Нетрудно заметить, что именно этот текст и был напечатан Б. В. Томашевским, опустившим, однако, угловые скобки. А у И. Н. Медведевой, обозначившей плохо читаемые слова, слово «человек» сомнений не вызывает.
И наконец, в шестнадцатитомном Полном собрании сочинений Пушкина (1947. Т. II) кроме публикации основного текста в отделе «Другие редакции и варианты» к слову «тиран» дана сноска: «Стих начат: Что. Начата доработка стиха: [А человек ]» (II, 782). Слово «человек» заключено здесь в квадратные скобки, которые, в соответствии с принятыми для этого издания условными знаками, обозначают зачеркнутое Пушкиным (I, XI), т. е. существующее в черновике.
Таким образом, Б. В. Томашевский опирался на работы по расшифровке текста своих предшественников, единодушно читавших слово «человек» в рукописи. Воспроизводимое нами факсимиле пушкинского черновика спорной строфы стихотворения не дает никаких поводов в этом усомниться.
И. В. Немировский, А. И. Рогова
«ШУМИТ КУСТАРНИК...»
В 1830 г. (предположительная датировка по расположению в рукописи: 12 марта—23 апреля) Пушкин набросал строки незавершенного стихотворного произведения:
Шумит кустарник... На утес Олень веселый выбегает, [Пугливо] он подножный лес С вершины острой озирает. Глядит на светлые (луга), Глядит на синий свод небесный И на днепровские брега, Венчанны чащею древесной. Недвижим, строен [он] стоит И чутким ухом шевелит......
Но дрогнул он — незапный звук Его коснулся — [боязливо] [Он шею] [вытянул] и [вдруг] [С вершины прянул]
(III, 216)
Эти стихи, впервые опубликованные (неверно и не полностью) В. Е. Якушкиным в 1884 г.,1 почти не привлекали внимания исследователей. Лишь в 1930 г. Д. П. Якубович, опубликовав при-
1 См.: Русская старина. 1884. Май. С. 351.
нятую доныне сводку текста, попытался истолковать набросок как «близкую вариацию одного места из поэмы Вальтер-Скотта „Дева озера"».2 Вывод, полученный исследователем в результате сравнительного анализа двух текстов, довольно убедителен. Но все же ему не удалось до конца объяснить творческую историю наброска. Заметив, что «шотландский» олень у Пушкина «переносится на берега великой национальной реки русского поэта», Д. П. Якубович полагает: «Быть может, эта именно деталь и остановила творческий замысел Пушкина своими противоречиями с ранее набросанной картиной (олени мало вяжутся с Днепром, Днепр — с утесами (...)). Замысел дикого ландшафта в высоком стиле оборвался, разрешившись полушутливой фигурой неуклюжего ручного медведя на привязи». Действительно, в автографе (ПД № 833, л. 49 об) такой рисунок есть. «Вольная картинка, навеянная строфами шотландской поэмы, — продолжает Д. П. Якубович, — словно сменилась каким-то другим близким воспоминанием...».3 И далее приводятся строки о медведе из поэмы «Цыганы».
Что касается оленя, ученый ссылался на труд Брема. Однако новейшее справочное издание сообщает, что олень распространен в лесостепной зоне Украины (среднее течение Днепра лежит в области лесостепи и степи).4 По поводу же утеса, вершины сам Д. П. Якубович заметил, что позже, в «Русалке», у Пушкина встречается слово «скалы» применительно к днепровскому берегу. Такое словоупотребление основано на реальных впечатлениях. В 1820 г. Пушкин ехал с Раевскими на юг и наблюдал днепровские пейзажи. В письме Н. Н. Раевского-старшего к дочери (июнь— июль 1820 г.) встречается описание этих «необыкновенно живописных видов» (южнее Екатеринослава): «Тут Днепр только что перешел свои пороги, посреди его — каменные острова с лесом, весьма возвышенные, берега также местами лесные...».5
Никак нельзя назвать Днепр вслед за пушкинистом «национальной рекой русского поэта». Днепр — украинская национальная река.
Не объяснена у Д. П. Якубовича и смена поэтического пейзажа неким «другим близким воспоминанием». Изображение в автографе медведя на привязи остается загадочным.
Попытаемся приблизиться к объяснению наброска.
Чем могла привлечь Пушкина поэма В. Скотта?
«Дева озера» в поэтическом переосмыслении воссоздает исторический сюжет усмирения английским королем Яковом II Стюартом рода Дугласов. По сюжету поэмы, в дочь Дугласа — Элен — влюблен Родрик. Родрик хочет выступить против короля и склоняет к этому Дугласа. Дуглас противится и одновременно не дает
¿Якубович Д. Из заметок о Пушкине и Вальтер-Скотте: 1. К пушкинскому наброску «Шумит кустарник» // Пушкин и его современники. Л., 1930. Вып. XXXVIII—XXXIX. С." 124.
* Там же. С. 130.
4 Большая советская энциклопедия. М., 1977. Т. 26. С. 537.
5 Архив Раевских. СПб., 1908. T. I.C. 518. Курсив наш.
согласия на брак дочери с Родриком, ибо она влюблена в юного Грэма Малькольма. Между тем независимый Дуглас в немилости у короля. Его расправа с королевским ловчим, ударившим во время охоты олениху Лафру, любимицу семьи Дугласов, приводит его в тюрьму. Дочь пытается спасти отца.
Этот сюжет неизбежно должен был напомнить Пушкину о «Полтаве», написанной за полтора года до наброска об олене. В двух поэмах — до известной степени сходная расстановка персонажей: Дуглас — Кочубей, Элен — Мария, Родрик — Мазепа, король — Петр, Грэм — молодой казак.
Конечно, разница в разрешении этой ситуации у двух поэтов очень значительна. У В. Скотта все кончается благополучно: король прощает Дугласа, Элен с королевского благословения выходит замуж за Грэма. (Кстати, «Дева озера» могла привлечь Пушкина также темой милости и темой дворянской оппозиционности, столь волнующих его уже с середины 20-х гг.). Но важно сходство самих ситуаций, само «напоминание» о «Полтаве», содержащееся в поэме шотландского автора.
В библиотеке Пушкина сохранилось английское издание «Девы озера» 1810 г.6 Если Пушкин познакомился с поэмой до начала работы над «Полтавой», то ее можно рассматривать как один из источников пушкинского произведения. Но за отсутствием данных достовернее другой вариант: Пушкин знакомится с поэмой и, привлеченный ею, здесь же набрасывает строки перевода. Так было у него не раз.
Итак, первый этап поиска привел нас к «Полтаве».
В тексте этой поэмы есть ряд мест, по своей образности предвосхищающих строки позднейшего пушкинского наброска. Они связаны с образом Марии: ее движения напоминают «лани быстрые стремленья»; «...Но от венца, как от оков, Бежит пугливая Мария»; «Не серна под утес уходит, Орла послыша тяжкой лёт; Одна в сенях невеста бродит, Трепещет и решенья ждет» (V, 19, 20). В финале поэмы, в эпизоде последней встречи Мазепы с Марией, Пушкин пишет:
И с диким смехом завизжала, И легче серны молодой Она вспрыгнула, побежала И скрылась в темноте ночной.
(V. 62)
Становится ясно, что украинский колорит в стихах о пугливом олене не случаен: поэтическим прецедентом такого сочетания является поэма 1828 г. (хотя образ оленя эпизодически появляется у Пушкина и в других произведениях).
О том, что набросок является своеобразным возвращением к «полтавской» теме, косвенно свидетельствует еще одно обстоятельство. В той же «третьей кишиневской» тетради, где он записан
Ь См.: Пушкин и его современники. СПб., 1910. T. IX—X. С. 332 (N° 1362).
(ПД № 833, л. 49 об.—50), встречаем нарисованную Пушкиным карту приднепровской части территории Украины (л. 35 об.). Карта датируется предположительно 1828 г., т. е. годом создания «Полтавы».7 Но само недалекое, через несколько листов, соседство с наброском об олене показательно. Перелистывая тетрадь, поэт мог задержаться на этой карте и вновь обратиться мыслями к Украине.
(Отметим попутно, что набросок 1830 г. написан тем же размером, что и «Полтава» — четырехстопным ямбом.)
Дело, конечно, не только в этих возможных «подсказках». Содержащееся в наброске творческое «воспоминание» о «Полтаве» надо рассматривать с точки зрения общего интереса Пушкина к украинской теме в ту пору.
В библиотеке Пушкина сохранилась третья часть «Истории Малой России» Д. Н. Бантыша-Каменского (М., 1830) — № 15. Как известно, первым изданием этой книги (М., 1822) поэт пользовался при работе над «Полтавой». Третий том переиздания получил цензурное разрешение 30 ноября 1829 г. и, надо полагать, как раз в начале 1830 г. попал в пушкинскую библиотеку. В книге разрезаны страницы, содержащие описание событий 1687— 1727 гг. Разрезаны и страницы с примечаниями, включающие письма Мазепы к Матрене Кочубей.8
Другой источник, в эту же пору оказавшийся в руках поэта, — рукописная «История Русов, или Малой России», приписывавшаяся Георгию Конискому. М. А. Максимович свидетельствовал: «Незабвенно мне, как Мерзляков журил меня за мою статью (о «Полтаве». — А. К.) и как благодарил потом Пушкин, возвратясь из своего закавказского странствия, где набирался он впечатлений войны под руководством своего друга Н. Раевского. Тогда же (в октябре 1829 г.9 — А. /С.), узнав от Пушкина, что он написал „Полтаву", не читавши еще Кониского, я познакомил его с нашим малороссийским историком и подарил ему случившийся у меня список Истории Руссов (так. — А. /С.), об которой он написал потом прекрасные страницы».10
Тогда же, после поездки на Кавказ, Пушкин с интересом читал изданный Максимовичем сборник «Малороссийские песни» (1827), цитировал и даже признавался составителю, что «обкрадывает» их. Максимович в эту встречу дал поэту список украинской песни о Мазепе, заинтересовавшей Пушкина.'1
Наконец, к 1829 г. относится собственно пушкинский замысел написания истории Украины. Замысел этот не был осуществлен
7 См.: Рукою Пушкина. М.;Л., 1935. С. 401.
8 См.: Пушкин и его современники: Т. IX—X. С. 5.
9 См.: Л ернер Н. О. Труды и дни Пушкина. СПб., 1910. С. 197—198.
'ОМаксимович М. А.Собр.соч. Киев, 1880.Т. III. С. 491.
11 Максимович М. А. О смешных прозвищах // Лит. вестник, 1902. Т. III. кн. I. С. 113. В пересказе М. Драгоманова (Вестник Европы. 1874. Т. 2. Кн. 3. С. 447) этот эпизод относится ко времени создания «Полтавы». Очевидно, в этом случае мы должны доверять самому Максимовичу.
по той причине, считал Ю. Г. Оксман, что появилось второе издание труда Бантыша-Каменского, где использовались и материалы «Истории Русов», которые поэт хотел ввести в научный оборот. Но и затем (1831) Пушкин возвращался к этому замыслу, в итоге, однако, так и не реализованному.12
Итак, рубеж 1829—1830 гг. отмечен у Пушкина новым подъемом интереса к украинской теме, прежде легшей в основу уже изданной к этому времени поэмы. Дело в том, что, во-первых, двадцатые—тридцатые годы стали эпохой высокого интереса русской литературы к Украине. «...Пушкин, будучи русским писателем 29—30-х гг. и притом писателем, живо откликавшимся на все явления политической, общественной и литературной жизни, был захвачен волной всеобщего влечения к Украине...».13 Во-вторых, именно на 1829—1830 гг. приходится публикация ряда произведений на украинскую тему, исходящих из круга близких поэту литераторов: повестей О. Сомова, глав «Монастырки» А. Погорельского и др. Все это должно было вновь обратить его внимание к Украине.
Очевидно, набросок начат был действительно как перевод стихов В. Скотта, но замена стиха «Глядит на бездны, на брега» на стих «И на днепровские брега» зафиксировала поворот творческой мысли Пушкина к украинской теме.
24 марта 1830 г. Пушкин писал А. X. Бенкендорфу:
«Я предполагал проехать из Москвы в свою псковскую деревню, однако, если Николай Раевский приедет в Полтаву, убедительно прошу Ваше превосходительство разрешить мне съездить туда с ним повидаться» (XIV, 73, 403; ориг. по-франц.). Поэт получил отказ, ибо у царя, как сообщил 3 апреля в ответном письме Бенкендорф, имелось «основание быть недовольным поведением г-на Раевского за последнее время» (XIV, 75, 404; ориг. по-франц.).
В декабре 1829 г. Н. Н. Раевский «был отрешен от службы за „излишнюю близость" с подчиненными ему ссыльными декабристами...».14 В Полтаве же в это время жил его брат А. Н. Раевский, высланный туда без права проживания в столицах. Николай намеревался посетить Александра, и Пушкин хотел увидеться со старым товарищем.
В начале 1830 г. Пушкин часто вспоминает о Раевских. В первом номере «Литературной газеты» (1 января 1830 г.) он поместил краткую рецензию на анонимную брошюру (автором был М. Ф. Орлов) «Некрология генерала от кавалерии Н. Н. Раевского». Кстати, рецензент заметил «непонятное упущение со стороны неизвестного некролога: он не упомянул о двух отроках, приведенных отцом на поля сражений в кровавом 1812-м году!..» (XI,
12 Оксман Ю. Г. Из разысканий о Пушкине: I. Неосуществленный замысел истории Украины //Лит. наследство. М., 1952. Т. 58. С. 211—221.
,3Белецкий А. И. Пушкин и Украина // Науков1 зап. Кшвського держ. унту. 1954. Т. XIII. Вип. II. N° 6. С. 70.
и Черейский Л. А. Пушкин и его окружение. Л., 1989. С. 362.
84). Упоминание об опальных сыновьях чрезвычайно важно для Пушкина.
Вскоре, 18 января, поэт обращается к Бенкендорфу с ходатайством о назначении пенсии вдове генерала Раевского. «Половина семейства находится в изгнании...» (XIV, 58, 399, ориг. по-франц.), — пишет Пушкин, имея в виду, конечно, не только Марию и ее мужа, но и обоих братьев.
Стихи воскрешают образность «Полтавы» — в Полтаву собирается сам поэт. Поэма же была связана для Пушкина с именем сестры Раевских — Марии: к ней, как принято считать, обращено «Посвящение» «Полтавы».
Напомним, что встреча Пушкина с семейством Раевских произошла на Днепре, в Екатеринославе.
Мы полагаем, что появление в автографе рисунка, изображающего медведя на цепи, тоже связано с воспоминаниями о Раевских. Первые впечатления от цыганского табора у Пушкина относятся, по-видимому, к кавказскому путешествию с Раевскими. И. П. Липранди отметил это обстоятельство в своих воспоминаниях.15 К тому же совсем недавно, в 1829 г., Пушкин совершил новую поездку на Кавказ и снова встретил Н. Раевского-младшего.16
Рисунок, как заметил Д. П. Якубович, напоминает о поэме «Цыганы». Герой ее водил медведя (что, кстати, вызвало известное недовольство Рылеева и Вяземского. Осенью 1830 г. Пушкин вспомнит об этом в своих полемических заметках). Очевидно, что имя «Алеко» намекает не только на Александра Пушкина, но и на Александра Раевского, в коем немало общего с пушкинским персонажем. Так что встающие за пушкинским рисунком ассоциации ведут все к той же семье Раевских, «близкое воспоминание» (Д. П. Якубович) о которых в соединении с общим интересом поэта к Украине, с «воспоминанием» о «Полтаве» и увело его от стихов В. Скотта, помешало продолжить работу над переводом.
А. В. Кулагин
15 См.: Пушкин в воспоминаниях современников. М., 1985. Т. 1. С. 327—328.
16 Есть предположение, что поэт навестил А. Раевского в Полтаве во время своей поездки на Кавказ в 1829 г. (см.: Га л у шко Т. К. Пушкин и братья Раевские: (К истории отношений) //Пушкин: Исслед. и материалы. Л., 1989. Т. XIII. С. 204—206).
«НАДПИСЬ К ВОРОТАМ ЕКАТЕРИНГОФА»
3 мая 18 34 г. Пушкин записывает в дневнике: «Гуляние 1 -го мая не удалось от дурной погоды, — было экипажей десять. Гр.(афиня) Хреб.(тович) однако поплелась туда