CC BY
11
ных имен, что открывает возможности для широких заимствований.
Прозвище как единица национального антропони-микона представляет безусловный интерес для ан-
тропологических исследований, так как отличается богатством способов и средств идентификации индивидуума.
Библиографический список
1. Ангархаев А. Мунхэ ногоон хасуури. Улаан-Удэ, 1982. 366 н.
2. Бромберже К. К антропонимическому анализу антропонимов // Вопросы ономастики. Екатеринбург: Изд-во Уральского ун-та, 2012. № 1 (12). С. 116-145.
3. Буряадай уран зохёолшодой рассказууд. Улаан-Удэ, 1967. 395 н.
4. Дамдинжапов Ц. Ж. Ажабайдалай таабаринууд. Улаан-Удэ, 1979. 155 н.
5. Доржиева Г.С. Функция обращения имен существительных в современном бурятском языке (коммуникативнопрагматический аспект): дис. ... канд. филолог. наук. Улан-Удэ, 2000. 230 с.
6. Долинин К.А. Стилистика французского языка. Л., 1978. 344 с.
7. Дугаров Д. Д. Хангай. Улаан-Удэ, 1984. 231 н.
8. Замай Ь|удал. Муноо уеын рассказууд. Улаан-Удэ, 1976. 372 н.
9. Клаус Г. Сила слова. Гносеологический и прагматический анализ языка. М., 1967.
10. Намсараев Х.Н. Рассказууд, повестьнууд. Нэгэдэхи ном.
Улаан-Удэ, 1986. 332 н.
11. Никонов В.А. Имя и общество. М.: Наука, 1974. 276 с.
12. Подольская Н.В. Словарь русской ономастической терминологии. М.: Наука, 1978. 198 с.
13. Семенюк Н.Н. Норма языковая // Лингвистический энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1990. С. 337-338.
14. Суперанская А.В. Структура имени собственного. Фонология и морфология. М.: Наука, 1969. 207 с.
15. Суперанская А.В. Общая теория имени собственного.
2-е изд., испр. М.: Изд-во ЛКИ, 2007. 368 с.
16. Шелкова И.А. Прозвища персонажей в произведениях А.Г. Алексина // Вопросы ономастики. 2011. № 1 (10). С. 85-97.
17. Шулунова Л.В. Ономастика Прибайкалья. Улан-Удэ: Бурятское кн. изд-во, 1995. 204 с.
18. Шулунова Л.В. Прозвища в антропонимии бурят. Улан-Удэ: Бурятское кн. изд-во, 1985. 90 с.
19. Ябжанов Б.Н. Саяанай домог. Улаан-Удэ, 1963. 139 н.
20. Segalen M. Le nom caché. La dénomination dans le pays bigouden sud // L'Homme. 1980. T. 20. P. 63-76.
УДК 37.014.2
«ШКОЛЬНЫЙ ВОПРОС» НА БЕСПАРТИЙНЫХ КРЕСТЬЯНСКИХ КОНФЕРЕНЦИЯХ 1923 г.
В ЗАБАЙКАЛЬЕ (ПО МАТЕРИАЛАМ ГАЗК)
© А.И. Сажина1
Забайкальский государственный университет,
672039, Россия, г. Чита, ул. Александро-Заводская, 30.
На основе анализа материалов беспартийных крестьянских конференций характеризуются условия становления советской системы образования в Забайкалье, проблемы деятельности образовательных учреждений. Рассматриваются особенности социально-политической обстановки в местной деревне в период советизации Забайкалья.
Табл. 1. Библиогр. 5 назв.
Ключевые слова: забайкальское крестьянство; беспартийные крестьянские конференции; народное образование; советизация Забайкалья.
“SCHOOL QUESTION” AT NON-PARTY PEASANT CONFERENCES IN 1923 (BASED ON MATERIALS OF TRANSBAIKAL STATE ARCHIVES)
A.I. Sazhina
Transbaikal State University,
30 Aleksandro-Zavodskaya St., Chita, 672039, Russia.
Having studied the materials of non-party peasant conferences the author characterizes the formation conditions of Soviet educational system in Transbaikal region and the problems of educational institutions activities. The article also considers the features of socio-political environment in local village during the Sovietization period of Transbaikalia.
1 table. 5 sources.
Key words: Trans-Baikal peasantry; non-party peasant conferences; public education; sovietization of Transbaikalia.
После ликвидации Дальневосточной республики, в состав которой в 1920-1922 гг. входила Забайкальская область, на ее территории была образована Забайкальская губерния. Одной из важнейших задач орга-
нов власти присоединенном регионе стала консолидация местного населения на основе общегосударственных установок Советской власти. В материалах V губернской партийной конференции основная зада-
1Сажина Антонина Иннокентьевна, ассистент кафедры истории, тел.: 89644707227, e-mail: аntonina_sazhina@mail.ru Sazhina Antonina, Assistant Lecturer of the Department of History, tel.: 89644707227, e-mail: аntonina_sazhina@mail.ru
ча местного комитета РКП(б) определялась как «переход от форм демократического строительства к формам советским по всем линиям соприкосновения с Советским центром» [5, с. 3]. Необходимость наполнить «советским содержанием» все стороны жизни, дать местному населению само понимание сущности новой власти (исходя из практики центральных регионов Советского Союза), приобретала особое значение в связи с тем, что эта власть в значительной степени отличалась от прежней.
Важнейшим направлением такой работы выступал «перевод на советские рельсы» забайкальского крестьянства. В этих условиях партийному руководству была необходима полная информация об экономическом положении и политической направленности местного земледельческого населения, с которым еще предстояло наладить контакт, выбрать наиболее успешные формы сотрудничества. На беспартийных крестьянских конференциях, созванных РКП(б) и органами советской власти на протяжении 1923 г., предоставлялись самые широкие возможности для достижения этой цели. Конференции собирались с учетом графика полевых работ, к участию в них приглашались представители местных крестьянских общин, которые имели возможность передать и озвучить свои «наказы» по тому или иному вопросу. Весной и осенью на территории Забайкальской губернии было проведено 13 таких конференций. Общая численность делегатов, принявших участие в их работе, составила 743 человека [1, л. 119].
В Государственном архиве Забайкальского края не сохранились протоколы этих конференций, однако существует ряд документов, составленных по результатам их проведения и сохранившихся в материалах общего отдела Забайкальского губернского комитета РКП(б). Составленные для служебного пользования отчеты иллюстрируют практическое течение основных процессов советизации региона: зафиксированные в тексте реплики делегатов дают возможность охарактеризовать отношение местного крестьянства к мероприятиям советской власти, а выводы и умозаключения авторов - отношение советской власти к местному крестьянству. Таким образом, материалы беспартийных крестьянских конференций становятся важным историческим источником для изучения особенностей социально-политической обстановки в Забайкальской губернии периода советизации.
Большой интерес вызывает характеристика местного земледельческого населения, приведенная в одном из отчетов. Автором этого документа местное крестьянство характеризовалось следующим образом:
«Как известно, сельское земледельческое население Дальнего Востока состоит из переселенцев, выходцев из центральных губерний России, по преимуществу района нынешней Украины. Переселенцев гнала в Сибирь и на Дальний Восток острая земельная нужда и крайняя бедность на родине, [их привлекал] земельный простор и возможность создать себе материальное благополучие в Сибири и на Дальнем Востоке. Помимо бесплатного проезда и провоза имущества, всяких льгот по выполнению общегосударственных повинностей, переселенцы получали еще и денежное ... пособие на обзаведение хозяйством в размере до 300 рублей. Если отдельное хозяйство или целый район постигло бедствие (недород, падеж скота), то и в этом случае являлась «заботливая опека» казны и выдавала семенные и денежные ссуды. Одним словом, переселенцы жили в атмосфере постоянной «хозяйственной опеки» со стороны государства и приучились видеть в нем источник всяких подачек, не чувствуя в тоже время себя обязанными выполнять многие общегосударственные повинности». По мнению автора, эта «нездоровая колонизационная политика переселенческого управления не могла, конечно, способствовать накоплению в населении гражданского самосознания» и привела к его «развращению» дореволюционной государственной системой [1, л. 119].
Субъективность этой точки зрения очевидна и во многом является результатом классовых убеждений автора, в соответствии с которыми союзниками советской власти могли выступать лишь представители бедноты и батрачества. Однако отсутствие помещичьей системы землевладения, возможно свободного пользования земельными, лесными и водными ресурсами, а также льготная налоговая политика в отношении жителей региона исторически обусловили малочисленность этой социальной прослойки в местной деревне. Привилегированное положение местного крестьянства (по отношению к крестьянству центральных губерний) создавало условия для увеличения в его среде числа крепких середняцких и зажиточных хозяев. Это соотношение отразилось на составе участников конференций (таблица) и во многом повлияло на характер крестьянских «наказов» и реплик делегатов при обсуждении наиболее важных вопросов.
Повестка дня конференций отражала все многообразие проблем деревни начала 1920-х гг.: земельные отношения, вопросы лесопользования, налоги, деятельность ревкомов, культурное строительство и т.д. Однако на практике спектр обсуждаемых вопросов определялся, прежде всего, степенью их значения для
Социальный состав участников беспартийных крестьянских конференций 1923 г. [1, л. 287]
Губерния Число делегатов конференций
Всего «бедняки» «середняки» «кулаки»
Амурская 420 206 177 37
Приморская 1793 691 928 174
Забайкальская 743 356 268 119
делегатов и отражал стремление крестьян к сохранению собственного уровня жизни, их заботу о развитии индивидуального хозяйства. Примечательно, что вместе с важнейшим в этом плане вопросом налоговой политики советской власти, широкое обсуждение получила проблема, обозначенная в архивных материалах, как «школьный вопрос». Содержание его составляли особенности начавшейся реформы образования, деятельность учреждений школьной и внешкольной сети, а также положение школ и учительства. За исключением конференций Приморской губернии, их обсуждение не было запланировано на повестках дня самостоятельным пунктом, но повсеместно поднималось самими участниками, вытекало из обсуждения экономического состояния региона.
Перепись населения дальневосточных губерний 1923 г. показала, что материальное положение сельского населения в этот период было крайне тяжелым. Необходимость выплаты введенных в 1922 г. продовольственного, денежно-подворного и общегражданского налогов (в общей сумме 5520376 рублей) привела к тому, что 85,9% опрошенных крестьян «сообщали, что их семьям не хватает хлеба до нового урожая и приходится экономить или прикупать хлеб, продавая необходимые вещи» [3, с. 45]. Сумма налоговых платежей была значительной для всех категорий крестьянства Забайкалья: у зажиточных хозяев изымалось 56,2%, у других групп - от 15 до 37% дохода [2, с. 20]. Ситуация еще более осложнилась после перехода к новой налоговой практике, утвержденной Декретом ВЦИК и СНК «О едином сельскохозяйственном налоге». С одной стороны, эта мера должна была облегчить положение налогоплательщиков и упрощала процедуру взимания налога. С другой же, размер единого налога 1923-1924 гг. оказался значительно выше всех налоговых платежей 1922 г. вместе взятых и составил 6767566 рублей [1, л. 120]. В 1923 г. в одном только Читинском уезде Забайкальской губернии было подано 12000 жалоб на непосильный размер налога [2, с. 21].
При этом за крестьянством сохранялся ряд местных сборов и натуральных повинностей, одной из которых было содержание образовательных и просветительных учреждений. После 1917 г., в условиях Гражданской войны, интервенции и «семеновщины», развитие сети образовательных и просветительских учреждений Забайкалья было остановлено. Местное население самостоятельно изыскивало средства на ремонт, оборудование и содержание (отопление, освещение) соответствующих помещений, оплату труда учителя. Благодаря этому были сохранены немногочисленные учреждения, составлявшие местную школьную и внешкольную сеть к 1923 г. Однако их организационные возможности не позволяли решить важнейших проблем, выдвинутых на первый план процессом советизации и необходимостью проведения первоочередных политических и экономических кампаний советской власти. Начавшаяся реформа народного образования должна была создать условия для ликвидации неграмотности и способствовать повышению общественной активности взрослого трудо-
способного населения губернии.
В 1923 г. в Забайкалье были закрыты все школы и «репетиторские группы» [1, л. 61, об.]. Вместо них создавалась сеть школьных учреждений для неграмотного и малограмотного населения, подчиненная губернскому отделу и уездным отделам народного образования. Двухступенчатая школа должна была дать необходимые знания в объеме двух лет начальной школы для неграмотных и в объеме четырех лет для малограмотных учащихся [4, с. 220-221]. Содержание создаваемых школ по-прежнему возлагалось на местное население. К началу учебного года каждое крестьянское общество должно было подготовить подходящее для проведения школьных занятий помещение, обеспечив его необходимым оборудованием (столы, стулья) и канцелярскими принадлежностями. Все эти расходы, а также обязательства на оплату труда учителя, закреплялись договором между обществом и местным отделом народного образования. В свою очередь, отдел народного образования решал вопрос кадрового обеспечения школы и осуществлял методическое руководство работой учителя [1, л. 137].
Таким образом, забайкальское крестьянство получило возможность обучения в государственной школе. Однако его отношение к советской реформе образования носило неоднозначный, настороженный характер. Объясняется это, прежде всего, степенью информированности местного населения о содержании этой реформы. Смутное представление о том, что «в Совроссии учат всех, никому отказа нет», сформировало в крестьянской среде положительное отношение к советской реформе школьного дела в целом, что подтверждается содержанием реплик делегатов на конференциях. Однако, одновременно с этим самое широкое обсуждение было вызвано проблемами ее практической реализации.
Одна из таких проблем - соотношение количества созданных школ I и II ступени. Количество действующих в 1923 г. в Забайкальской губернии школ элементарной грамотности было существенно ниже, чем количество школ малограмотности, что напрямую было связано с организационными возможностями отделов народного образования. Фактически создание школ обеих ступеней и организация их деятельности были проведены только в губернском центре - г. Чите. В сельской же местности были открыты только школы I ступени. Неравномерное распределение школьных учреждений на территории губернии нарушало преемственность в работе школьной системы, снижало качество предоставляемого обучения. Острое недовольство местного населения этим обстоятельством выражено в речи одного из делегатов конференции Александро-Заводского уезда: «Если бы четырехлетки были подготовлены, то ни один бы ничего не сказал, а то в 2-хлетке поучился и долой, прошляешься пять-шесть лет, а потом женился, вот тебе и все...» [1, л. 134]. Ещё большее возмущение вызывал «классовый» принцип, прослеживающийся в этом распределении: «Мы равноправные граждане, но граждане города имеют школы П-й ступени, а мы, крестьяне, нет ... Деревня обижена школами, число школ слишком сокра-
щено и учителей убавлено. Насколько будет верно, не знаю, скажу, что будто бы Чита-город получила на школьное дело 225 тыс. руб., а остальной части губернии досталось всего 200 тыс. руб. Явление ненормальное и может повести за собой плохие последствия. Народ, кладя на алтарь революции все, требует расширения школьного дела, чтобы удовлетворить стремление к свету» [1, л. 135]. Преимущество при поступлении в школы II ступени членов РКП(б) и профсоюзов, вызванное политическими и экономическими потребностями периода, также оценивалось негативно. Наиболее ярко это выразил делегат Кутузов на конференции в Чите: «Выходит, что мужик опять оттерт. Подошли опять к старому - обучать детей чиновников. Это неподходяще - походит на дворянство. Таким образом, школа будет доступна лишь РКП и профсоюзам, и обучение в ней детей пойдет из поколения в поколение по наследству. Если мы не наладим школы, то не изживем ни хулиганства, ни темноты, ни самогонщины» [1, л. 136].
В большинстве случаев критика носила конструктивный характер. Делегаты выносили свои варианты решения многочисленных проблем школьного дела. Так, для формирования материальной базы школ II ступени предлагалось создание «школьного фонда» и выделение стипендий для обучающихся в них. При этом общее пожелание об открытии школ II ступени в количестве «хотя бы по две на уезд» выносилось делегатами при согласии и готовности «нести тяготы по сохранению школьного дела» [1, л. 136].
Однако расширение сети школ с четырехлетним курсом обучения сдерживалось не только материальными проблемами сферы народного образования. Немаловажную роль играло отсутствие подготовленных кадров, способных вести педагогическую работу. Истоки этой проблемы, в 1923 г. носившей повсеместный характер, лежали в объективных условиях развития российского общества и государства в первые десятилетия ХХ века. Ухудшение положения учительства, начавшееся в годы Первой мировой войны, продолжилось и после революции. Отсутствие государственного финансирования народного образования вело к тому, что педагогическую работу оставляли наиболее опытные и квалифицированные кадры. В свою очередь, это вело к снижению уровня профессиональной подготовки учительства в целом и к ухудшению качества образовательного процесса. Те же, кто оставался в профессии, зачастую не могли соответствовать тем высоким требованиям, которые выдвигались к школьным работникам советской властью. Помимо основной деятельности, на них возлагалась организация культурного досуга и просвещения местного населения, участие во всех первоочередных политических и экономических кампаниях. Роль проводника политики коммунистической партии в широких массах, возложенная на учительство, приводила к постоянному контролю за идеологическим содержанием его работы со стороны руководящих органов. Одним из методов такого контроля были политические проверки и «чистки» учительского состава по классовому признаку. Так, в результате проведенной летом 1923 г.
на территории губерний, входивших в ДВР, «чистки» по идеологическим соображениям от педагогической деятельности были отстранены 978 человек или 22% от числа проверяемых [1, л. 293].
В процессе обсуждении этого обстоятельства крестьянство активно реагировало на его реальные, практические результаты. Учитывая, что общая проблема нехватки педагогических кадров на местах формулировалась в ходе конференций как крик «Дайте учителей!», проблема чисток учительского состава по непонятным крестьянству идеологическим причинам приобретала довольно острый характер. «Этот вопрос возбудил всех, - мы все ищем выхода, нужно подойти к этому вопросу серьезно. Вот пришла чистка, выбросили неопытных (учителей), а частью и опытных; я думаю, что их нужно принять», - говорил один из делегатов; «Если Брусилов командовал армией, то под строгим контролем. Так давайте учителя белогвардейца, - тоже заставим работать под контролем», - предлагал другой [1, л. 139].
Таким образом, откликаясь на все проблемы, стоящие перед народным образованием, крестьянство требовало от органов власти их практического решения. Активность делегатов при обсуждении «школьного вопроса» в ходе конференций объяснялась практической значимостью школьного обучения в глазах крестьян. Определенная потребность в обучении в местной крестьянской среде носила традиционный характер и была связана с развитием народного образования в регионе в предшествующий период: просветительская деятельность нескольких поколений политических ссыльных, существование системы горнозаводского образования повышали значение грамотности в глазах местного крестьянства. Высокая материальная заинтересованность крестьян в этом вопросе обусловила его особую остроту. Именно поэтому в отчетах о проведении конференций общие настроения при обсуждении школьной реформы были обозначены как «массовое недовольство».
Сокращение школьной сети, недостаток учителей, учебников и учебных пособий в школах, а также хозяйственные расходы, которые приходилось нести крестьянству при наличии единого сельхозналога все это вызывало нескрываемое раздражение, принимающее политический характер. Так, крестьянин Епифанцев на Нерчинско-Заводской конференции выразил это недовольство следующим образом: «Правительство намерено не давать образования мужику, т.к. неученого мужика легче стричь, как барана; все равно, как раньше царское правительство стригло забитого бурята». В отчете говорится, что хотя это заявление было встречено молчанием, но видно было, что многие делегаты поддерживали его» [1, л. 141].
Таким образом, обсуждение «школьного вопроса» на беспартийных крестьянских конференциях выходило далеко за пределы реформы народного образования и давало местному партийному руководству обширный материал для последующей деятельности. Одним из ее направлений стало усиление массовой агитационно-пропагандистской работы среди крестьянства. Осенью 1923 г. была проведена реорганиза-
ция сети школьных и внешкольных учреждений губернии, результатом которой стало создание школ для взрослых, клубов, изб-читален, библиотек, творческих кружков под идейным руководством ячеек РКП(б) или РКСМ. Проводимые ими учебные занятия, лекции, беседы, музыкальные вечера, спектакли и выставки регламентировались специальными инструкциями Агитационно-пропагандистского отдела Забайкальского
губернского комитета РКП(б) и должны были служить целям «перевоспитания» местного крестьянства и утверждения коммунистического мировоззрения в его среде. Практическая деятельность этих учреждений сыграла важную роль не только в изменении социально-политической ситуации в забайкальской деревне, но и заложила основы коренных изменений в культурно-историческом развитии региона.
Библиографический список
1. Государственны архив Забайкальского края. Ф. П-81. О. 1. Д. 701.
2. Карлов С.А. К вопросу о налоговой политике в сельском хозяйстве в первые годы НЭПа в Восточной Сибири // Байкальская историческая школа: проблемы региональной истории. Иркутск: Изд-во ИГУ, 1994. С. 19-23.
3. Космачев П.А. Земля и люди. Иркутск: Вост.-Сиб. кн. изд-
во, 1983. 160 с.
4. Очерки истории Забайкальского края / под ред. Н.В. Гордеева. Т. 1-2. Чита: Экспресс-изд-во, 2009. 440 с.
5. Работа Забайкальского губернского комитета РКП(б) // V губернская партийная конференция, март 1923 г. - апрель 1924 г. Чита: Гостипография, 1924. 194 с.
УДК 93:343.264(571.56)
ССЫЛЬНЫЕ И ИХ СЕМЕЙНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ. К ВОПРОСУ О ПОВСЕДНЕВНОЙ ЖИЗНИ ССЫЛЬНЫХ В ВОСТОЧНОЙ СИБИРИ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XIX ВЕКА
© Е.С. Сальникова1
Иркутский государственный технический университет,
664074, Россия, г. Иркутск, ул. Лермонтова, 83.
Рассмотрено положение, условия проживания, занятия семейных ссыльных, а также условия вступления в брак для ссыльнопоселенцев. Раскрыты причины того, почему в Сибири ссыльные редко создавали семьи. Показано, что труд семейных ссыльных был более эффективным, чем одиноких.
Табл. 2. Библиогр. 10 назв.
Ключевые слова: ссылка; семья; брак; поселенцы; сельское хозяйство.
EXILED AND THEIR MARITAL STATUS. TO EVERYDAY LIFE OF EXILED IN EASTERN SIBERIA IN THE SECOND PART OF XIX CENTURY E.S. Salnikova
Irkutsk State Technical University,
83 Lermontov St., Irkutsk, 664074, Russia.
The article considers the general situation, living conditions, occupations of married exiled and marriage conditions for deportees. It discloses the reasons of rare marriages among the exiled in Siberia. It is shown that married exiled worked more effectively than single ones.
2 tables. 10 sources.
Key words: exile; family; marriage; settlers; agriculture.
Первоначально ссылка в Сибирь носила колонизационный характер, увеличивала русское население, способствовала развитию земледелия и ремесел. Но регулярный и постоянно увеличивающийся, особенно с 60-70-х гг. XIX в., поток ссыльных (число ссыльных доходило до 20 тыс. человек в год) ухудшал положение коренных жителей в материальном и нравственном отношении. Даже главный тюремный инспектор Иркутской губернии А.П. Сипягин писал: «Ссылка, будучи неудовлетворительной сама по себе, ничему не учит и не может послужить улучшению состояния края, она по своим отживающим, непрактичным сторонам нуждается если не в совершенной отмене, то в полной реорганизации» [6, с. 1].
По статистике, лучшей частью ссыльных являлись семейные. Только они проявляли себя как более полезные колонизаторы края, в то время как холостые и одинокие - становились бродягами и преступниками.
У семейных ссыльных было больше причин избегать бродячей жизни, беззаботного существования. Стремление к постоянной оседлости и к упрочению своего материального положения у них было сильнее, чем у других категорий ссыльных. Конечно, и среди семейных были исключения, иногда их пороком становилось чрезмерное употребление алкоголя, но для семейных ссыльных такие случаи были редкостью, а для одиноких - скорее правилом.
Ряды семейных ссыльных пополнялись больше
1Сальникова Елена Сергеевна, кандидат исторических наук, доцент кафедры истории и философии, тел.: 89500810702, e-mail: E.S.1856@mail.ru
Salnikova Elena, Candidate of History, Associate Professor of the Department of History and Philosophy, tel.: 89500810702, e-mail: ES1856@mail.ru
