CC BY-NC-ND
7
Даниловские чтения
Античность - Средневековье - Ренессанс Искусство и культура
Сборник 5
УДК 7.072
БОТ: 10.28995/2686-7249-2022-1-10-13
Штрихи к портрету Михаил Н. Соколов
Аннотация. Настоящая публикация - переиздание заметки ныне покойного М.Н. Соколова в сборнике к юбилею тридцатилетней деятельности И.Е. Даниловой в качестве заместителя директора по науке ГМИИ им. А.С. Пушкина [Соколов 1997, с. 22-23]. Это не мемуары о покойной старшей коллеге, но скорее дифирамб, обращенный к еще живой и деятельной руководительнице научной жизни Музея и его гуманитарного окружения. В остроумном и кратком эссе М.Н. Соколову удалось обрисовать как основные черты творческого облика И.Е. Даниловой, так и ее человеческий характер.
Ключевые слова: И.Е. Данилова, наука, история искусства, Средние века, Возрождение, Древняя Русь, Италия, Россия
Для цитирования: Соколов М.Н. Штрихи к портрету // Вестник РГГУ. Серия «Литературоведение. Языкознание. Культурология». 2022. № 1. С. 10-13. DOI: 10.28995/2686-7249-2022-1-10-13
© Соколов М.Н., наследники, 2022
Brush-strokes for a portrait Mikhail N. Sokolov
Abstract. This publication is a reprint of a study by the now deceased M.N. Sokolov in a collection of articles dedicated to the thirtieth anniversary of I.E. Danilova as Deputy Director for research of the A.S. Pushkin State Museum of Fine Arts [Sokolov 1997, pp. 22-23]. It is not a memoir about a late senior colleague, but rather a dithyramb addressed to the still living and active leader of the Museum's academic life and its human community. M.N. Sokolov managed to outline in a short witty essay the main features of I.E. Danilova as a researcher and as a human being.
Keywords: I.E. Danilova, science, art history, Middle Ages, Renaissance, Old Russia, Italy, Russia
For citation: Sokolov, M.N. (2022), "Brush-strokes for a portrait", RSUH/ RGGU Bulletin. "Literary Theory. Linguistics. Cultural Studies" Series, no. 1, pp. 10-13, DOI: 10.28995/2686-7249-2022-1-10-13
Суровость и грациозное достоинство - первые слова, которые приходят на ум, когда хочешь передать впечатление об Ирине Евгеньевне Даниловой. Она вся - в изысканной, как на полотнах Бронзино, броне, оставшейся от того послевоенного лихолетья, когда верховной благодетелью было осторожное Благоразумие, т. е. самозащищенность вкупе с умением видеть далеко назад и вперед. Следующие поколения, привыкшие к театральному радушию и веселой междусобойности шестидесятников, воспринимают гармонию благоразумия как чопорность, даже как холодное равнодушие. Однако трудно было бы, наверное, найти в нашей гуманитарной среде человека менее равнодушного, чем Ирина Евгеньевна.
Та же благоразумная гармония определяет и отношение И.Е. Даниловой к современной культуре. Очень редко выступая в художественно-критическом жанре, где можно «безобидным образом излагать смутность испытываемых ощущений» (Салтыков-Щедрин), Ирина Евгеньевна, однако же, видит и понимает гораздо больше, чем присяжные критики. Недаром благодарную память о ее преподавании сохранили столь многие из наших крупных современных мастеров, обычно не жалующие искусствоведов-педагогов и искусствоведов как таковых большим вниманием (признательная память учеников роднит И.Е. Данилову с ее учителем М.В. Алпатовым, у которого тоже много почитателей среди художников). «Это - настоящий язык», - не мудрствуя лукаво, говорят художники, признавая умение так же творчески
12
М.Н. Соколов
работать со своим материалом, как они работают с красками, камнем, деревом. А что касается чувства современности, то в работах И.Е. Даниловой можно найти тонкие, вполне постмодернистские интуиции - например там, где она специально выделяет цитату из Альберти, описывающего человеческую культуру в виде печальной, поросшей бурьяном свалки.
Наверное, главный дар хорошего человека - это дар понимания той «прекрасной сложности» (К. Леонтьев), которая предопределяет всякое культурное пространство, и древнее, и новое. Прекрасно чувствуя и Средние века, и Возрождение, Ирина Евгеньевна не мыслит их в виде двух ступеней, двух последовательных этапов, но умеет виртуозно показать их равноправие, разделить свои «симпатии поровну между двумя великими эпохами» (М.Я. Либман).
Благодаря этому и укрепляется возможность подлинно гуманистического изучения средневекового искусства, прежде всего древнерусского, по духу своему архисредневекового. Реализация этой возможности - едва ли не самое главное в великом наследии М.В. Алпатова, лучшей, самой верной ученицей которого Ирина Евгеньевна является. Обращаясь к трудам И.Е. Даниловой, мы учимся понимать гуманизм византийства, равно как и средневековую базу Ренессанса. (На ум приходит сцена из «Воскресших богов» Мережковского, где Леонардо да Винчи с удивлением созерцает творения русского иконописца, прибывшего вместе с посольской миссией.) Это взаимосозерцание двух (в общем-то антагонистических) эпох, проступающее в методе И.Е. Даниловой, крайне необходимо социальному пространству наших дней, когда Византия и Новое время сходятся в некрасивых разборках по поводу церковных ценностей. Книги все же кое-чему учат - хотя это надоевшая банальность.
Другой очень важный мотив работы Ирины Евгеньевны -Италия и Россия. Это, впрочем, продолжение того же эпохально-географического взаимосозерцания. Сама Ирина Евгеньевна как исследователь - суть Россия внутри Италии, ее точка зрения неизменно хранит память о Древней Руси среди шедевров Мазач-чо или Боттичелли. При этом ее взгляд нигде не соскальзывает в культурологическую лирику, но остается строго историчным, даже историко-социологическим, восполняя ту историческую социологию искусства, которая у нас блистательно отсутствует. Недаром столь ценит она наблюдения Франкастеля и Бэксанделла, которые столь много сделали для того, чтобы современный зритель смог мысленно поставить себя на место человека кватроченто.
В книгах и статьях И.Е. Даниловой мы получаем возможность ощутить себя не сторонними зрителями, но войти в живую среду
произведения. Поэтому, наверное (лелея волшебный эффект бы-тия-внутри-образа), Ирина Евгеньевна охотнее всего обращается к творениям величественным и масштабным: к фресковым циклам, к храмам, к городской исторической среде в целом - как в случае с «Брунеллески и Флоренцией». Но опять же, как бы ни возрастали масштабы, естественная точка исхода линий восприятия (то есть человек) остается на своем месте. Человек не растворяется в структурах, символических отношениях и двусмыслиях - может быть, поэтому Ирина Евгеньевна испытывает некоторое недоверие к структурализму и иконологии, где такое растворение нередко происходит.
Но каковы бы ни были ее методологические пристрастия, она всегда открыта новым веяниям и гипотезам. Конференции, которые долгое время проводились в ГМИИ под ее руководством, даже в самое глухое застойное время носили вид вольных симпосиев, участники которых не слишком мучили себя авторедактурой. Во многом благодаря И.Е. Даниловой ГМИИ и превратился в один из замков науки, которые гордо высятся среди сегодняшнего хаоса. Ирине Евгеньевне не надо было перестраиваться после 1985 г. -она всегда занималась только своим честным делом.
Большинство московских - да и не только московских - историков искусства чем-то так или иначе Ирине Евгеньевне обязано. Да останется она и впредь тем - по словам одного поэта-метафизика XVII века - «нежным и властным центром», вокруг которого вращается все лучшее в нашей многострадальной науке.
Литература
Соколов 1997 - Соколов М.Н. Штрихи к портрету // Введение в храм: Сборник статей / Под ред. Л.И. Акимовой. М.: Языки русской культуры, 1997. С. 22-23.
References
Sokolov, M.N. (1997), "Strokes for the portrait", in Akimova, L.I. (ed.), Vvedeniye v khram: Sbornik statey [The Entry into the Temple: Collected articles], Yazyki russ-koi kul'tury, Moscow, Russia, pp. 22-23.
