CC BY
42
И. Ю. Кудинова, старший преподаватель, кафедра журналистики, Сибирский федеральный университет, г. Красноярск, Россия, iykudinova@rambler.ru
СИБИРСКИЙ ГОРОД В ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЕ
В настоящее время исследование образа города приобретает особую актуальность для сибирских городов в связи с проблемами поиска вариантов стратегического развития, формирования положительного имиджа территории. Дело в том, что многие крупные сибирские города традиционно имеют промышленную специализацию, но в последнее время ищут новые культурные ресурсы развития. Не строительство промышленных предприятий, а становление творческих индустрий экспонируется как ресурс, который сократит миграцию образованной молодежи в столичные регионы. Смогут ли сибирские города ответить на этот социально-политический вызов, зависит от целого ряда факторов, в том числе — от исторически сформировавшегося образа города, который находит свое отражение в литературных и журналистских текстах.
Образ города в различных его аспектах рассматривали О. Шпенглер, К. Линч; в России — М. Каган, Л. Трушина и др. В связи с проблематикой статьи следует выделить исследования Н. П. Анциферова, посвященные Санкт-Петербургу1, в особенности — образу города, отраженному в литературных текстах. Пожалуй, именно Санкт-
Не строительство промышленных
предприятий, а становление творческих индустрий экспонируется как ресурс, который сократит миграцию образованной молодежи в столичные регионы.
Петербург является в настоящее время наиболее изученным объектом в аспекте исследования образа города. Лишь в начале XXI в. начали появляться работы, посвященные образу сибирского города. Целый ряд ис-
следователей активно разрабатывают проблематику «городского текста» сибирских городов, их архитектурного образа, символического пространства, семантического пути, городские мифологемы (Е. В. Конева, Ю. В. Клочкова, В. Б. Ракова, З. И. Резанова и др.). Большинство этих работ выполнено на примере крупных городов-милли-онников: Екатеринбурга, Перми, Томска, что можно объяснить особенностями позиционирования этих городов, «стремлением к столичному статусу»2.
Однако при изучении литературного образа сибирского города исследователи сталкиваются с некоторыми сложностями. Дело в том, что в связи с исторически сложившимися условиями, особенностями функциональной специализации, образы сибирских городов мало освещены в литературных текстах (в отличие, например, от «петербургского текста», который «может быть определен эмпирически указанием круга основных текстов русской литературы, связанных с ним»3.
Указанная проблема в полной мере относится к Красноярску. Следует заметить, что на фоне бума культурологических исследований образа крупных сибирских городов Красноярск пока выглядит культурологической провинцией. Практически не изучено отражение образа города в литературных прозаических текстах, опубликованных на рубеже ХХ-ХХ1 вв. Если в культурологии уже
имеются наработки по темам «петербургский текст», «пермский текст», «екатеринбургский текст» и т. д., то специфика «красноярского текста» исследована недостаточно, в том числе и аспекты, которые могут быть представлены в художественной литературе о городе. В статье предпринята попытка устранить обнаруженный дефицит.
В ходе составления корпуса литературных текстов, в которых представлен образ Красноярска, были выявлены наиболее значимые авторы, являющиеся культурными брендами территории, прежде всего это: Виктор Астафьев, Роман Солнцев, Эдуард Русаков. В произведениях данных авторов в той или иной степени фигурирует городское пространство, особенности социальных отношений и менталитета горожан. В творчестве, пожалуй, самого именитого красноярского писателя Виктора Астафьева городская тематика и образ Красноярска представлены фрагментарно, в основном в оппозиции города и села. Показательно, что сам писатель предпочел жить не в городе, а в пригородном поселке. Рассмотрим рассказы разных лет, вошедшие в повесть «Последний поклон»4. В рассказах Астафьева город является местом, которое следует объезжать стороной, в котором колючая проволока, предназначенная для ловли мифических шпионов, калечит реальных «деревенских конишек» («Соевые конфеты», 1978). Сельские жители везут на городские базары «ягодные потоки» («Легенда о стеклянной кринке», 1988), балуют горожан молоком. Из города, в свою очередь, исходит угроза расправы и несправедливости: «вызовы в город» заканчиваются для сельчан, ожидающих помощи в голодный год, запиранием в тюрьму «ничего им не объясняя и ни о чем не спрашивая», поскольку «в городе тогдашние обожатели тайн, секретов искали шпионов и врагов народа и во множестве находили» («Предчувствие ледохода», 1988). В целом у Астафьева рисуется образ Красноярска как
В рассказах Астафьева город является местом, которое следует объезжать стороной, в котором
колючая проволока, предназначенная для ловли мифических шпионов, калечит реальных «деревенских конишек».
места ссылки и тюрьмы, с их «полнейшей беспорядочностью, доморощенной сибирской злобой, которая лютей всякой привозной, и неизвестностью» («Сорока», 1978). В качестве социального слоя, преобразующего неприглядную действительность, у Астафьева представлены ссыльные, которые в Красноярске обустраивались, обживались капитально: «Приехали, навалились, разгребли городское дерьмо» («Вечерние раздумья», 1992). Город агрессивен по отношению к обустраивающим его людям: «вы нас морить, мы вас кормить»; «ни столовой, ни уборной, ни воды, ни света». Китайцев, обустроивших берег, переселяют, «чтоб не смущали они ничей взор и сами не смущались» («Где-то гремит война», 1967). Символичен эпизод противостояния людей, отстаивающих свои дома, вставших на пути бульдозера: «Что ему эти бабы, эта улыбка, он каменные стены сносил, церковные стены рушил, в заповедных столбах гранит греб, братские могилы с костями и ошметками недо-гнивших расстрелянных людей загребал...» («Вечерние раздумья»,1992). Интересно, что на пути бульдозера встают женщины, тогда как мужья в стороне: «покуривая, из подворотен лыбились». Здесь в художественной форме отражается явление кризиса патерналистских ценностей, характерного для сибирской ментальности.
Автор как творческая личность испытывает внутренний конфликт, поскольку «газетные, трескучие очерки» приносят больше заработка, чем книги, однако при
этом требуется поступиться правдивым отображением действительности: «Ничего героического я на стройке не обнаружил, она еще только развертывалась, но уж такой был на ней беспорядок, неразбериха и кавардак, граничащие с преступностью, что я, повидавший уже виды в наших лесах, на водах и заводах, приуныл, однако _ как журналист, с некоторым уже опытом работы в газете, быстро нашелся и почетную командировку ударно отработал, написав очерк об одной из молодежных строек Красноярска» (комментарии к повести «Последний поклон», 1997). Что касается современного ему образа Красноярска, автор указывает на то, что «показывать здесь почетным гостям особо нечего, немногие архитектурные памятники и красивые строения ретивые борцы бурных лет повзрывали и срыли, город и окрестности закоптили, Енисей захламили»; однако Астафьев отмечает красоту окрестной природы: «прекрасное в улучшении не нуждается, оно само по себе прекрасно» («Пир после Победы», 1974). Примечательно, что и оценка места строительства острога Красный Яр основателем города Андреем Дубенским содержит такой аргумент, как красота: «Место уго-же, высоко и красно»; современные песни и стихи о городе, а также текст городского гимна также указывают на ценность не столько самого города, сколько его природного контекста (енисейские волны, красные горы, синяя тайга, зелень тополей, суровый гранит и т. д.). Таким образом, обнаруживается один из ресурсов городского развития: сохранение природного окружения; создание инфраструктуры пригородного туризма.
В творчестве В. П. Астафьева в наибольшей степени представлена историческая обусловленность негативного образа города; в автобиографических рассказах выражена социокультурная историческая травма, полученная поколениями репрессированных, для которых Красноярск стал последним или промежуточным местом ссылки.
В целом можно отметить, что в текстах В. П. Астафьева присутствуют основные черты образа Красноярска, которые в той или иной степени проявляются и в произ-
Город агрессивен по отношению к обустраивающим его людям: «вы нас морить, мы вас кормить»; «ни столовой, ни уборной, ни воды, ни света».
ведениях других крупных красноярских писателей.
Условно к литературным текстам о городе, о человеке в городском пространстве можно отнести сборник рассказов «Сибирская жуть»5 А. М. Буровско-го. Произведение носит скорее научно-публицистический характер, поскольку в нем переплетаются мифы, легенды и реальные факты. Впрочем, создание городской мифологии является одним из инструментов формирования образа города. В частности, автор повествует об известном факте строительства концертного зала на месте острога Красный Яр, где оказалось казацкое кладбище: «Начальству было совершенно не нужно, чтобы в этом месте несколько лет велись раскопки — ведь пока не встанет все здание, невозможно отрапортовать в Москву об очередном свершении и получить "заслуженные" награды». Далее автор описывает работу экскаваторов, в ходе которой были извлечены фрагменты скелетов, описывает подсвечники, которые делали красноярцы из отполированных черепов, и завершает
уже собственной легендой: «После появ ления черепов в доме начинали происхо дить всякие необычные вещи, например, черепа у Леши в шкапу разговаривали между собой». Следует отметить, что несколько прагматическое отношение горожан к сакральным местам, к смерти является исторически обусловленным, поскольку Красноярск долгое время являлся местом ссылки; перевалочным, временным пунктом для заключенных, что не способствовало закреплению в ментальности горожан такой ценности, как человеческая жизнь и историческая память. В частности, В. П. Астафьев в указанном выше сборнике «Последний поклон» описывает, как умерших скидывали в неглубокие мерзлые ямы и тут же забывали могилу, скидывали в реку: «Трупы, вымытые из реки Кан в пятидесятом году, так в спецовках и тлели, железнодорожники в мазутной одежде сохранились лучше других» («Вечерние раздумья», 1992).
Более репрезентативными в контексте исследования являются произведения Э. М. Русакова, которые в полной мере можно отнести к художественной, а не публицистической литературе: в силу особенностей художественного творчества литературные образы позволяют наиболее емко выявить особенности реализации психологических, коммуникативных, мировоззренческих и других функций образа города. Одно из наиболее известных произведений Э. М. Русакова о городе — повесть «Театральный бинокль»6. Повесть интересна тем, что образ города рисуется сквозь призму переживаний героя-рассказчика. Образ отражается в его судьбе, принимает полноправное участие в его повседневной жизни, вступает с ним в диалог: «Душная июльская ночь над Кырском. Вроде и небо звездное, и луна ярко светит, а душно, как перед грозой. Или это не душно, а просто душа болит?». Будучи
В этой конуре может жить только собака. Одна, без щенят. Жучка.
Человек здесь жить не может. Три человека здесь жить не могут никак. Это банка для шпрот.
Мы - шпроты. Скумбрия в собственном соку. Так тесно, что даже гимнастикой по утрам нельзя заниматься - обязательно сунешь кому-нибудь в нос...
лишенным возможности иметь отдельную жилплощадь, отчаянно сопротивляясь вседозволенности городских чиновников, герой оказывается буквально загнанным в угол порочным кругом бюрократической системы: «В этой конуре может жить только собака. Одна, без щенят. Жучка. Человек здесь жить не может. Три человека здесь жить не могут = никак. Это банка для шпрот. Мы — шпроты. Скумбрия в собственном соку. Так тесно, что даже гимнастикой по утрам нельзя заниматься — обязательно сунешь кому-нибудь в нос...». Находясь в столь жалком положении, герой отмечает благоустроенность муниципальных учреждений: «За последние два-три года все кырские учреждения обновили свои интерьеры. Раньше десятилетиями обходились всяким барахлом, а нынче, куда ни зайди — стены обшиты полированным деревом, на полу ковровые дорожки, всякие там зеленые уголки с камешками и живой травой... А кабинет начальника ЖЭКа — образец современного делового стиля. Просто, удобно, красиво». В минуту наивысшего отчаяния рассказчик бежит из дома в бутафорскую крепость, возведенную в честь празднования четырехсотлетнего юбилея города, и здесь герой изливает свою горечь и тоску: «.вокруг меня — вымерший город, ни единого огонька, кроме мерцающих звезд на черно-чернильном небе». «Мне плохо. Я могу кричать с этой башни, и, может быть, кто-то меня и услышит, но огня не зажжет, не откинет марлевой занавески, а притворит окно и притворится спящим. ...Я могу кричать-закричаться, — а город мой милый, родной мой город, моя спящая крепость... мой родимый город не вздрогнет от моего крика, мой город отвернется к стене, спиной к постылой жене, и притворится глухим и убитым». «Мой город, моя колыбель и могила, мое родное кладбище, моя
Э. Русаков
Караульная гора с белокаменной стройной часовней, моя бутафорская крепость, мой строгий острог...». Так повесть рисует нам мрачный, удушливо-тесный и равнодушный к отдельной маленькой судьбе город. К слову, журналистские тексты Э. Русакова отражают несколько иной образ города: многочисленные выставки, встречи, ярмарки, концерты составляют насыщенную творческую и деловую городскую жизнь.
Иронический портрет города и его жителей представлен в прозаических литературных текстах Р. Х. Солнцева, появившихся в начале XXI в.; познакомиться с ними можно на сайте Сетевой словесности7. Образ города у этого автора складывается из взаимодействия и противостояния непрагматичных, наивных «простых обывателей» с сильными мира сего — чиновниками и бизнесменами. Образ фальшивого, неуютного города представлен глазами обывателей. Например, герой повести «Очи черные, деньги медные» (2006), пришедший купить плавленых сырков, оказывается в замешательстве перед модной вывеской «Супермаркетъ», старательно улыбающимися продавщицами: «почему-то вспомнилось — из романа про знаменитого капитана Немо, который (стюард) умирал молча и с улыбкой — то ли из нежелания открыть перед незнакомцами свою национальность, то ли привыкнув к бессловесному героизму „Однако плавленых сырков не было». Героиня повести «Дурень и дурочка» (2007) идет на работу в закрытый институт через канавы и ямы, мечтая совершать добрые дела: «Можно, например, обходить с рюкзаком квартиры, собирать детям беженцев ношеную одежду. А можно организовать хор». Однако все ее инициативы оказываются невостребованными, из-за чего она чувствуют свою никчемность, бесполезность: «Не получилось у Нюры организовать ночлежку для одиноких
Будущий избранник героини -
талантливый программист, который придумывал на месяц вперед всякой всячины, однако
начальство его обманывает: половину его идей присваивало себе, но курицу, несущую золотые яйца, не резало.
и несчастных. Хоть она и собрала по городу сто двадцать подписей сердобольных людей, в мэрии с ней долго никто не хотел разговаривать. Мэр занят. Вице-мэр в Америке. Потом оказалось, вице-мэр занят, а мэр в Испании. Нюра постояла часа два возле дверей банка «Минком» или «Лунотеп»... никак не могла запомнить... внутрь не пустили... Мела метель». Будущий избранник героини — талантливый программист, который «придумывал на месяц вперед всякой всячины», однако начальство его обманывает: «половину его идей присваивало себе, но курицу, несущую золотые яйца, не резало». Финал повести «Дурень и дурочка» оптимистичен, хотя тоже содержит иронию — женитьба главных героев провозглашается как окончание «дури в России». В романе «Страна Адрай. История одной семьи» (2006) описываются судьбы и взаимоотношения людей, живущих в городе и крае. На протяжении всей истории жизнь героев романа контролируется государством, процветает доносительство: «Мила вышла из офиса ФСБ и возле уличных дверей лицом к лицу столкнулась со странно знакомой женщиной. Ах, да это же в миниюбочке молодая старушка Светлана-разлучница, та самая, к которой бегал отец». Интересно, что в этом произведении затронута тема формирования образа города средствами массовой информации: «В газетах пишут, что новые руководители страны обещают помочь всем этим закрытым территориальным образованиям... Но время идет, коллективы распадаются, сгнивают». Журналисты подчинены государственным контролирующим органам: «С ОРТ должны корреспондентов пропустить. Надо же рассказать людям, что на самом деле происходит. Их уже не пустят. Из Красноярска звонили — улетают обратно».
= Итак, в ходе исследования прозаических литературных текстов о Красноярске были обнаружены
характерные черты образа города, особенности восприятия города ведущими красноярскими писателями. Наиболее художественно образ Красноярска представил Э. Русаков: в повести «Театральный бинокль» город является субъектом действия, что сближает это произведение с «петербургским текстом». В повести обнаруживаются образы и мотивы, известные из произведений о Санкт-Петербурге: фальшь города, его «театральность» и агрессивность к человеку выражена в бутафорской крепости-остроге; образе «маленького человека», работника психбольницы, которого социальная система провоцирует идти на сделку с совестью для решения квартирного вопроса. Интересно, что у всех исследованных авторов обнаруживается лейтмотив конфликта города и личности. Выход из конфликта представлен как побег человека из города, сосредоточение интересов на семейной жизни, семейных ценностях. Образ города отягощен его культурно-генетическим грузом, социокультурной исторической травмой; тюремно-ссыльная и промышленная специализация формирует особенности городской ментальности: снижение ценности человеческой жизни и порога сакрального отношения к смерти; выражено покорное отношение к социальной несправедливости (бунт выражается в форме побега, избегания). Причем, если мужчины «наблюдают из подворотни», «используются начальством», то женские персонажи, как правило, более социально активны и менее склонны к избеганию, что соответствует концепции кризиса патриархальных ценностей в Сибири8, исторически сложившейся вовлеченности женщин в трудовую деятельность, обусловлено большей степенью свободы женщин (по сравнению с европейской частью России). Наконец, в качестве безусловной ценности в образе Красноярска выступает его природное обрамление, а не промышленное производство, что необходимо учитывать при выборе стратегий городского развития.
В заключение необходимо сделать вывод, что выявленная специфика образа города характерна для индустриальных центров, каковыми традиционно являются большинство крупных сибирских городов. В «красноярском тексте», пожалуй,
наиболее проявлен историко-культурный генетический груз, связанный с дополнительной специализацией территории как места ссылки. И хотя корпус литературных текстов о сибирских городах сравнительно невелик, именно такие источники в силу специфики художественного творчества позволяют обнаружить наиболее острые проблемы, характеризующие городскую жизнь; в том числе психологическое состояние человека в городе, особенности ментальности горожан, их ценности. В художественных текстах (в отличие от журналистских) сибирские авторы менее тенденциозны; более глубоко отражают социальные и личностные проблемы жителей. Поэтому анализ художественной литературы является необходимым элементом построения целостного и релевантного образа сибирского города и предпосылкой решения стратегических задач формирования образа территории, соответствующего культурным вызовам XXI в. X
1. Анциферов Н. П. Душа Петербурга. — СПб.: Лен-издат, 1991.
2. Клочкова Ю. В. Формирование екатеринбургского мифа в литературе и его трансформации в произведениях свердловских авторов 20-30 годов ХХ века // Язык вражды и согласия в социокультурном контексте современности: Коллективная монография / Отв. ред. И. Т Вепрева, Н. А. Купина, О. А. Михайлова. — Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 2006. С. 455-471.
3. Топоров В. Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического: Избранное. — М.: Издательская группа Прогресс — Культура, 1995. С. 259-367.
4. Астафьев В. П. Последний поклон: повесть в рассказах [Электронный ресурс] URL: http://lib.ru/ PROZA/ASTAFIEW/poklon.txt (дата обращения: 30.05.2012).
5. Буровский А. Сибирская жуть-3: Сборник рассказов [Электронный ресурс] URL: http://lib.rus. ec/b/115308/read (дата обращения: 30.05.2012).
6. Русаков Э. И. Театральный бинокль [Электронный ресурс] URL: http://lib.rus.ec/b/268100/read#t2 (дата обращения: 30.05.2012).
7. Сетевая словесность [Электронный ресурс] URL: http://сетература.рф/solntsev/ (дата обращения: 30.05.2012).
8. Кудинова И. Ю. Аксиологические подходы в исследовании сибирского города // Дискуссия: журнал научных публикаций. 2011. № 6 (14) июнь. С. 48-50.
