CC BY
42ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ
«Шведский проект» в творчестве Пера Улова Энквиста
Лисовская П. А.
Лисовская Полина Александровна / Lisovskaya Polina Aleksandrovna - кандидат филологических
наук, доцент,
кафедра скандинавской и нидерландской филологии, филологический факультет, Санкт-Петербургский государственный университет, г. Санкт-Петербург
Аннотация: в статье с точки зрения поэтики и культурно-философской
перспективы рассматривается образ Швеции и бытование «шведского проекта» в произведениях выдающегося писателя Пера Улова Энквиста, а также даются обобщающие комментарии относительно тенденций в шведской литературе второй половины XX - начала ХХ1 вв.
Ключевые слова: шведская литература, Пер Улов Энквист, общество всеобщего благоденствия, Просвещение, пиетизм, Норрланд.
Выдающийся шведский писатель и драматург Пер Улов Энквист родился в 1934 году в поселке Йоггбёле в шведской провинции Вестерботтен в семье лесничего и школьной учительницы. Отец Энквиста умер, когда тот был еще совсем маленьким. Жизнь и творчество крупнейшего современного классика шведской литературы -пример, демонстрирующий возможность для людей его поколения попасть в поле действия «социального лифта» в «обществе всеобщего благоденствия». Будущий писатель, как и многие его коллеги по цеху, учился в Упсальском университете и защитил магистерскую диссертацию по истории шведской литературы.
Накануне своего восьмидесятилетия в интервью газете «Афтонбладет» Энквист рассказал о том, что в его детстве, прошедшем в регионе Норрланд, обычной семье было достаточно трех-четырех коров, чтобы прокормиться, и у всех жизнь была примерно одинаковой. А уже в шестидесятые годы, когда писателю и его ровесникам было около тридцати, произошел огромный скачок благосостояния людей. «Прибрежные деревни [имеется в виду север Швеции, провинция Вестерботтен -П. Л.] стали прообразом общества всеобщего благоденствия. Когда я приезжаю в деревню, где родился, то вижу прекрасно отремонтированные дома, аккуратно подстриженные лужайки и новые «ауди» [6, с. 5].
Тем не менее, ни для кого не секрет, что «шведский дом для народа» уже давно переживает не лучшие времена, а пик благоденствия в этой основанной на принципах смешанной экономики утопии, как считает Энквист, «пришелся на последний выходной февраля 1986 года»1 [6, с. 5]. «Выстрелы в Улофа Пальме, став поворотным пунктом в истории шведского общества, знаменуют собой начало слома эпохи «дома для народа» («folkhemmet»), когда начала рушиться иллюзия государства всеобщего благоденствия и вскрываться его многочисленные проблемы и тупики» [2, с. 152]. Тем не менее, поколение родившихся в тридцатые писателей, среди которых Энквист занимает ведущее место, создали произведения, рассказывающие о том, как эта модель, в течение нескольких десятилетий исключительно успешная и благоприятная для развития человеческого капитала, формировалась и развивалась. Здесь помимо произведений Энквиста следует упомянуть такие книги, как цикл романов Свена Дельбланка о жителях Хедебю (1970-1976), роман Пера Кристиана Йерсильда «Пять сердец в спичечном коробке» (1989), катринехольмкую трилогию Черстин Экман (1974-1983).
1 28 февраля 1986 был застрелен премьер-министр Швеции Улоф Пальме - П. Л.
27
Важно подчеркнуть, что писатели поколения, родившегося в шестидесятые годы, условно «дети» тех авторов, что были упомянуты выше, вынуждены будут принимать и анализировать уже другую реальность, в которой на место прогресса и надежд придут неопределенность и разочарование. И здесь такая травма, как «убийство Улофа Пальме, постепенно начинает жить в культурном сознании шведского народа как событие с оттенком мифа» [2, с. 157], но одновременно функционирует как важная веха в литературной системе координат, отражая те новые страхи и сомнения, что возникают тридцать лет спустя. Улоф Пальме был всего на семь лет старше Энквиста, и они относились друг к другу с большим уважением еще с тех времен, когда первый был министром культуры Швеции, и притом, по словам писателя, «блестящим» министром [6, с. 5].
Малая родина будущего писателя Вестерботтен - одна из северных провинций Швеции, относящихся к региону Норрланд, самому крупному по площади и самому редконаселенному в этой стране. История Норрланда неотделима от истории Швеции, однако можно говорить и об особом самоощущении, и о культурно-историческом регионализме, присущем жителям этого огромного по европейским меркам пространства. Норрланд - своеобразная «шведская Сибирь», и важнейший аспект историко-культурного наследия региона - это сильнейшее влияние на весь культурный контекст внецерковных пиетистских движений конца девятнадцатого века, в частности, движения пятидесятников. К одному из таких движений, Евангельскому патриотическому обществу, принадлежала и мать П. У. Энквиста Майя-Мария, образ которой занимает очень важное место в творчестве сына.
Следует отметить, что помимо Энквиста, с севером страны и с Норрландом связан ряд крупнейших шведских писателей современности, ключевых для литературного ландшафта этой страны и играющих по сей день определяющую роль в культурных и литературных дебатах. Среди них Ларс Алин, Сара Лидман, члены Шведской академии Торгни Линдгрен и Черстин Экман1, которая родилась не в Норрланде, но живет там и пишет об этом регионе, а также ныне покойный автор международного бестселлера «Девушка с татуировкой дракона» Стиг Ларссон и многие другие.
На вопрос о том, как его детство повлияло на его формирование как писателя, Энквист рассказал, что у него не было тяжелого детства в неблагополучном районе большого города - напротив, в его детстве были: «Потрясающе красивые снег и северное сияние. Много Бога и меланхолии. Совсем неплохо для будущего писателя. Сила маленького поселка, очевидно, играет важную роль в создании текстов определенного рода. В придачу там хорошо концентрироваться» [6, с. 5]. В романе родившегося в соседнем с Энквистом поселке Торгни Линдгрена «Иллюстрированная Библия Доре» мы находим интересный эпизод, проливающий свет на вестерботтенскую региональную специфику. К герою этого романа, мальчику-школьнику, приходит пастор, чтобы его конфирмовать, и задает мальчику ряд стандартных вопросов о вере. Когда очередь доходит до вопроса о том, верует ли он в Иисуса Христа, распятого, сошедшего в царство мертвых и воскресшего на третий день, ребенок отвечает: «Я стараюсь... Да, я стараюсь из всех сил, ведь я же из Вестерботтена. И, возможно, в один прекрасный день у меня получится» [5, с. 88]. Смысл этой фразы, содержащий скорее авторский комментарий, чем мысли ребенка, становится ясен не сразу. В чем особенность этого регионального менталитета? В том ли что жители Вестерботтена упрямы и не очень доверяют тому, что им пытаются внушить? Или в том, что они очень настойчивы и даже упрямы, трудолюбивы и старательны?
1 Начиная с 1989 года, Черстин Экман не участвует в заседаниях Шведской академии из-за несогласия с отказом академии поддержать Салмана Рушди.
28
Энквист, как и другие писатели, родившиеся или поселившиеся в Норрланде, в своем творчестве обращается как к своей большой родине - Швеции, так и к малой -поселку, где родился и вырос, но этим не ограничивается: Энквист, как и его коллеги, обращается также к другим странам и культурам, иногда дальним, иногда близким, а порой к уже не существующим или мифическим. Это создает особое напряжение в их творчестве, которое удачно охарактеризовал Андерс Эман: «В их
[вышеперечисленных писателей - П. Л.] творчестве всегда существовало плодотворное напряжение между путями в большой мир для встречи с другими людьми и культурами, посредством чего они могли бы увидеть свои корни, свой родной дом в шведском Норрланде. И, наоборот, в том, чем является Норрланд, они видели остальной мир» [7, с. 16].
В творчестве Энквиста эта раздвоенность и одновременно слитность восприятия мира особенно заметна. Швеция предстает в его романах в самых разных обликах. И основной вопрос своего творчества «Что такое человек?» этот писатель часто пытается разрешить именно через проекцию этой темы на свою страну и свою малую родину. Надо сказать, что в романах Энквиста крупным планом представлены только две шведских провинции: это, естественно, Вестерботтен и регион Упланд-Сёдерманланд, то есть, в основном, Стокгольм. На наш взгляд, объяснить это просто: писатель пишет о том, что хорошо знает и любит. На сегодняшний день он живет в Стокгольме, хотя длительное время прожил за границей, в частности, в Калифорнии и в Копенгагене.
Энквист оперирует эпохами так же свободно, как и пространством. Один из его лучших романов «Визит лейбмедика» (1999) посвящен эпизоду датской истории восемнадцатого века, и Швеция возникает в нем лишь один раз, весьма опосредованно, когда вскользь упоминается коронация Густава Ш. Сделавший же его знаменитым роман «Пятая зима магнетизера» (1964) разворачивается в некоем городке в Германии под названием Зеенфонде и полностью лишен какой-либо тематической связи со Швецией. Однако эпоха, выбранная автором, опять же -западная Европа восемнадцатого столетия, век Просвещения. Эта эпоха и феномен европейского модернизационного проекта представляют для Энквиста исключительный интерес. Вероятно следует отметить тот факт, что восемнадцатый век как сцена действия романов привлекает целый ряд и других шведских писателей, современников Энквиста. Например, роман Свена Дельбланка «Ряса пастора» (1963) также посвящен феномену эпохи Просвещения и разворачивается в Германии в эпоху Фридриха Великого. Обращение целого ряда шведских писателей, принадлежащих к поколению родившихся в тридцатые годы прошлого века, к эпохе Просвещения, на наш взгляд, иллюстрирует очевидную попытку протянуть нить от рождения западноевропейского демократического проекта к нынешнему «шведскому проекту» через историю его формирования на протяжении двух столетий.
Для «шведского проекта», как видит его в своем творчестве Энквист, исключительное значение имеет взаимосвязь модернизационных, просветительских основ и религиозного пиетизма. Объясняя замысел своих романов «Визит лейб-медика» и «Путешествие Леви», четко укладывающихся в эту схему, писатель приводит, в частности, в пример Вольтера: «Вольтер, например, был глубоко верующим человеком. Но он ненавидел церковь. В этом непросто отыскать логику, но религиозность шла бок о бок с просвещением и рационализмом среди радикалов тех времен, и то, как они понимали это, заложило основы нового общества» [4, с. 109].
Энквист искусно пользуется постмодернистским инструментарием, смешивая эпохи, уделяя внимание маленьким частным историям и «правдам», включает элементы метапрозы и приближается к приему онтологического «короткого замыкания», когда возникает ощущение, что вот еще немного, и автор встретится со своими персонажами на страницах романа. При этом он последовательно выстраивает
29
собственную концепцию развития шведского общества в своих псевдокументальных, исторических романах, повестях и драмах, что как бы «обнуляет» эту игру с формой.
Д. В. Кобленкова в статье «Есть ли в Швеции постмодернизм?» указывает на приверженность шведской литературы этическим ценностям и отчасти этим объясняет слабые и не совсем определенные позиции посмодернизма в этой североевропейской стране: «К таким ценностям, которые остаются непреложны, относится, прежде всего, христианский фундаментализм, о котором говорил Энквист. В постмодернистском произведении невозможно поставить онтологические вопросы, так как с точки зрения постмодерна, наследующего традиции Ницше, Бог, как известно, «умер». Но в Швеции он все еще «жив», и стремление к идеалу, которого нет у постмодернистов, у шведов сохраняется. Они не расстаются с нравственным критерием оценки действительности и тем самым противоречат философии постистории, согласно которой нравственного центра не существует» [1, с. 378].
В 1985 году вышел небольшой роман Энквиста «Низверженный ангел», в котором есть три сюжетные линии, две из которых связаны с Швецией. В первой речь идет о подростке, который без каких-либо видимых причин убил двух маленьких девочек. Отец девочек постепенно проходит путь от ненависти к нему до, на первый взгляд, малопонятной привязанности и даже любви к убийце своих детей. Действие этой сюжетной линии происходит в Упсале. Другая шведская сюжетная линия - это воспоминания рассказчика о своем детстве в Вестерботтене, в частности, в ней очень интересно и рельефно подается образ отца рассказчика, который с нежностью вспоминает о том, как тот писал стихи, но, поскольку в пиетистской среде его детства это, как и другие «светские» развлечения, в частности, танцы и кино, считалось грехом, прятал и рвал свои тетради со стихами.
Интересно, что за произведения 1980-х годов, в которых Энквист обращается к движениям души частного человека, этот писатель заплатил охлаждением к себе со стороны социал-демократических и леворадикальных критиков. Его обвиняют в «приватизации в угоду вкусам времени» [4, с. 191], то есть в отходе от проблем общества в пользу исследования горестей и радостей частного человека, что, к слову, вполне можно расценить как движение в сторону постмодернистского письма, ибо это сложно определяемое направление всегда предпочитает частное общему, а малое грандиозному. То же относится и к увлечению Энквиста театром. В 1981 году выходит сборник из трех драм или «Триптих». Две из них разворачиваются в буржуазных гостиных: «Ночь трибад» (1975) - драма о Стриндберге и «Из жизни дождевых червей» - драма о Гансе Христиане Андерсене, а центральная драма триптиха «К Федре» (1980) - это переработанная и радикализированная версия «Федры» Расина. Возможно, недовольство критиков объясняется и тем, что Энквист в этот период демонстративно отходит от социально-критического подхода к изучению феномена человека и, соответственно, оставляет Швецию и шведскую общественную реальность как объект пристального изучения.
Непосредственно о малой родине Энквиста, поселке Йоггбёле, речь идет в двух романах: «Отъезд музыкантов» (1978) и «Библиотека Капитана Немо» (1992). Эти романы связаны тематически, в них есть общие персонажи и переходящие мотивы. В первом романе хронотоп может быть определен достаточно точно - это Северный Вестерботтен в самом начале 1900-х годов. В романе встречаются и сцены, происходящие в центральной Швеции, в регионе Стокгольма, откуда родом один из главных персонажей - агитатор Эльмблад. Однако он - чужак, и на этом контрасте: местное значит правильное, истинное, а стокгольмское - чужое, враждебное, безбожное, во многом и строится происходящий в романе конфликт между рабочими лесопилки и заезжим агитатором социал-демократом. Первым человеком, с которым Эльмблад сталкивается в этом забытом Богом уголке северной Швеции, стал мальчик Никанор Маркстрем. Ребенок впервые увидел агитатора в момент, когда тот, отдыхая от тягот пути, удил рыбу и при этом держал червей для наживки во рту. Эта сцена
30
поразила Никанора настолько, как если бы чужак был инопланетянином. Рассказывая местным рабочим об увиденном, мальчик дважды повторил: «Он из Стокгольма... Точно вам говорю. У него дождевые черви прямо во рту» [3, с. 16-17].
Интересно, что изначально Энквист хотел написать роман о том, как рабочая семья уехала из Швеции в Южную Америку из-за резкого ухудшения условий работы и жизни. Начат роман был уже в 1972 году, но закончен только через шесть лет. Однако автор отошел от первоначального замысла показать жизнь семьи Маркстрём на чужбине и описал происходившие в Швеции события, которые предшествовали их отъезду в эмиграцию. Последний абзац романа звучит так: «Железнодорожная станция Буретрэск. Йозефина хотела открыть окно, чтобы в последний раз вдохнуть воздух родины, но окно заело. Гудок» [3, с. 373].
Энквист раскрывает историю Швеции на основе истории одной простой, глубоко верующей семьи Маркстрём, состоящей из рабочего лесопилки Вальфрида Маркстрёма, его жены Йозефины, их сына Никанора и приемной дочки Эвы-Лисы, а также непутевого брата Йозефины - Арона. После самоубийства Арона, которое он совершил после и из-за того, что изнасиловал приемную племянницу, семья как раз и решает уехать из Бурео. Глава этой семьи на самом деле не Вальфрид, а Йозефина. На ней держится и материальное, и духовное благополучие всех домочадцев. Она - как бы домашний пастор, носитель и хранитель протестантской этики. Когда муж теряет работу, она выводит всю семью собирать бруснику, объясняя это так: «чтобы люди не подумали, что мы ведем праздную жизнь», хотя им было уже почти нечего есть. Интересна история приемной дочери Маркстрёмов, которая попала к ним с корабля, пришедшего с другой стороны Ботнического залива, то есть из финского Эстерботтена. У девочки широкие скулы и финский акцент, а ее мать -представительница совершенно неприемлемой в этой пиетистской среде профессии: она - пианистка. Сначала об Эве-Лисе говорят, что в ней есть что-то татарское. Ведь Финляндия и кажущаяся Никанору далекой экзотической страной Карелия - как бы часть уже совсем неведомой и окутанной мифами России.
Вопрос о присутствии образа России в шведской литературе двадцатого века, в целом, и об экзотизации нашей страны, в частности, представляет собой несомненный интерес для исследователя. Что касается Энквиста, то упоминания о России в разных ее ипостасях возникают в его творчестве постоянно. В интервью российскому телевидению в ответ на просьбу авторов программы выбрать ряд определений для России, наряду с другими эпитетами, Энквист выбрал (что весьма характерно для шведского историко-культурного менталитета в целом) эпитеты «таящая угрозу» (шведск. hotfullt) и, конечно, «загадочная» (шведск. gatfullt). Географически Россия находится ближе к родному писателю Вестерботтену, чем к Стокгольму, однако в вестерботтенских сюжетах произведений Энквиста Россия, как уже сказано, окутана флером сказочности и мифа. Например, в мире романа «Библиотека капитана Немо», который сам по себе включает несколько планов действительности, есть загадочный остров «Рюссхольмен», который является как бы двойником острова Франклина, где у Жюля Верна находится «Наутилус» капитана Немо. По легенде именно на этом острове похоронены русские казаки, когда-то высадившиеся на восточном побережье Швеции. Их убили местные жители, и теперь этот остров считается заколдованным, и никто не решается туда ездить, поэтому только на нем сохранились высокие ели, которые в прочих местах этого края уже давно бы срубили.
Полное драматизма взаимодействие с огромным восточным соседом, несомненно, также оказало влияние на развитие «шведского проекта», и Энквист затрагивает эту тему во многих своих романах. В частности, в документальном романе «Легионеры» (1968), посвященном весьма спорному эпизоду в истории шведской демократии, связанному с судьбой легионеров СС, выданных Швецией СССР после Второй мировой войны, обсуждается так называемый «врожденный страх шведов перед Россией». Писатель побывал в СССР в шестидесятые годы, когда собирал материалы
31
для своего документального романа. В том же интервью «Афтонбладету» в 2014 году Энквист, как представляется, с некоторым сожалением констатирует, что: «Русские -по-прежнему исконный враг для шведов, а также весьма удобная мишень для пропаганды» [6, c. 5]. Россия возникает в шведском контексте и в романе «Путешествие Леви» (2001), когда его герой объясняет свой внезапный немотивированный отъезд из Швеции в 1940 году тем, что боится нападения русских на Швецию. Никто, и прежде всего автор, не воспринимает такое объяснение как правдивое. В данном случае мы видим пример того, как документальное и мифическое смешиваются автором в сочетании, необходимом ему для реализации художественного замысла.
«Путешествие Леви» - один из последних больших романов Энквиста, кульминация его «шведского эпоса», и в нем мы вновь сталкиваемся с семьей Маркстрём. На этот раз мы знакомимся с неким Эфраимом Маркстрёмом, который стал биографом Леви Петруса, шведского проповедника, создавшего религиозное движение пятидесятников. Оно, к слову, на сегодняшний день является третьей по численности христианской деноминацией в мире. Эфраим Маркстрём изображен как обобщенный образ евангелиста при новом «мессии» Петрусе. Он пишет так называемое «житие» (нем. «Lebenslauf») Петруса, и с этим Маркстрёмом автор на страницах своего романа ведет постоянный диалог. Как это характерно для творчества Энквиста, мы встречаем в этом монументальном произведении упоминания и о героях предыдущих романов. История грешника дяди Арона из «Отъезда музыкантов» искусно вплетается в ткань повествования еще в самом начале. Но интереснее всего то, как в эту версию шведской истории двадцатого века ее создатель включает и историю лейб-медика Струэнсе. Мы узнаем, что оказывается именно он во время своего «визита» указом разрешил общине гернгутов практиковать их культ.
Романом «Путешествие Леви» Энквист продолжает весьма важную в истории шведской литературе тему о судьбе и исканиях священнослужителей и религиозных проповедников. Достаточно в этой связи упомянуть хотя бы Сельму Лагерлеф с ее романами «Сага о Йосте Берлинге», «Шарлотта Левеншельд», «Анна Сверд» и «Изгой». Уже ближе к нашему времени к этой традиции обращаются, например, Свен Дельбланк в своем цикле романов о Самуэле и в «Рясе пастора», Торгни Линдгрен в романе «Аквавит из Норрланда» и многие другие. Совершенно неудивительно, что фигура будь то принадлежащего к государственной лютеранской церкви пастора или проповедника одной из свободных деноминаций выходит на первый план в литературе народа, менталитет которого в значительной степени сформирован этикой и практикой протестантизма, которые влияли и на такие основы шведского общества как рабочая солидарность и профсоюзное движение.
Энквист многократно намеренно сравнивает Петруса и Струэнсе, показывая сходства и различия этих двух реформаторов. В отличие от гуманиста Струэнсе, Петрус - лидер почти что маоистского типа. Как всегда, у Энквиста этому есть объяснение, нужно только попытаться сложить фрагменты головоломки. В 2003 году автор намекал, что у него сложился замысел трилогии о типе радикального реформатора, первой частью которой является роман «Визит лейб-медика», второй -«Путешествие Леви» [4, с. 110]. Остается только догадываться, кто мог бы стать героем третьей ненаписанной части. А главное: какая страна, и какая эпоха могли бы заинтересовать этого писателя и стать воплощением его замысла. Энквист, по его собственным словам, видит параллели между своими романами, в частности, между «Отъездом музыкантов» и «Библиотекой капитана Немо», но он говорит и о том, что всегда завидовал Мубергу и Дельбланку, написавшим серии романов, что, как он считает, ему сделать не дано [4, с. 110].
32
Панорама шведской жизни, созданная автором в «Путешествии Леви» поражает полнотой и размахом. Именно в этом романе мы наконец-то видим целостный образ Швеции. Теперь уходит противопоставление столицы и северной периферии, и обнаруживаются органичные связи между регионами. Портрет нации, ее духовной и общественной жизни становится полным, динамичным и убедительным. При этом очевидно, что создание такой целостности, сопряжение исследуемых эпох и пространств являются целью и насущной необходимостью для самого автора.
Однако уже в «Низверженном ангеле» просматривалась попытка такого сопряжения в камерном масштабе. В этом небольшом произведении речь идет о людях, страдающих от внешнего и внутреннего уродства, при этом, однако, возможна и другая трактовка: внешнее уродство оказывается отражением внутренней красоты и наоборот. В романе есть пассаж, в котором рассказчик вспоминает свое детство в Вестерботтене в первой половине прошлого века и отмечает, что «сейчас в Швеции всех уродов спрятали, а раньше он видел их повсюду». Далее совершенно логично разворачивается мысль о том, что теперь уродство спряталось внутри людей, и, как пример, мы видим этого мальчика-убийцу, так называемого «волка из Сэтера», помещенного в психиатрическую больницу убийцу двух девочек.
По своим политическим взглядам Энквист, конечно, принадлежит скорее к левым, чем к правым. Социал-демократические правительства всегда старались вовлечь его в дебаты о судьбе культуры в Швеции. При этом сам автор многих публицистических статей и участник телепрограмм и конференций в 1990-е выразился так: «Социал-демократия - это я, но иногда партия уходит от меня» [6, с. 5]. Как к очень заметной фигуре в общественно-политической жизни своей страны к Энквисту предъявлялись особые требования, что иногда приводило к конфликту с критикой и социал-демократическим истэблишментом. Например, Энквист перенес множество нападок как автор уже упомянутого романа «Легионеры», в котором он, полагаясь на документы, показал, что из выданных Советскому Союзу прибалтийских легионеров СС, подавляющее большинство дожило до момента написания романа: левые критиковали его за то, что в своей критике нацизма он был недостаточно радикален, а правые - за симпатии к СССР, утверждая, будто он поддерживал ввод советских войск в Афганистан.
Одним из наиболее политизированных романов Энквиста, где речь идет о Швеции, критики сочли роман «Секундант» (1971). В нем повествуется о спортсмене, метателе молота, который облегчил свой снаряд, и это жульничество позволило ему победить. В итоге «чемпиона» разоблачают, и многие литературные критики увидели в этом развенчание идей шведского социализма и «дома для народа», отождествляя спорт с политической системой.
Но нас все же больше интересует то, какие художественные образы Швеции писатель создает в своих произведениях. Малая родина писателя - троп, возникающий во многих романах, но, прежде всего в «Музыкантах» и «Библиотеке капитана Немо». Этот образ - камерный, при этом яркий и четкий. Зеленый дом на горе - это дом детства, в котором хозяйка - его мать Майя, которой он и посвящает роман «Отъезд музыкантов». Мать — особый персонаж в творчестве Энквиста. В нескольких произведениях мы встречаем фразу: «Ее называли Майей, хотя на самом деле ее имя было Мария». Она продолжает существовать как бы в двух реальностях: художественной и непосредственно жизненной. К ней писатель обращается как к своему вечному собеседнику. Она словно играет роль ангела-хранителя, своеобразной Беатриче, с которой автор «сверяет» свои художественные часы, ведет постоянный диалог. Второй важнейший элемент этого камерного мира - это дом с желтыми стенами, или молельня. Он в определенной степени выполняет авторитарную и репрессивную функции, от которых стремится освободиться авторское «Я». Поскольку Майя - пиетистка, для нее молельный дом конкурирует с семейным домом, что вызывает протест у ее сына, который этой двойственной жизни матери не
33
хочет принимать. Третий элемент - это отдельно стоящий домик под достаточно грубым названием «skithuset» (русск. нужник). Следуя бахтинской теории, мы можем сказать, что это строение - воплощение «человеческого низа», роль которого заключается в развенчании всего авторитарного и репрессивного в жизни человека. Именно там, в уборной, юные герои знакомятся с различными сторонами жизни, листают региональную газету «Норран», разглядывая страницы с рекламой женского белья. Там же рабочие жестоко избивают Никанора и агитатора Эльмблада. То есть мальчик Никанор буквально познает реальную жизнь в уборной. Ведь то, о чем говорится во время проповедей в молельном доме, никак в познании реальной жизни не помогает.
Несомненно, широкой полноценной панорамой шведской действительности прошлого столетия является и роман «Путешествие Леви». Пожалуй, именно в нем достигает своего апогея стремление Энквиста объяснять большое через малое и малое - через большое. Он объясняет и читателю, и, вероятно, самому себе, происхождение, истоки той страны, в которой живет сам, через жизни маленьких, незаметных людей. Он часто подчеркивает, что опора движения обновленчества - простые женщины среднего возраста с «волосами, туго завязанными в узел на затылке». С другой стороны, через масштабную личность, такую как лидер религиозного обновленчества Леви Петрус, он объясняет простую шведскую женщину из далекой северной деревушки, такую как его собственная мать Майя. Ее последними словами, своеобразным примирением с сыном заканчивается этот роман о, казалось бы, историко-культурных событиях национального масштаба. Так автор объясняет нам свое мировоззрение, и это, как можно предположить, роман, в котором Энквист ближе всего подходит к ответу на вопрос о смысле собственной жизни. Наконец, для Энквиста, как ни пафосно это звучит, судьба отдельно взятого человека неразрывно связана с судьбой страны и историческим процессом. Швеция всегда волнует его. В уже упомянутом интервью российскому телевидению он говорит: «Швеция - это очень молодая страна». И представляется, что именно этот писатель в своем поколении ближе всего подошел к созданию полноценного литературного образа Швеции, как историко-культурного и этнического феномена.
Литература
1. Кобленкова Д. В. Есть ли в Швеции постмодернизм? // Вопросы литературы. 2015. № 4. С. 364-381.
2. Лисовская П. А. Мотив убийства Улофа Пальме в новейшем шведском романе // Скандинавская филология = Scandinavica. Вып. XIII. СПб.: СПбГУ. С. 150-158.
3. EnquistP. O. Musikantemas uttag. Stockholm: Norstedts, 1978. 378 s.
4. Karlsson L. Liv. Drom. Dikt: Moten med 34 svenska forfattare. Stockholm: Carlssons. 2007. 401 s.
5. Lindgren T. Dores bibel. Stockholm: Norstedts, 2005. 228 s.
6. Suhonen D. Det galler att ha styrkan att tanda den sista brasan // Aftonbladet. 23 september 2014.
7. Ohman A. Vad ar en norrlandsk identitet? // Rotter och rutter: Norrland och den kulturella identiteten. Red. A. Ohman. Umea, 2001. c. 9-16.
34
