв этой связи особенно трагичен. И даже имя главного героя - Порфирий (от «порфира» - багряница, ставшая, вместе с терновым венцом символом глумления над Спасителем) -подтверждает предположение о том, что роман «Господа Головлевы» можно определить как пасхальный роман без Христа.
Список литературы
1. Евдокимова О. В. К восприятию романа М. Е. Салтыкова-Щедрина «Господа Го-ловлевы» (заметки) // Русская литература. 2004. № 3. С. 164-169.
2. Есаулов И. А. Категория соборности в русской литературе. Петрозаводск, 1995.
196 с.
3. Зельцер Л. В. Символ в структуре романа М. Е. Салтыкова-Щедрина «Господа Головлевы» // Вопросы историзма и реализма в русской литературе XIX - нач. XX вв. Л.: ЛГУ, 1985. С. 36-47.
4. Колесников А. А. Переосмысление архетипа «блудного сына» в романе М. Е. Салтыкова-Щедрина «Господа Головлевы» // Писатель, творчество: современное восприятие. Курск, 1999. С. 38-52.
5. Павлова И. Б. Тема семьи и рода у Салтыкова-Щедрина в литературном контексте эпохи. М., 1999. 152 с.
6. Салтыков-Щедрин М. Е. Собр. соч.: в 20 т. / под ред. С. А. Макашина. М.: ИХЛ,
1972.
7. Тамарченко Н. Д. Герой, сюжет и «образ мира» в «Господах Головлевых» М. Е. Салтыкова-Щедрина // Целостность как проблема этики и формы в произведениях русской литературы XIX века. Кемерово, 1977. С. 58-67.
References
1. Evdokimova O. V. K vospriyatiyu romana M. E. Saltykova-SHCHedrina «Gospoda Golovlevy» (zametki) [To the perception of the novel by M. E. Saltykov-Shchedrin "Lord Golovlev" (notes)] Russkaya literature [Russian literature]. 2004. N 3. Pp. 164-169.
2. Esaulov I. A. Kategoriya sobornosti v russkoi literature [Category of conciliarity in Russian literature]. Petrozavodsk, 1995. 196 p.
3. Zel'cer L. V. Simvol v strukture romana M. E. Saltykova-SHCHedrina «Gospoda Golovlevy» [Symbol in the structure of the novel by M. E. Saltykov-Shchedrin, "Lord Golovlev"] Voprosy istorizma i realizma v russkoj literature XIX - nach. XX vv. [Questions of historicism and realism in Russian literature XIX - beg. XX centuries]. Leningrad: LGU, 1985. Pp. 36-47.
4. Kolesnikov A. A. Pereosmyslenie arhetipa «bludnogo syna» v romane M. E. Saltykova-SHCHedrina «Gospoda Golovlevy» [Rethinking the archetype of the "prodigal son" in the novel by M. E. Saltykov-Shchedrin "Lord Golovlev"] Pisatel', tvorchestvo: sovremennoe vospriyatie [Writer, creativity: modern perception]. Kursk, 1999. Pp. 38-52.
5. Pavlova I. B. Tema sem'i i roda u Saltykova-SHCHedrina v literaturnom kontekste epohi [The theme of family and clan in Saltykov-Shchedrin in the literary context of the era]. Moscow, 1999. 152 p.
6. Saltykov-SHCHedrin M. E. Sobr. soch. v 20-ti t. [Sobr. Op. in 20 t.] pod red. S. A. Makashina. Moscow: IHL Publ., 1972.
7. Tamarchenko N. D. Geroj, syuzhet i «obraz mira» v «Gospodah Golovlevyh» M.E. Saltykova-SHCHedrina [Hero, plot and "image of the world" in the "Golovlevs" M.E. Saltykova-Shchedrina] Celostnost' kakproblema etiki i formy v proizvedeniyah russkoj lit-eratury XIX v. [Integrity as a problem of ethics and form in the works of Russian literature of the 19th century]. Kemerovo, 1977. Pp. 58-67.
