CC BY
287
9. Там же. - С. 46.
10. Большакова А.Ю. Нация и менталитет: феномен «деревенской прозы» ХХ века. - М., 2000. - С. 5.
11. Там же.
12. Симонов К. Собр. соч.: В 10 т. Т. 11 (дополнительный). - М., 1985. - С. 300.
13. Цит. по: Васильев В. Ненависть (заговор против русского гения) // Молодая гвардия. -1991. - № 11. - С. 242.
14. Жизнь колхозной деревни и литература. - М., 1956. - С. 7-8.
15. Там же. - С. 17, 35.
16. Абрамов Ф. «Писательство влекло меня с детства» // Журналист. - 1989. - № 3. -
17. Белов В. Русский национальный характер // Лит. Россия. - 1975. - 25 мая. - С. 8.
18. Распутин В. Высота таланта // Лит. газета. - 1984. - 29 февраля. - С. 4.
19. Шукшин В. Вопросы самому себе. - М., 1981. - С. 236.
20. Залыгин С.О ненаписанных рассказах. - Новосибирск, 1961. - С. 50.
21. Белая Г. Художественный мир современной прозы. - М., 1983. - С. 75.
22. Там же. - С. 70.
23. Залыгин С. Искусству много дела на земле. - М., 1964. - С. 52.
24. Литература и язык // Вопросы литературы. - 1967. - № 6. - С. 149.
25. Киселева Л.Ф. О стиле Шолохова // Теория литературы. Основные проблемы в историческом освещении. - М., 1965. - С. 175-176.
Главная особенность творческих взаимоотношений Шаламова и Солженицына - высокая напряжённость, полемичность. Это - полемичный диалог представителей двух периодов развития русской отечественной литературы, двух художественных систем: литературы эстетического плюрализма 20-х годов и литературы зарождающегося «социалистического реализма» 30-х годов.
На сегодняшний момент обозначенный вопрос в литературоведении изучен недостаточно. 2007 год - год столетнего юбилея Варлама Шаламова и год присуждения Государственной премии России в области литературы Александру Солженицыну - вызвали особый интерес к этим двум, безусловно, важным и равновеликим именам в русской литературе ХХ века. Живой интерес к писателям демонстрируют впервые подготовленное шеститомное издание произведений В. Шаламова, ряд экранизаций самых известных произведений и Шаламова, и Солженицына. Однако до сегодняшнего дня в науке не определены точки соприкосновения и расхождения в эстетических и этических воззрениях двух писателей. В литературоведении практически отсутствуют работы, сопоставляющие творческое наследие писателей и их идейно-
С. 93.
Н.В. ГАНУЩАК
г. Сургут
ШАЛАМОВ И СОЛЖЕНИЦЫН: ВЗАИМОСВЯЗЬ И ПРОТИВОСТОЯНИЕ
художественные системы. А значит, не решённым остаётся вопрос о сущности их полемики и особенностях взаимоотношений.
Решение круга вопросов, связанных с процессом реализации персональных традиций выдающихся русских писателей в русле развития отечественной литературы ХХ века, даст возможность системного подхода к сопоставлению художественных миров Шаламова и Солженицына. Выявление же природы идейно-художественных элементов творчества В. Шаламова и
A. Солженицына, определяющих их творческую самобытность и отражающих индивидуальности писателей, традиции и новаторство их идейно-эстетических систем, поможет не только оттенить своеобразие каждого из них как глубоко национальных художников и мыслителей, но и даст важный материал к философскому осмыслению противоречий исторического развития нашей страны. Разумеется, подобного рода цели не могут быть решены в рамках одной статьи. Поэтому мы ограничимся в данной работе кратким анализом биографических моментов, которые стали, по нашему мнению, началом того противостояния, суть которого предстоит ещё осмыслить.
XX век оказался для России сложным историческим периодом: три революции, две Мировые войны, две смены политического строя оставили неизгладимый след в общественной жизни Российского государства, внося порой коренные изменения в устоявшееся восприятие действительности. Это не могло не сказаться на культурном наследии и, в частности, на литературе, которая в итоге предстала перед читателем многополярной, «разношёрстной», более ориентирующейся на современность, нежели на традиции предшествующей литературы. Отсутствие гармонии, потерянность человека в постоянно меняющихся обстоятельствах, зыбкость существования - вот что сопровождало человека на протяжении всего XX века.
Период с начала 90-х годов - время наиболее интенсивного осмысления В. Шаламова - писателя, поэта, публициста. К этому времени Солженицын уже прочно вошёл в русскую литературу и закрепился в ней прежде всего в связи с актуальной в «период гласности» «лагерной темы». Интересом к этой же теме и объясняется пик читательского и критического восприятия Шаламова. Но многие исследователи увидели в произведениях данной темы не только и не столько свидетельства, сколько трагедию целого народа. По признанию ученых, в этой теме одну из ведущих позиций занял Варлам Шаламов, чьи произведения представляют собой богатый художественный материал, таящий ответ на многие вопросы литературного творчества эпохи.
Среди круга работ, посвященных творчеству В.Шаламова, в настоящее время практически отсутствуют исследования, реализующие целостный взгляд на созданное писателем во всей его совокупности, чего нельзя сказать о творчестве Солженицына.
Всё это вольно или невольно создаёт представление о творчестве
B. Шаламова как о некоем соединении в той или иной мере разнородных, а нередко и противоречивых по своей природе произведений, а о самом художнике как о натуре, лишенной качества цельности.
Между тем, такой взгляд, по нашему мнению, несовместим с истинной сущностью творческого наследия писателя, он деформирует облик художника, каким он был в действительности.
Современный уровень исследованности творчества В. Шаламова позволяет анализировать его прозаические произведения, его лирику и эстетические воззрения с точки зрения их целостности, что даст возможность постигнуть внутренние, глубинные, а значит - сущностные связи, соединяющие
лишь на первый взгляд несоединимые элементы художественного мира замечательного русского писателя.
В ходе исследования творческой индивидуальности художника слова, как и при изучении историко-литературного процесса, очень важно определить понятие об основной и наиболее широкой форме художественного развития, по отношению к которой все остальные художественные образования выступают как ее внутренние разновидности. В конце ХХ века за такой формой исторического развития литературы в нашем литературоведении все более закрепляется термин художественная система.
Не вдаваясь в полемику по поводу литературно-теоретических дефиниций, мы считаем целесообразным заметить, что жизненная реальность сливается в процессе творчества с авторским отношением к жизни, оплодотворяется им, в результате чего рождается новая художественная характерность определенного типа. Эта художественно претворенная характерность с её отношением к окружающему миру и составляет собственно художественное содержание, содержательную художественную целостность, имеющую свою вполне определённую структуру, основными компонентами которой являются тип характерности и тип связей ее с миром в целом. Такое понимание природы взаимосвязи художественного творчества и жизненного опыта писателя представляется нам особенно актуальным при изучении такого типа художника, какой представлен судьбой и произведениями Варлама Тихоновича Шаламова. Вместе с тем это позволило нам определить и основной путь исследования его творческого наследия - через постижение сущности наиболее значимых граней художественного мира писателя в их органической - системной - слитности. Такой подход позволит и расставить все точки над «i» во взаимоотношениях Шаламова и Солженицына.
Ещё со времён Белинского известно и доказано, что литература в России более широкое понятие, чем в европейском понимании. По верному наблюдению М. Горького, «каждый писатель был воистину и резко индивидуален, но всех объединяло одно общее стремление - понять, почувствовать, догадаться о будущем страны, о судьбе её народа». Доподлинно, сколько людей, столько и мнений. А потому в своих стремлениях «понять, почувствовать, догадаться» литература не могла быть однородна в эстетических, социальных и политических суждениях. Именно поэтому история русской литературы не ограничивается лишь историей создания эстетического материала и много-различием анализа созданного. Не является секретом факт, что XX век был богат на конфронтации в политической и литературной среде, которая, как правило, всегда разделялась на тех, кто «за» и тех, кто «против». Но случались конфликты и совсем иного рода - своеобразные «войны», которые не ограничивались полемикой в эстетической области, переходя на общественный, идеологический уровни. Одной из самых неожиданных, жёстких и загадочных стала литературная борьба между двумя лауреатами Нобелевской премии, двумя крупнейшими писателями - М.А. Шолоховым и А.И. Солженицыным. Но если это противостояние можно объяснить обстоятельствами идеологического свойства, то совсем непонятным кажется полемика между писателями «одного лагеря», одной темы.
Сложные, запутанные и противоречивые отношения связывают В.Т. Шаламова и А.И. Солженицына. Можно ли назвать такого рода отношения конфликтом? Некоторые шаламоведы склонны обозначать историю взаимоотношений двух писателей именно как развитие конфликта. Материалом для предположений подобного рода заключений может являться переписка между
Шаламовым и Солженицыным. На сегодняшний день опубликована та её часть, которая принадлежала Варламу Тихоновичу. Со стороны Александра Исаевича существуют ограничения на публикацию своих писем. Так, ещё в 1990 году Солженицын написал Сиротинской, наследнице творчества Шаламова следующее:
«Уважаемая Ирина Павловна! На печатание писем Шаламова ко мне Вам тоже требуется разрешение, и я Вам его даю. Они представляют и общественный интерес.
Напротив, имеющиеся у Вас мои письма к нему (у Вас комплект их не полный, не все тут) такого интереса не представляют. К тому же я не хочу поощрять начавшуюся лавину печатания моих писем, обычно без спроса. Моих писем к В. Т. печатать не разрешаю.
Всего доброго. А. Солженицын»
Не совсем искренним кажется объяснение Александра Исаевича, хотя это лишь наше предположение. Расставить все точки над «Ь> крайне сложно, время сделает это. Однако уже сегодня понятно, что необходимо говорить о круге вопросов, ставших предметом спора двух великих русских писателей ХХ века.
Круг этих вопросов не такой уж большой и может быть обозначен всего лишь двумя позициями:
1. Личные взаимоотношения.
2. Эстетические представления.
В. Шаламов и А. Солженицын познакомились в редакции «Нового мира» в 1962 году. Все сближало их - и лагерная судьба, и глубокое понимание причин тотального насилия, и яростная непримиримость к нему.
Солженицын тогда жил в Рязани, часто наезжал в Москву, они встречались, переписывались. Переписка охватывает 1962-1966 годы. Шаламов был более открыт в этой переписке: его письма - это воспоминания о Колыме, и символ веры, и глубокий анализ прозы Солженицына, и эссе о лагерной прозе вообще. Иногда черновик письма переходил в запись впечатлений от беседы с Солженицыным, словно продолжая ее и находя новые аргументы.
Солженицын в письмах более сдержан и по-деловому краток, но всегда внимателен к немногим успехам Шаламова (книжке, публикации) и высоко оценивает его стихи и прозу: «... И я твердо верю, что мы доживем до дня, когда и «Колымская тетрадь», и «Колымские рассказы» тоже будут напечатаны. Я твердо в это верю! И тогда-то узнают, кто такой есть Варлам Шаламов»2.
Позицию Шаламова сегодня представляет И.П. Сиротинская, которая познакомилась с Варламом Тихоновичем в 1966 году, когда его отношения с А.И. Солженицыным еще не прервались. По её словам, какие-то надежды Шаламов возлагал на «ледокол» - повесть «Один день Ивана Денисовича», который проложит путь лагерной прозе, правде-истине и правде-справедливости. Трещина в отношениях наметилась к 1966 году и росла неудержимо. Не приносили удовлетворения беседы - они просто не понимали друг друга. Солженицын был далек от чисто профессиональных писательских проблем: «Он даже не понимает, о чем я говорю» .
У Варлама Тихоновича оставалось чувство тягостного разочарования от этих бесед: «Это делец. Мне он советует - без религии на Западе не пойдет...»4. Именно эксплуатация священного учения отталкивала Шаламова.
Он, не раз афишировавший свою нерелигиозность, был оскорблен за религию, к которой относился с огромным уважением. Использовать ее для достижения личных практических целей считал недопустимым: «Я не религиозен. Не дано. Это как музыкальный слух - либо есть, либо нет»5.
По свойствам своей личности Варлам Тихонович просто не мог думать и чувствовать в этом направлении - как ему надо написать, чтобы иметь успех, чтобы напечататься в Москве или Париже. Возможно ли вообразить, что он переделывает «Колымские рассказы» кому-то в угоду? Или поучает страну, ученого и мужика, как им жить по правде.
Много споров и суждений вызвало письмо Шаламова 1972 г. в «Литературную газету»6 с гневными отречениями от зарубежных публикаций и чтений по «голосам» его рассказов. С осуждением воспринял это письмо и Солженицын. Он обвиняет Шаламова, по сути, в предательстве: отказаться от темы, которая стала его судьбой и жизнью!
Гнев Варлама Тихоновича вполне объясним - его без зазрения совести и без авторского согласия использовали в «холодной войне», «маленькими кусочками», разрушая ткань произведения, а книгу не издавали (речь идёт о книге «Колымские рассказы», она впервые вышла в Лондоне в 1978 г.). Рассказы публиковал в Нью-Йорке «Новый журнал», охраняя свою монополию на тексты Варлама Тихоновича. По словам самого Шаламова, так и «Войну и мир» можно погубить. Разрозненное печатание рассказов автор воспринимал как разрушительные, губительные для его прозы публикации. Да к тому же они перекрывали и тоненький ручеек его стихотворных публикаций в России. А стихи для Шаламова были единственной отдушиной, жизнью и смыслом той жизни.
И тогда, в 60-е годы, растущее отчуждение от «дельца», как он называл Александра Исаевича, уже ясно чувствовалось. Он рассказывал Сиротинской о неудавшихся беседах осенью 1963 года в Солотче, куда он ездил в гости к Солженицыну. Выявилась какая-то биологическая, психологическая несовместимость бывших друзей при таком длительном контакте. Вместо ожидаемых бесед о «самом главном» - какие-то мелкие разговоры. Может быть, Солженицын просто не был так расточителен в беседах и переписке, как Шаламов, берег, копил все впрок, в свои рукописи, а Варлам Тихонович был щедр и прямодушен в общении, ощущая неистощимость своих духовных и интеллектуальных сил.
Прочитав роман «В круге первом» в рукописи, Шаламов сказал: «Это разрез общества по вертикали, от Сталина до дворника»7. Краткость этой оценки даёт представление о ней как об обязательной: скорее всего, Варлам Тихонович считал нравственным долгом поддержать каждое гневное слово против сталинизма. В записях Шаламова есть ещё одно высказывание по поводу романа: «Форма романа архаична, а рассуждения персонажей не новы». Автора «Колымских рассказов» и огорчал, и раздражал философский ликбез, настойчиво внедряемый в ткань художественного произведения, как и вся «пророческая деятельность» Солженицына, по мнению Варлама Шаламова, претенциозная, нравственно неприемлемая для писателя.
Не сбылись надежды и на дружескую помощь Александра Исаевича: Солженицын не показал рассказов Шаламова Твардовскому. Может быть, это был естественный для стратега и тактика ход: уж очень тяжкий груз надо было подымать - «Колымские рассказы».
Александр Исаевич оттягивал знакомство Варлама Тихоновича с Л. Копелевым. Ему самому Копелев помог найти пути в «Новый мир», в конечном
счете - на Запад. И делиться удачей вряд ли хотелось. На Западе важно было оказаться первым и как бы единственным. И Солженицын всячески уговаривал Шаламова не посылать на Запад свои рассказы.
В 70-х годах Шаламов редко и раздраженно говорил о Солженицыне, тем более что до него дошли осуждающие слова бывшего, друга, «брата» (как говорил Солженицын), с такой легкостью и жестокостью оброненные из благополучного Вермонта («Варлам Шаламов умер») о нем, еще живом, бесправном, но недобитом калеке.
По своему объясняет конфликтную ситуацию Александр Исаевич. В журнале «Новый мир» (1999, № 4) в рубрике «Дневник писателя» был опубликован материал «С Варламом Шаламовым». Это не только воспоминания писателя, но и его пояснения по поводу обвинений и со стороны самого Шаламова, высказанные при жизни писателя, и со стороны Сиротинской. Эту публикацию отличает тон автора. Солженицын в ней не позволяет себе по отношению к В. Шаламову той пренебрежительности, которая звучит в статьях об И. Бродском, Д. Самойлове, Ю. Нагибине в цикле «Из «Литературной коллекции». Солженицын начинает свой очерк «С Варламом Шаламовым» с освещения истории знакомства со своим героем, подробно излагая детали, свидетельствующие об их взаимной симпатии. Останавливается Солженицын и на разногласиях с Шаламовым, но не углубляясь в подробности. Разногласия эти объясняются «пессимизмом» Шаламова, его неприязнью к слову «зэк», «введенному» Солженицыным, особенностями восприятия синтаксических знаков (точки с запятой). Но по сути статья Солженицына о Шаламове дает читателю представление о различиях эстетического и нравственно-философского характера, разделяющих двух великих «сынов ГУЛАГа».
Трудно определить, какое именно из расхождений (идеологических, эстетических, этических) Солженицына и Шаламова предопределило их неизбежный, непонятный для непосвященных и болезненный для участников разрыв. Когда Солженицын только еще приступает к изложению обстоятельств несостоявшегося соавторства их с Шаламовым в работе над «Архипелагом ГУЛАГ», читателю статьи, знакомому с творчеством А.И. Солженицына и В.Т. Шаламова, должно быть ясно, что идея соавторства этих художников была обречена на провал с самого начала.
Солженицын до сих пор не может справиться с потрясением, которое испытал в момент отказа Шаламова от творческого сотрудничества с ним. «Я изложил, - вспоминает А. Солженицын, - с энтузиазмом весь проект и мое предложение соавторства. Если нужно - поправить мой план, а затем разделить, кто какие главы будет писать. И получил неожиданный для меня - быстрый и категорический отказ»8.
Не вдаваясь в подробности, скажем лишь, что в ней диалог двух авторов, который не мог завершиться примирением, закончился правотой «последнего слова», слова Солженицына, слова не совсем доброго, звучащего в какой-то мере как приговор.
Диалог должен быть продолжен. Поэтому сегодня мы говорим именно об этом. Известно, что ряд исследователей (Сиротинская И., Михайлик Е., Есипов В.) склонны различия во взглядах двух писателей объяснять и различным лагерным опытом, и тем, что Шаламов и Солженицын по существу писатели разных поколений, и тем, что у писателей художническое мировосприятие различно: трагическое у Шаламова и тяготеющее к эпическому спокойствию у Солженицына.
Думается, что только системный подход к оценке творческого наследия Шаламова поможет разрешить спор, продолжающийся до сего дня. А жизненная способность художественных систем докажет читателю, кто прав.
Примечания
1. Шаламов В.Т. Собр. соч.: В 4 т. Т. 4. - М., 1998. - С. 256.
2. Там же. - С. 143.
3. Сиротинская И.П. В.Шаламов и А.Солженицын // Шаламовский сборник. - Вологда, 1997. - Вып. 2. - С. 74.
4. Там же. - С. 73.
5. Шаламов В. О литературе / Публ. и комм. Ю. Шрейдера // Вопросы литературы. -1989. - № 5. - С. 228.
6. Шаламов В. В редакцию «Литературной газеты» // Литературная газета. - 1972. - 23 февраля. - С. 7.
7. Сиротинская И.П. В. Шаламов и А. Солженицын // Шаламовский сборник. - Вологда, 1997. - Вып. 2. - С. 74.
8. Солженицын А. С Варламом Шаламовым: [Воспоминания] // Новый мир. - 1999. -№ 4. - С. 167.
РЕЦЕНЗИИ
Новый ономастический словарь
В 2005 году московское издательство «Синергия» выпустило в свет «Словарь русских фамилий конца ХМ-МШ вв. (по архивным источникам Зауралья)», подготовленный доктором филологических наук, профессором Сургутского государственного педагогического университета Н.Н. Парфеновой. Словарь включает около трёх тысяч фамилий, извлечённых из огромного числа памятников местной деловой письменности конца ХМ-МШ вв., никем не исследованных и не описанных.
Это серьёзное исследование такой недостаточно изученной области исторической русистики, какой является русская историческая ономастика. В теоретическом аспекте словарь служит закономерным продолжением и дальнейшим развитием исследований в этой области, произведённых А.М. Селищевым и В.К. Чичаговым. Ис-точниковой базой словаря послужили обширные архивные материалы ХМ^Ш вв., хранящиеся в архивах Москвы, Санкт-Петербурга, Тобольска, Тюмени и др. Это памятники разных жанров - переписные и дозорные книги, материалы массовых переписей, ревизские сказки XVIII в., росписи (списки целевого назначения), окладные книги (о денежном, хлебном, соляном жалованьи), крестоприводные книги (массовые пере-
