CC BY
71
УДК 821.133.1
Тайманова Т. С.
Сибирь Доминика Фернандеза: травелог и место памяти* *
В статье рассматривается произведение Д. Фернандеза «Транссибирский экспресс» (2012). Анализируются особенности его жанра, показывается, что философия произведения выходит за рамки обычного травелога. Выдвигается гипотеза, что Сибирь, представленная Д. Фернандезом, - это некое «место памяти» в терминах П. Нора.
The article talks about the “Transsiberian” (2012) by D. Fernandez. The features of its genre are considered and it is shown that the philosophy of the book goes beyond the usual travelogue. The hypothesis that Siberia, represented by D. Fernandez is a “site of memory” in terms of P. Nora is proposed.
Ключевые слова: Доминик Фернандез, Сибирь, травелог, место памяти, каторга, философия путешествия.
Key words: Dominique Fernandez, Siberia, travelogue, site of memory, penal colony, the philosophy of travel.
28 мая 2010 года (перекрестного года Россия — Франция) началось путешествие группы французских писателей на транссибирском экспрессе по маршруту Москва — Владивосток, предусматривавшее остановки в крупнейших городах транссибирской магистрали и встречи со студентами, преподавателями, писателями, представителями культуры. В результате этого путешествия появилось несколько радиопередач, публикаций в прессе, а также несколько книг, в частности, «Сибирь, Москва-Владивосток, май-июнь 2010» Даниель Сальнав [15], «По касательной на восток» Май-лис де Керангал [11] и «Транссибирский экспресс» Доминика Фернандеза [10]. Член Французской Академии Доминик Фернандез знаком российским читателям по романизированным биографиям «Эйзенштейн» [2] и «На ладони ангела» [3]. Любители французской литературы ценят писателя за прекрасный стиль, глубочайшую эрудицию, внимание к деталям, которое он сам объясняет своей любовью к искусству и к стилю барокко. Кроме того, Фернандез отличается открытостью и смелостью своих взглядов и при этом отсутствием стремления к эпатажу. Кроме того, Фернандеза можно назвать «voyageur par excellence» («прирожденный путешественник» - фр.): мало для кого из писателей путешествие сыграло такую роль в жизни и творчестве.
В своем интервью, данном писателю Шарлю Данцигу, Фернандез в ответ на вопрос, почему действие ни одной из его книг не происходит во Франции, ответил: «Настоящая жизнь для меня проходит за границей. Если это нужно объяснять, то получается, что при помощи литературы я
© Тайманова Т.С., 2015
* Статья написана при поддержке РГНФ проект № 15-24-08001 ам
82
сбежал оттуда, где я был слишком несчастен. Издевательства в детстве, жесткие рамки, наложенные на мою юность, так что Франция для меня — это страна, которая воплощает, по меньшей мере, грусть. Я отверг то, что отвергало меня. И я позволил этому иностранному барокко, который, по сути, выражает меня самого, увлечь меня» [16].
В книге «Доминик Фернандез или удовольствие» французская исследовательница творчества писателя Селин Дерен пишет: «Жизнь для Фернандеза начинается с путешествия (того, которое он совершает в Италию в возрасте 21 года и которое ему открывает удовольствие и возможность жить в соответствии с его вкусами), его творчество приобретает свою полноту, когда предстает как приглашение к путешествию. Все путешествия (реальные или метафорические) составляют основу для его романов <...>. Все его творчество зиждется на связи между романами и книгами о путешествиях, между путешествиями автора и путешествиями его персонажей» [4, р. 14-15].
В библиографии писателя, насчитывающей порядка 80 произведений, превалируют книги, названия которых говорят о дальних странствиях. Можно даже подумать, что речь идет о путеводителях: «Амстердам» (1977), «Пир ангелов (Европейское барокко от Рима до Праги)» (1984), «Плот Горгоны (Прогулки по Сицилии)» (1988), «Путешествие по Италии (Словарь влюбленного» (1997), «Рим, чувственный путеводитель эрудита» (2004), «Словарь влюбленного в Россию» (2004). Наконец, в 2012 году выходит «Транссибирский экспресс». Возникает вопрос, каков же истинный жанр «путеводителей» Фернандеза.
С. Дерен считает, что «начиная с „Матери Средиземноморья^ (1965), стиль фернандезовского рассказа о путешествии уже сложился. Это не простое воспроизведение бортового журнала или выдержки из личного дневника, написанного во время путешествия, в понимании А. Жида, это и не приведение в порядок заметок, сделанных во время путешествия, чтобы превратить их в дальнейшем в эссе. А это тщательное воспроизведение в тексте пережитых моментов » [4, p. 248], которое приобретает ценность документа.
Именно таков нарратив «Транссибирского экспресса». Его можно было бы назвать травелогом, ибо это путевые записки, написанные профессиональным литератором, включающие его размышления и ассоциации. Но это еще и своеобразный учебник по истории России, ставшей его особой любовью. Объездивший весь мир Фернандез придавал транссибирской поездке особое значение. Начиная с «Детей Гоголя» (1971), писатель постоянно возвращается к русской теме и создает книги о Толстом [8], о Чайковском [6], об Эйзенштейне [5]. В 2004 году появляется его «Словарь влюбленного в Россию» [7], затем в 2010 году эссе «Разные России» [9]. Возможность пересечь Россию с Запада на Восток была для Фернандеза счастливым случаем. Возникает искушение пойти путем сравнения и вспомнить предшественников, прошедших и описавших тот же маршрут.
83
Но автор, опережая своего критика, сам дает подробные ссылки на произведения, где упоминаются пройденные транссибирским экспрессом места («Мишель Строгов» Ж. Верна, «Учитель фехтования» А. Дюма и др.). Кроме того, Фернандез цитирует множество произведений, написанных французами, англичанами, немцами, поляками, русскими, где встречаются описания Сибири, ее природы и обитателей, сибирской каторги, Гулага. Помимо хорошо известных в России имен от Кропоткина и Достоевского до Василия Гроссмана и Варлама Шаламова, встречаются и малоизвестные, такие как Джон Дандас Кокрейн - английский моряк, проехавший и описавший Сибирь в 1820 году, или поляк Вацлав Серошевский, поделившийся своим опытом сибирской ссылки в «Якутских рассказах» (1895). Фернандез дает также подробную библиографию книг о Сибири времен царской России, принадлежащих перу французских авторов, включая в нее имена Александра де Ламота, Виктора Тиссо, Констана Амеро, Мориса Жемри и многих других.
Рассказ начинается в стиле обычного путеводителя: «Транссибирский экспресс ежедневно отправляется из Москвы с Ярославского вокзала в 16.50 (время московское = Париж + 2). Неделю спустя он прибывает во Владивосток» [10, р. 11]. Эту неделю автор «Транссибирского экспресса» подробно расписывает в пространственно-временном и культурнометафизическом полях. Если пространственно-временное поле повествования подчинено железнодорожному расписанию, то культурнометафизическое вступает в сложные отношения собственного культурного опыта, личных вкусов и пристрастий писателя с «культурной программой», навязанной организаторами путешествия его участникам. В результате повествование приобретает объемность, многоплановость. Первый план - это собственно то, что называется «recit de voyage» или травелог. Автор подробно описывает свои остановки в Москве, Нижнем Новгороде, Казани, Екатеринбурге, Новосибирске, Красноярске, Иркутске, Улан-Удэ и Владивостоке с экскурсами в историю, с описанием достопримечательностей, архитектуры. Некоторые страницы «Транссибирского экспресса» представляют собой яркие образцы экфрастического описания, например, описание конструктивистских зданий Екатеринбурга, в частности, его знаменитой водонапорной башни, ставшей эмблемой города: «Изначально матово-белая, сейчас она вся в трещинах, облупившаяся и имеет сероватый оттенок. Построенная в 1928 году архитектором Рейшером, она состоит из цементной башни, на которую опирается высоко поднятый цилиндр, стоящий на четырех хрупких столбах с квадратным сечением. Маленькие круглые отверстия, вырезанные в цилиндре, и бельведер на уровне четырех пятых всей высоты делают цементную массу более легкой. Тень цилиндра на башне придает этой обнаженной форме фантастический вид в духе Де Кирико. В целом, это - удивительное сочетание вертикалей и окружностей. Худоба вертикальных линий подчеркивает пузатость резервуара, который может вместить семьсот кубических метров воды» [10, р. 117-118].
84
Рассказывая об Иркутске, Фернандез в той же экфрастической манере восхищается деревянной резьбой наличников и сожалеет при этом о плачевном состоянии шедевров старого деревянного зодчества.
В уже упомянутом интервью Фернандез говорил о себе: «Я не коллекционер. Мне достаточно коллекционировать эмоции, которые я переживаю при виде произведений искусства в музеях, галереях, церквях» [16]. И в поездке по Сибири писателя привлекают не столько художественные музеи, сколько музеи, которые хранят память о страданиях и жертвах.
Это дом семьи Волконских в Иркутске, который дает писателю мощный посыл рассуждать об истории России, как в связи с восстанием декабристов, так и с историей русской каторги. «Иркутск, - пишет он, -конечный пункт путешествия Мишеля Строгова и столица ссылки, как при царях, так и при коммунистах» [10, р. 191]. И далее: «Иркутск смешивает красных и белых, Маркса и предпоследнего императора, Ленина и Колчака в общем котле скепсиса, сострадания, ощущения относительности мнений, верований и идеологий» [10, р. 193].
Это также и храм в Екатеринбурге, построенный на месте расстрела царской семьи, сам по себе безобразный, но являющийся местом памяти и дающий автору повод написать главу «Философия жертвенности», придающую всей книге философское измерение. Некий чин, водивший французскую делегацию по Уралмашу, заявил, что одно из капитальных последствий убийства царской семьи для России — резкий подъем тяжелой промышленности. Такое странное заявление приводит нашего автора к выводу, что «Русская цивилизация основана на труднодоступном западному пониманию парадоксе» [10, р. 133]. Далее автор исподволь, приводя множество примеров из русской истории, начиная со святых X века Бориса и Глеба, через историю старообрядцев, добровольно восходящих на костер ради истинности веры, Петра Великого, пожертвовавшего во благо России своим сыном, наконец, семьи Романовых, принесенной в жертву русским народом, пытается показать, насколько эти жертвы нерациональны с точки зрения западного сознания. Фернандез пишет: «Эта тема искупительной жертвы проходит через литературу, музыку, кино из глубины русской мысли, независимо от того, в чем ее смысл» [10, р. 135]. Автор выискивает самые неоднозначные, самые иррациональные примеры жертвенности у Достоевского, Тургенева, Толстого, Гоголя, Пастернака, Мусоргского, Чайковского, Тарковского. И приходит к выводу: «Невозможно ничего понять в России, пока не поймешь смысл безрассудства жертвы» [10, р. 138].
Как в истинном травелоге, в этой книге можно почерпнуть множество интересных сведений о географии и культуре Сибири прошлой и Сибири нынешней. Приведем помещенные на обложку «Транссибирского экспресса» слова Андрея Макина, который с давних пор высоко ценит творчество Фернандеза (в частности, он писал предисловие к его роману «Дети Гоголя»): «Великолепное повествование, возникшее в точке пересечения географии, истории, литературы <...> и музыки». Представляется, однако, что
85
философия этого произведения выходит за рамки обычного травелога. И один из важнейших его аспектов - это именно попытка автора проникнуться философией русской Сибири, которая, как ему кажется, отражает философию той самой загадочной русской души. Тот же Макин в своей статье «Сибирская мечта Доминика Фернандеза» говорит о том, что академик решил «вызвать на турнир» Тютчева и пересмотреть вопрос о непостижимости русской души при помощи разума [17]. Вооружившись своей исключительной эрудицией, заменяющей ему в вагоне транссибирского экспресса целую библиотеку, Фернандез пытается соединить Сибирь Чехова, который писал А.С. Суворину: «Проплыл я по Амуру больше тысячи вёрст и видел миллионы пейзажей, а ведь до Амура были Байкал, Забайкалье... Право, столько видел богатства и столько получил наслаждений, что и помереть теперь не страшно» [18], и Сибирь Шаламова, которому «не страшно помереть», поскольку сибирский лагерь страшнее смерти.
Описание бескрайних просторов Сибири Фернандез дает мастерски. Глава «Через лес» - это гимн сибирской тайге, изобилующий нетривиальными сравнениями природы с литературой и музыкой: «Здесь ничего не ждешь, не ищешь ничего нового, поскольку каждый миг все меняется и все остается прежним, приобретая новый смысл. Чистая красота никогда не утомляет. „Одиссея“ и в меньшей степени „Война и мир“ могли бы стать литературными эквивалентами путешествия по тайге. <...> Необходим поэтический дар Бодлера, чтобы передать это ощущение освобождения от себя, вызванное непрерывным возобновлением прекрасного и симфонией абсолютного. Ни один музыкант, даже Чайковский <...>, даже Римский-Корсаков <...> или Скрябин <...> не смогли передать это состояние постоянной благодати, которое испытываешь при виде простых деревьев, возникающих и исчезающих за стеклом поезда» [10, р. 141-143]. Другая глава посвящена Байкалу, его красоте, его холодной прозрачной воде. Но уже в этой главе мы читаем: «Лед был совершенно светлым, <...> почти прозрачным и ужасно скользким, но лошади, привыкшие к такой поверхности, устремились туда без малейшего колебания, и мы пересекли озеро меньше, чем за три часа» [10, р. 217]. Это строки из воспоминаний Марии Волконской о ее пути к Благодатскому руднику. «Университет каторги» - так назвал Фернандез одну из глав своей книги, и так, наверное, можно было бы назвать Сибирь, чтобы зафиксировать ее в памяти поколений. Бюст Гумилеву в Казани (начало пути в Сибирь), Тобольск, а затем Екатеринбург -трагедия царской семьи, Томск, где эмир Феофан-Хан повелел выжечь глаза Мишелю Строгову, Красноярск - «скрещение дорог ссыльных» [10, р. 165] - староверов, декабристов, предводителей польских восстаний, Достоевского в 1849, Ленина в 1897 году, а уже позднее пленников Гулага, направляющихся в Магадан и на Колыму.
Иркутск - дом Волконских. «Мы не остановимся ни в Чите, ни в Хабаровске, - пишет далее наш путешественник, - двух относительно значимых городах, печально прославившихся в истории ссылок. Осужденные
86
декабристы, политические ссыльные, узники Гулага - мы можем только рисовать в нашем воображении картины того, как они влачат свои цепи, и чтобы ощутить в полной мере, какой была их судьба, нужно видеть, как они шагают по грязи, по снегу, по льду, а вовсе не наслаждаться нынешней солнечной и сухой весной» [10, р. 245]. Чтобы представить все это, Фернандез предлагает перечитать страницы из «Воскресенья» Толстого, «Крутого маршрута» Евгении Гинзбург, «Форсированным маршем» Славомира Равича, послушать последний акт «Леди Макбет Мценского уезда» Шостаковича.
Заключительный аккорд этой трагической переклички городов Транссибирской магистрали - Владивосток, где в декабре 1998 года был установлен первый в нашей стране памятник Осипу Мандельштаму, на месте, где находился пересыльный лагерь «Вторая речка», в котором 27 декабря 1938 года умер поэт.
Восприятие Сибири у Фернандеза многогранно (он пишет и о живописи Сурикова - уроженца Красноярска, и о богатейшей картинной галерее Новосибирска, и о великолепных музыкантах Новосибирска), но тема жертвы и каторги органично и глубоко проникающая в культурный пласт, позволяет говорить о Сибири Доминика Фернандеза в терминах знаменитого исторического проекта Пьера Нора «Место памяти» [1] (место памяти - это исторический концепт, введенный в научный дискурс в коллективном труде «Места памяти», издававшемся под руководством Пьера Нора с 1984 по 1992 год), в котором национальная история рассматривается сквозь призму национальной памяти, и предложил на примере Франции «новый способ изучения национальной истории, который возможно применять и в других национальных контекстах» [1, с. 12].
В русском контексте эта идея была подхвачена Жоржем Нива, возглавившим проект «Места русской памяти», первый том которого вышел в 2007 году [12]. В нем есть глава «Сибирь, особое место памяти» [14, р. 303-315]. Ее автор Михаил Рожанский, научный директор Центра независимых социальных исследований и образования, рассматривает Сибирь как пространство, в котором соседствуют исторические и неисторические миры. Память в этих мирах функционирует по-разному, соответственно по-разному культивируется прошлое. Автор считает, что советская идеология наложила роковой отпечаток на культуру Сибири и на память сибирского народа, который перестал идентифицировать себя со старой дореволюционной Сибирью, то есть советская идеократия привела к денационализации памяти в постсоветской Сибири.
Сибирь как место памяти у М. Рожанского - это предмет научного социокультурологического исследования, тогда как книга Фернандеза - это и травелог, и многоплановое исследование, проникнутое философией Русской Сибири как места памяти, представленное литератором. Здесь, возможно, уместен пример, приведенный Ж. Нива. В качестве одного из русских мест памяти он берет палехскую шкатулку и показывает дуализм
87
этого символа. С одной стороны, это притягательный русский сувенир для иностранного туриста, с другой - олицетворение огромного пласта русской культуры, воображения русского народа, его любви к сказочному и чудесному [13, р. 10-13]. Вот такую «палехскую шкатулку» и подарил читателям Доминик Фернандез.
Список литературы
1. Нора П., Озуф М., Пюимеж Ж. де, Винок М. Франция-Память. - СПб.: Изд-во СПбГУ, 1999. - 333 с.
2. Фернандес Д. Эйзенштейн. - СПб.: ИНАПРЕСС, 1996. - 208 с.
3. Фернандез Д. На ладони ангела. - М.: Глагол, 2002. - 496 с.
4. Dherin C. Dominique Fernandez ou le plaisir. - Paris; Budapest; Torino: l’Harmattan, 2003. - P. 14-15.
5. Fernandez, D. Eisenstein: L’arbre jusqu’aux racines. - Paris: Grasset, 1975.
6. Fernandez, D. Tribunal d’honneur. - Paris: Grasset, 1997.
7. Fernandez, D. Dictionnaire amoureux de la Russie. - Paris: Plon, 2004.
8. Fernandez, D. Avec Tolstoi'. - Paris: Grasset, 2010.
9. Fernandez, D. Russies. - Paris: Editions Philippe Rey, 2010.
10. Fernandez, D. Transsiberien. - Paris: Grasset, 2012.
11. Kerangal, M. de. Tangente vers l’est. - Paris: Gallimard, 2012.
12. Les sites de la memoire russe / sous la direction de G. Nivat. - Fayard, 2007. - T. 1: Geographie de la memoire russe.
13. Nivat, G. Memoire russe, oubli russe // Les sites de la memoire russe / sous la direction de G. Nivat. - Fayard, 2007. - T. 1: Geographie de la memoire russe. - P. 10-13.
14. Rojanski, M. La Siberie comme lieu de memoire // Les sites de la memoire russe / sous la direction de G. Nivat. - Fayard, 2007. - T. 1: Geographie de la memoire russe. -P.303-315.
15. Sallenave, D. Sibir, Moscou-Vladivostok, Mai-Juin 2010. - Paris: Gallimard, 2012.
Электронные ресурсы
16. http://www.artpassions.ch/?p=457 (дата обращения: 16.10.2013).
17. http://www.lefigaro.fr/lefigaromagazine/2012/01/20/01006-20120120ARTFIG00789-le-reve-siberien-de-dominique-fernandez.php (дата обращения: 20.04.2014).
18. http://www.museumamur.ru/istorya_blag2.html (дата обращения: 20.04.2014).
88
