CC BY
86
СЕВЕРЯНЕ И ПРОБЛЕМА ПРОИСХОЖДЕНИЯ РУСИ В РАБОТАХ В.В. СЕДОВА
А.А. Карпенко
Независимый исследователь (Волгодонск, Россия) e-mail: alnikar1953@mail .ru Researcher ID: F-1250-2018 http://orcid. org/0000-0001-5905-2313 SPIN-код: 1459-5673
АВТОРСКОЕ РЕЗЮМЕ
В .В . Седов внёс серьёзный вклад в развитие «северянской» гипотезы начала Руси, сформулированной ещё в XIX веке в работах Д .Я . Самоквасова и И.Д . Беляева . Именно эта гипотеза, на наш взгляд, является наиболее перспективной . Хотя на полное отождествление руси и северян, сделанное его предшественниками, В .В . Седов всё же не решился, его вклад в разрешение данного вопроса огромен, поскольку в последние годы своей научной работы, он, будучи уже в солидном возрасте, не побоялся пересмотреть многие положения своих прежних работ, казавшихся ранее уже незыблемыми . Можно надеяться, что новое поколение исследователей продолжит дело своего великого учёного предшественника и продолжит разрабатывать концепцию, основу которой он изложил, более детально и не менее концептуально целостно .
КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: Русь, северяне, Седов, Рыбаков, именьковская культура, пеньковская культура, волынцевская культура, роменская культура .
THE SEVERYANS AND THE PROBLEM OF THE ORIGIN OF RUS' IN THE WORKS OF V.V. SEDOV
Andrey Karpenko
Independent researcher (Volgodonsk, Russia) e-mail: alnikar1953@mail .ru
ABSTRACT
V.V. Sedov made a significant contribution to the development of the "Severyans" hypothesis of the origination of Rus', formulated back in the 19th century in the works of D .Ya . Samokvasov and I. D . Belyaev. This hypothesis, in our opinion, is the most promising . Although V.V. Sedov was hesitant to completely identify the Severyans as Rus', as it was done by his predecessors, his contribution to the clarification of this issue is enormous, since in the last years of his scientific activity, being already at a respectable age, he had the courage to revise many of the provisions of his previous works, which previously seemed unshakable . One can hope that the new generation of researchers will continue the work of their great scientific predecessor and carry on with developing the concept, the basis of which he outlined, in more detail and no less conceptually holistic.
KEYWORDS: Russia, Severyans, Sedov, Rybakov, Imenkovo culture, Penkovka culture, Volyntsevo culture, Romny culture .
Валентин Васильевич Седов по меткому замечанию ведущего исследователя его жизни и творчества, М.И. Жиха (Жих 2012: 131-165; 2013: 106-135), был человеком всецело поглощённым историей славян и Руси (Жих 2012: 132). Среди «трёх основных тем, пронизывающих всё творчество В.В. Седова» он первой называет «расселение славян по Восточной Европе и формирование древнерусской народности» (Жих 2012: 133).
Научная судьба будущего академика была не такой уж простой. Академик В.В. Седов был учёным-фронтовиком, попав на фронт в ноябре 1942 года. «Боевой путь Седова начался под Сталинградом. За годы войны», несмотря на достаточно ещё юный возраст, «он побывал командиром стрелкового и пулемётного объединений на Сталинградском, Южном, Степном, 1-м Украинском,
1-м Белорусском и Прибалтийском фронтах и закончил её на Дальнем Востоке, где принимал участие в разгроме Японии. Боевые заслуги В.В. Седова были отмечены такими высокими наградами, как орден Красной Звезды и "Медаль за боевые заслуги"» (Жих 2012: 133).
Война несколько отложила начало научной карьеры учёного, но, именно боевой опыт, возможно, и дал ему тот несгибаемый характер, который проявился в умении отстаивать свою точку зрения в дискуссиях с оппонентами и помог ему достичь самых высоких вершин в науке.
Уже «в 1954 году В.В. Седов защитил кандидатскую диссертацию "Кривичи и словене", а в 1967 году стал доктором исторических наук (Диссертация "Славяне Верхнего Поднепровья и Подвинья")» (Седов 1970; Жих
2012: 134). Позднее, уже «под его руководством было защищено тридцать кандидатских диссертаций и шесть его учеников стали докторами наук» (Жих 2012: 135).
Как отмечает М.И. Жих, «проблема, о которой в последние годы жизни много размышлял Валентин Васильевич, - о реконструкции самоназвания славян имень-ковской археологической куьтуры» (Жих 2012: 136; 2015: 129-150; 2019: 41-59; 2020: 64-105). Вообще же «вопросы связанные с археологией и этнокультурной историей славян Восточной Европы У1-ХШ веков, занимали в научном творчестве Седова центральное место. Полностью соответствующей проблематике посвящено семь монографических исследований учёного и ещё пять -частично. Число же его статей, в которых рассматриваются указанные вопросы огромно» (Жих 2012: 138).
В центральный по времени период указанной эпохи, то есть, в конце IX - начале XII вв. происходил важный «процесс нивелировки отдельных славянских этнопо-лий», который «охватил в то время всю Восточную Европу, что, однако не говорит о том, что там произошла смена населения» (Жих 2012: 141), как пытались и пытаются интерпретировать эти процессы оппоненты учёного, указывая, например, на возможный балтский характер крупнейшего северного восточнославянского племенного союза кривичей, или на иранский характер крупнейшего южного восточнославянского племенного союза северян, во-многом, действительно базировавшихся на балтском и иранском субстратах, соответственно. «Нет никаких оснований трактовать процесс постепенного угасания "местных" восточнославянских культур как смену этнического лица соответствующего региона» (Жих 2012: 141).
Отождествляемые часто с северянами часть пень-ковской, большая часть волынцевской, роменская и иные южные восточнославянские археологические культуры не были изначально темой специализации учёного. К ним он «спускался» постепенно с севера, сначала исследуя псковско-изборских кривичей и ильменских словен, затем смоленских и псковских кривичей и иные племенные союзы средней Руси (Седов 1970: 124-134; Карпенко 2019: 1190-1211).
В период появления первых обобщающих работ В.В. Седова по археологии славянства и, в частности, восточной его части, в историографии господствовала среднеднепровская полянская теория происхождения Руси, наиболее активно разрабатываемая академиком Б.А. Рыбаковым. Согласно ей долгое время северяне вместе с полянами входили в состав Руси, как одна из её составных частей (Рыбаков 1947: 81-105; 1953: 23-104). В первое время В.В. Седов и сам поддерживал полянскую теорию и отталкивался от выводов своего старшего коллеги-академика. Наиболее детальный обзор археологии полян, на который В.В. Седов затем ссылался в своих дальнейших работах вплоть до рубежа ХХ-ХХ1 вв., был сделан им в книге «Восточные славяне в У1-ХШ вв.», изданной в 1982 году (Седов 1982: 106-108). В этой книге он отмечает, что «главным ориентиром при определении территории полян летопись называет Днепр и тот факт, что "...поляне в Киеве и до сего дне" (ПСРЛ. I: 11, 13). Длительное время полянам отводили участок
от Киева до р. Рось. Так делали Н.П. Барсов (1885), М.С. Грушевский (1911), С.М. Середонин (1916), О. Андряшев (1926), В.В. Мавродин (1946). Раскопки славянских курганов в Киевском Поднепровье проводил Я.Я. Воло-шинский (раскопки 1860-х гг., опубликованные в 1876 году), Т.В. Кибальчич, Э.К. Витковский, А.П. Богданов (раскопки 1870-х гг., опубликованные в 1878, 1879, 1880 гг.), В.Б. Антонович (1879, 1893, 1895, 1901, 1906), В.В. Хвойко (1899, 1901), М.К. Якимович (1900), Н.Е. Бранден-бург (1908), А. Эртель (раскопки 1913-1915)» (Седов 1982: 106). «Очень большие работы по изучению славянских курганов на левобережной части Среднего Поднепро-вья произведены в конце прошлого столетия и в начале ХХ века Д.Я. Самоквасовым (раскопки 1870-х гг., опубликованные в 1892, 1906, 1908, 1916 и др. гг.)» (Седов 1982: 106). «Принадлежность всех левобережных курганов северянам Д.Я. Самоквасов обосновывал историческими и археологическими доводами. Исследователь полагал, что на основе косвенных данных русских летописей такие крупные города левобережья, как Чернигов и Пе-реяславль, нужно считать политическим центрами северян. Курганы под Черниговым, Переяславлем имеют полное сходство с курганами Седнева, Стародуба и Лю-беча. Следовательно, вся эта территория, по Д.Я. Самоквасову, принадлежала одному племени - северянам. Способ погребения в курганах днепровского лесостепного левобережья языческий и, как он полагал, соответствует описанному Нестором погребальному ритуалу северян» (Седов 1982: 107).
Однако А.А. Спицын отметил «полную аналогию Полянских курганов с одновременными волынскими и древлянскими» (Седов 1982: 107), а Б.А. Рыбаков первым обратил внимание на несоответствие маленького участка, отводимого полянам, и их важнейшего исторического значения (1947). Пересмотрев письменные свидетельства, Б.А. Рыбаков показал, что в летописях нет данных для отнесения Чернигова, Переславля и Любеча к северянским городам. Наоборот, Чернигов и Переяс-лавль объединяются с Киевом в одно целое, именуемое Русью (это название заменило собой этноним поляне)»; «На территории, примыкающей к среднему Днепру..., включающей Киев, Любеч, Чернигов, Переславль и Ста-родуб господствуют трупоположения в подкурганных ямах. С северо-востока к этой территории примыкает область курганов с погребениями на горизонте и со спиральными височными кольцами. Эта область соответствует (Новгород-)Северскому княжеству XII века» (Седов 1982: 108).
Учёные (как Б.А. Рыбаков, так и В.В. Седов) не обратили внимания, что хотя Новгород-Северский явно соотносится с одним из крупнейших центров летописных северян, но всё же вся область расселения племенного союза северян, согласно совокупности всех летописных источников, так же, как и понятие Северская земля позднейшего времени, территориально значительно шире. Несмотря на то, что в целом трупоположения господствовали на территории расселения полян и части северян, В.В. Седов замечает, что «курганы с трупопо-ложениями в основном сосредоточены вокруг древнерусских городов - Киева, Чернигова и Любеча, но в не-
большом количестве встречаются на всей полянской территории» (Седов 1982: 108). С учётом обилия ро-менской керамики в Киеве по этой особенности можно было бы, на наш взгляд, и его отнести к северянским колониям в землях, в основном заселённых полянами. Тогда в северянах и следует видеть ту «яже ныне зово-мая Русь», от которой этот этноним и распространился по полянской территории.
Наиболее полно свой итоговый взгляд на этногенез Руси и на роль в нём восточнославянских северян В.В. Седов высказал в своей работе «Русский каганат IX века», опубликованной в одном из выпусков «Отечественной истории» за 1998 году (Седов 1998: 3-15) и в книге «Древнерусская народность», вышедшей годом позже (Седов 1999: 629). Статью в главном историческом журнале В.В. Седов, на тот момент уже член-корреспондент РАН, начинает с доказанного в предыдущих своих работах положения, что «современная археология располагает конкретными материалами для воссоздания исторической ситуации в Восточной Европе по отдельным хронологическим срезам» (Седов 1998: 3). Далее он пишет о том, что «в настоящей статье на основании исторических источников и данных археологии исследуются события, имевшие место в южной части Восточной Европы в IX веке - до 882 года» (Седов 1998: 3). Хотя, быть может, в дальнейшем изложении роль Хазарского каганата в политической жизни Юго-Восточной Европы и несколько преувеличена В.В. Седовым относительно всего периода 1Х-Х вв., но трудно не согласиться с тем, что в целом, особенно с середины по середину названных «1Х-Х вв. ...Хазарский каганат... был довольно мощным государственным образованием., занимавшим обширную территорию, включавшую на юге Восточное Приазовье, Кубань и Предгорья Кавказа вплоть до Каспийского моря, на севере - среднее течение Дона и весь бассейн Северского Донца, на западе - северное Приазовье и часть Крыма. Население Хазарского государства было полиэтничным, в его составе были хазары, болгары, аланы, угры, славяне» (Седов 1998: 3). «В VIII веке. получила распространение салтово-маяцкая культура. Как показал М.И. Артамонов, это была культура всего населения Хазарского государства» (Седов 1998: 3).
Довольно обстоятельно автор описывает строительство крепости Саркел. Хазарская крепость Саркел, построенная между 834 и 837 гг. - это «мощная крепость», которая «имела в плане форму четырехугольника., кирпичные стены толщиной 3,75 м и башни по углам и вдоль стен» (Седов 1998: 5). «Форма кирпича, технология кладки, как и исключительно геометрический план крепости, отмечает П.А. Рапопорт, - не обнаруживают большого сходства с собственно византийской строительной традицией. Крепостные сооружения Саркела имеют особенности, сближающие их с раннесредне-вековой строительной техникой Кавказского региона, в частности Албании, при наличии отдельных элементов, сопоставимых с иранским строительством. Такое сочетание строительных приёмов свойственно было восточным провинциям Византийской империи» (Седов 1998: 5). «Археологические изыскания показывают,
что. византийские строители ещё произвели весьма обширные работы по укреплению северо-западных рубежей Хазарского каганата - в том регионе, где территория салтово-маяцкой культуры вплотную соприкасалась с ареалом волынцевской культуры. До 30-х гг. IX века на северо-западном пограничье Хазарии использовались старые укрепления - городища, возникшие ещё в скифское время» (Седов 1998: 5). Хазары, а точнее народы Хазарского каганата, главным образом аланы и булгары, «лишь усилили деревянные укрепления некоторых из них» (Седов 1998: 5). Но, «в 830-840-х гг. на северо-западной границе Хазарского государства, по берегам р. Тихая Сосна (правый приток Дона) и в верховьях Северского Донца были воздвигнуты крепости совершенно иного типа, они имели отчётливую геометрическую планировку, а по периметру - стены, сложенные из обработанного камня или кирпича» (Седов 1998: 5). «Таких крепостей на салтово-волынцевском пограничье было выстроено семь - городище Алексеевское, Верхнеольшанское, Верхнесалтовское, Колтуновское, Красное, Маяцкое и Мухоудеровское. К этому же типу укреплений принадлежит и Саркел» (Седов 1998: 5).
«Г.Е. Афанасьев, обстоятельно исследовавший укреплённые поселения Донского региона салтово-маяцкой культуры, показал, что названные крепости имеют генетические связи с местным фортификационным строительством. Их планировка и использованные строительные приёмы, несомненно, восходят к традициям византийской крепостной архитектуры. Исследователь, выявляя различия между каменными крепостями Донского региона и синхронными хазарскими фортификациями Дагестана, Прикубанья и Крыма, приходит к заключению, что возведение крепостей на северо-западных рубежах Хазарии не связано с ними и могло быть осуществлено только при участии мастеров из Византийской империи, имевших опыт в строительстве фортификационных сооружений такого характера» (Седов 1998: 5-6).
Попытка увязать направленность строительства вышеуказанной цепи крепостей не против славян волынцевской культуры, а против венгров наталкивается на археологическую трудноуловимость присутствия данного этноса в Восточной Европе. Дело в том, что венгерская археологическая культура в Паннонии быстро была славянизирована. Поэтому поиск надёжных археологических маркеров, характеризующих её истоки, оказался весьма затруднённым. Волынцевская культура вместе со своей периферийной частью, действительно выглядит весьма внушительно и её обладатели вряд ли в политическом смысле были слабее представителей лесостепного варианта салтово-маяцкой культуры, хотя и были носителями менее яркой материальной культуры.
В.В. Седов пишет не только о возведении новых крепостей, но и об укреплений старых: «Одновременно со строительством новых крепостей на северо-западных рубежах Хазарского государства существенно реконструируются некоторые старые укреплённые пункты. Один из них - Дмитриевское городище - исследован С.А. Плетнёвой. Материалы раскопок позволили утвер-
ждать, что в 830-840-х гг. в этом поселении, занимавшем 20 м х 40-100 м, по периметру были сооружены мощные "двухпанцирные стены" из белого камня. Исследователь отмечает, что традиции возведения каменных фортификаций в лесостепном Подонье не существовало. В строительстве крепости на Дмитриевском городище, несомненно, участвовали пришлые мастера: в руинах каменной стены при раскопках был обнаружен глиняный сосуд, не свойственный лесостепному региону салтово-маяцкой культуры. Возведение каменных крепостных стен, подобных укреплением Дмитриевского городища, зафиксировано археологами ещё в четырёх пограничных хазарских поселениях того же региона: Кабаново, Коробовы Хутора, Мохнач, Сухая Гомолыша. Местоположение каменных крепостей Хазарии, выстроенных в византийской фортификационной традиции, свидетельствует, что все они предназначались для охраны северо-западных рубежей Хазарского каганата. Западнее и севернее этого государства простирались земли одного из крупных диалектно-племенных образований раннесредневековых славян, которое археологически представлено волынцевской культурой. Очевидно, это большая группировка славян и стала в 30-х гг. IX века угрозой для Хазарского каганата» (Седов 1998: 6). Другого кандидата на первопричину столь масштабного строительства с исторической и археологической точки зрения и найти было бы трудно.
Далее археолог обрисовывает общие границы и истоки волынцевской культуры, отождествлённой им с русами: «Ареал волынцевской культуры распространялся на всё днепровское Левобережье (между нижними течениями рек Роси и Тетерева). На северо-востоке племена волынцевской культуры постепенно расселялись также в бассейне среднего Дона и Верхней Оки. Корни волынцевской культуры обнаруживаются в Среднем Поволжье, где в вв. существовала именьков-ская культура, формирование которой было обусловлено миграцией большой группы населения из черняховского ареала в связи с гуннским нашествием. В конце VII века в результате расселения в Среднем Поволжье кочевых орд болгар основная масса славян именьковской культуры вынуждена была оставить эти земли и возвратиться в Среднее Поднепровье, где и сложилась волын-цевская культура» (Седов 1998: 7).
В подкрепление своей мысли В.В. Седов привлекает и «топонимические изыскания О.Н. Трубачёва. В левобережной части Днепра и в бассейне Среднего и Верхнего Дона, включая речную систему верховьев Север-ского Донца (то есть, в ареале волынцевской культуры и в ближайших соседних землях, колонизованных её носителями или прямыми их потомками), этим исследователем выявлена и описана архаическая (реликтовая) группа славянских гидронимов. Это преимущественно "гидрографические термины, характеризующие особенности воды, её течения" с элементами специфической семантики, с реконструированным праславян-ским причастием от несохранившегося в славянских языках глагола. "По всем признакам это древнейший разряд гидронимов", - подчёркивает О.Н. Трубачёв. Произведённое им сравнение гидронимов левобереж-
но-днепровского и донецко-донского ареала с другими праславянскими группами гидронимов демонстрирует обособленность (диалектность) первых» (Трубачёв 1997: 201-206; Седов 1998: 7) «В лингвистической литературе высказаны суждения о топоснове "колодезь" как ареально-диалектном показателе одной из групп восточного славянства (Трубачёв 1968: 222-229; Отин 1978: 9-10). Картографирование гидронимов "колодезь" выявляет их вполне определённую связь с территорией расселения славян, представленных волынцевской культурой» (Седов 1998: 7).
Автор данной работы, будучи сам уроженцем Дне-про-Донского междуречья, и бывая в сельской местности по несколько месяцев и лет подряд, обращал внимание лично на преобладание, особенно у представителей старшего поколения (в частности, и особенно ярко у моей бабушки Марии Петровны Щебетиной, в девичестве Бондаренко) звучания «колодезь», над общерусским произношением слова «колодец». Такое произношение было положено в основу синодального перевода «Библии», сделанного ещё в 1816-1876 гг., употребляемого церковью для богослужения и чтения по сей день.
Далее археолог разбирает сведения, содержащиеся в «Описании городов и областей к северу от Дуная» - историческом источнике, условно называемом «Баварским географом», которое также «позволяет определить этноним племенного образования, представленного волынцевской культурой. Рукопись "Баварского географа" синхронна рассматриваемым событиям» (Седов 1998: 7). А.В. Назаренко, «прокомментировавший этот источник, склонен датировать дошедшую до нас рукопись второй половиной IX века, замечая при этом, что определить, является ли она оригиналом или копией более раннего документа, невозможно. Из информации "Баварского географа" следует, что где-то рядом с хазарами ("Казири") проживали русы ("Руцци"). Их соседями, по-видимому, были "Форсдерен лиуди" (как полагают некоторые исследователи, в источнике неточно передано "Фористари лиуди", то есть, "лесные жители" - от "форест" - лес), которых можно отождествить с древлянами ("зане седоша в лесех", то есть тоже "лесные жители"), и "Фресити" (согласно предположению Й. Херрмана, этноним соответствовал древневерхненемецкому "Фреисассен", то есть "свободные жители"). Может быть это поляне, жители незалесённой (свободной от лесов) местности. К восточноевропейскому ареалу относятся также бужане ("Бузане"), волыняне ("Ве-лунзане"), уличи ("Унлизи"), угры ("Унгаре") и, возможно тиверцы ("Атурезане"). Все эти этнонимы достаточно надёжно локализуются на археологической карте Восточной Европы IX века. Русам остаётся ареал волынцевской культуры - между Хазарией и территорией древлян» (Седов 1998: 7). Так В.В. Седов завершает свой разбор столь важного источника как «Баварский географ», в примечании указывая, что «более раннее упоминание россов ("Хрос") имеется в сочинении VI века - "Церковной истории" Псевдо-Захария» и, что «А.П. Дьяконов и Н.В. Пигулевская отождествляли его со славянами», с чем он и соглашается (Дьяконов 1939: 83-90; Пигулевская 1952: 42-48; Седов 1998: 13).
Не вникая в вопрос о самой возможности использования термина «Русский каганат», который, справедливости ради, является таким же конструктом современных учёных, как, например, термины «Аварский каганат», «Хазарский каганат» (Жих 2018: 182; 2020: 214) или «Киевская Русь», археолог сразу рассматривает историографию его месторасположения. «Одни полагали, что Русский каганат IX века находился в Новгородской земле, а его создателями были русы-варяги (А.А. Васильев, А.А. Шахматов, Дж. Бери и др.). П.П. Смирнов и О. Прицак помещали это раннегосударственное образование на Верхней Волге, Г.В. Вернадский в Приазовье» (Седов 1998: 8). «Довольно большая группа учёных связывала Русский каганат со Среднем Поднепровьем, считая его славянским военно-политическим образованием. Б.А. Рыбаков попытался аргументировать сред-неднепровскую локализацию племени русь, ставшего основателем Русского каганата на среднем Днепре, распространением находок так называемых антских вещевых кладов VI-VII вв.» (Седов 1998: 8). Таким образом, получалось, что вопрос о Русском каганате не был решён, а разброс мнений о его месторасположении был весьма велик и касался чуть ли не всей территории Восточной Европы.
В.В. Седов первым из учёных, занимавшихся изучением этого гипотетического политического образования, активно привлекал для подкрепления своей гипотезы нумизматические данные. «Некоторое представление о роли Русского каганата в восточноевропейской истории IX века - пишет он - дают нумизматические материалы. Так, оказывается, что абсолютное большинство кладов куфических монет в Восточной Европе на протяжении всего IX века встречено не на территории Хазарского государства, а в землях Русского каганата, как они обрисовываются по археологическим данным. В начале ХХ века австрийский нумизмат К. Цамбауэр связывал встречающиеся в Восточной Европе находки подражаниям арабским монетам дирхемам с будто бы имевшей место чеканкой монет в Хазарском каганате» (Седов 1998: 9). «Картографирование находок подражаний куфическим монетам отчётливо свидетельствует, что территориально они никак не связаны с Хазарией; основная масса их обнаружена в землях Русского каганата, а также в областях бассейна Оки, колонизированных племенами волынцевской культуры и их потомками» (Седов 1998: 9). «Как известно, в кладах дирхемов первой трети IX века преобладают монеты, чеканенные в африканских центрах Арабского халифата, поступавшие в Восточную Европу через Кавказ караванными путями» (Седов 1998: 9). «В.Л. Янин показал, что африканские дирхемы чеканились по норме около 2,73 г и русская денежно-весовая система складывалась на основе этих монет: в гривне вв., имевшей вес 68,22 г, содержится 25 дирхемов африканской чеканки (эта гривна в то же время была равна 25 кунам). Поскольку позднее в Восточной Европе широкое хождение получили дирхемы азиатской чеканки, которые весили уже около 2,85 г исследователь пришёл к выводу, что становление русской денежно-весовой системы следует относить ко времени Русского каганата. К тому
же именно на территории каганата сосредоточена основная масса находок дирхемов африканской чеканки. Завершая обзор монетных находок на территории Русского каганата, нельзя не отметить, что восточноевропейские находки византийских монет IX века локализуются в землях этого политического образования. Это монеты императора Михаила III (842-867 гг.), с начала царствования которого Русская земля стала известна в Византии: "...наченшю Михаилу царствововати, нача ся прозывати Руска земля", - сообщает "Повесть временных лет"» (Седов 1998: 9).
Кажущаяся здесь слабость позиции В.В. Седова заключается в том, что основная масса нумизматических находок византийских монет и арабских дирхемов и их подражаний приходится на периферийные районы волынцевской культуры, а не на основной район её месторасположения (Галкина 2002: 225). Но, тем не менее, именно эти земли стали объектами колонизации со стороны, и со стороны именно волынцевцев, а не представителей лесостепного варианта салтово-маяцкой культуры, либо кого-нибудь другого. Да, действительно, «нет ответа и на вопрос о том, какова была судьба Русского каната», хотя и трудно согласиться с мнением археолога о том, что «письменные источники ничего не сообщают о последнем периоде его истории» (Седов 1998: 9). Очевидно, что с ним произошло то же, что впоследствии случилось с Киевской Русью. От него, вероятно, сначала откололись вятичи и радимичи, переложившие свою дань хазарам, а после распада его северянского ядра и северяне стали на время зависимыми от хазар. Вещий Олег, согласно ПВЛ, сначала берёт северянский город Любеч, но другие части племенного союза северян терпеливо ждут пока он не возьмёт Киев, чтобы выставить свои войска против его войск, если только и сам Олег не вышел из северянского же Новгорода-Северского (а не из Новгорода-на-Волхове, в то время в качестве достаточно значимого городского поселения ещё просто не существовавшего).
«Определить, где была столица Русского каганата, пока не представляется возможным - пишет В.В. Седов далее - Вместе с тем допустимо предположение, что стольным градом рассматриваемого государственного образования славян был Киев. В IX веке Киев был уже сравнительно крупным для своего времени тор-гово-ремесленным центром» (Седов 1998: 10-11). «А.В. Флоровский допускал возможность существования торговых связей Киева с Галицией, а через неё с Моравией в эпоху Святополка Моравского» (Седов 1998: 11). «Согласно ПВЛ, два боярина Рюрика - Аскольд и Дир -с группой варягов по пути в Царьград в 862 году захватили Киев и стали властвовать в земле полян. Каковы были отношения между этим княжеством и Русским канатом 860-870-х гг., сказать затруднительно. Остаётся неясной и упоминаемая летописями данническая зависимость полян, северян, вятичей и радимичей от Хазарского каната. Не исключено, что северяне, вятичи и радимичи стали данниками хазар, тогда как полянский Киев оказался во власти варяжских правителей» (Седов 1998: 11).
К концу статьи становится понятным итоговый вывод исследователя: «Основу населения первого славянского политического образования в междуречье Днепра и Дона составляли русы - носители волынцевской культуры. Это было одно из крупных этнографических и диалектных образований славянства. Его истоки восходят к провинциально-римскому населению Северного Причерноморья, а именно к антскому формированию, которое сложилось в условиях взаимодействия части славянского населения с позднескифо-сарматским миром» (Седов 1998: 11). «Подобно некоторым другим славянским племенным названиям ("хорваты", "сербы", "анты" и др.), "русь" - первоначально неславянский, но ославяненный этноним. Он восходит или к древне-иранской основе "раука / рук" - "свет, блестеть, белый", (осетинское "рукс" / "рокс" - "светлый"; персидский "рукс" - "сияние"), или, как и обширная однокорневая географическая номенклатура севернопричерномр-ских земель, произведён от местной индоарийской основы "рукса" / "ру(с)са" - "светлый, белый"» (Трубачёв 1977: 13-29; 1981: 3-21; Седов 1998: 11).
По мнению В.В. Седова «племенное образование русь зафиксировано русскими летописями» в рассказе о походе Игоря на Византию под 944 годом. «Здесь русь - такое же племенное образование, как кривичи, новгородские словене и тиверцы» (Седов 1998: 11): «.Игорь же совокупивъ во многи, варяги, и русь, и поляны, и сло-вени, и кривичи, и теверьце, и печенеги.» (ПСРЛ. I: 45; ПСРЛ. II: 34).
Обратим внимание на то, что помимо смыслового разграничения варягов и руси между двумя этими этнонимами в текстах Лаврентьевской и Ипатьевской летописей везде присутствует союз «и». Возможно, что смешение варягов и руси одним из переписчиков в тексте 944 года и привело затем к правке текста ПВЛ 862 года, в котором русь была дополнительно вписана рядом с варягами для отделения их от чужих варягов, не приглашённых восточными славянами для правления на Русь.
Сопоставление состава похода Игоря на греков с составом похода на них же Вещего Олега позволяет методом исключения в точности выявить ту племенную группу, которая именовалась первоначально Русью. В рассказе о походе Олега во всех списках Лаврентьев-ской и Ипатьевской летописи «Русь» в составе участников не фигурирует. Отдельно упоминаются словене, поляне, варяги и северяне (ПСРЛ. I: 29; ПСРЛ. II: 21). Вятичи упомянуты в Лаврентьевской, но не упомянуты ни в одном из списков Ипатьевской летописи (ПСРЛ. I: 29; ПСРЛ. II: 21). Так же, как и соседних с ними радимичей, вятичей не знает ни «Баварский географ», ни, что самое удивительное, труд «Об управлении империей» Константина Багрянородного. Во всех этих источниках, кроме сообщения ПВЛ о походе Игоря на греков 944 года, северяне считаются, пожалуй, крупнейшим и наиболее влиятельным восточнославянским племенным союзом - конечным пунктом сбора дани («кружения») у Константина Багрянородного, или с огромным числом городов по «Баварскому географу». Но, вероятно, поскольку новый политический центр северян - Киев стоял несколь-
ко на периферии от основной северянской территории, напрямую северян с русами ни один из известных источников так и не отождествил.
В.В. Седов кардинально пересматривает свое мнение о полянах, сложившееся у него к 1982 году. Он пишет о том, что «из приведённой фразы летописи следует, что поляне были отдельным племенем, не входившим первоначально в состав племенного образования "Русь". И это действительно так. По данным археологии, поляне, как и волыняне, древляне и дреговичи, вышли из большого праславянского племенного образования дулебов, представленного пражско-корчакской и луки-райковецкой культурами, довольно отличными от волынцевской. Однако в VIII-IX вв. земли полян оказались в составе волынцевского ареала - племенной территории Руси. Это, по-видимому, и отражает летописная фраза ".поляне, яже ныне зовомая Русь". В вв. праславянское образование русь дифференцировалось на несколько племенных групп: северян, верхнеокскую группу вятичей, донских славян, имя которых не зафиксировано летописями» (Седов 1998: 12).
«С племенным образованием "русь" следует связывать и фиксируемую летописями Русскую землю "в узком смысле". Б.А. Рыбаков для определения границ последней использовал и сведения летописей о древнерусских землях, не входивших в понятие "Русь в узком смысле", и летописные указания на принадлежность тех или иных городов к собственно Руси. Принадлежность некоторых городов руси "в узком смысле" оспаривается В.А. Кучкиным, предложившим свой перечень таких городов, в ряде случаев также дискуссионный» (Рыбаков 1953: 23-104; Кучкин 1995: 74-100; Седов 1998: 12). «Очевидно, бесспорным для определения географии Русской земли "в узком смысле" остаётся пока метод исключения: области, которые не входили в состав Руси "в узком смысле", называются летописями весьма достоверно. Таковыми являются Новгород и его земля, Росто-во-Суздальская, Рязанская, Смоленская, Полоцкая, Вла-димиро-Волынская и Галичская земли, а также области древлян, тиверцев, радимичей и вятичей (кроме южных окраинных регионов). Остаётся только коренной ареал волынцевской культуры - племенная территория руси, которую и следует идентифицировать с Русской землёй "в узком смысле". Здесь находим и города принадлежность которых к ней не вызывает никаких сомнений» (Седов 1998: 12).
Метод исключения относительно выявления руси «в узком смысле» был применён В.В. Седовым в науке впервые и он дал наиболее надёжные результаты, однако отсутствие отдельного картографирования понятий «Русь», более распространённого на левобережье Днепра и «Русская земля», распространенного относительно его Правобережья, приводило иногда к таким вот парадоксальным по своей противоположности выводам, основанным при этом на анализе одних и тех же сообщений летописей: если Б.А. Рыбаков располагает почти всю территорию исконной Руси на левобережье Днепра, то В.А. Кучкин делает то же самое относительного его Правобережья (Рыбаков 1953: 23-104; Кучкин 1995: 74-100).
В литературе предпринимались попытки увязать становление волынцевской культуры и этногенез северян с аланским лесостепным вариантом салтово-ма-яцкой культуры, базируясь главным образом на сообщении ПВЛ о составе восточнославянских племён, плативших дань хазарам. Но ареал влияния аланского варианта салтово-маяцкой культуры был весьма ограниченным и чем дальше он отстоял от границ, где жили славяне, тем его культурное влияние всё более снижалось. Кроме того, к моменту даннической зависимости славян от хазар, описанной в ПВЛ, то есть, к 862 году, влияние лесостепного варианта салтово-маяцкой культуры сходило на нет и вряд ли аланы могли подчинить своему влиянию те группы славян, которых не смоли подчинить в период своего наивысшего расцвета. К тому же лесостепной вариант был не чисто аланским, а алано-булгарским, как и степной был булгаро-алан-ским. Из пяти некрополей, исследованных археологами, аланам принадлежало лишь два основных (Салтовский и Дмитривский), хотя они и являлись самыми крупными и явно превосходили по своей значимости три болгарских, характер населения этого варианта салтово-маяц-кой культуры был смешанным.
Волынцевская культура никогда не захватывала основные ареалы расселения полян, которых В.В. Седов даже переместил из антской не в русскую, а в дулебскую группу восточнославянских племён вместе с древлянами, волынянами и дреговичами (Седов 1999: 41-50). Волынцевскя культура включала в себя полностью северян и окскую группу вятичей, а также донских славян, неизвестных ПВЛ по имени. Волынцевские древности на первом своём этапе плавно выделились из поздней стадии славянской пеньковской культуры, правда, с включением нового, не столь многочисленного, как аборигенное, населения из Правобережья Днепра и даже из Подунавья и Среднего Поволжья. Часть позд-нечерняховско-раннепеньковского населения левобережья Днепра, среди которого преобладали, очевидно, северяне, была увлечена Великим переселением народов не только в Среднее Поволжье, но и на территорию Польши и на Балканы. Причём известны они были там в VI-VII вв., то есть, в тот период, когда лесостепного варианта салтово-маяцкой культуры просто ещё не существовало. Восточнославянские борщевская и в особенности роменская культуры явно выросли из волынцевской почти также, как волынцевская из заключительной стадии пеньковской, с участием пражско-корчакской, луки-райковецкой и именьковской.
В итоговом виде свои взгляды на проблему предыстории Руси и северян В.В. Седов изложил в своей заключительной большой работе «Славяне: Историко-ар-хеологическое исследование» (Седов 2002). Учёный пишет о том, что «.между 330 и 380 гг. черняховская культура постепенно распространяется по всему её ареалу - от нижнего Дуная на западе до Днепровского лесостепного левобережья на востоке» (Седов 2002: 171). «Не раннее рубежа III и IV вв. черняховским населением было освоено Днепровское лесостепное левобережье» (Седов 2002: 171). «В лесостепной части Среднего Подне-провья в течение III века проживали племена киевской
культуры. Они поддерживали торгово-меновые отношения с черняховским населением, обитавшим в бассейне Роси и южнее, в Нижнем Поднепровье. На поселения киевской культуры поступала черняховская столовая посуда и некоторые иные вещи» (Седов 2002: 172). «По-дольско-Днепровский регион простирается от среднего течения Южного Буга до левобережья Среднего Днепра» (Седов 2002: 188). «Можно с достаточной уверенностью утверждать, что здесь основу черняховского населения составляли как местные ираноязычные обитатели, так и расселившиеся славяне - потомки носителей пшевор-ских древностей. Ряд обстоятельств даёт возможность полагать, что более активную роль в рассматриваемом регионе играли славяне, в связи с чем здесь протекал постепенный процесс славянизации иранского компонента. В пользу этого свидетельствует постепенное увеличение доли захоронений по обряду трупосожжения - численность таких погребений в IV веке значительно выше, чем в предшествующее время, и она увеличивается к концу эволюции черняховской культуры» (Седов 2002: 188). В этом регионе славянские «поселения пень-ковской культуры продолжали свою жизнь в течение всего VII столетия» (Седов 2002: 228). «До последних десятилетий VII века лесостепные земли Днепровского Левобережья заселяли анты - носители пеньковской культуры (сахновская стадия)» (Седов 2002: 255). Однако затем «в Днепровском Левобережье формируется новая культура - волынцевская» (Седов 2002: 255). «Местные жители в основной своей массе не покинули мест своего обитания. Ранние материалы волынцевской культуры характеризуются наличием пеньковских... компонентов» (Седов 2002: 256). «Очевидно, что в условиях становления волынцевской культуры пришлое население смешалось с пеньковским» (Седов 2002: 256). «Постепенно местные элементы стираются и волынцевские элементы становятся доминирующими. Быстрая аккумуляция местного антского населения обусловлена его этноязыковой общностью» (Седов 2002: 256). «Основной территорией волынцевской культуры является Подесенье с бассейном Сейма и верхнее течение Сулы, Псла и Ворсклы. Здесь сконцентрировано наибольшее количество его памятников. Крайние западные волынцевские поселения известны на правом берегу Днепра в округе Киева и Канева. На юго-востоке волынцевский ареал простирается до верхнего течения Северского Донца, где вплотную соприкасается с территорией сал-тово-маяцкой культуры» (Седов 2002: 260).
Основная территория волынцевской культуры, где сконцентрировано большинство её памятников обрисовывает границы выросшей затем из неё роменской культуры, которая, в свою очередь, в точности очерчивает территорию расселения северян, известную из данных ПВЛ (Подесенье с бассейном Сейма и верхнее течение Сулы, Псла и Ворсклы). «Начало этнонима "север", вероятно, восходит к позднеримскому времени, когда в северопричерноморских землях имел место славяно-иранский симбиоз» (Седов 1999: 80). В.В. Седовым в 1995 году в работе «Славяне в раннем средневековье» была высказана мысль о перемещении этого этнонима вместе с миграцией населения из ареала черняховской
культуры на среднюю Волгу и обратно в Днепровское Левобережье (Седов 1995: 150). Правда затем он от этой своей идеи вынужден был отказаться, поскольку «более вероятной представляется мысль о его сохранении в антской среде, представленной пеньковской культурой. Судя по топонимическим материалам, в антской среде Днепровского Левобережья. наблюдается длительное бытование названия "Север" / "Севера" (в письменных документах XV-XVII вв. и на картах XVI-XVII вв. это территория, прилегающая к Десне и Сейму), что косвенно говорит в пользу местного начала рассматриваемого этнонима» (Седов 1999: 80).
Может показаться удивительным лишь то обстоятельство, что В.В. Седов «отдававший» ареал имень-ковской культуры Среднего Поволжья то северянам, то русам, не пришёл в итоге к возможности их полного отождествления. Ведь ареал «волынцевской культуры (русов)» (Седов 1999: 250), который он очерчивает на археологической карте Черниговской земли (Седов 1999: 250), на 90% совпадает с территорией расселения северян и лишь самым своим краем включает верхнеокских вятичей в «границах регионов расселения радимичей и вятичей в XII веке» (Седов 1999: 250). При этом Черниговская земля на этой карте в точности соответствует понятию Северской земли позднейшего времени, включая территории всех Черниговского, Переяславского и Новгород-Северского княжеств, то есть, земли северян, радимичей и вятичей практически целиком.
Вероятно, уже в преддревнерусское время радимичи и вятичи находились в подчинённом положении по отношению к северянам. Поэтому их и не знает «Баварский географ», изменяя на разный лад этноним северян в ареале вокруг их расселения, где должны были прозвучать «радимичи» и «вятичи», и Константин Багрянородный лишь гипотетически, возможно, включающий их в своём труде «Об управлении империй» в число «прочих славян», а впоследствии понятие Северской земли, отождествлённое с ранним понятием Черниговской (Черниговское, Новгород-Северское и Перяслав-ское княжества) включило все эти земли целиком.
После захвата болгарами-тюрками Карпато-Дунай-ского региона «знать отдельных племён сохранила свою самостоятельность. Известно, что одним из таких племён были северы» (Седов 2002: 423-424). Интересно, что в «Именнике болгарских ханов» в самом его начале упоминаются два правителя с явно славянскими именами (Безмер и Гостун), что, по-видимому, отражает наличие славянского компонента, который встретился болгарам-тюркам в новом их месте проживания. «Проживание в Карпато-Дунайском регионе в начале эпохи средневековья больших масс славянского населения не подлежит сомнению. Это надёжно документируется историческими и археологическими данными. В VI -VII вв. в этом регионе, бесспорно, доминировал славянский этнос. Более того, имеются основания полагать, что в VI11-IX вв. в нижнедунайских землях имел место прилив новых групп славянского населения. Об этом, в частности, говорит распространение в это время лепной посуды с верёвочной орнаментацией, напоминающей роменскую» (Седов 2002: 428). Интересно,
что носитель единственного славянского имени среди болгарской знати, - Владимир «Росате» имел прозвище, которое вполне можно сопоставить с этнонимом «рустии», то есть, «русские» из договора Вещего Олега с Византией. Часть северян, вероятно, вернулась затем на Левобережье Днепра обратно, и влилась в северян-ский племенной союз, приведя с собой будущих радимичей и вятичей, поскольку «ранние лучевые височные кольца, послужившие прототипом семилучевых и се-милопастных украшений радимичей и вятичей» имеют Дунайское происхождение (Седов 2002: 538. О радимичах и их происхождении см. подробнее: Жих 2017: 12-63; 2020: 139-188). Если на Дунае они встречаются с середины VIII века (Седов 2002: 537), то на Руси они появляются не ранее рубежа VIII-IX вв. (Седов 2002: 538-539). «Наиболее вероятной представляется мысль об изготовлении лучевых височных колец в восточноевропейских землях местными ремесленниками по образцам, привнесённым переселенцами с Дуная. Иного объяснения появления в Восточной Европе в VIII-X вв. лучевых украшений найти не удаётся» (Седов 2002: 539).
Первооткрывательница смоленско-полоцких длинных и удлиненных курганов Ф.Д. Гуревич ещё в 1960-х гг. писала о том, что в Верхнем Понеманье, где до сих пор на карте можно встретить гидронимы с говорящим названием «Россь» (Гуревич 1961: 179) (а такие гидронимы есть не только на периферии северянской территории на Правобережье Днепра, но и на его её основной территории, то есть, на Левобережье) и жила полоцкая группа кривичей, попавшая в состав Руси довольно рано (Полоцк упоминается уже в числе городов, получающих вместе с ещё пятью городами дань в договоре Вещего Олега с Византией) уже в VIII-IX вв., то есть, как раз накануне объединения Руси, «появляются славяне с культурой близкой к роменской», то есть, славяне, с культурой в своей основе именно северянской (Гуревич 1961: 181).
В.В. Седов пишет о том, что «верхнелужицкий диалект территориально связан с ареалом рюсенской культуры (рюсами немцы в своих сказаниях называли великанов, возможно, подразумевая под ними соседствующих с ними и теснящими их на определённом историческом этапе славян, что, возможно, связано с названием поселения, давшего название культуре -А.К.), что даёт основание рассматривать его как наследие говоров средневековых сорбских племён» (Седов 2002: 472). «Этноним сербы, как уже отмечалось, имеет антское начало и восходит к славяно-иранскому симбиозу римского времени. В связи с этим становится понятным, почему например, в верхнелужицком диалекте имеет место замена g посредством И при сохранении g в нижнелужицком» (Седов 2002: 472), замена, характерная для украинских и южнорусских говоров (Седов 2002: 26). «Истоки этого этнонима восходят к античным сербам в трудах Птолемея и Плиния и локализуемых на Северном Кавказе» (Седов 2002: 494). Очевидно, это было племя, как полагает О.Н. Трубачёв, индоарийское (Трубачёв 1978: 34-42). «Этот исследователь этимологически связывает этноним с древнеиндийским «сирас» - «голова» и полагает миграцию этого индоарийского племени (после II века) из Северного Кавказа через Крымский по-
луостров, где его пребывание фиксируется топонимикой, в пределы славянства в Северное Причерноморье с последующей его ассимиляцией» (Седов 2002: 494).
«Появление сербов в Сербском Подунавье, нужно полагать, непосредственно связано с первой аварской миграционной волной. По-видимому, очень скоро из Подунавья сербы расселились в южном и юго-западном направлениях, освоив западнобалканские области центральной Сербии (Рашки), Воеводины, Боснии и Герцеговины, вплоть до побережья Адриатического моря» (Седов 2002: 494).
Это, вероятно, было связано с первой волной распространения антов на Балканы и в Лужицу, когда индо-арийский этноним «сербы» ещё не был этимологизирован славянами в форме северян («север», «северо» ПВЛ и т.д.). У сербов так же, как и у северян проявляется их связь в топонимии с некими руссами, поскольку и у лужицких сербов целая культура названа рюсенской по названию местности Рюсен, а у сербов Западных Балкан вся центральная часть их страны с древности именовалась Рашка. Рюсен и Рашка не дальше от созвучия с Русью и росами / русами, с одной стороны, чем созвучие между этнонимами сербы и северяне / северо / север, с другой. А между тем в литературе предпринимались попытки сблизить этнонимы сербов и северян. В своё время В.В. Мавродин обратил внимание на то, что в «Баварском Географе» упоминается ряд племён «названия которых чрезвычайно близки к термину "север", "северянин". Где-то, судя по контексту, к северу или северо-востоку от уличей Землеписец (Географ) Баварский помещает: 1) "свирян", 2) "себирцев", или "саберцев", 3) "северие" - по-видимому, собственно северян (вернее сказать в этом названии мы уже, без сомнения, встречаемся с северянами) и, наконец, 4) "сербян", "сербов"» (Мавродин 2002: 68-69). «Следы древних названий и сейчас встречаются в Черниговщине в виде имён "Сибе-реж", "Сербовский посёлок" и т.п.» (Мавродин 2002: 69).
В.В. Седов вернулся к мысли о возможности сопоставления конкретных отдельных территорий союзов племён и их современных потомков - носителей современных наречий и говоров на базе археологии. «Допустима мысль о том, - писал он, - что истоки южновели-
корусского наречия восточного славянства восходят именно к этому (волынцевская культура) славянскому образованию. Оно сложилось ещё в праславянский период, выйдя из антской среды черняховского ареала» (Седов 1999: 262-263). «В VIII-IX вв. это крупное племенное образование междуречья Днепра и Дона, создавшее на короткое время своё раннегосударственное образование» (Седов 2002: 571). «Этноним русь из Дне-провско-Донского междуречья постепенно распространяется на всех славян территории Древнерусского государства» (Седов 2002: 571). «Ареал современных южновеликорусских говоров, который включает бассейны верхнего и среднего течения Дона и верхнюю Оку со смежными районами Посеймья, накануне становления древнерусской народности целиком принадлежал ру-сам - племенной группировке славян, первоначально представленной волынцевской культурой» (Седов 1999: 262).
В.В. Седов внёс серьёзный вклад в развитие «севе-рянской» гипотезы начала Руси, сформулированной ещё в XIX веке в работах Д.Я. Самоквасова и И.Д. Беляева. Именно эта гипотеза, на наш взгляд, является наиболее перспективной (Карпенко 2016). На решительное отождествление руси и северян, сделанное его предшественниками, В.В. Седов всё же не решился. Археологические культуры редко в точности соотносятся с границами расселения конкретных племён и народов, а тем более политических образований, и археолог пошёл здесь по пути археологии, то есть, от конкретной археологической культуры (волынцевской) к союзам славянских племён её составлявшим, а здесь полного совпадения, увы, не получилось, да и, пожалуй, не могло быть. Но вклад В.В. Седова в разрешение данного вопроса огромен, поскольку в последние годы своей научной работы, он, будучи уже в солидном возрасте, не побоялся пересмотреть многие положения своих прежних работ, казавшихся ранее уже незыблемыми. Можно надеяться, что новое поколение исследователей продолжит дело своего великого учёного предшественника и продолжит разрабатывать концепцию, основу которой он изложил, более детально и не менее концептуально целостно.
ЛИТЕРАТУРА
Галкина 2002 - Галкина Е.С. Тайны Русского каганата . М. : Вече, 2002. 432 с .
Гуревич 1961 - Гуревич Ф.Д. Этнический состав населения Верхнего Понеманья по археологическим данным второй половины I тысячелетия н . э. // Исследования по археологии СССР. Сборник статей в честь М. И. Артамонова. Л. : Издательство ЛГУ, 1961 . С . 174-181 .
Дьяконов 1939 - Дьяконов А.П. Известия Псевдо-Захарии о древних славянах // Вестник древней истории. 1939. № 4 . С . 83-90.
Жих 2012 - Жих М.И. Валентин Васильевич Седов . Страницы жизни и творчества славянского подвижника . Часть 1. Проблема славянского расселения в Восточной Европе и становления древнерусской народности в работах В .В. Седова // Русин . 2012 . № 4 . С . 131-165 .
Жих 2013 - Жих М.И. Валентин Васильевич Седов . Страницы жизни и творчества славянского подвижника . Часть 2 . Проблема славянского этногенеза в работах В .В. Седова // Русин . 2013 . № 1 (31) . С . 106-135.
Жих 2015 - Жих М.И. Заметки о раннеславянской этнонимии (славяне в Среднем Поволжье в I тыс . н . э . ) // Исторический формат . 2015 . № 4 . С . 129-150.
Жих 2017 - Жих М.И. Радимичи (локализация, происхождение, социально-политическая история) // Исторический формат. 2017 . № 1-2. С. 12-63 .
Жих 2018 - Жих М.И. Работы Дмитрия Тарасовича Березовца и проблема локализации Русского каганата // Исторический формат . 2018 . № 3-4 . С . 176-245.
Жих 2019 - Жих М.И. Ранние славяне в Среднем Поволжье по письменным и археологическим данным // Исторический формат. 2019 . № 1 . С . 41-59.
Жих 2020 - Жих М.И. Восточные славяне накануне государственности. М. : Вече, 2020. 448 с . Карпенко 2016 - Карпенко А.А. Русь северян Вещего Олега. Ростов-на-Дону: Книга, 2016. 272 с .
Карпенко 2018 - Карпенко А.А. Северяне, как часть первоначальной Руси в последних работах академика В .В . Седова // Вестник Академии ДНК-генеалогии. Т. XII. 2018 . № 7 . С . 1190-1211 .
Кучкин 1995 - Кучкин В.А. «Русская земля» по летописным данным XI - первой половины XIII вв. // Древнейшие государства Восточной Европы . 1992-1993. М. : Наука, 1995. С. 74-100.
Мавродин 2002 - Мавродин В.В. Очерки истории Левобережной Украины (с древнейших времён до второй половины XIV века) . СПб. : Наука, 2002. 416 с.
Отин 1979 - Отин Е.С. Ареалы славянских гидрографических терминов в топонимии Подонья // Проблемы восточнославянской топонимии. М . : Наука, 1979. С . 5-29 .
Пигулевская 1952 - Пигулевская Н.В. Имя «рус» в сирийском источнике VI века н. э . // Академику Б . Д . Грекову ко дню семидесятилетия. Сборник статей. М. : Издательство АН СССР, 1952. С . 42-48.
ПСРЛ. I - Полное собрание русских летописей. Т. I. Лаврентьевская летопись . М. : Языки русской культуры, 2001. 496 с . ПСРЛ. II - Полное собрание русских летописей. Т. II. Ипатьевская летопись . М. : Языки русской культуры, 1998. 648 с. Рыбаков 1947 - Рыбаков Б.А. Поляне и северяне (К вопросу о размещении летописных племен на Среднем Днепре) // Советская этнография. 1947. Т. VI-VII. С. 81-105 .
Рыбаков 1953 - Рыбаков Б.А. Древние русы // Советская археология. 1953. Т. XVII. С . 23-104.
Седов 1970 - Седов В.В. Славяне Верхнего Поднепровья и Подвинья. М . : Наука, 1970. 199 с.
Седов 1982 - Седов В.В. Восточные славяне в VI-XIII вв. М. : Наука, 1982. 328 с .
Седов 1994 - Седов В.В. Славяне в древности. М. : Фонд археологии, 1994. 343 с .
Седов 1995 - Седов В.В. Славяне в раннем средневековье. М. : Фонд археологии, 1995. 416 с.
Седов 1998 - Седов В.В. Русский каганат IX века // Отечественная история. 1998. № 4 . С . 3-15 .
Седов 1999 - Седов В.В. Древнерусская народность . Историко-археологическое исследование. М. : Языки русской культуры, 1999 312 с
Седов 2002 - Седов В.В. Славяне . Историко-археологическое исследование . М. : Языки русской культуры, 2002. 622 с . Трубачёв 1968 - Трубачёв О.Н. Названия рек Правобережной Украины. Словообразование. Этимология. Этническая интерпретация. М. : Наука, 1968. 289 с.
Трубачёв 1977 - Трубачёв О.Н. Лингвистическая перефирия древнейшего славянства: Индоарийцы в Северном Причерноморье // Вопросы языкознания. 1977. № 6. С . 13-29.
Трубачёв 1978 - Трубачёв О.Н. Некоторые данные об индоарийском языковом субстрате Северного Кавказа в античное время // Вестник древней истории . 1978. № 4 . С . 34-42.
Трубачёв 1981 - Трубачёв О.Н. «Индоарика» в Северном Причерноморье . Интерпретация. Реконструкция // Вопросы языкознания 1981 № 2 С 3-21
Трубачёв 1997 - Трубачёв О.Н. В поисках единства . Взгляд филолога на проблему истоков Руси. М. : Наука, 1997.
REFERENCES
D'yakonov 1939 - D'yakonov A.P. Izvestiya Psevdo-Zaharii o drevnih slavyanah [News of Pseudo-Zechariah about the ancient Slavs], in: Vestnik drevnej istorii [Ancient History Herald], 1939, № 4, pp . 83-90 [in Russian].
Galkina 2002 - Galkina E.S. Tajny Russkogo kaganata [Secrets of the Russian Kaganate], Moscow, Veche Publ. , 2002. 432 p . [in Russian]
Gurevich 1961 - Gurevich F.D. Etnicheskij sostav naseleniya Verhnego Poneman'ya po arheologicheskim dannym vtoroj poloviny I tysyacheletiya n.e. [The ethnic composition of the population of the Upper Poneman region according to archaeological data from the second half of the 1st millennium A.D . ], in: Issledovaniya po arheologii SSSR . Sbornik statej v chest' M. I. Artamonova [Research in the archeology of the USSR . Collection of articles in honor of M.I. Artamonova], Leningrad, Izdatel'stvo LGU Publ. , 1961, pp . 174-181 [in Russian].
Karpenko 2016 - Karpenko A.A. Rus' severyan Veshchego Olega [Russia of northerners Prophetic Oleg], Rostov-on-Don, Kniga Publ. , 2016, 272 p . [in Russian].
Karpenko 2018 - Karpenko A.A. Severyane, kak chast' pervonachal'noj Rusi v poslednih rabotah akademika V.V. Sedova [The northerners, as part of the original Rus in the last works of academician V.V. Sedova], in: Vestnik Akademii DNK-genealogii [DNA Genealogy Academy Bulletin], Vol . XII, 2018, № 7, pp . 1190-1211 [in Russian].
Kuchkin 1995 - Kuchkin V.A. «Russkaya zemlya» po letopisnym dannym XI - pervoj poloviny XIII vv. ["Russian land" according to the chronicle data of the XI - the first half of the XIII centuries], in: Drevnejshie gosudarstva Vostochnoj Evropy. 1992-1993 [The most ancient states of Eastern Europe . 1992-1993], Moscow, Nauka Publ . , 1995, pp . 74-100 [in Russian]. Mavrodin 2002 - Mavrodin V.V. Ocherki istorii Levoberezhnoj Ukrainy (s drevnejshih vremyon do vtoroj poloviny XIV veka) [Essays on the history of Left-Bank Ukraine (from ancient times to the second half of the XIV century)], St. Petersburg, Nauka Publ. , 2002, 416 p . [in Russian].
Otin 1979 - Otin E.S. Arealy slavyanskih gidrograficheskih terminov v toponimii Podon'ya [Areas of Slavic hydrographic terms in the Don region toponymy], in: Problemy vostochnoslavyanskoj toponimii [Problems of East Slavic toponymy], Moscow, Nauka Publ. , 1979, pp . 5-29 [in Russian].
Pigulevskaya 1952 - Pigulevskaya N.V. Imya «rus» v sirijskom istochnike VI veka n. e. [The name "rus" in a Syrian source of the 6th century AD], in: Akademiku B .D . Grekovu ko dnyu semidesyatiletiya . Sbornik statej [Academician B .D. Grekov on the day of his seventieth birthday. Digest of articles], Moscow, Izdatel'stvo AN SSSR Publ . , 1952, pp . 42-48 [in Russian].
PSRL. I - Polnoe sobranie russkih letopisej. T. I. Lavrent'evskaya letopis' [Complete collection of Russian chronicles . Volume I. Laurentian Chronicle], Moscow, YAzyki russkoj kul'tury Publ . , 2001, 496 p . [in Russian].
PSRL. II - Polnoe sobranie russkih letopisej. T. II. Ipat'evskaya letopis' [Complete collection of Russian chronicles . Volume II. Ipatiev Chronicle], Moscow, YAzyki russkoj kul'tury Publ . , 1998, 648 p. [in Russian].
Rybakov 1947 - Rybakov B.A. Polyane i severyane (K voprosu o razmeshchenii letopisnyh plemen na Srednem Dnepre) [Glades and northerners (On the question of the placement of chronicle tribes on the Middle Dnieper)], in: Sovetskaya etnografiya [Soviet ethnography], 1947, Vol. VI-VII, pp . 81-105 [in Russian].
Rybakov 1953 - Rybakov B.A. Drevnie rusy [Ancient Rus], in: Sovetskaya arheologiya [Soviet archeology], 1953, Vol. XVII, pp . 23-104 [in Russian].
Sedov 1970 - Sedov V.V. Slavyane Verhnego Podneprov'ya i Podvin'ya [Slavs of the Upper Dnieper and Podvina], Moscow, Nauka Publ. , 1970, 199 p . [in Russian].
Sedov 1982 - Sedov V.V. Vostochnye slavyane v VI-XIII vv. [Eastern Slavs in the VI-XIII centuries], Moscow, Nauka Publ . , 1982, 328 p . [in Russian].
Sedov 1994 - Sedov V.V. Slavyane v drevnosti [Slavs in antiquity], Moscow, Fond arheologii Publ . , 1994, 343 p . [in Russian].
Sedov 1995 - Sedov V.V. Slavyane v rannem srednevekov'e [Slavs in the early middle ages], Moscow, Fond arheologii Publ . , 1995, 416 p [in Russian]
Sedov 1998 - Sedov V.V. Russkij kaganat IX veka [Russian kaganate of the 9th century], in: Otechestvennaya istoriya [National history], 1998, № 4, pp . 3-15 [in Russian].
Sedov 1999 - Sedov V.V. Drevnerusskaya narodnost'. Istoriko-arheologicheskoe issledovanie [Old Russian people. Historical and archaeological research], Moscow, YAzyki russkoj kul'tury Publ . , 1999, 312 p . [in Russian].
Sedov 2002 - Sedov V.V. Slavyane . Istoriko-arheologicheskoe issledovanie [Slavs . Historical and archaeological research], Moscow, YAzyki russkoj kul'tury Publ . , 2002, 622 p . [in Russian].
Trubachyov 1968 - Trubachyov O.N. Nazvaniya rek Pravoberezhnoj Ukrainy. Slovoobrazovanie . Etimologiya. Etnicheskaya interpretaciya [The names of the rivers of the Right-Bank Ukraine. Word formation. Etymology. Ethnic interpretation], Moscow, Nauka Publ. , 1968, 289 p . [in Russian].
Trubachyov 1977 - Trubachyov O.N. Lingvisticheskaya perefiriya drevnejshego slavyanstva: Indoarijcy v Severnom Prichernomor'e [Linguistic periphery of the ancient Slavs: Indo-Aryans in the Northern Black Sea region], in: Voprosy yazykoznaniya [Linguistic issues], 1977, № 6, pp . 13-29 [in Russian].
Trubachyov 1978 - Trubachyov O.N. Nekotorye dannye ob indoarijskom yazykovom substrate Severnogo Kavkaza v antichnoe vremya [Some data on the Indo-Aryan linguistic substratum of the North Caucasus in ancient times], in: Vestnik drevnej istorii [Ancient History Herald], 1978, № 4, pp . 34-42 [in Russian].
Trubachyov 1981 - Trubachyov O.N. «Indoarika» v Severnom Prichernomor'e. Interpretaciya. Rekonstrukciya [Indo-Arica in the Northern Black Sea Region. Interpretation. Reconstruction], in: Voprosy yazykoznaniya [Linguistic issues], 1981, № 2, pp . 3-21 [in Russian]
Trubachyov 1997 - Trubachyov O.N. V poiskah edinstva . Vzglyad filologa na problemu istokov Rusi [In search of unity. A philologist's view on the problem of the origins of Russia], Moscow, Nauka Publ . , 1997 [in Russian].
ZHih 2012 - ZHih M.I. Valentin Vasil'evich Sedov. Stranicy zhizni i tvorchestva slavyanskogo podvizhnika. CHast' 1 . Problema slavyanskogo rasseleniya v Vostochnoj Evrope i stanovleniya drevnerusskoj narodnosti v rabotah V.V. Sedova [Valentin Vasilievich Sedov. Pages of the life and work of the Slavic ascetic . Part 1 . The problem of Slavic settlement in Eastern Europe and the formation of the Old Russian nationality in the works of V.V. Sedov], in: Rusin, 2012, № 4, pp . 131-165 [in Russian]. ZHih 2013 - ZHih M.I. Valentin Vasil'evich Sedov. Stranicy zhizni i tvorchestva slavyanskogo podvizhnika. CHast' 2 . Problema slavyanskogo etnogeneza v rabotah V.V. Sedova [Valentin Vasilievich Sedov. Pages of the life and work of the Slavic ascetic . Part 2 . The problem of Slavic ethnogenesis in the works of V.V. Sedov], in: Rusin, 2013, № 1 (31), pp. 106-135 [in Russian]. ZHih 2015 - ZHih M.I. Zametki o ranneslavyanskoj etnonimii (slavyane v Srednem Povolzh'e v I tys . n. e . ) [Notes on the early Slavic ethnonymics (Slavs in the Middle Volga region in the 1st millennium AD)], in: Istoricheskij format [Historical format], 2015, № 4, pp . 129-150 [in Russian].
ZHih 2017 - ZHih M.I. Radimichi (lokalizaciya, proiskhozhdenie, social'no-politicheskaya istoriya) [The Radimichi: their habitat, origin, and socio-political history], in: Istoricheskij format [Historical format], 2017, № 1-2, pp . 12-63 [in Russian]. ZHih 2018 - ZHih M.I. Raboty Dmitriya Tarasovicha Berezovca i problema lokalizacii Russkogo kaganata [Works of Dmitry Tarasovich Berezovets and the Problem of Localization of the Rus' Khaganate], in: Istoricheskij format [Historical format], 2018, № 3-4, pp . 176-245 [in Russian].
ZHih 2019 - ZHih M.I. Rannie slavyane v Srednem Povolzh'e po pis'mennym i arheologicheskim dannym [Early slavs in the middle volga region by manuscripts and archaeological data], in: Istoricheskij format [Historical format], 2019, № 1, pp . 41-59 [in Russian]
ZHih 2020 - ZHih M.I. Vostochnye slavyane nakanune gosudarstvennosti [Eastern Slavs on the eve of statehood], Moscow, Veche Publ. , 2020, 448 p. [in Russian].
Карпенко Андрей Александрович
- Независимый исследователь (Волгодонск, Россия).
Andrey Karpenko
- Independent researcher (Volgodonsk, Russia). alnikar1953@mail .ru
