CC BY
125
Апажева С.С.
(Нальчик) Мамсиров А.Х. (Нальчик) Цолоев Т.С.
(Нальчик)
УДК 94 (47)
СЕВЕРНЫЙ КАВКАЗ: СОВРЕМЕННАЯ ЭТНОПОЛИТИЧЕСКАЯ СИТУАЦИЯ И ПЕРСПЕКТИВЫ
ЕЕ СТАБИЛИЗАЦИИ
Статья посвящена исследованию проблем национальной политики и межэтнических отношений на Северном Кавказе. Проведен анализ механизмов социокультурного синтеза в институциональной среде, формирующей жизнедеятельность народов Северного Кавказа в постреформенный период, а также сдвиги в их внутренней социальной структуре и социальных практиках. Следует отметить, что в настоящее Россия стоит перед необходимостью переосмысления собственного исторического, а также международного опыта строительства национальной политики и межнациональных отношений в целях выработки «мягкого» прагматического регулирования межнациональных отношений на основе гибких и многообразных механизмов, способных обеспечить формирование общего российского культурного пространства, единого политического пространства. Ситуация осложняется еще и тем, что в условиях геополитической и геокультурной конфронтации с западным миром, информационных и гибридных войн, активизации радикального ислама и международного терроризма, нарастания масштабов неконтролируемой миграции населения, а также многообразного экономического и финансового давления извне, в которых ныне оказалась многонациональная и поликультурная Россия, межнациональные отношения внутри страны, их состояние и тенденции развития становятся ключевой проблемой национальной безопасности и гарантирования исторических перспектив Российской Федерации, чем и определяется очевидная актуальность проблемы.
Проведенный анализ национальной политики и межнациональных отношений позволяет утверждать, что этнотерриториальные противоречия на Северном Кавказе являются самыми сложными, наиболее опасными и потенциальными источниками межнациональных, этнополитических конфликтов.Исследование показало, что необходимым условием решения проблем национальной и религиозной нетерпимости является комплексное выявление всех обстоятельств сопряженных с развитием экстремистских тенденций в обществе и в особенности, социально-психологических факторов, распространение указанных тенденций в виде определенной субкультуры преимущественно происходит в среде молодежи, что составляет реальную угрозу прочного и массового укоренения экстремистских ценностей.
Ключевые слова: Северный Кавказ, межнациональные отношения, этнокультурная идентичность, религиозный экстремизм, национальная политика, этнотерриториальные противоречия.
The article is devoted to the study ofproblems of national policy and interethnic relations in the North Caucasus. The analysis of the mechanisms of socio-cultural synthesis in the institutional environment that shapes the life activity of the peoples of the North Caucasus in the postreform period, as well as shifts in their internal social structure and social practices is taken.
It should be noted that at present Russia faces the need to rethink its own historical and international experience in the construction of national politics and interethnic relations in or-
der to develop a "soft" pragmatic regulation of interethnic relations on the basis of flexible and diverse mechanisms capable of ensuring the formation of a common Russian cultural and political space. The situation is further complicated by the fact that in the context of geopolitical and geocultural confrontation with the Western world, information and hybrid wars, the activation of radical Islam and international terrorism, the growth of uncontrolled migration of the population, as well as the diverse economic and financial pressure from outside, which now is multinational and multicultural Russia, interethnic relations within the country, their condition and development tendencies become a key problem of national security and guarantees of historical perspectives of the Russian Federation, which determines the apparent urgency of the problem.
The analysis of the national policy and interethnic relations allows us to assert that eth-noterritorial contradictions in the North Caucasus are the most complex, most dangerous and potential sources of interethnic and ethnopolitical conflicts. The study showed that the necessary condition for resolving the problems of national and religious intolerance is the comprehensive identification of all the circumstances of the development of extremist tendencies in society and, in particular, socio-psychological factors, the dissemination of these trends in the form of a particular subculture predominantly occurs among young people, which constitutes a real threat strong and massive rooting of extremist values.
Key words: North Caucasus, interethnic relations, ethno-cultural identity, religious extremism, national policy, ethno-territorial contradictions.
DOI: 10.24888/2410-4205-2017-13-4-101-111
Межэтнические отношения не только всегда были одним из ключевых факторов в социальной истории России, но также приобрели критическое значение в поворотные моменты - так было в 1917 и в 90-х годах ХХ века. Кроме того, каждый из этих поворотных моментов в российской истории фактически создал новую парадигматическую модель регулирования и развития межэтнических отношений в стране - советскую модель интеграции этнических групп в «советских людей» (1917 г.) и модель политического суверенитета социальных общин, основанных на этнической принадлежности (в 90-е годы), который открыл разрушительный путь к фрагментации российского культурного пространства, к конфликту этнокультурной идентичности, к архаизации этнической жизни и межэтнических отношений.
Именно противоречивые слои этих моделей в настоящее время определяют социально-политическую и социокультурную атмосферу в стране, вызовы и запросы национальной государственной политики, актуальные проблемы межэтнических отношений.
Что касается политики стабилизации с 2000-х годов, а также стратегии государственной национальной политики, построенной в последние годы, сыгравшей серьезную позитивную роль в восстановлении единого конституционного пространства и создании предпосылок для появления новой модели межэтнических отношений парадигмы, еще не вносили радикальных изменений в нынешнюю ситуацию в сфере межэтнических отношений. Реальное положение дел в этой сфере - «стихийный мультикультурализм», способный обречь (и обрекающий) российское культурное пространство на мозаичность и фрагментарность - на утрату общности и единства.
Очевидно, что ситуация требует систематического, конструктивного критического мышления, в том числе с учетом негативного опыта европейских стран в построении многокультурного общества, а также инерционных последствий политики «этнической суверенизации».
Ситуация осложняется еще и тем, что в условиях геополитической и геокультурной конфронтации с западным миром, информационных и гибридных войн, активизации радикального ислама и международного терроризма, роста неконтролируемой миграции населения, а также многогранного экономического и финансового давление со стороны, в
которых ныне оказалась многонациональная и поликультурная Россия, межэтнические отношения внутри страны, их состояние и тенденции развития становятся ключевой проблемой национальной безопасности и гарантируют исторические перспективы Российской Федерации, что определяет очевидную актуальность проблемы.
Проблемы национальной политики и межэтнических отношений относятся к числу популярных в отечественной социальной и гуманитарной науке. Однако теоретические и методологические подходы к его изучению страдают от ряда фундаментальных недостатков.
Таким образом, в этнических регионах России, где проблемы национальной политики и межэтнических отношений изучаются и публично выражаются с наибольшей активностью, как и в 1990-х годах, преобладает методология этноцентризма, которая не соответствует критериям науки, закрывается изначальная концепция этноса и обоснование путей (политического, в основном) сохранения этнической жизни.
Это не согласуется с исторически сложившимися тенденциями в развитии межэтнических отношений в России и с их нынешним состоянием, недавно активированной концептуальной идеей «русского мира», чреватой отказом от принципов формирования гражданского - политическая нация нации россиян (уже имеющих в российском обществе серьезные корни социально-психологического плана).
Что касается мировых (европейских, американских) исследований и публикаций, то, как правило, в них доминируют либеральные концепции инструментального понимания природы этноса, фактически переводящие все проблемы национальной политики и межэтнических отношений из исследовательской позиции и научной оценки в пространство нынешней политической борьбы субъектов за власть и ресурсы. На мировой дискурсивной арене существуют два подхода к проблемам межэтнических отношений: концепция постколониализма (популярная в Латинской Америке и Африке, в силу актуальности национальной политики в этих регионах, но не коррелирующая с реалиями Россия) и концепция «мультикультурализма», провал, которой сейчас открыто признается как среди специалистов, так и среди публичных политиков.
На этом фоне в настоящее время перед Россией стоит необходимость переосмыслить свой собственный исторический и международный опыт в построении национальной политики и межэтнических отношений в целях развития «мягкого» прагматического регулирования межэтнических отношений на основе гибких и разнообразных механизмов, способных обеспечить формирование общероссийского культурного пространства, единого политического пространства и гражданско-политической нации россиян.
Северный Кавказ всегда был и остается регионом, где сталкиваются стратегические интересы мировых держав. На рубеже нового тысячелетия регион остается зоной острого экономического и политического соперничества, где четко видны геополитические и геостратегические линии, направленные на ослабление России и укрепление влияния Запада. Более 30 государств многие транснациональные организации и компании объявили Кавказ своей зоной своих стратегических интересов [2].
Возникла прямая угроза превращения Северного Кавказа в один из центров международного терроризма. Активное проникновение религиозного экстремизма (ваххабизма), попытки политизировать ислам, которое в последние годы проявилось в Чечне и Дагестане, все чаще влияют на этнополитическую ситуацию в регионе [2].
Межэтнические конфликты, а также территориальные споры оживляют исторические обиды, которые сохранились в памяти некоторых народов Северного Кавказа после репрессивной политики царизма, последствий непродуманной иммиграционной политики Российской империи и советских властей, а также многочисленных перестроек административных границ без учета исторически сложившихся реалий Северного Кавказа [2].
Анализ национальной политики и межэтнических отношений позволяет утверждать, что этнотерриториальные противоречия на Северном Кавказе являются наиболее сложными, наиболее опасными и потенциальными источниками межэтнических и этнополитических конфликтов. Почти все межэтнические и этнополитические конфликты в мире основаны на этнотерриториальных претензиях (Косово в бывшей Югославии, Курдистане в Ираке и Турции, Южной Осетии и Абхазии в Грузии, Приднестровье в Молдове и т. д.) [4].
Способы оптимизации межэтнических отношений, форм и методов разрешения конфликтов стали одной из самых острых проблем современного российского общества. В российском государстве и на всем постсоветском пространстве практически нет полиэтнических культурных регионов, для которых проблема оптимизации межэтнических отношений и разрешения этнополитических конфликтов не будет в числе главных приоритетов. В самой Российской Федерации самым сложным регионом в этом отношении является Северный Кавказ [1].
Следует также отметить, что одной из причин быстрого роста межэтнических конфликтов на Северном Кавказе являются формы и темпы, с которыми сейчас происходит глобализация, максимально увеличивая экономические, культурные, межконфессиональные и межцивилизационные контакты.
Форма полной вестернизации, которую этот процесс приобрел в последние десятилетия, приводит к появлению новых и расширяющихся старых межцивилизационных разломов. Самые ощутимые из них, разделяющие западную цивилизацию и исламский мир, проходят через Россию. Простой и ускоренный общесистемный курс к Западу, взятый политическим руководством и экономической элитой государства, является одной из причин очевидной социально-культурной и духовно-конфессиональной автономии мусульманских регионов Федерации и прежде всего национального Северного Кавказа [1, с. 4].
Окончательное включение народов Северного Кавказа в социально-экономическую, административную, политическую и культурную среду российского общества и государства привело к радикальному изменению основ и механизмов их исторического развития. [5] Можно сказать, что между эпохой автономной социальной жизни на основе ее собственной социокультурной традиции и эпохи их пребывания в России действительно существует глубокий разрыв в исторической преемственности. С другой стороны, эпоха с 1860-х годов до наших дней характеризуется принципиальным единством ее содержания. Внешне противоположные политические и идеологические формы имперского, советского и постсоветского периодов пронизаны формированием современных форм экономики, общества и культуры.
В рамках этой эпохи тема «Россия и Кавказ» приобретает качественно новый звук. В XVI-XVШ вв. главным мотивом в этом была проблема политического взаимодействия между различными историческими предметами, которые сохранили свою независимость и самобытность [5; 6; 7; 8; 11; 13]. Во время Кавказской войны проблема совместимости в едином государственном организме - это по существу разные социокультурные системы. А с 60-х годов. XIX в. основным мотивом является проблема совместного развития, т.е. органического включения Северного Кавказа в процессы модернизации России. С этого момента ключевым вопросом государственной политики России на Северном Кавказе является вопрос о соотношении системы власти и администрации в регионе с процессами трансформации местных обществ [5; 9; 10].
В целом, длительный и упорный поиск общей между публичной и административно-правовой системой России, с одной стороны, и народов Северного Кавказа, с другой стороны, скорее способствовал лучшему пониманию различий. Северокавказские общества оказались слишком архаичными для восприятия собственно либеральных реформ, поэтому правительство пожертвовало либеральным содержанием
реформ для достижения своего рода цивилизационного компромисса. Ценой цивилизационного компромисса стала ограниченность, если не полное отсутствие импульсов послереформенной экономической модернизации северокавказских этнических обществ.
В то же время социальная и культурная дистанция между Центральной Россией и местными обществами не устранялась, а подчеркивала актуальность проблемы социокультурного синтеза. Общий масштаб и глубина воздействия реформ на внутреннюю структуру местных обществ, на образ жизни и религиозную жизнь сельских общин были очень незначительными. Коренные народы оставались в местах традиционного проживания. В подавляющем большинстве это было сельское население. Скорее, это подорвало основы традиционного общества, чем его трансформировало но в то же время произошли динамичные изменения в окружающих людях экономической, социальной и культурной среды Северного Кавказа [13; 14; 15; 20; 21; 22; 23].
Для народов региона это означало изменение всей картины окружающего мира. С того времени двойственность социальной структуры и социальных институтов, в которых и через которые они осуществляют свою жизнедеятельность, становится основной чертой социальной жизни альпинистов Северного Кавказа. Обычные «естественные» институты, концепции и нормы, коренящиеся в этносоциальных и этнокультурных традициях каждого народа, теперь включены в современный («имперский», «русский») социокультурный и правовой контекст, взаимодействуя с ним, испытывая сильное давление. В ответ на ситуацию социокультурного дуализма в каждом этносоциальном сегменте Северо-Кавказского региона проявились тенденции адаптации к новой реальности и стремление «уйти» от необычного порядка, попытки сопротивляться [17; 18].
Развитие процессов социокультурного синтеза в институциональной среде, которая организовала жизнедеятельность народов Северного Кавказа в постреформенный период и даже сдвиги в их внутренней социальной структуре и социальных практиках, не влекли за собой прямых последствий для их самоидентификация. На определенном этапе приобретение российской государственно-политической идентичности среди населения Северного Кавказа сопровождалось консолидацией этнической и религиозной изоляции от основной культурной матрицы, объединяющей российское общество и государство [13; 19].
В долгосрочной перспективе самым значительным проявлением расходящегося импульса в эволюции структур идентичности было глубокое и всепроникающее влияние на население Дагестана и Чечни радикальных форм ислама. Специалисты отмечают, что после Кавказской войны мусульманское духовенство не только сохраняло все ключевые позиции, но и завоевало огромную репутацию среди масс как борца за независимость [15; 20; 23].
Следует отметить, что исламский фактор также оказал значительное влияние на историю и традиционную культуру кабардинского и балкарского народов, других народов Северного Кавказа. Как свидетельствуют исторические, этнографические, фольклорные и лингвистические данные, различные архивные источники и современные этносоциологические исследования, взаимопроникновение и взаимное обогащение исламских и национальных традиций происходят уже несколько столетий [20; 23].
В ходе естественного исторического процесса адаптации ислама к национальным морально-правовым кодексам народов Северного Кавказа сложилась своеобразная локальная форма его существования, известная в религиозных исследованиях как «повседневный», «популярный» ислам, характерная для верований большинства других народов. Тем не менее, в современном северокавказском обществе существуют разные взгляды и подходы к этому вопросу, в том числе необоснованно искажающие, в
некоторых случаях, исторические реалии и чрезмерно политизирующие проблемы соотношения религиозных и национальных традиций нашей культуры.
Кабардинцы и балкарцы приняли ислам в традициях ханафитского мазхаба, допускающего возможность гибко адаптироваться к различным этнокультурным условиям и широко использовать местное обычное право. И во время исторического взаимодействия исламских и национальных традиций кабардинцев и балкарцев произошел их органический синтез, который определил оригинальность национального отношения и мировоззрения, традиций и обычаев, ритуалов и ритуалов, моральных основ и всего жизни наших народов. Ислам стал неотъемлемой частью их социокультурной системы, сыграл важную роль в сохранении национальной и культурной самобытности.
Этот тезис соответствует выводам современных исследований в области религии о том, что в результате приобщения определенных народов к определенной религии происходит соединение ее с народным бытом, который определяет такие особенности религии, которые быть и не свойственны данной конфессии [13; 20].
Попытки противопоставить исламские и национальные традиции приводят к нарушению восприятия целостности культурного пространства кабардинцев и балкарцев, ущемляют их религиозные и национальные чувства, объективно способствуют расколу в обществе и могут иметь далеко идущие негативные последствия. Наряду с этим сама политика государства на Северном Кавказе способствовала процессам этноконсолидации народов региона. Культурные и идеологические предпосылки антирусских выступлений подкреплялись своеобразной «мозаикой» социально-экономической структуры региона. Границы социально-экономических секторов и моделей часто совпадали здесь с этническими границами. Самый острый для местных этнических обществ вопрос о земле, здесь, в отличие от губерний коренной России, был не столько социальным, классовым, сколько «национальным» [6; 7].
Осуществляя анализ проблем в сфере межнациональных и межконфессиональных отношений на Северном Кавказе, следует отдавать себе отчет - о чем идет речь, в конечном счете. Она идет не об одном из регионов страны, а обо всем современном Российском государстве - его прочной легитимации в обществе как предпосылке гражданской консолидации, обеспечения территориальной целостности, успешной модернизации [6, с. 60].
Такие явления, как полиэтнический и поликонфессиональный состав населения региона, наличие в нем национально-государственных образований и сложная история отношений между местными народами между собой и с российским государством должны быть выведены за рамки политического анализа. Все это должно быть тщательно изучено. Без компетенции в соответствующих вопросах невозможно проводить содержательную политику, невозможно исключить эти явления как «факторы межэтнической напряженности».
Между тем, явно выражены тенденции фрагментации культурного пространства. Образ единой, общей для всей страны национальной национальной культуры разрушен. По мнению А.Х.Борова, полюсами культурного воздействия на молодежь региона с одной стороны является современная массовая культура, лишенная национального принципа, а с одной - возрожденные традиционные культурные формы, часто характеризующиеся этническим и конфессиональным партикуляризмом [6 , с. 69].
Перед лицом неразрешенных угроз целостности нашего государства нынешние культурные процессы приобретают определенную двойственность: они могут либо быть фактором разрушения общероссийской исторической и гражданской идентичности, либо важнейшим механизмом стабильной национальной консолидации и гражданского патриотизма.
Новые подходы к изучению этнических проблем вступили в жизнь с большими трудностями, что было вызвано сохранением в обществе многих элементов прошлого,
старых мифов и новых фальсификаций, «советского», «имперского» менталитета среди ученых, политиков, и т. д. Это использовалось отдельными политическими силами. В контексте роста этнонационализма, духовные лидеры массовых движений пытались опираться на исторический или псевдоисторический прецедент, который призван узаконить нынешние заявления о самоопределении или независимой государственности и мобилизовать массы для достижения этой цели. Для этого часто изобретался миф, задачей которого было обоснование некоторых этнонациональных претензий
Примеры такой мифологии характеризуются откровенной ксенофобией. Создавая мифы о происхождении и славных делах предков, мифотворцы часто обращаются к фольклору или к историческим событиям отдаленного или не столь далекого прошлого, тем самым возрождая старые предрассудки, подозрения и враждебность по отношению к соседним народам. Наиболее тревожным в этой деятельности является то, что такие мифологемы проникают в средства массовой информации, создавая опасность формирования агрессивного этнонационализма и ксенофобии среди молодого поколения и обрекая страну на межэтнические конфликты и рост экстремизма.
В то же время экономический дисбаланс в развитии нашей страны, неурегулированный характер важнейших социальных проблем в регионах продолжают формировать атмосферу нетерпимости, питать агрессивный национализм и этноцентризм, а на Северном Кавказе - распространение исламских фундаментализма и сепаратизма. Используя политический опыт, знание психологии и идеологии как факторов единства молодежи, лидеры экстремистских и националистических групп используют молодежь в своих интересах [23].
Современная молодежь Северного Кавказа формировалась в ситуации резкого ухудшения социально-экономических условий жизни, трансформации культур и связанной с ними динамики ценностей, отсутствия критериев для выбора нравственности и ценности. Усвоение культур, которое естественно происходит во всем мире, на Северном Кавказе имело последствия в виде отказа от традиционных моральных и этических ценностей. Потеряв национальный этикет как внутреннюю культурную поддержку, молодые люди не получили никакой духовной компенсации взамен. Это увеличило влияние негативных факторов влияния на человека. Анализ исследовательских материалов позволил нам определить, что в качестве приоритетных социальных установок молодежи республик Северного Кавказа можно рассмотреть: а) отношение к религии, б) к людям другой веры, в) к национальному этикету; г) к источникам моральных указаний и морально-этических установок; д) к перспективам занятости и карьерного роста [13; 14; 15; 20; 21; 22; 23].
По результатам исследования почти 84% молодых людей считают себя верующими. Различия также обнаруживаются в показателях групп, отобранных в соответствии с формой веры. Социально-коммуникативная неуклюжесть выше средних значений наблюдается у верующих, которые выполняют все ритуалы и ежедневно молящихся респондентов. Конформность выше средних величин также отмечена у ежедневно молящихся респондентов. Можно предположить, что совершение этих действий является формальным, если оно не оказывает положительного влияния на характер социального поведения исполнителей. В частности, выполнение ритуалов не мешает им быть конфликтными, категоричными, недостаточно гибкими в своих отношениях с другими. Выполнение ритуалов не уменьшает их склонность к попадению под внешнее воздействие. Возможно, приход к вере этих людей не является результатом духовного роста, а диктуется извне.
Менее распространенным, но характерным для довольно крупного контингента (около трети респондентов) является фрустрационная нетолерантность - нетерпимость к неблагоприятным внешним условиям. Оба эти параметра относятся к скрытым формам нетерпимости. Из этих данных следует, что при отсутствии открытых форм проявления нетерпимости (у 73% субъектов) более 27% имеют скрытые формы проявления нетерпи-
мости. То есть, эти 27 процентов людей в конфликте интересов покажут открытую нетерпимость.
В молодежной среде внутреннее содержание национального этикета понимается большинством - чуть более половины. Однако знание норм этикета трансформируется во внутреннюю культуру только с соответствующим образом жизни. В его отсутствие это понимание остается в уме, а не в поведении и отношении. Кроме того, процент формального отношения к национальному этикету довольно высок. То есть национальный этикет не выполняет никакой функции компенсации или воспитания. Это подтверждает риск маргинализации молодежи: нет четких моральных и этических принципов из-за потери идеологии, ослабления влияния национальных культурных традиций и отсутствия компенсирующих факторов. Неопределенность будущего была гораздо сильнее отражена в состоянии значимых ориентаций. В группах, где респонденты испытывают неопределенность в будущем, процент людей с измененными и дискретными состояниями значимых ориентаций значительно выше: более половины тех, кто не верит в возможность трудоустройства в республике; в группе, где они не уверены в своей будущей карьере - более 40 процентов. Оказывается, из всех негативных факторов социальной среды неопределенность будущего больше всего искажает личность. Лица с измененными и дискретными состояниями значимых ориентаций наиболее дезориентированы в окружающей среде, ценностных и моральных ориентациях в своей собственной жизни. Это пустота в обществе может быть заполнена любым контентом и, следовательно, представляет наибольший фактор риска.
Исследование показало, что необходимым условием для решения проблем национальной и религиозной нетерпимости является всестороннее выявление всех обстоятельств, связанных с развитием экстремистских тенденций в обществе и, в частности, социально-психологических факторов, поскольку проблема религиозного экстремизма - это проблема сознания. Распространение этих тенденций в виде определенной субкультуры преимущественно происходит среди молодежи, что представляет реальную угрозу прочного и массового установления экстремистских ценностей. Особенностями развития психики и формирования личности в данном возрасте являются условия, предрасполагающие к этому. Экстремизм, соблюдение крайних взглядов и поведения становится одним из самых трудных для преодоления и наиболее опасных характеристик общественной жизни перед лицом значительных потрясений, возникающих в процессе развития общества и связанных с деформацией условий и образа жизни людей, изменениями материалах показателей, вакуума ценностей и обострения противоречий.
Эффективность влияния экстремистской идеологии на сознание молодежи также связана с неразвитостью чувства целого у молодежи и крайней сложностью духовной ситуации, когда молодые люди столкнулись с проблемой независимого выбора между добром и зло, будучи неспособными всесторонне оценить ситуацию. Социальное отчуждение проявляется чаще всего в апатии, безразличии к политической жизни общества. На уровне самоидентификации проявления каких-либо конкретных политических установок минимальны. В то же время этот факт, а также эмоциональность, доверчивость и психологическая нестабильность молодежи используются экстремистскими организациями. В ситуации системного кризиса у молодых людей нет четко выраженной личной самоидентификации, сильных поведенческих стереотипов, которые вызывают деперсонализацию установок.
Продолжающаяся тенденция в России долгое время увеличивать распространенность различных форм нетерпимости в обществе влечет за собой особый «синдром наркомании», формируя в обычном сознании восприятие этих проявлений как разумеющихся атрибутов жизни. Религиозный радикализм основан на объективных предпосылках и не может быть уничтожен раз и навсегда. Однако масштаб и тяжесть его проявлений зависят от конкретных условий времени и места. Культурные факторы при этом играют сущест-
венную роль в распространении религиозного радикализма. В настоящее время федеральные власти четко формулируют безусловное стремление сохранить и упрочить территориальную целостность России, очистить северокавказский регион от экстремистских и террористических организаций. Эти проблемы считаются приоритетными в Концепции национальной безопасности Российской Федерации, где, в частности, указывается, что национальные интересы России во внутриполитической сфере должны нейтрализовать причины и условия, способствующие возникновению политических религиозный экстремизм, этно-сепаратизм и их последствия - социальные, межэтнические и религиозные конфликты, терроризм [17].
Таким образом, следует ожидать, что черты «переходности» будут длительное время сопровождать местные общины Северного Кавказа, хотя существенные характеристики «перехода» будут значительно различаться. Здесь также будет затронуто наследие нерешенных проблем прошлого, общая неполнота процессов модернизации в регионе и новые вызовы экономической, политической и культурной глобализации. Возрастающая интенсивность и разнообразие связей с окружающей экономической, общественно-политической и информационной средой с неизбежной сменой поколений введут элементы неопределенности и непредсказуемости в процессы регионального развития. Подытожив все вышесказанное, мы соглашаемся с выводами А.Х. Борова, что нет никаких отдельных решений для экономических, этно-демографических и культурных проблем - они не просто взаимосвязаны, но взаимозависимы. Для их решения требуется долгосрочная, целенаправленная и последовательная политика комплексного регионального развития. Фактически речь идет о создании условий, необходимых для того, чтобы основные социальные процессы в регионе получили центростремительное и модернизационное направление [6, с. 75].
Список литературы
1. Васильев Ю.В. Этнополитические конфликты на Юге России Этнополитические конфликты на Юге России: Возникновение и системообразующие механизмы разрешения: автореферат дис. ... доктора политических наук: 23.00.02 / Сев.-Кавказ. акад. гос. службы. Ростов-на-Дону, 2006. - 46 с.
2. Паленая Е. Необходимость контроля общества и государства над СМИ // http://evrazia.org/article/1927
3. Гатеев В.М. Межнациональные противоречия на Северном Кавказе и поиски вариантов их решения // Россия и мусульманский мир. М. : Институт научной информации по общественным наукам РАН, 2006. С. 34-51.
4. Сообщество диссернет/ http://wiki.dissernet.org/wsave/SuleymanovaShS2011/1016.html с.
13
5. Боров А.Х., Кочесоков Р.И. Северный Кавказ в российском цивилизационном процессе -противоречия интеграции и синтеза // Философские науки. 2011. №1. С.43-61
6. Боров А.Х. Национальная стратегия многонациональной России: северокавказский срез // Северный Кавказ в национальной стратегии России. Институт этнологии и антропологии им. Н.Н. Миклухо-Маклая РАН. Под редакцией Валерия Тишкова. М., 2008. С. 60-75.
7. Боров А.Х., Думанов З.Б. Теории этничности и этнических конфликтов: современные тенденции // Известия Кабардино-Балкарского научного центра РАН. 2013. № 5 (55). С. 164-171.
8. Боров А.Х. Порядок и развитие: системы власти и преобразование обществ на Северном Кавказе в контексте российских модернизаций XIX - начала XXI вв. // Известия Кабардино-Балкарского научного центра РАН. 2012. № 3. С. 174-182.
9. Карамурзов Б.С., Боров А.Х. Северный Кавказ в историческом пространстве и времени // Кавказология. 2017. № 1. С. 12-40.
10. Васильев Ю.В. Возникновение и механизмы разрешения этнополитических конфликтов на Юге России. Ростов н/Д.: Феникс, 2005. - 405 с.
11. Иванов В.Н. Межнациональные конфликты и механизмы их преодоления // Проблемы межэтнических отношений на Северном Кавказе: Сборник статей участников Всероссийской научно-практической конференции. Ставрополь, 1994. С. 54-66.
12. Денисова Г.С. Этнический фактор в политической жизни России 1990-х годов. Ростов н/Д6 Феникс, 1996. - 345 с.
13. Абдулатипов Р.Г. Управление этнополитическими процессами: вопросы теории и практики. - М.: Славянский диалог, 2001. - 232 с.
14. Северный Кавказ и Дагестан: современная этнополитическая ситуация и пути ее стабилизации. Материалы региональной научно-практической конференции, посвященной 10-летию РЦЭИ ДНЦ РАН (1-3 октября 2002 г.). Махачкала: Изд. ДНЦ РАН, 2004. - 452 с.
15. Болотин Б.М. Региональные диспропорции в России в результате «реформ» // Глобализация и крупные полупериферийные страны. М., 2003. С. 45-52.
16. Пути мира на Северном Кавказе. Независимый экспертный доклад под редакцией В.А. Тишкова. М., 1999. - 75 с.
17. Паленая Е.М. Информационная безопасность на Юге России и роль СМИ в ее осуществлении //Южнороссиское обозрение. 2003. № 14. //http://ippk.edu.mhost.ru/
18. Игнатов В.Г., Хоперская Л.Л. и др. Технологии управления этнополитическими процессами в Северо-Кавказском регионе. - Ростов н/Д: Феникс, 1999. - 345 с.
19. Добаев И.П., Немчина В.И. Новый терроризм в мире и на юге России. Ростов н/Д.: Феникс, 2005. - 213 с.
20. Аккиева С. Международная конференция «Ислам - религия мира» // Сеть этнологического мониторинга и раннего предупреждения конфликтов. 1999. № 28. С. 32-41.
21. Бережной С.Е., Добаев И.П., Крайниченко Б.В. Ислам и исламизм на юге России // Южно-российское обозрение. 2003. № 17. С. 14-28.
22. Сампиев И.М. О некоторых аспектах противостояния религиозному экстремизму в Северо-Кавказском регионе // Ислам и политика на Северном Кавказе. - Ростов н/Д. : Феникс, 2001. С. 66-81.
23. Национальная и региональная безопасность на юге России. Новые вызовы // Южнороссийское обозрение. 2003. № 14. С. 34-49.
24. Тхакушинов А.К., Казанов Х.М., Ханаху Р.А. Традиционная культура Северного Кавказа: вызовы времени. Майкоп, 1997 // Известия ВУЗов. Северо-Кавказский регион. Общественные науки. 1998. № 3. С. 56-62.
25. Хунагов Р.Д. Диалог культур и проблемы моделирования новой политики на Северном Кавказе на основе системного подхода // Известия ВУЗов. Северо-Кавказский регион. Общественное обозрение. 2000. № 2. С. 29-41.
26. Ханаху Р.А. Традиционная культура Северного Кавказа: вызовы времени (социально-философский анализ). Майкоп: Сев.-Кавк. центр высш. шк., Адыг. респ. ин-т гуманитар. исслед, 1997.- 192 с.
References
1. Vasil'ev Ju.V. Jetnopoliticheskie konflikty na Juge Rossii //avtoreferat dissertacii po polito-logii, Rostov n/D., 2006.
2. Palenaja Elena. Neobhodimost' kontrolja obshhestva i gosudarstva nad SMI// http://evrazia.org/article/1927
3. Gateev V.M. Mezhnacional'nye protivorechija na Severnom Kavkaze i poiski variantov ih reshenija.// Rossija i musul'manskij mir.Izdatel'stvo: Institut nauchnoj informacii po obshhestvennym naukam RAN (Moskva) 2006, S. 34-51
4. Soobshhestvo dissernet/ http://wiki.dissernet.org/wsave/Suleymanova ShS2011/ 1016.html s.
13
5. Borov A.H., Kochesokov R.I. Severnyj Kavkaz v rossijskom civilizacionnom processe - protivorechija integracii i sinteza//Filosofskie nauki, 2011g., №1,S.43-61
6. Borov A.H. Nacional'naja strategija mnogonacional'noj Rossii: severo-kavkazskij srez. V sbornike: Severnyj Kavkaz v nacional'noj strategii Rossii Institut jetnologii i antropologii im. N.N. Miklu-ho-Maklaja RAN; pod redaciej Valerija Tishkova. M., 2008. S. 60-75.
7. Borov A.H., Dumanov Z.B. Teorii jetnichnosti i jetnicheskih konfliktov: sovremennye tenden-cii //Izvestija Kabardino-Balkarskogo nauchnogo centra RAN. 2013. № 5 (55). S. 164-171.
8. Borov A.H. Porjadok i razvitie: sistemy vlasti i preobrazovanie obshhestv na Severnom Kav-kaze v kontekste rossijskih modernizacij XIX - nachala XXI vv. // Izvestija Kabardino-Balkarskogo nauchnogo centra RAN. 2012. № 3. S. 174-182.
9. Karamurzov B.S., Borov A.H.Severnyj Kavkaz v istoricheskom prostranstve i vremeni // Kavkazologija. 2017. № 1. S. 12-40.
10. Vasil'ev Ju.V. Vozniknovenie i mehanizmy razreshenija jetnopoliticheskih konfliktov na Juge Rossii. - Rostov n/D.: Feniks, 2005.
11. Ivanov V.N. Mezhnacional'nye konflikty i mehanizmy ih preodolenija //Problemy mezhjetni-cheskih otnoshenij na Severnom Kavkaze // Sbornik statej uchastnikov Vserossijskoj nauchno-prakticheskoj konferencii. - Stavropol', 1994.
12. Denisova G.S. Jetnicheskij faktor v politicheskoj zhizni Rossii 1990-h godov. Rostov n/D, 1996. - 345 s.
13. Abdulatipov R.G. Upravlenie jetnopoliticheskimi processami: voprosy teorii i praktiki. - M.: Slavjanskij dialog 2001. - 232 s.
14. Severnyj Kavkaz i Dagestan: sovremennaja jetnopoliticheskaja situacija i puti ee stabilizacii. Materialy regional'noj nauchno-prakticheskoj konferencii, posvjashhennoj 10-letiju RCJeI DNC RAN (13 oktjabrja 2002 g.). Mahachkala: Izd. DNC RAN, 2004. - 452 s.
15. Bolotin B.M. Regional'nye disproporcii v Rossii v rezul'tate «reform» // Globalizacija i krupnye poluperiferijnye strany. - M., 2003. S. 45-52.
16. Puti mira na Severnom Kavkaze. Nezavisimyj jekspertnyj doklad pod redakciej V.A. Tishko-va. -M., 1999. - 75 s.
17. Palenaja E.M. Informacionnaja bezopasnost' na Juge Rossii i rol' SMI v ee osushhestvlenii // Juzhnorossiskoe obozrenie. 2003. № 14. //http://ippk.edu.mhost.ru/
18. Ignatov V.G., Hoperskaja L.L. i dr. Tehnologii upravlenija jetnopoliticheskimi processami v Severo-Kavkazskom regione. - Rostov n/D, 1999. - 345 s.
19. Dobaev I.P., Nemchina V.I. Novyj terrorizm v mire i na juge Rossii. Rostov n/D. 2005.
20. Akkieva S. Mezhdunarodnaja konferencija «Islam - religija mira» // Set' jetnologicheskogo monitoringa i rannego preduprezhdenija konfliktov. № 28. M., 1999.
21. Berezhnoj S.E., Dobaev I.P., Krajnichenko B.V. Islam i islamizm na juge Rossii // Juzhno-rossijskoe obozrenie. 2003. № 17. S. 14-28.
22. Sampiev I.M. O nekotoryh aspektah protivostojanija religioznomu jekstremizmu v Severo-Kavkazskom regione // Islam i politika na Severnom Kavkaze. - Rostov n/D. 2001.
23. Nacional'naja i regional'naja bezopasnost' na juge Rossii. Novye vyzovy // Juzhno-rossijskoe obozrenie. 2003. № 14.S. 34-49.
24. Thakushinov A.K., Kazanov H.M., Hanahu R.A. Tradicionnaja kul'tura Severnogo Kavkaza: vyzovy vremeni. Majkop, 1997 // Izvestija VUZov. Severo-Kavkazskij region. Obshhestvennye nauki. 1998. № 3. S. 56-62.
25. Hunagov R.D. Dialog kul'tur i problemy modelirovanija novojpolitiki na Severnom Kavkaze na osnove sistemnogo podhoda // Izvestija VUZov. Severo-Kavkazskij region. Obshhestvennoe obozrenie. 2000. № 2. S. 29-41.
26. Hanahu R.A. Tradicionnaja kul'tura Severnogo Kavkaza: vyzovy vremeni (social'no-filosofskij analiz). Majkop: Sev.-Kavk. centr vyssh. shk., Adyg. resp. in-t gumanitar. issled, 1997.- 192 s.
