CC BY
35
УДК 323
сети политического доверия в политическом системе
российского общества
© 2014 г. О. А. Петелин
Петелин Олег Александрович -
соискатель,
кафедра обществознания и политологии, Республиканский институт повышения квалификации работников образования при правительстве КЧР, ул. Фабричная, 139, г. Черкесск, 369000. E-mail: [email protected].
Petelin Oleg Alexeevich -Competitor,
Department of Social Science and Political Science, National Institute of Advanced Training Education at the Government of KChR, Fabrichnaya st., 139, Cherkessk, 369000, Russia. E-mail: [email protected].
Анализируется функционирование сетей политического доверия в политической системе российского общества. Отмечается, что они имеют традицию в структурировании по «земляческому» принципу в советский период и закрепляются на уровне практик создания политической команды в постсоветский период. Обосновывается авторская позиция, исходящая из позитивной стабилизирующей роли сетей политического доверия в условиях высокого уровня институционального недоверия в политической системе. Подчеркивается, что компенсирующее внимание сетей сужает возможности институциональной перестройки политической системы и в этом отношении важным становится включение данных сетей в режим интеграции с государственными и гражданско-политическими структурами.
Ключевые слова: сети политического доверия, политический институт, институциональное доверие, неформальные правила, сетевое общение, политическая лояльность.
This article analyzes the functioning of political trust networks in the political system of Russian society. As it is noted in the article, the political trust network follows the tradition of organizing by «clannishness» principle as in the Soviet period and fixed at the level ofpolitical team creating practice in the post-Soviet period. The author substantiates the independent position of the political trust networks based on the positive stabilizing role ofpolitical trust networks in the context of a high level of institutional distrust in the political system. For the author of the article it is obvious that the compensating attention ofpolitical trust networks narrows the possibilities for institutional restructuring of the political system and in this regard, it becomes important to include these networks in the integration mode with government and civil-political structures.
Keywords: network ofpolitical trust, political institution, institutional trust, informal rules, network communications and political loyalty.
Американский исследователь Ч. Тилли полагает, что американская политическая жизнь имеет три элемента: избирательную систему, сети «патрон-клиент», сети доверия. Выделенные им три элемента представляют собой явления более широкого порядка и встречаются повсюду как элементы политики [1, с. 92]. Проблема сетей политического доверия является многоаспектной, так как затрагивает и вопросы функционирования политических институтов в целом, политическую культуру, культуру доверия/недоверия и ожидания, связанную с реализацией политических целей (аксиологические ожидания).
В российской политической системе сети доверия недостаточно исследованы, так как этому препятствуют три фактора. Во-первых, до сих пор доверие интерпретируется на межличностном уровне как доверие к определенному лицу, что находит отражение в теории персонифицированной российской власти. Во-вторых, доверие к абстрактным системам (политическим институтам) ассоциируется с доверием к группам и лицам, представляющим эти институты. В-третьих, сети
доверия содержат степень недоверия и предполагают, что политика не является публичной, что действуют неформальные правила, существуют теневые механизмы власти. Кроме того, на теоретическом уровне в силу конфликтности консервативной (патерналистской и либеральной) рыночной модели в российской политологии сети политического доверия трактуются как идеологически мотивированный интерес.
Для «консерваторов» доверие - это доверие к авторитету государства, вера в его справедливое назначение. Для «либералов» доверие определяется степенью развитости гражданских ассоциаций, групп преследующих свои частные интересы и объединяющихся на принципе осознания взаимной выгоды. Рассматривая проблему концептуализации сетей доверия в российской политической системе, можно говорить о том, что институциональное доверие, как пишет П. Штомпка, имеет в своей основе культуру доверия, ставку на выражение доверия по отношению к определенным лицам и институтам [2, с. 329].
Иными словами, сети доверия обладают тремя параметрами: репутационным капиталом, достижениями и «физиономией», внешними реквизитами и символами [2, с. 330]. Конечно, нельзя механически воспроизводить формулировки, которыми описывает Ч. Тилли становление доверия в американском обществе, по отношению к российской политической системе хотя бы потому, что он указывает на такие факторы, как миграционные потоки, этническая принадлежность и религия. В российской политической системе действуют иные показатели формирования и функционирования сетей политического доверия. Дело в том, что они существовали в латентном состоянии еще в советский период, и это выходило на поверхность в том, что, как правило, создавались команды под одного лидера на страновом и республиканском уровне. Об этом свидетельствует период 1954-1989 гг. в истории России.
Слово «землячество», которое употреблялось в качестве объяснительного, неверно фиксировало важный момент с тем, что вновь адаптированные в команду лидера лица заслужили доверие, и качество политической лояльности выражало возможность коллективного решения долговременных задач. В постсоветский период сети политического доверия функционируют в несколько видоизмененном советском варианте. Изменилось влияние принципа идеологического родства, идеологической близости и возможности быть в команде. Появилось структурирование сетей политического доверия. В вертикально интегрированной политической системе они выступают основной стартовой площадкой для реализации политической карьеры.
Это подтверждается тем, что так называемая «вялая» политическая ротация во-многом определяется влиянием сетей доверия, создавших механизмы отбора и блокирования для нежелательных «новичков», тех, кого считают «чужими» или политически маргиналами. Означает ли это, что сети доверия в политической жизни имеют негативно селекционное значение? Неоднозначность результатов состоит в том, что предотвращается раскол внутри политической элиты и, что не менее важно, путем неформальных переговоров и сделок расширяется возможность разрегулирования деликатных политических проблем.
Очевидно, что сети политического доверия испытывают двойственность. С одной стороны, провоцируется участие в публичной политике, с другой - требуется определенный уровень анонимности, введение кодов узнавания и согласования интересов, непонятных в публичном политическом дискурсе. Развитие сетей политического доверия в российской политической системе имеют ограничивающие факторы в виде, во-первых, начатой в 2000-е гг. централизации политической власти и контроля над ротацией политических кадров, во-вторых, усиления тенденций, связанных с консолидацией политических сил и допущением на
политическую сцену двух-трёх крупных относительно самостоятельных политических игроков.
Непарламентские политические партии испытывают сложность не столько в прохождении 5 %-го барьера, сколько в том, что не нарастили неформальных ресурсов в виде существования сетей политического доверия. Появление двух-трёх известных представителей оппозиции в региональных парламентах (Б. Немцов, Г. Явлинский) по существу не влияет на политический пейзаж, поскольку они не опираются на репутацион-ный капитал и не считаются значительными неформальными лидерами [3, с. 427]. Можно говорить о том, что сети политического доверия находятся в «полусонном» состоянии, так как в условиях политической стабильности доминирует распределение действий по политической активности в пользу включения логики присоединения к победителю.
Однако возникновение кризисной политической ситуации предвещает нарастание активности сетей политического доверия, ориентированных на приход во власть на волне перемен или во всяком случае на расширение политического влияния и наращивания репутационного капитала в политической системе. Между тем концептуально сети доверия связываются с двумя аспектами: институциональным и культурным. Политические институты в российском обществе испытывают дисфункциональность по дефициту институционального доверия за исключением института президентства.
Говоря о динамике участия россиян в общественной и политической жизни, В. Петухов подчеркивает, что на первом месте приоритет отдается участию в выборах органов власти различного уровня (55 %) [4, с. 65]. Означает ли, что в российском обществе в настроениях россиян подавляющим является институциональное доверие как фактор, снижающий влияние сетей политического доверия? Данный вывод нуждается в уточнении, так как, невысоко оценивая легитимное публичное участие (митинги, демонстрации, пикеты поддерживают 5 %), россияне тем не менее не доверяют и политическим партиям (2 %) [4].
Вероятно, определяющим является уровень культуры доверия / недоверия, и дело не только в разочарованиях в социально-экономических и социально-политических проектах, реализуемых в 90-е гг. ХХ в. В нынешних условиях культура недоверия имеет последствием принятия в качестве политического выбора предпочтение уже знакомых фигур, тех, кто обладает поддержкой власти или может оказать влияние на принятие политических властных решений. При этом нельзя говорить о растущей динамике показателей доверия к институтам политического представительства и делегирования политических интересов. Наблюдается парадоксальная ситуация, которая состоит в том, что рост политического индифферентизма сочетается с запросом на регламентируемую активность, активность,
связанную с непосредственным выходом на властные структуры. Другими словами, опосредующие промежуточные звенья политической системы не воспринимаются, действует формула «чем больше власти, тем эффективнее обращение к власти».
В том, что сети политического доверия перестают действовать, по логике накопления репутационного капитала имеется очевидный минус. Снижается уровень политической конкуренции, связанный с показателями политической компетенции, ответственности и реальным вкладом в социально-экономическое, социальное развитие представляемого региона. Усиливается значение сетевой лояльности и для интерпретации данной тенденции. Необходимо отметить два существенных сдвига. Во-первых, межличностное и аксиологическое доверие перестает быть ресурсом усиления политического авторитета и известности. Во-вторых, институциональное доверие как способность реализовать взаимные ожидания и обязательства сопрягается с необходимостью установления доверительных субдоминантных отношений, т. е. политически клиентальных конфигураций. Необходимо подчеркнуть, что в таком виде сети политического доверия становятся внутренне вертикализированными и наблюдается действие принципа привязанности к сети по логике зависимости.
Важным делается разграничение гражданского общества как совокупности независимых от государства акторов и каналов коммуникации от политического сообщества, являющихся жизнью партий политических организаций и органов публичной власти. Сети политического доверия ориентируются на наращивание влияния внутри политической системы и, следовательно, не заинтересованы в налаживании диалога с неполитическими субъектами. Поэтому просматривается риск самоизоляции, риск герметизации, которой уравновешивается тем, что внутри политических сетей возникают механизмы самовоспроизводства и перевода внешних требований на внутрисетевые коды.
Рост заинтересованности российского общества, например, в социально-экологической проблематике фиксируется в сетях политического доверия как переход на язык экологии, но не по классической формулировке феномена зеленых в 80-е гг. ХХ в. в Западной Европе. Действует включение механизма экологизма в репертуар обращенности к проблемам региона или отдельного города. Между тем в сетях политического доверия, существует проблема равновесия между допущением политической самостоятельности в желании иметь собственное «лицо» в политике и риском выбиться из общей колеи. Создаваемые в качестве неформальных политических клубов сети доверия могут характеризоваться определенной политической фрондой, но в принципе придерживаются позиции политической лояльности, не перешагивают черту, отделяющую системную позицию от антисистемной. Это характерно не только для России. Сама фрагментарность культуры
политического недоверия приводит к выработке процедурных механизмов преодоления недоверия не путем публичных политических актов, а в контексте включения в регулируемую политическую правовую и социальную инициативу.
В российской политической системе наблюдается приложение усилий по трём направлениям: со стороны органов государственной власти; со стороны политических партий и общественных организаций; широких слоев граждан к становлению и функционированию общественного порядка [5, с. 155]. Выступают ли сети политического доверия, если понимать структуры группы, интегрированные на основе неформальных, но разделяемых интересов, как носители политического анархизма? В современных условиях они не превращаются в гражданские структуры или политические партии, существуя параллельно с ними, в силу усиления анонимности и бюрократизации политической жизни. Поэтому для функционирования сетей необходима определенная степень прочности политического порядка и в то же время существование определенных политических люфтов, содержащих возможность для неформального влияния на политическую жизнь. В этом смысле доверие есть заинтересованность в сохранении институционального недоверия, так как в контексте высокого доверия к политическим институтам влияние сетевых принципов значительно сужается.
Ч. Тилли подчеркивает, что на протяжении всей истории члены сетей доверия тщательно избегали участия в политике, не без основания опасаясь, что власть предержащие или отнимут ресурсы, или поставят эти ресурсы на службу собственным программам [1, с. 96]. В качестве условий демократизации сетей американский исследователь выводит их достаточную интеграцию в режим политического сотрудничества и определенную степень согласия граждан по поводу программ, реализуемых государственной политикой. В российско-политической системе сетевое взаимодействие содержит историко-генетический ресурс, ресурс землячества, сходства социальных и политических биографий и общность политических интересов, что приводит к возрастанию сетевого влияния на демократизацию общения внутри политического сообщества, но в то же время углубляет разрыв между членами сети политического доверия и расширением политического участия граждан.
Логика образования сети политического доверия связана с минимизацией допуска «чужих», так как перерастание определенных количественных границ приводит к становлению структуры иного толка. В России создание новых политических партий затруднено в силу синдрома привычности россиян, на сетевом уровне не отмечается тенденции к выходу в активную политическую фазу. Рассматривая таким образом состояние сетей политического доверия, можно сказать, что вхождение в политическую систему осуществля-
ется по принципу параллельности карьеры. Публичная политическая карьера не обязательно означает отказ от участия сетей, в этом случае действует принцип целесообразности, так же как и внутрисетевое доверие как наиболее значимый ресурс не становится ресурсом институционального доверия.
Анализируя отношение сетей политического доверия к возможным изменениям форм политического влияния и политического участия, можно сказать, что существует три сценария. Первый связан с полной интеграцией сети политического доверия в политическую партию с сохранением бренда партии (политическое рейдерство). Второй - с политикой дистанцированного альянсирования с представителями проходящих во власть партий. Являясь более умеренным по сравнению с первым, он имеет риски для сети политического доверия в том, что может внести элементы неупорядоченности, фрагментации сетевого пространства. Третий можно охарактеризовать как сценарий отложенного ожидания, отложенного будущего, когда сеть политического доверия занимает позиции постороннего наблюдателя или третейского судьи в политических конфликтах.
Если считать, что в российской политической системе институциональный уровень уязвим по степени недоверия к политическому институту как таковому, для функционирования сетей политического доверия есть позитивный момент, связанный с тем, что в условиях институциональной дисфункциональности сетевые связи позволяют реализовать клиентальные ожидания. В этом смысле российские сети политического доверия являются патерналистскими, копируют опекунскую роль государства и не вступают в альянсы с либеральной оппозицией по причине непринятия формулы минимизации государства [6].
Можно также говорить о том, что для деятельности сетей политического доверия дается шанс сыграть на стороне общества, если существует продуманная стратегия внутрисетевой мобилизации и возможность проектирования с новыми формами политической самоидентификации. В этом смысле более преуспевают не традиционные сети, связанные с диаспорами, профессиональными сословиями, а стартовые площадки, которые могут объединять людей различных политико-мировоззренческих позиций, но ориентированных на сотрудничество с государством. В противоположность верхушечной политической мобилизации, сетевой принцип достаточно демократичен для самостоятельного политического позиционирования, но при одном условии, поддержания доверия на межличностном уровне, своего рода политического «френдования».
Можно говорить о том, что специфическим механизмом легитимации сетевых требований и устремлений выступает влияние через сферу неполитического (культура, экономика, искусство), учитывая, что в российском обществе достаточно высока репутация эконо-
мистов, деятелей культуры, юристов (их бы хотели видеть в органах власти 45% россиян) [5, с. 142]. Следует отметить, что таким образом возникает определенный критерий бэкграунда, для участия в сетях политического доверия важен показатель профессионализма. С другой стороны, состояние сетей оказывает неоднозначное влияние на развитие интернет-пространства, сопровождаемое нарастанием политического спама и нарушением привычных канонов сетевого общения. В этом смысле есть и риск самоизоляции, так как социальные сети создают иллюзию абсолютной самостоятельности и свободного обмена информации. Для сети политического доверия могут открыться опасные шлюзы, если её влияние включится в контекст виртуальной свободы.
Таким образом, сохраняя доверие как основной ресурс внутрисетевого единства, сетевая активность нуждается в переходе на уровень публичной политики [7]. Слабое институциональное доверие не предоставляет горизонта возможности для перевода неформальных притязаний на уровень политической легитимации. Это выражается в том, что, вступая в контакт с формальными политическими структурами, требуется рационализировать собственные устремления на основе политической субдоминантности. Так как «прелесть» сетей политического доверия состоит в том, чтобы чувствовать себя значимым в политике, но не быть публичным в политике, сетевая структура ориентирована на сохранение определенной степени свободы от отношений взаимных обязательств с государственными и общественными организациями.
Известный российский теоретик антиглобализма П. Кагарлицкий пишет, что культурные нормы и способы поведения, сложившиеся в сетях, выплескиваются на «улицу» [8, с. 79]. Применительно к российской политической системе нельзя ожидать проявления аналогов описываемой П. Кагарлицким активности. Дело в том, что российская традиция сакральности власти обязует членов сетей политического доверия придерживаться позиции «кулуарного» обсуждения политических проблем. Во-вторых, есть недоверие к новым формам политического участия особенно в условиях опыта «цветных» революций и манипулирования общественным сознанием. Поэтому развитие российских сетей политического доверия осуществляется по принципу перехода из политических неформальных групп в состояние групп политического ожидания на основании закрепления наращивания властного (бюрократического) ресурса.
Разумеется, используются пиар-технологии, но их действие регламентируется ситуативной логикой и не является долговременной стратегией политического поведения. Существующая проблема институционального доверия создает массовое подозрение в том, что большинство политических решений закрыты от общественного контроля. В реальности принимаемые
решения часто являются результатом компромисса между сетями политического доверия по степени их интеркорпорированности в российскую политическую систему и ее реинтеграции [9].
Поэтому демократизация российского общества, несмотря на, казалось бы, привлекательный тренд, постепенно замещается запросом на позитивную политическую мобилизацию, если учитывать, что сети политического доверия разводят отношения власти и подчинения, тем самым создавая возможности взаимного приспособления на публичном политическом уровне. В политической системе не может существовать полной симметрии доверия и недоверия. Во-первых, недоверие как барьер на пути «безоговорочного» доверия следует считать тем благом, которое сохраняется на сетевом уровне. Во-вторых, следует подчеркнуть, что сетевой уровень политического доверия включает позиционное доверие (экономисты, юристы). Наконец, благодаря сетям политического доверия российская политическая система не стала рынком политики, хотя и низкий уровень институционального доверия осложняет возможности постепенных институциональных преобразований в политической сфере.
Литература
1. Тилли Ч. Демократия. М., 2007.
2. Штомпка П. Социология. М. 2007.
3. Свобода, неравенство, братство. М., 2007.
4. Петухов В. Демократия участия и политическая трансформация России. М., 2007.
5. Квасов Г. О., Працко Г. С., Шпак В. Ю. Политический порядок и порядок общества: институциональное и истори-ко-правовое измерение. М., 2013.
6. Крамарова Е. Н. Социальное доверие как условие становления меценатства в России в контексте формирования российской идентичности // Евразийские исследования:
Поступила в редакцию_
УДК 325.1
актуальные проблемы и перспективы развития. Ереван, 2013. С. 238-243.
7. Кашаф Ш. Р. О взаимодействии государства и общества в условиях политической трансформации России: экспертный взгляд // Социология власти. 2012. № 3. С. 265-271.
8. Восстание среднего класса. М., 2003. С. 79.
9. Тхагапсоев Х. Г., Черноус В. В. Реинтеграция постсоветской России: преграды и пути преодоления // Научная мысль Кавказа. 2013. № 4. С. 9-17.
References
1. Tilli Ch. Demokratija.[Democracy] M., 2007.
2. Shtompka P. Sociologija.[Sociology] M. 2007.
3. Svoboda, neravenstvo, bratstvo [Freedom, Inequality, Brotherhood]. M., 2007.
4. Petuhov V.Demokratija uchastija i politicheskaja transformacija Rossii [Participatory Democracy and Political Transformation of Russia]. M., 2007.
5. Kvasov G. O., Pracko G. S., Shpak V. Ju. Politicheskij porjadok i porjadok obshhestva institucional'noe i istoriko-pravovoe izmerenie [Political Order and the Order of Society: Historical Institutional and Legal Dimension]. M., 2013.
6. Kramarova E. N. Social'noe doverie kak uslovie stanovlenija mecenatstva v Rossii v kontekste formirovanija rossijskoj identichnosti [Social Trust as a Condition of Formation of Philanthropy in Russia in the Context of Russian Identity Formation] // Evrazijskie issledovanija: aktual'nye problemy i perspektivy razvitija. Erevan, 2013. S. 238-243.
7. KashafSh. R. O vzaimodejstvii gosudarstva i obshhestva v sulovijah politicheskoj transformacii Rossii: jekspertnyj vzgljad [On the Interaction of State and Society in Conditions of Political Transformation in Russia: Expert Opinion] // Sociologija vlasti. 2012. № 3. S. 265-271.
8. Vosstanie srednego klassa [The Uprising of Middle Class]. M., 2003. S. 79.
9. Thagapsoev H. G., Chernous V.V.Reintegracija postsovetskoj Rossii: pregrady i puti preodolenija [Reintegration of Post-Soviet Russia: Obstacles and Ways to Overcome] // Nauchnaja mysl' Kavkaza. 2013. № 4. S. 9-17.
_27 октября 2014 г
миграционные процессы как фактор становления национальной идентичности
© 2014 г. Д.
Узнародов Дмитрий Игоревич -аспирант,
кафедра теоретической и прикладной политологии, Южный федеральный университет, пер. Днепровский, 116, Ростов-на-Дону, 344065. E-mail: [email protected].
H. Y3Hapodoe
Uznarodov Dmitry Igorevich -Post-Graduate Student,
Department of Theoretical and Applied Political Science, Southern Federal University, Dneprovskiy, 116, Rostov-on-Don, 344065, Russia. E-mail: [email protected].
Рассматривается специфика миграционных процессов в современном мире, а также особенности их влияния на характер становления национальной идентичности. Приводятся примеры таких государств, как США, Австралия, Германия, Франция и Великобритания. Анализируется специфика процессов становления, а также изменения национальной идентично-
