CC BY
158
ГЕОПОЛИТИКА И МЕЖДУНАРОДНЫЕ ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ОТНОШЕНИЯ
Шанхайская организация сотрудничества (ШОС) в контексте современного мирового порядка: подходы российских и китайских ученых
Статья посвящена влиянию глобализации на развитие взаимодействия стран—участниц Шанхайской организации сотрудничества (ШОС), а также анализу как различных интересов США и Европейского союза по отношению к ШОС, так и разнице в подходах к этой организации ее членов — Китая и России. Кроме того, дается любопытный «внутренний» взгляд экспертов из КНР на китайский геополитический подход к исследованию глобального пространства, который складывался тысячелетиями и который дает представление об особенностях этого взгляда в отношении России, США и объединенной Европы. Рассматриваются как актуальное состояние, так и перспективы российско-китайского экономического, и в первую очередь военно-технического, сотрудничества в рамках ШОС.
Ключевые слова: ШОС, Центральная Азия, геополитическое пространство, глобализация, модели глобализации, многополюсная модель развития мирового сообщества, геополитический подход, экономическая интеграция, военно-техническое сотрудничество.
В рамках ШОС как для российской, так и для китайской стороны есть возможности внятно обозначать свои позиции не только по отношению к самой ШОС, но и по многим глобальным вопросам — таким, например, как формирование новых принципов глобального мироустройства, «нового мирового порядка».
Официальная позиция Китая в оценке мирового развития состоит, как подчеркнул Тан Цзясюань (министр иностранных дел КНР в 1998—2003 годы), в том, что Китай должен решительно идти по пути мирного развития, создавать себе условия для мирного международного окружения, своим собственным развитием стимулировать мир во всем мире и опираться на
© Ван Цзыи, 2010
Ван Цзыи
свои собственные силы и на творческий потенциал реформы. В то же время, добавил он, необходимо продолжать проводить курс на открытость для внешнего мира, поддерживать контакты и сотрудничество со всеми странами мира на основе принципов равноправия и взаимной выгоды, стремиться к совместному и взаимовыгодному развитию. Необходимо продвигать строительство гармоничного мира, призывать к уважению права каждой из стран мира на самостоятельный выбор системы общественного устройства и пути развития, оберегать многообразие мира и моделей развития, гарантировать равноправное участие всех стран мира в международных делах, поощрять разрешение международных споров и конфликтов путем диалога и переговоров, продвигать глобальное и региональное экономическое сотрудничество и гармоничное развитие глобальной экономики, стремиться к гармонии цивилизаций [21].
Позиции китайских экспертов [6; 14; 20] в оценке тенденций развития мировой политики во многом совпадают с российскими. Представители Китая считают, что ведущей тенденцией международных отношений является борьба за многополярный мир, за предсказуемость и стабильность региональных систем безопасности, за международное право каждого государства, каждого народа иметь в мировом геополитическом пространстве свое место и гарантии безопасности своего существования, особенно в той ситуации, когда США бесконтрольно стали применять военную силу, начали увеличивать свое военное присутствие в Центральной Азии.
О тенденции ускорения принятия решений по образованию ШОС в связи с усилением военного проникновения США в Центральную Азию указал профессор Чжао Хуашэн, отметив, что «военное присутствие США в регионе воспринимается как новый механизм безопасности. Это не обязательно альтернатива ШОС, но, по крайней мере, создает вопрос о координации взаимоотношений между ними» [30, с. 3]. При этом китайской стороной ШОС рассматривается как один из компонентов сохранения баланса сил в регионе и стратегической стабильности в зоне ответственности Китая и других участников ШОС. По мнению Чжао Хуашэна, ШОС должна взять на себя ответственность за стабильность и безопасность в более широком географическом масштабе, включая регион Афганистана, Южной Азии и Кавказа [30, с. 4].
Необходимо сделать оговорку, что данная позиция китайских экспертов не вполне совпадает с позицией России, так как от России требуется поддержать интересы Китая за пределами геополитического поля влияния ШОС. Однако справедливо подчеркнуть, что позиция китайских экспертов перекликается с позицией США, официальные круги которых хотели бы сделать США участником ШОС,
расширив свое влияние на страны Южной Азии, в первую очередь Индию, Пакистан и Афганистан, создав, таким образом, геополитический пояс отчуждения Ирана, Ирака, Сирии, Иордании и других арабских государств.
Одновременно Китай стремится за счет вовлечения в свою орбиту стран Центральной Азии и России создать устойчивый противовес политике США и Европейского союза, а также осуществить свои стратегические интересы в условиях, когда центр тяжести мирового развития переместится на разрешение основного противоречия между политикой США и политикой Китая, имеющих различные позиции по цивилизационному и формационному взглядам на перспективу формирования мирового порядка.
Российские политики хорошо осознают, что в случае вовлечения их в орбиту Китая они потеряют свое геополитическое положение и автономную глобальную роль в решении мировых дел, так как интеграционные связи Китая и Европейского союза имеют тенденцию устойчивого роста, а России в этом глобальном процессе и Китаем и Европейским союзом отводится роль «сырьевого придатка» — геополитической периферии и устойчивого «транзитного коридора», влияние на который самой России должно быть в максимальной степени минимизировано международным правом.
Таким образом, имея общую заинтересованность в обеспечении безопасности геополитического пространства ШОС, Китай и Россия проявляют настороженность в сфере экономического сближения. Со стороны Китая осуществляется линия, направленная на максимальное транспарентное экономическое пространство в рамках ШОС, а со стороны России — сдержанность экономических связей, концентрация усилий по реализации отдельных взаимовыгодных проектов. Китай, учитывая противоположность позиций с Россией в области перспектив развития ШОС, стремится развивать параллельные проекты, активно (ограничивая полноценное участие России) разворачивать сотрудничество в рамках регионального объединения Восточно-Азиатского союза, а также установления прямых контактов с государствами Европейского союза, допуская договоренности с Казахстаном, Грузией, Азербайджаном и Украиной о транзите по скорректированному «Великому шелковому пути».
Тем не менее и российская, и китайская стороны едины во мнении, что развитие ШОС — эффективно для всех участников этой организации. Успех ШОС, по мнению экспертов разных стран— участниц ШОС, обусловлен новациями принципов взаимодействия.
Как считает политолог Чжоу Сяопэй, причины успеха ШОС заключаются в следующем: во-первых, выдвижение концепции «Шанхайского духа», то есть взаимное доверие, взаимная выгода, равенс-
тво и консолидация, уважение многообразия культур и стремление к всестороннему развитию; во-вторых, содействие сотрудничеству в сфере безопасности, что вносит важный вклад в обеспечение мира и стабильности в регионе; в-третьих, продвижение делового экономического сотрудничества, что повышает привлекательность самой организации» [29].
Европейский союз и США пытаются определить потенциальные векторы активности ШОС и внести коррективы в свои отношения с этой организацией.
В настоящее время среди ученого сообщества не существует универсальной методологической модели исследования роли Шанхайской организации сотрудничества в мировой политике и международных отношениях, предпосылок и перспектив ее развития.
В западной, российской и китайской литературе на эту тему сложились достаточно самостоятельные направления исследований ШОС.
В целом можно предположить, что интенсивность интеграционных связей в Центрально-Азиатском регионе и политической активности руководителей государств этого региона обусловлены глобализационными процессами и тенденцией развития отношений стратегического партнерства между Россией и Китаем, уходящего своими корнями в XVIII—XIX века (период совместного противодействия агрессивной политике Великобритании, Японии и других государств).
Глобализация выступила побудительным мотивом для обоих государств к обсуждению и практическому решению проблем региональной безопасности и совместного противодействия глобальным вызовам и угрозам.
При оценке глобальных предпосылок образования ШОС фактически речь можно вести о подходах к пониманию проблемы глобализации и ее воздействия на политические и иные процессы, происходящие в мире. Иногда достаточно неожиданно для себя ученые различных стран приходят к единому пониманию необходимости углубления межгосударственного сотрудничества в решении вопросов, затрагивающих новые вызовы и угрозы, порождаемые глобализацией.
Как считают зарубежные исследователи и авторы доклада Римского клуба «Первая глобальная революция» А. Кинг и Б. Шнайдер, с позицией которых нельзя не согласиться, «правительства, над которыми постоянно висит дамоклов меч предстоящих выборов, сосредоточивают свою деятельность на вопросах сегодняшнего дня, устраняясь от решения перспективных, но нередко более фундаментальных проблем» [8, с. 32].
Все это побуждает зарубежных и отечественных ученых к деидеологизации исследований и разработке научно обоснованных
подходов к изучению генезиса и сущности глобализации, глобальных политических рисков и последствий ее влияния на национально-государственную модель развития мирового сообщества, безопасность стран и народов.
Геополитические реалии XXI века отчетливо обозначили необходимость преодоления идеологических подходов времен холодной войны к проблеме глобального развития и настоятельно потребовали от субъектов мировой политики и их теоретиков глубокого анализа научных трудов второй половины ХХ века и поиска новых методов исследования и способов разрешения глобальных проблем.
В этом плане научный интерес представляют работы зарубежных исследователей, в которых авторы рассматривают глобализацию в качестве процесса (процессов) в политологическом измерении. В частности, известный немецкий ученый У. Бек пишет, что «глобализация имеет в виду процессы, в которых национальные государства и их суверенитет вплетаются в паутину транснациональных акторов и подчиняются их властным возможностям, их ориентации и идентичности» [1].
Глобализацию можно представить как «процесс расширения, углубления и ускорения мирового сотрудничества, затрагивающий все аспекты современной социальной жизни — от культурной до криминальной, от финансовой до духовной» [25]. Глобализация, по мнению европейских экспертов:
• означает возникновение межрегиональных структур и систем взаимодействия и обмена;
• образует на основе пространственного охвата сложные паутины и структуры отношений между сообществами, государствами, международными учреждениями, неправительственными организациями и многонациональными корпорациями;
• затрагивает все сферы общественной жизни государства: культурную, экономическую, политическую, законодательную, военную, экологическую и т.д.;
• отменяет и нарушает политические границы, включая в себя элементы разрушения и перераспределения территориальности социально-экономического и политического пространства;
• расширяет масштабы властного вмешательства, увеличивая пространственную протяженность властных органов и структур, а также осуществляя структуризацию и реструктуризацию властных отношений, действующих на расстоянии;
• использует в качестве главного атрибута влияния военную силу и организованное насилие в геополитическом соперничестве и территориальном расширении государств и цивилизаций;
• имеет разные исторические формы и на современном этапе отражает главенствующую роль экономической, политической и военной экспансии.
Как показывают результаты исследования современных моделей глобализации и установления нового мирового порядка, все они сводятся к двум: насильственная глобализация — когда эскалация влияния глобальных факторов осуществляется из одного или нескольких геополитических центров силы — США и Европейского союза, и эволюционная глобализация — когда в эскалации участвуют все субъекты геополитических отношений (государства—участники Организации Объединенных Наций, Международного валютного фонда, Всемирного банка и Всемирной торговой организации), но при этом учитываются их национальные интересы в глобальном развитии.
Первая модель — модель экономической глобализации США, которую они сегодня стремятся навязать всему миру, апробировав ее на эскалации своего влияния на побежденные государства Германию и Японию, лишив руководство этих государств права самостоятельно принимать решения в области обеспечения национальной безопасности. В этом смысле очень откровенна позиция Г.Киссинджера: «экономический глобализм не заменяет собой мирового порядка, хотя и может быть его существенным компонентом» [9, с. 17]. Он считает, что уже сам по себе успех глобализированной экономики станет источником неурядиц и напряженности как внутри государства, так и в отношениях между ними, что с неизбежностью окажет соответствующее давление на мировых политических лидеров.
Вторая модель была предложена на Конференции Организации Объединенных Наций по окружающей среде и развитию в Рио-де-Жанейро в 1992 году и получила свое наименование как Концепция устойчивого развития. Она реализуется на основе гармонизации интересов общества и природы, богатых и бедных стран.
В современной зарубежной и отечественной научной литературе проблематика глобального развития, в том числе и в связи с созданием ШОС, рассматривается преимущественно на основе геополитического подхода [2; 4; 7—9; 11; 13; 14; 18; 19; 22—26; 31; 32].
В основе большинства геополитических концепций современных западных ученых лежит географическая геоцентристская концепция, сформулированная британским ученым Х. Маккиндером в работе «Географическая ось истории» (1904) [17].
В этой работе впервые была спроектирована глобальная геополитическая модель мира, где роль осевого региона мировой политики и истории играет огромное внутреннее пространство Евразии (Центральная Азия). Х. Маккиндер считал, что государство, которое бу-
дет оказывать доминирующее влияние на Центральную Азию, обладает самым выгодным геополитическим положением. Центральную Азию он назвал сердцевинной землей (по-английски heartland — «хартленд»). При этом в целом Евразию Х. Маккиндер рассматривает как мировой остров, гигантскую естественную крепость, которую весьма трудно завоевать морским государствам. По его мнению, Евразия — самостоятельный и самодостаточный континент. Она богата природными и людскими ресурсами, что позволяет достичь вершин в социально-экономическом развитии.
Примечательно, что эта геополитическая концепция находит сторонников среди современных зарубежных геополитиков, особенно в Европейском союзе и США, и получила название геоцентризма США, цель которой — достижение США мировой гегемонии и установление «однополюсной» модели мирового порядка.
Практика продвижения НАТО на Восток, создание военно-стратегических баз в Центральной Азии (Афганистан, бывшие среднеазиатские республики СССР) и агрессия США против Ирака — звенья данной геополитической доктрины и наглядное подтверждение приверженности некоторых западноевропейских политиков вышеизложенной геополитической концепции.
Россия и другие государства Центрально-Азиатского региона, как свидетельствуют научные работы по исследованию политики государств—членов ШОС [6; 10; 12; 16; 27; 28], стремятся реализовать концепцию многополюсной модели развития мирового сообщества, что предполагает необходимость всесторонних исследований глобальной роли России (см. коммент. 1), Китая и других субъектов глобального и регионального влияния и их воздействия на политические процессы в мире.
Концептуальной самостоятельностью отличается и китайский геополитический подход к исследованию глобального пространства, складывавшийся многими тысячилетиями.
Основу картины мира в китайском понимании составляют 8 триграмм, определяющих основные геополитические центры сил. Небо — «отец», Земля — «мать», остальные 6 — «дети» отца Небесного и матери-Земли, которые разделяются на старшего, среднего и младшего «братьев», старшую, среднюю и младшую «сестер».
Мао Цзэдун в 50-е годы XX века присвоил СССР статус «старшего брата». «Старший брат» — триграмма «гром» пространственно находится на Востоке и связан с числом 8. В 1991 году СССР умер. Теперь «старшим братом» выступает «финансовый интернационал». «Фининтерн» — это наднациональные «суперлорды», которые сидят в лондонском Сити, на Уолл-стрит в Нью-Йорке и в Гонконге. Китай и тогда, когда был жив СССР, и сейчас — «средний
брат». Этим и определяется его позиция в отношении того, что происходит в семье народов. «Младший брат» — это американцы, у которых всего-то 200 лет истории их Соединенных Штатов. Как младшие и юные, американцы очень активны, бойки и сильны, но у них нет степенности и они ругаются со «средним братом», так как оба должны слушаться «старшего брата».
«Старшая сестра» — триграмма «ветер» тоже находится на Востоке, число у нее 3. Вот это место и должно принадлежать нынешней России. Россия вообще часто живет «на три»: ура кричит троекратно, пьет на троих, в трех соснах заблудилась. Статус «старшей сестры» должен быть за Россией, но пока что этот статус Россия, по мнению китайских экспертов, сама взять не осмеливается, а китайцы ей его умышленно не дают. Главная беда России — обездоленность статусом. «Средняя сестра» — это богатая сонная Европа. «Младшая сестра» — мусульманская умма, по-девичьи непоследовательная и по пустякам конфликтующая с родней. Шесть названных мировых центров силы — это одна семья народов, которая живет в Северном полушарии.
Есть и другая семья народов, ее «братья» и «сестры» живут в Южном полушарии. Эта южная семья народов давно одряхлела и пока не активна проектно. Однако перспективные проектные страны здесь тоже есть — это Индия, Иран, ЮАР, Бразилия. Ацтеки же и толтеки, а также буддистская составляющая: Тибет, Непал, Монголия («старый север») проектных стран ныне не имеют.
По-китайски, «семья» Северного полушария разделена на Восток и Запад ареалом проживания племен «старого севера», вышедших из монгольского Алтая. Линия раздела Восток — Запад идет из центра Срединной империи — города Сиань (сюда 16 октября 2004 года приезжал Президент России В.В. Путин). От Сианя она идет через Агинский Бурятский автономный округ России на север к Ледовитому океану. Ибо именно здесь, в Агинском, живет самое северное монгольское племя — буряты, и именно здесь находится главная бурятская святыня — Агинский дацан. Все, что, начиная с Нерчинска, находится к Тихому океану от этой линии раздела, есть объект одоления китайцев. Ко всему, что расположено от этой линии в сторону Атлантического океана, китайцы относятся с уважением, потому что по закону перемен только Восток одолевает центр. А в китайской поднебесной (зеркальной к земной) ориентации Восток занимают тюркские и славянские народы. Если провести от города Сиань линию угрозы китайскому центру, то она пройдет через Урумчи (уйгуры) — Астану (казахи) — Уфу (башкиры) — Казань (татары) — Самару и Санкт-Петербург (русские). По этой линии живут народы, которые одолевают китайцев. И это одоление в пяти-
тысячелетней истории Китая на соответствующих витках перемен случалось всегда.
Ближайшая же к нашим дням история перемен с одолением народов и территорий Сибири и Дальнего Востока выглядит так. В XVII веке по первому российско-китайскому Нерчинскому договору 1689 года все, что находилось в бассейне рек Амур и Уссури, было китайской территорией. Китай тогда находился в пике подъема витка процветания, и «договор одоления» был навязан России с позиции силы. В XIX веке Китай находился в пике падения витка хаоса. Тогда по Айгуньскому договору 1858 году Амурский край «за так» отошел к России, а в 1860 году по Пекинскому договору к России «за так» отошел и Уссурийский край. Так возник озвученный Мао Цзэдуном в 1964 году территориальный счет к России на полтора миллиона квадратных километров, якобы отторгнутых Россией у Китая в XIX веке.
В ходе визита В.В. Путина в Китай в октябре 2004 года стороны после 40 лет тяжбы вдруг «окончательно решили вопрос по линии границы между Россией и КНР». Встали вопросы: как понимать эту договоренность некитайцам и что находится за линией этой границы в понимании китайцев?
Для ответа на эти вопросы следует вспомнить про «12 детей» Неба и Земли (суть 12 типов сознания людей) и 6 мировых проектов, действующих в Северном полушарии, а именно: уже разделившийся на три проекта Запад — англосаксонский глобализм по-американски («младший брат»), романо-германская объединенная Европа («средняя сестра») и «финансовый интернационал» в самоназвании «Вечное царство Израиля» («старший брат»). Остальные три проекта современной истории — это Срединное государство Китая («средний брат»), мусульманская умма («младшая сестра») и Россия (опустившаяся и погрязшая в долгах «старшая сестра»).
У китайцев в геопроекте перемен «гром» и «ветер» — две триграммы, которые пространственно занимают Восток, поэтому для китайцев в картине мира принципиально ничего особенно не изменилось, просто там, где раньше был умерший «старший брат» СССР, теперь обитает «старшая сестра». И Россия сама должна заявить, что она теперь — «старшая сестра» и «братьям» надо бы о ней позаботиться.
И для того чтобы избежать печальной участи превращения пространств и недр России в «театр военных действий» Китая, России следует осознанно предложить Китаю стать его стратегическим тылом в противоборстве с безусловным стратегическим противником КНР — североамериканскими Соединенными Штатами. Фронт же будет обращен в сторону Южных морей. Тыл — это там, где на-
ходятся запасы средств войны: энергоносители, промышленное сырье, технологии, черная и цветная металлургия, исследовательская и конструкторская база. Тыл — это то, на что можно опереться, куда можно отойти, что прикрывает уязвимые органы жизнедеятельности от воздействия противника. Поэтому тыл нужно охранять. В качестве стратегического тыла в лице Китая Россия приобретет достойный статус уважаемой «старшей сестры», избежит поругания, обретет защиту своих рубежей от Дальнего Востока до Туркестана и переложит груз ответственности за порядок, по крайней мере в своей азиатской части, на «среднего брата». А выигрышной основой таких уважительных отношений может стать социально-культурная сфера: подготовка кадров, фундаментальная наука, здравоохранение, трудовые резервы плюс опора на хозяйственные мегапроекты в форме концессии [5].
В глобальном контексте позиции Китая и России в создании ШОС в качестве международной организации, которая обладает большим потенциалом военно-политического сдерживания, совпадают. Геополитическая конфигурация ШОС, трансконтинентальный характер объединения, связывающий евроатлантический и восточноазиатский фронты взаимодействия в мировой политике, отражают объективный характер объединительного процесса под воздействием глобализации. Другой вопрос — насколько совпадают национальные и геополитические интересы Китая и России. Китайско-российская конкуренция в борьбе за влияние в ШОС сохраняется и объясняется спецификой геополитического положения и национальных приоритетов во внешней политике государств.
Китай (см. коммент. 2), экономика которого испытывает растущую потребность в энергоносителях, принимает энергичные меры по проникновению в ТЭК Центральной Азии, стремится не допустить передела сырьевых рынков в странах этого региона без его участия. КНР рассматривает ШОС как надежный инструмент укрепления региональной безопасности и развития многостороннего сотрудничества. Успешность этой организации в первую очередь подтверждается активностью самих ее участников, а также практическим опытом борьбы за влияние в Центральной Азии с таким серьезным соперником, как США. Важными составляющими экономики КНР, способными задействовать Центрально-Азиатский регион, становятся путь китайских товаров в Европу и импорт энергоносителей из России.
Дипломатия Китая, бесспорно, имеет определенные успехи по расширению территории страны и осуществлению мирной территориальной эскалации путем вытеснения государств Европейского союза из Макао и Гонконга, международно-правового урегулирования
статуса государственной границы с Россией в восточной и западной частях, настойчивого стремления к объединению с Тайванем и урегулированию пограничных отношений с Индией.
В отношениях с Россией, в связи с отсутствием у России концептуальной и законодательно оформленной иммиграционной политики, Китай будет поощрять тихую этническую экспансию на территориальное пространство России на Дальнем Востоке. Китайские граждане на Дальнем Востоке, по мнению российских геополитиков, к середине XXI века по численности (7—10 млн человек) будут составлять вторую этническую группу после русских [19, с. 247].
При оценке перспектив российско-китайского военно-технического сотрудничества, видимо, целесообразно учитывать определившуюся тенденцию со стороны Китая к постепенному увеличению объема закупок лицензий и освоению производства военной техники своими силами. Тем не менее заинтересованность КНР в закупке российских вооружений в ближайшие годы будет сохраняться по следующим причинам. Российские (советские) системы вооружения в основном не уступают по боевым возможностям западным аналогам; превосходство последних по некоторым показателям, таким как массогабаритные характеристики, качество электронных систем и др., полностью компенсируется надежностью работы в боевых условиях, простотой управления и обслуживания. Эти системы более понятны китайским специалистам в эксплуатации, а также с точки зрения возможности их копирования, усовершенствования и налаживания собственного производства. Однако главное достоинство российских вооружений заключается в том, что они существенно превосходят фактически все западные аналоги по критерию «стоимость — эффективность». Продукция российских производителей при сопоставимых или более высоких боевых возможностях как минимум в 1,5—2 раза дешевле западных.
Во время встреч министров обороны России и Китая в мае 2002 года было подписано несколько новых соглашений в области военнотехнического сотрудничества. В частности, было отмечено, что за последние несколько лет в России прошли обучение 2000 офицеров Народно-освободительной армии Китая (НОАК) и 200 офицеров продолжают учебу в российских военных учебных заведениях.
Заинтересованность Китая в развитии военно-технического сотрудничества с Россией очевидна; она вытекает из ограниченных возможностей китайского ВПК адекватно реагировать на происходящие глобальные изменения в военно-технической сфере, с одной стороны, и эмбарго на поставку военной техники Китаю, введенного странами Запада после подавления студенческих беспорядков в Пекине в 1989 году, — с другой.
Исходя из характера политических заявлений китайского руководства относительно Тайваня на XVI съезде КПК (ноябрь 2002 года), что «решение тайваньской проблемы не может затягиваться до бесконечности» и что «нельзя давать обещания отказаться от применения военной силы», следует полагать ближайшей стратегической задачей Пекина урегулирование тайваньской проблемы по принципу «одна страна, две системы». И такой подход рассматривается как важнейший шаг в направлении завершения «воссоединения нации» после возвращения Гонконга и Макао в 1997 и 1999 годы соответственно. Развитие этих идей нашло отражение в принятом ВСНП КНР 14 марта 2005 года «Законе о противодействии расколу государства» [15], которым, в частности, предусматривается применение немирных и других необходимых мер для защиты суверенитета и территориальной целостности Китая (статья 8). Это дает основание полагать, что в ближайшей перспективе военно-техническое сотрудничество с Россией может использоваться КНР для модернизации сил общего назначения НОАК с целью подготовки их к действиям в Тайваньском проливе, включая сценарии с военным участием США, что диктует необходимость оснащения НОАК боевыми средствами, способными преодолеть оборону Тайваня и подавить волю тайваньского политического руководства к сопротивлению, а также повысить издержки США на проведение эффективного военного вмешательства или сделать его невозможным.
Военно-техническое сотрудничество Китая и России в рамках ШОС может опираться на многолетний опыт проведения антитер-рористических операций, приобретенный обеими странами задолго до террористических атак против США 11 сентября 2001 года: Китай — в борьбе против вооруженных формирований движения «Восточный Туркестан», имеющего целью создание на территории Синь-цзян-Уйгурского автономного района КНР независимого исламского государства и действующего террористическими методами; Россия — в борьбе против бандформирований международного терроризма на территории Чечни. В последние годы взаимодействие России и Китая в данной области только усиливается. В 2005 году проведены первые в истории отношений двух стран военные учения китайской и российской армий на китайской территории «Содружество-2005» с целью отработки взаимодействия при отражении террористических атак. И такие учения стали регулярными. Следует отметить, что в соответствии с директивой Генерального штаба НОАК, изданной в январе 2003 года, антитеррористическая подготовка стала обязательным пунктом программ обучения личного состава НОАК.
Взаимодействие вооруженных сил всех стран ШОС в антитерро-ристической борьбе отрабатывается в ходе совместных учений. Так,
в октябре 2002 года были проведены антитеррористические учения подразделений кыргызской и китайской армий по отработке взаимодействия при появлении на границе отрядов боевиков. При планировании учений был учтен боевой опыт российской армии в Чечне и кыргызской — в Баткенской области в 1999 и 2000 годах, когда крупные банды боевиков вторгались на территорию Кыргызстана и были частично уничтожены и выдавлены за пределы республики. Были сообщения, что другие страны ШОС намерены провести подобные учения в плановом порядке начиная с 2003 года. Важным событием в области военного сотрудничества стран ШОС стало проведение в августе 2003 года на территории Казахстана и Китая первых в истории Организации совместных антитеррористических военных учений пяти стран (без Узбекистана).
Китай стремится использовать наметившуюся тенденцию к развитию военного и военно-технического сотрудничества стран ШОС для захвата позиций в регионе Центральной Азии на рынке вооружений в качестве поставщика военной помощи. Так, в декабре 2002 года в ходе встречи министров обороны Китая и Казахстана обсуждались вопросы военно-технического сотрудничества между двумя странами.
В марте 2003 года подписано соглашение о предоставлении Китаем Кыргызстану военно-технической помощи в объеме 1,1 млн дол., а в ноябре 2004 года — новое аналогичное соглашение на сумму свыше 1 млн дол. В общей сложности за последние 10 лет Пекин передал Кыргызстану военного имущества и оборудования более чем на 3 млн дол. В сентябре 2004 года состоялась встреча министра обороны Китая Цао Ганчуаня с заместителем главы Комитета начальников штабов Министерства обороны Казахстана Алмазом Абдульмановым, в ходе которой последний выразил благодарность Китаю за помощь и поддержку казахстанской армии и выразил готовность совместно с КНР вести борьбу против терроризма, сепаратизма и экстремизма.
Наиболее вероятно, что в ближайшей перспективе военно-техническое сотрудничество стран ШОС будет развиваться на двухсторонней основе. Это связано с тем, что в регионе в целом пока еще не сложилось четкое понимание того, какая система безопасности наиболее эффективна. В настоящее время она многоуровневая и довольно расплывчатая.
Среди приоритетных невоенных направлений сотрудничества стран—членов ШОС, и в первую очередь Китая и России, следует выделить взаимодействие в сфере высоких информационных и телекоммуникационных технологий, в области образования, науки и инновационных технологий, здравоохранения, сельского хозяйства и других.
В целом экономическая составляющая взаимодействия в рамках ШОС приобрела новую динамику, укрепился международный авторитет организации, растет интерес мирового сообщества к этой организации. Между тем переговорный процесс по экономической тематике в рамках ШОС идет не быстро.
Шанхайская организация сотрудничества, действующая на принципах стратегического партнерства, отличается от Организации Договора о коллективной безопасности (ОДКБ) расширенными пространственными показателями и более широким кругом сфер сотрудничества за счет членства в ней КНР и открытости ШОС для взаимодействия с другими государствами по актуальным для них проблемам. Поэтому проблемы создания системы безопасности — экономической интеграции и военно-технического сотрудничества в рамках ШОС — являются достаточно сложными и потребуют для своего решения длительного времени.
Комментарии
1. В ряде работ российских исследователей Россия не выделяется как центр, носитель глобализма. Считается, что ныне на планетарном пространстве присутствуют три глобализма: США, Китай и исламский мир (подробнее см.: Население и глобализация / Н.М.Римашевская, В.Ф.Галецкий, А.А.Овсянников и др. М., 2002; Шаряпов РА. Либерально-демократическая концепция внешнеполитического выбора России в условиях глобализации (анализ одной дискуссии) // Вестник Моск. ун-та. Сер. 18. Социология и политология. 2004. №2. С. 36—49 и др.).
2. Китайская Народная Республика на сегодняшний день выступает глобальным генератором принципов мировой политики на уровне национального государства, с которым нельзя не считаться при рассмотрении ее роли в ШОС.
КНР представляет собой азиатское государство восточного типа с древней историей и культурой, которая до настоящего времени не имеет общих черт с европейскими народами. Это иная философия национального выживания. Все это, вместе взятое, плюс динамичное экономическое развитие с 1979 года делают Китай либо потенциальным геополитическим конкурентом, либо геополитическим партнером России на юге и на востоке.
По территории, которая составляет чуть менее территории США — около 9 млн 597 тыс. кв. км, Китай находится на четвертом месте в мире, а по численности населения — более 1 млрд 300 тыс. человек (на конец 2008 года) Китай лидирует, оставляя за собой такое государство, как Индия, где проживает также более 1 млрд человека.
Экономика Китая успешно развивается, о чем свидетельствуют успехи Китая в освоении космического пространства — запуск в 1999 году орбитального космического «Волшебного корабля» и в 2003 году «Священной ладьи» с космонавтом на борту. Попытки Китая расширить территорию силовым путем за счет СССР и СРВ не увенчались успехом, но продемонстрировали в лице Китая глобальную угрозу, с которой необходимо считаться сопредельным странам.
Литература
1. Бек У Что такое глобализация? (Ошибки глобализма — ответы на глобализацию) / пер. с нем. А. Григорьева и В. Седельника. М., 2001. С. 26.
2. Бжезинский З.К. Выбор. Глобальное господство или глобальное лидерство / пер. с англ. М., 2004.
3. Бжезинский З.К. Великая шахматная доска. М., 1999.
4. Гаджиев КС, Дугин А.Г. Геополитика. М., 2000.
5. Девятов А.П. Связка сил: Китай — Запад — Россия в ракурсе перемен // Главная тема. 2004. № 2. С. 112—119.
6. Хао Д. Новые подвижки и тенденции развития ситуации в Центральной Азии // Ляован. 2001. № 42.
7. Кефели И.Ф. Судьба России в глобальной геополитике. СПб., 2004.
8. Кинг А., Шнайдер Б. Первая глобальная революция. Доклад Римского клуба / пер. с англ.; вступит. статья и редакция Д.М. Гвишиани; послесл. Г.С. Хозина. М., 1991. С. 32.
9. Киссинджер ГА. Нужна ли Америке внешняя политика? / пер. с англ.; под ред. В.Л. Иноземцева. М., 2002.
10. Клименко А.Ф. Стратегическое партнерство между Россией и Китаем в Центральной Азии и некоторые пути совершенствования региональной системы безопасности // Проблемы дальнего Востока. 2005. № 2.
11. Колосов В.А., Мироненко Н.С. Геополитика и политическая география. М., 2001.
12. Комиссина И.Н., Куртов А.А. Шанхайская организация сотрудничества: становление новой реальности. М., 2005.
13. Кузьмин В.И., Галуша Н.А. Структурная геополитика. М., 2000.
14. Ли Лифань, Дин Шиу. Геополитические интересы России, США и Китая в Центральной Азии // Центральная Азия и Кавказ. 2004. № 3.
15. Лиюй Я. От Цзян Цзэминя до Ху Цзиньтао. Политика Пекина в отношении Тайваня на фоне XVI съезда КПК // Чжэнмин. 2002. № 12.
16. Лузянин С.Г. Россия и Китай в Центральной Азии. Проблемы развития ШОС // Российско-китайские отношения: Состояние, перспективы. М., 2005.
17. Маккиндер Х.Д. Географическая ось истории // Полис. 1995. № 4.
18. Модестов С.А. Геополитика ислама. М., 2003.
19. Нартов Н.А. Геополитика. М., 2000.
20. Син Гуанчэн. Шанхайская организация сотрудничества в борьбе
с терроризмом, экстремизмом и сепаратизмом // Центральная Азия и Кавказ. 2002. № 12.
21. Тан Цзясюань. Китай стал важным фактором формирования архитектоники международных отношений // Жэньминь жибао
(он-лайн).
22. Тихонравов Ю.В. Геополитика: учеб. пособие. М., 1998.
23. Фуше М. Европейская республика: Исторические и географические контуры. М., 1999.
24. Хантингтон С.П. Столкновение цивилизаций? // Полис. 1994. № 1.
25. Хелд Д., Гольдблатт Д., Макгрю Э. Глобальные трансформации: Политика, экономика, культура / пер. с англ. М., 2004.
26. Хлюпин В.Н. Геополитический треугольник. Казахстан — Китай — Россия. Прошлое и настоящее пограничной проблемы. Вашингтон, 1999.
27. Цзиньцунь Ван. Переход исторического значения: от «Шанхайской пятерки» к Шанхайской организации сотрудничества // Шицзе цзинцзи юй чжэнчжи яньцзю. Пекин. 2001. № 9.
28. Чжао Хуашэн. ШОС и соотношение великих держав на фоне новой ситуации в регионе Центральной Азии // Analitic. 2003. №1.
29. Чжоу Сяопэй. Развитие ШОС в новых региональных условиях // ШОС и проблемы безопасности в Центральной Азии: Материалы международной конференции (5 октября 2005 г.). Алматы, 2005. С.20.
30. Чжао Хуашэн. ШОС и соотношение великих держав на фоне новой ситуации в регионе Центральной Азии // Analitic. 2003. № 1. С.3—4.
31. Ясюков М.И. Геополитика: история концепций и доктрин. М., 1993.
32. Cohen S.B. Geopolitics in the New World Era: A New Perspective on an Old Discipline // Reordering the World. Geopolitical Perspectives on the Twenty-first Century. Oxford,1994; Fouche M. Fronts et frontiers. Un tour du monde geopolitique. Paris, 1991.
