CC BY
14
, дискуссия
журнал научных публикаций
ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ
Безрукавая М.В.
Кубанский социально-экономический институт
г. Краснодар, Россия
СИЛЬНЫЕ позиции ТЕКСТОВЫХ
ЗНАКОВ В ПАРАФРАЗЕ
Безрукавая М.В.
Текстовыми знаками, находящимися в сильных позициях, следует назвать заголовок и эпиграф. Эпиграфа в романе Нормана Мейлера нет, но заголовок способен сразу удивить. О функции названий художественных произведений о евангельских событиях уже писали в современной филологии: «Использование слова евангелие в названии художественного текста создает проблему идентификации текста в его взаимодействии с каноном. Евангелие -не только жанровое определение четырех книг Нового Завета, но и весть о спасении, словесное явление истины. Независимо от
контекста сохраняется религиозная, жизненная, а не литературная энергия знака, призывающего читателя размышлять о благой вести. Писатель, озаглавливающий произведение «Евангелие от Иисуса» или «Евангелие от Иуды», вольно или невольно предлагает новое свидетельство об истине и, используя новозаветную модель мира и его преображения, показывает иные принципы идеальной жизни» [1]. Мейлер определил для своего произведения не менее парадоксальное название -«The Gospel according to the Son». Дело в том, что слово «Евангелие» закрепилось за текстами Нового Завета, которые традиция связывает с именами Матфея, Марка, Луки, Иоанна. Церковь считает эти тексты главной частью Священного Писания. Традиция, независимо от религиозного содержания, согласна с тем, что «Евангелие» - четыре рассказа о Христе, составленные его учениками. Это повествование, в котором Христос произносит речи, совершает поступки, но он не сам сообщает о себе. Хорошо известно, что первые христиане, дорожа устной традицией, не спешили превратить жизнь и слово Иисуса в текст. Когда стали уходить те, кто лично знал Иисуса, когда появилась угроза сохранению правды о происшедших событиях, появились записи, позже кодифицированные Церковью (Евангелия) или отвергнутые ею (апокрифы). Также слово «Евангелие» означает весть, принесенную Христом, шире - само дело спасения человека. Норман Мейлер делает следующий шаг: он со-
№5 МАИ 2010
дискуссия ,
журнал научных публикаций X
единяет жанровую форму, повествующую об Иисусе Христе, с Евангелием как новой жизнью, принесенную им. Повествователи - не евангелисты, а сам Иисус. Надо сказать, что в формальном отношении этот шаг имеет смысл, так как Евангелие - это слово о Христе, но и слово самого Христа. Но необходимо задать важный вопрос: а допустимо ли такое сочетание в романе?
В данном случае надо дать положительный ответ, потому что для Мейлера религиозных границ для художественного повествования, судя по всему, не существует. Название показывает характер авторского замысла - увлечь читателя «сенсацией». Это не просто очередной пересказ священных событий, которых было не так уж мало, это слово самого Христа, который обещает раскрыть всем глаза на то, что случилось 2000 лет назад. Заголовок мейлеровского романа надо рассматривать в контексте тех разнообразных споров о Христе, которые ведутся последние века. Был Иисус или не был? Он - Спаситель или мифологический герой? Он - с католиками или протестантами? В формальном плане автор совершает интересный шаг. Он делает Христа повествователем, сообщающим о себе самом. Значит, снимается проблема посредников, способных забыть или исказить события.
И еще один важный момент: Мейлер пишет «от Сына Божия», а не просто от Иисуса. В заголовке признается религиозная ситуация: Иисус - не просто человек, а Божий Сын, значит, само название подтверждает правоту христианства и дистанцируется от атеистических позиций. Возрастает и ответственность за повествование, ведь не трудно вспомнить, что Отец и Сын для христиан одно, что быть Сыном Божиим и Богом Отцом - быть в единстве. Получается, что истинным повествователем объявляется божественная личность. Для кого-то это кощунство, потому что Христос не писал Евангелий, для кого-то завлекающая информация. Она обещает сенсацию, изначально соединяя потенции и религиозного
дискурса, и массовой литературы, потому что «Евангелие от Сына Божия» - роман. В этом не сложно убедиться, смотря на яркие обложки американского и русского изданий произведения Н. Мейлера.
Уже сейчас можно говорить, что является основным объектом полемики для Мейлера - религиозный образ Иисуса Христа, созданный в Евангелии и принятый Церковью. Но что утверждается в романе, какой «Сын Божий»? Вряд ли мы решим этот вопрос, опираясь только на вводную и заключительные части произведения Мейлера. Здесь мы встречаем констатацию фактов без всякого желания их объяснять. «До меня дошло множество историй, и все они далеки от правды. Совпадает лишь одно: я действительно воскрес на третий день. Но дальше мои ученики дали волю воображению. Когда человек видит чудо, Сатана непременно проникает в его рассказ и умножает это чудо стократ», - так герой начинает рассказ о своем воскресении. Дело даже не в том, что здесь «воображение» связано с сатаной, то есть, авторы-евангелисты косвенно обвиняются в том, что «лукавый» поучаствовал в создании священных произведений. Важнее другое: читатель, узнав, что этот литературный Иисус отказал христианам в знании обстоятельств воскресения, ждет по-настоящему проверенных сообщений, пусть и прозвучат они и в художественном тексте. А так как выше герой говорил о силе и значении «правды самой по себе», то эти ожидания становятся еще сильнее. Иисус сообщает о землетрясении, о том, что ангел откатил камень от входа, о страхе охранников, о двух Мариях у склепа и словах «человека в белых длинных одеждах». Способ подачи этой информации - ссылка на неопределенные источники: «they are some who say that...»; «others say that...». И после этого - «слово правды», которое оказывается абсолютно лишенным пафоса, использованного при отрицании «слова евангелистов»: «Возможно, эта история
, дискуссия
журнал научных публикаций
ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ
близка к истине. Я точно знаю, что воскрес на третий день. Припоминаю также, что вышел из склепа и побрел по улицам Иерусалима, потом прочь из города по проселочным дорогам и наконец в какой-то час предстал перед учениками» [2]. Это принципиально другая модальность. Мей-лер делает своеобразный ход - указывает на забывчивость повествователя, стремящегося доказать, что он - истинный «Сын Божий», но не тот «Сын Божий», которого почитают христиане.
Христиане - адресат многих упреков, и завершающие страницы романа показывают, что это самая настоящая тенденция. Не вспомнив обстоятельств воскрешения и не желая представить это значительное событие в поэтической форме, мейлеров-ский герой объединяет фарисеев и христиан: «Справедливости ради надо добавить, что многие из тех, кто называет себя христианами, так же богаты и ханжески благочестивыдаи обстоятельств воскресения, ждет по-настоящему проверен, как толстосумы-фарисеи. Боюсь, они зачастую даже превосходят в лицемерии тех, кто обрек меня когда-то на смерть» [3]. После этого (для доказательства только что сказанного) появляется иронически поданный образ храма святого Петра в Риме («нигде вы не увидите столько золота сразу»).
Финал романа должен, по представлениям Нормана Мейлера, отличаться открытым характером. Это можно объяснить нравственными мотивами. Когда человек считает, что христианство по-настоящему состоялось, что Христос победил смерть и спас людей, духовная инициатива становится менее выраженной. Мейлер стремится уменьшить тот религиозно-нравственный оптимизм, который отличает финал библейских, новозаветных Евангелий. Завершается «Евангелие от Сына Божия» сообщением о том, что основной конфликт не снят жизнью Христа. Стиль этого сообщения показывает, что образы Бога и Сатаны вполне человекоподобны;
антропоморфизм отличает изображение сверхчеловеческих сущностей. «Бог и Сатана по-прежнему стремятся завладеть людскими сердцами. Но поскольку силы у борцов примерно равные, торжествовать победу ни один ни другой не могут», - говорит напоследок романный Иисус [4]. Перед нами - просто, без философской поддержки выраженная концепция дуализма: есть две силы, влияющие на мир, одну можно назвать Богом, вторую - дьяволом. Когда говорится о том, что Отец лучше дьявола может извлечь выгоду из поражения, назвав его победой, приходит мысль о какой-то суетливой, чуждой света жизни высоких сфер, которые не принесли Иисусу счастья. Как и в главе 1, так и в главе 49 звучат слова об относительности победы, об относительности писаний о победе, но главное, на наш взгляд, слова, о каком-то томительном состоянии мейлеровского Иисуса, который потерял жизнь на земле, но не нашел счастья на небесах. Идея троичности Божества (центральная для всех христианских конфессий) подвергается большому сомнению в нескольких коротких фразах «Отец мой, однако, говорит со мною редко. Но я Его почитаю. Разумеется, Он дарует всю любовь, какую только может, но любовь Его не безгранична. Силы Его уходят на все более ожесточенную борьбу с дьяволом. И многие битвы уже проиграны» [5]. |
1. Татаринов А.В. Жанровая природа и нравственная философия художественных текстов о евангельских событиях. Краснодар, 2005., стр. 57.
2. Мейлер Н. Евангелие от Сына Божия: Роман / Пер. с англ. О. Варшавер, - М.: Махаон, 2001., стр. 279
3. Мейлер Н. Евангелие от Сына Божия: Роман / Пер. с англ. О. Варшавер, - М.: Махаон, 2001., стр. 280
4. Мелетинский Е.М. Поэтика мифа, - М., 1976., стр.281.
5. Мейлер Н. Евангелие от Сына Божия: Роман / Пер. с англ. О. Варшавер, - М.: Махаон, 2001., стр.281.
