УДК 347.261+347.262+347.265
Т. С. Краснова Сервитут в пользу неопределенного круга лиц
T. S. Krasnova. Servitude In Favor of Any Number of Unspecified Subjects
Статья посвящена теоретическим и практическим аспектам установления сервитута в пользу определенной категории лиц и неопределенного круга лиц. На основании проведенного исследования автор заключает, что принципиальные препятствия к установлению сервитута в пользу указанных лиц отсутствуют. В свете этого в статье обосновывается необходимость введения в отечественное гражданское право популя-торного иска — actiopopularis. Кроме того, приводятся доводы в пользу сочетания в российском праве германской модели «модифицированной (дуалистической) собственности» и французской модели «публичной (монистической) собственности».
Ключевые слова: сервитут; обременение права собственности на недвижимость; неопределенный круг лиц; actio popularis.
Контактные данные: 199106, Санкт-Петербург, 22-я линия В. О., д. 7; (812) 32928-30; [email protected].
The article is devoted to theoretical and practical aspects of establishment of an easement in favor of a certain category of persons and an uncertain circle of people. On the basis of the conducted research the author concludes that basic obstacles to establishment of an easement in favor of specified persons are absent. From the point of view of it the need of introduction in the domestic civil law of the populyatorny claim — actio popularis is proved in article. Besides, arguments in favor of a combination in Russian law of the German model of "the modified (dualistic) property" and the French model of "public (monistichesky) property" are given.
Keywords: servitude; encumbrance of the property right to the real estate; uncertain circle of people; actio popularis.
Contact details: The Twenty second Line of Vasil'evskiy Island 7, St. Petersburg, Russian Federation, 199106; (812) 329-28-30; [email protected].
На основании положительных и отрицательных аспектов существующего сервитутного права можно построить логически непротиворечивую теоретическую систему сервитутов, предлагающую решение ряда насущных практических проблем в данной сфере. Так, при определении сервитута как права ограниченного пользования чужой недвижимостью, исходя из формы собственности на служащую недвижимость (частная/публичная); порядка установления сервитута (диспози-тивный/диспозитивно-императивный); круга сервитуариев (конкретное лицо (лица) / определенная категория лиц / неопределенный круг лиц), можно выделить основные типы сервитутов.
При этом допустимость установления сервитута не только в пользу конкретного лица (лиц), но и в пользу определенной категории лиц / неопределенного круга лиц может быть обоснована следующими догматическими и утилитарными аргументами. Здесь мы оговоримся, что далее под неопределенным кругом лиц будем понимать как всех и каждого, так и определенные категории лиц, в которых в качестве заинтересованных не выделяются конкретные субъекты.
Итак, в результате анализа отечественных норм о сервитутах и практики их применения можно заключить, что сегодня сформировалась потребность
Татьяна Сергеевна Краснова — аспирант кафедры гражданского права юридического факультета Санкт-Петербургского государственного университета. © Краснова Т. С., 2017
во введении обновленных сервитутных типов, отличающихся от «классического» частного сервитута порядком установления, изменения, прекращения; содержанием; субъектным составом; характеристиками господствующей недвижимости. Одновременно создание ранее неизвестных моделей сервитутов должно допускаться при условии их функционирования в рамках общего концептуального каркаса.
С практической точки зрения при возникновении объективной необходимости предоставить частную недвижимость в ограниченное пользование неопределенному кругу лиц (к примеру, для обеспечения обычных потребностей человека и благоприятных условий его жизнедеятельности [11, с. 407; 21, с. 124-125; 31, с. 141-143]) возникает вопрос об оптимальном порядке такого предоставления. С одной стороны, ограниченное пользование может быть обеспечено императивно установленными пределами права собственности, с другой стороны, диспо-зитивно-императивно установленными обременениями права собственности (сер-витутами).
Если рассматривать первый вариант с позиции собственника служащей недвижимости, устанавливается существенное ограничение права собственности на недвижимость в виде возможности неопределенного круга лиц ограниченно пользоваться ею без учета автономии воли собственника недвижимости, без согласования с ним условий ограниченного пользования, без опоры на индивидуальные характеристики недвижимости. Если рассматривать первый вариант с позиции пользователей служащей недвижимостью, имея возможность ограниченно пользоваться недвижимостью, они не имеют права защищать данное пользование абсолютными частноправовыми способами; императивно установленное ограниченное пользование сохраняется до момента его императивного прекращения, независимо от наличия (отсутствия) объективной необходимости в нем.
Между тем, во-первых, сам факт дозволения управомоченным лицам ограниченно пользоваться чужой недвижимостью не создает субъективные вещные права, поскольку реализация прав должна быть обусловлена запретами обязанным лицам препятствовать в осуществлении таких прав. Данные запреты основываются на силе государственного принуждения [17, с. 45-49, 99-100 (автор гл. — Н. Д. Егоров); 34, с. 83-85; 44, с. 8-10]. Полагаем, что применительно к ограниченному пользованию неопределенным кругом лиц чужой недвижимостью сила государственного принуждения более продуктивна тогда, когда используются частноправовые, а не публично-правовые механизмы защиты. Это обусловлено громоздкостью и длительностью публичных механизмов защиты, нередким отсутствием у должностных лиц и органов публичной власти интереса в эффективной реализации данных механизмов, незначительностью публично-правовых санкций и их поступлением в доход соответствующих бюджетов (см., например, ст. 8.12.1 Кодекса РФ об административных правонарушениях; Постановления ФАС СКО от 06.06.2014 по делу № А15-2635/2013; АС МО от 08.12.2015 по делу № А41-30528/15; определения Ленинградского областного суда от 27.05.2015 № 33-2296/2015; Приморского краевого суда от 29.03.2016 по делу № 33-2938; см. также: [33, с. 66-67; 34, с. 169-170]).
Во-вторых, можно было бы предположить, что интерес неопределенного круга лиц в ограниченном пользовании чужой недвижимостью в большей степени обеспечивается при установлении пределов права собственности, нежели обреме-нений права собственности, поскольку императивно введенные пределы сохраняются в случае прекращения права собственности на недвижимость. Однако мы стоим на позиции, согласно которой прекращение права собственности на не-
движимость не влечет «автоматического» прекращения сервитутов ввиду сущностных характеристик данных обременений и ввиду нашей приверженности модели конститутивного правопреемства при создании данных обременений (подробнее см.: [6, с. 86-91]).
Если рассматривать второй вариант с обеих позиций, перечисленных недостатков можно избежать. При этом наделение пределов права собственности теми или иными свойствами сервитутов (например, обязательностью согласования условий ограниченного пользования с собственниками служащей недвижимости, обязательностью учета индивидуальных характеристик служащей недвижимости при установлении ограничений, наделением всех и каждого возможностью осуществлять защиту ограниченного пользования абсолютными частноправовыми способами) ситуацию не спасет. В таком случае произойдет смешение пределов и обременений права собственности на недвижимость, на значимость разграничения которых мы уже указывали [24, с. 148-161].
Одновременно, отдав регулирование обозначенного ограниченного пользования частной недвижимостью на откуп сервитутному праву, было бы нелогичным отдать регулирование аналогичного ограниченного пользования публичной недвижимостью на откуп пределам права собственности. Полагаем, что предоставление неопределенному кругу лиц возможности ограниченно пользоваться чужой недвижимостью должно регулироваться единообразно, вне зависимости от формы собственности на недвижимость. Иначе мы должны будем заключить, что природа субъективного права, предоставляющего ограниченное пользование чужой недвижимостью, определяется не его содержанием и даже не его социальными функциями, а принадлежностью служащей недвижимости тому или иному субъекту, господство над которым это субъективное право обеспечивает [9, с. 47].
Тем самым любое ограниченное вещное право, именно в силу того, что оно есть абсолютное вещное право, может быть противопоставлено собственнику — оно ограничивает право собственности, из которого «выделяется» [44, с. 163] или от которого «отражается» (в зависимости от выбранной концепции собственности). В этом смысле введение сервитута в пользу неопределенного круга лиц направлено на то, чтобы обеспечить неотъемлемые права и свободы различных участников гражданского оборота: с одной стороны, на частноправовых основаниях противопоставить сервитут собственнику недвижимости, с другой — согласовать условия такого противопоставления с собственником в частноправовом порядке.
С теоретической точки зрения оправданность установления сервитута в пользу неопределенного круга лиц связана со следующими положениями.
Поскольку легальные определения правоотношения и субъективного права отсутствуют, установленные теорией модели, в том числе модель, согласно которой субъективное вещное право может принадлежать только конкретному субъекту (-ам), являются конвенциональными и не могут рассматриваться как не терпящие возражений. Допустимо предложение других моделей, если они имеют теоретическую и практическую ценность [34, с. 170; 44, с. 6, 30-34].
Как известно, в основе классификации правоотношений и субъективных прав на абсолютные и относительные, вещные и обязательственные лежит категория «способ удовлетворения интереса управомоченного лица»: собственными действиями или действиями других лиц [3, с. 116; 10, с. 27-30; 15, с. 133-134 (автор гл. — В. С. Ем); 16, с. 5, 12, 140-141 (автор гл. —
Е. А. Суханов); 38, с. 82-83, 187-197; 44, с. 7-8, 66-69, 161-164; 45, с. 160-170; 48, с. 56; 49, с. 77-78]. Для обозначения отношений в качестве абсолютных вещных необходимо установить, что определенные отношения выделяются среди прочих при помощи заранее установленного признака, в связи с чем регулируются нормами вещного права. Указанным признаком может выступать возможность владения и (или) пользования вещью при наличии интереса в самостоятельном осуществлении таких действий в свою пользу. При этом круг обязанных лиц не является водоразделом абсолютных и относительных, вещных и обязательственных правоотношений и субъективных прав, а выступает его следствием, способом юридического закрепления тех или иных отношений [44, с. 68-69, 146-152, 173-176].
Полагаем, что при установлении сервитута к выгоде неопределенного круга лиц ограниченное пользование чужой недвижимостью осуществляется каждым управомоченным лицом при наличии интереса в самостоятельном осуществлении таких действий в свою пользу. При этом на собственника служащей недвижимости и всех прочих лиц возлагается обязанность не препятствовать в осуществлении таких действий. В связи с чем происходит юридическое закрепление отношений — каждый из неопределенного круга лиц наделяется субъективным вещным правом в отношении чужой недвижимости.
Если обратиться к категориальному аппарату Г. Ф. Пухты, можно сказать, что в данном случае человек вступает в юридические отношения как отдельный индивидуум, а не как член какого-либо органического соединения, например семьи, народа, государства и т. д. (приводится по: [43, с. 187, 233]). «Под общим благом разумеют отношения, которые всеми признаются — открыто или смутно — в интересах общежития, но никому не дороги в особенности... Под частным интересом разумеются принадлежности той части порядка, основанного в видах общежития, которая наиболее близка отдельным лицам. По такому разграничению общее благо есть общественность, связь отдельных лиц между собой; частный интерес — самостоятельность отдельного лица в кругу данного общежития, устройство индивидом своего мирка, своего узла отношений, который, конечно, входит в состав общего порядка, но дорог индивиду потому, что он сам лично служит его центром» [34, с. 176]. См. также: [21, с. 70-71; 39, с. 192].
Стоит отметить, что о допустимости отступления от «классического» представления об участии неопределенного круга лиц в гражданско-правовых отношениях, в том числе о допустимости закрепления субъективного права за любым лицом с возложением соответствующей обязанности на любое лицо писала Е. А. Флейшиц [50, с. 263-284]. Кроме того, Ю. К. Толстой в качестве обязанных лиц в «классическом» абсолютном правоотношении обозначает не все население земного шара, а только лиц, подчиненных данной правовой системе [49, с. 77]. Полагаем, что по аналогии может быть определен состав управомоченных и обязанных лиц при установлении сервитута в пользу неопределенного круга лиц.
Отказав таким отношениям в квалификации в качестве вещных, мы откажем им в квалификации в качестве гражданско-правовых, поскольку под характеристики других гражданско-правовых отношений они не подпадают. Между тем такое решение неочевидно. В предмет гражданского права входят частные имущественные отношения — отношения, возникающие по поводу материальных благ и носящие частный характер. Именно частный характер есть тот признак, который присущ всем многочисленным и разнообразным общественным отношениям, составляющим предмет гражданского права.
Успешное функционирование и развитие частных имущественных отношений возможно только тогда, когда для их регулирования применяются нормы гражданского права. Не следует частные по своей природе имущественные отношения облекать в несвойственную, чуждую им публичную форму [17, с. 6-10 (автор гл. — Н. Д. Егоров)]. Полагаем, что при установлении сервитута в пользу неопределенного круга лиц возникают отношения, носящие частный имущественный характер — каждый управомоченный субъект вступает в правоотношение в своем, а не в публичном интересе. Данный вывод не подрывает то обстоятельство, что при введении указанного сервитута задействован публично-правовой механизм. Установление сервитута в пользу неопределенного круга лиц является далеко не единственным примером частно-публичной регламентации общественных отношений в гражданском праве (вспомним хотя бы нормы об изъятии земельных участков для публичных нужд, о государственной регистрации прав на недвижимость, о публичном договоре и т. д.).
Важно также то, что вещными правами могут быть обозначены только такие субъективные права, которым могут быть присвоены свойства вещных прав, а именно следование и абсолютный характер защиты [44, с. 14-15, 158-161]. При этом отмечается, что доминирующую позицию среди указанных свойств занимает абсолютный характер защиты [34, с. 118, 179; 44, с. 142-181]. В случае установления сервитута в пользу неопределенного круга лиц свойство следования устанавливается либо исходя из объективной необходимости в сервитуте, либо исходя из объективной необходимости в сервитуте и из порядка его установления. Что касается абсолютного характера защиты, он выражается в наделении каждого управомоченного субъекта правом на самостоятельное использование частноправовых способов защиты (в частности, возмещения убытков, требований об устранении препятствий в пользовании и об установлении санкций за неисполнение судебного решения). При этом допустимость применения астрента, закрепленного п. 1 ст. 308.3 Гражданского кодекса РФ (далее — ГК РФ), к исполнению судебных актов, предполагающих воздержание ответчика от совершения определенных действий, а также устранение нарушения права собственности, не связанного с лишением владения (ст. 304 ГК РФ), подтверждена, в частности, п. 28 Постановления Пленума ВС РФ от 24.03.2016 № 7 «О применении судами некоторых положений Гражданского кодекса Российской Федерации об ответственности за нарушение обязательств».
В связи с абсолютным характером защиты следует также отметить, что всякое правоотношение состоит из субъективного права и корреспондирующей ему субъективной обязанности. Субъективное право — это закрепленная за управомоченным лицом в целях удовлетворения его интересов мера возможного поведения в данном правоотношении. Субъективная обязанность — это предписанная обязанному лицу в целях удовлетворения интересов управомо-ченного лица мера должного поведения в данном правоотношении, обеспеченная предоставлением управомоченному лицу возможности требовать от обязанного лица исполнения обязанности, опираясь на аппарат государственного принуждения [49, с. 32-46]. Диспозитивное начало гражданского права предоставляет управомоченному лицу право требовать от обязанного лица выполнения обязанности или не делать этого. Даже если иск заявлен специально управомоченным на то лицом в интересах третьего лица, это последнее может отказаться от иска [44, с. 195-197].
Полагаем, что при предъявлении управомоченным лицом на основании сервитута в пользу неопределенного круга лиц иска к обязанному лицу, оно
непосредственно защищает свой интерес в реализации меры возможного поведения и понуждает обязанное лицо исполнить обязанность в его (управо-моченного лица) пользу, независимо от того, что при удовлетворении иска могут опосредованно защищаться интересы других управомоченных лиц. Схожим образом в «классическом» вещном правоотношении обязанный субъект, нарушая субъективное вещное право, вступает в непосредственное правоотношение с управомоченным субъектом, опосредованно подтверждая всеобщую обязанность. В силу диспозитивного начала гражданского права другие упра-вомоченные субъекты могут в данный момент не иметь интереса в ограниченном пользовании чужой недвижимостью и в предъявлении исков в защиту такого ограниченного пользования, что, однако, не лишает их субъективных вещных прав и возможности их защиты в будущем.
Так, «гражданские права защищаются не иначе, как по призыву частных лиц — их субъектов. Это значит, что возбуждение, продолжение и завершение защиты всецело зависит от усмотрения субъекта. Призванные им органы власти действуют ровно настолько, насколько того требует пострадавшее лицо. Напротив, в публичном праве все движение защиты исходит от воли органов власти» [34, с. 179-183].
Таким образом, в случае нарушения «классического» вещного правоотношения защита нарушенных интересов управомоченного лица осуществляется посредством возникновения охранительного правоотношения, всегда относительного, поскольку появляется конкретное лицо, которое нарушает или оспаривает право [1, с. 25; 17, с. 549 (автор гл. — А. Д. Рудоквас); 28, с. 435-436; 44, с. 197]. В рассматриваемом нами случае при неисполнении обязанности индивидуализация сторон охранительного правоотношения происходит посредством предъявления иска в защиту нарушенного права ограниченного пользования конкретного управомоченного лица, действующего в своих интересах. Возможно, неисполнение обязанным лицом возложенной на него обязанности также нарушает интересы других управомоченных лиц, но такое нарушение является потенциальным и станет очевидным только при предъявлении самостоятельных исков в защиту каждого нарушенного права ограниченного пользования каждого конкретного лица.
Указанный иск по своим характеристикам является actio popularis — доступным любому гражданину иском [7, с. 249]. Согласно доминирующей теоретической позиции принудительное исполнение по actio popularis возможно только всему обществу в целом, но никак не отдельному лицу, в связи с чем такой иск рассматривается в качестве публичного иска, разновидности косвенного иска [34, с. 191; 44, с. 197-198].
Однако, как свидетельствуют отдельные источники, еще в римском праве actio popularis мог предъявить любой гражданин, причем по крайней мере в некоторых случаях взыскание с ответчика присуждалось ему лично. Здесь следует процитировать классика: «в случае если несколько лиц выражают намерение выступить в качестве истцов, то судебная власть выбирает из них одного, наиболее достойного, отдавая во всяком случае предпочтение тому, кто непосредственно пострадал от преследуемого деяния. Приговор, постановленный по иску одного, обязателен для всех, так как ответчик приобретает exceptio rei judicatae vulgaris, которую противопоставляет новым искам в случае их предъявления. Но если преступление имеет длящийся характер... если ответчик не прекратит своих противозаконных действий после состоявшегося решения о том, он теряет право на защиту вышеупомянутой эксцепцией. Таким образом строптивый ответчик приговаривается к ряду взысканий, пока наконец не прекратит своих противозаконных действий... Ни
один правительственный орган не в состоянии выказать в некоторых случаях такой чувствительности, какую выказывают частные лица... В континентальных государствах случайные обвинители устранены и заслонены полицией, что не всегда увеличивает энергию обвинения... Римская a. popularis применялась в группе случаев, где полицейский надзор по настоящее время оказывается не особенно состоятельным» [34, с. 188-192]. Михаил Яковлевич Пергамент также отмечал, что в Древнем Риме защита интереса, заключающегося в поддержании назначения публичных вещей, действительно составляла, главным образом, задачу публичного права. Однако в новом римском праве «народные интердикты» стали предоставлять лишь тому, кто лично испытал вред вследствие последовавшей помехи общему пользованию, причем предметом иска обязательно было возмещение причиненного ущерба [36, с. 402]. См. также: [26, с. 53; 42, с. 264-265; 43, с. 37].
Похожая практика имела место и в дореволюционном праве России: «...не такова была, однако, точка зрения римского права, предоставляющего в распоряжение частных лиц для защиты их общественного пользования целый ряд исков, так называемые популяторные иски, такие же интердикты и actiones injuriarum, несомненно утверждающих за общим пользованием природу субъективного права. Не такова, наконец, и современная судебная практика, которая, отказываясь от системы римских популяторных исков, проводивших неосуществимую в новых условиях идею „индивидуального интереса на страже коллективного", не ограничивает все-таки защиты общественного пользования действиями одной административной власти: она допускает и судебные иски об убытках против всех, кто препятствует свободному направлению общественного пользования. Эти иски указывают, что, несмотря на непомерный рост государства, общество и теперь не лишено всех своих прав в пользу агентов административной власти. Оно имеет еще возможность защищать свои интересы и обращением к суду по инициативе своих членов, и это, несомненно, придает общественному пользованию и в современном праве характер субъективного права... Таким образом, сверх публичной защиты, которой было бы недостаточно для признания отношений по общественному пользованию гражданскими, римское право, новые законодательства, а также наше право... предоставляют в распоряжение частных лиц и гражданские иски в защиту их пользования публичными вещами» [13, с. 31-34]. См. также: [14, с. 40].
Следовательно, польза допущения «популяторного иска» (actio popularis), предъявляемого в собственном интересе, прослеживается на протяжении веков. Между тем, поскольку такой иск не вписывается в устоявшуюся отечественную систему правоотношений, ему традиционно отказывают в праве на существование. Подобное положение дел есть пример того, как «юриспруденция концепций» подавляет жизнь, вступая в конфликт с политикой права. Тогда как последняя цель науки всегда была и остается одна и та же — она состоит в удовлетворении потребностей, которые создаются жизнью. Наука должна служить жизни [34, с. 22]. Ведь если в силу определенного юридического факта собственник обязан предоставить объект недвижимости в ограниченное пользование всем и каждому, то у всех и каждого должно быть право потребовать исполнения этой обязанности в свою пользу в целях осуществления ограниченного пользования чужой недвижимостью в своем интересе. Иначе получается, что право ограниченного пользования предоставляется всем и каждому, а защита такого права — только совокупности в целом в лице уполномоченного органа публичной власти.
Данный вывод подтверждают отдельные судебные акты, при принятии которых вопрос о защите права неопределенного круга лиц ограниченно пользовать-
ся чужой недвижимостью рассматривался по требованию конкретного лица. Ввиду отсутствия в действующем законодательстве указания на сервитутный характер данного права в удовлетворении требования о его защите было отказано (см., напр.: Апелляционные определения Ярославского областного суда от 17.11.2014 по делу № 33-6557/2014; Астраханского областного суда от 11.11.2015 по делу № 33-3977/2015; Постановление Президиума Пермского краевого суда от 10.04.2015 по делу № 44-г-12/2015).
В свете сказанного признание популяторного иска могло бы повлечь импле-ментацию в отечественное законодательство соответствующих норм Модельного закона «О публичных сервитутах», принятого Межпарламентской ассамблеей государств — участников СНГ (далее — МЗ «О публичных сервитутах») [32] (в частности, ст. 13). При этом представляется целесообразным допустить предъявление указанного иска не только в отношении сервитутодателя, но и в отношении любого нарушителя сервитутного права.
Имеет значение также то, что при классификации правоотношений и субъективных прав необходимо не только установить связь права и обязанности, но и определить объект права. При установлении права собственности неясен круг обязанных лиц, поэтому одно право отличается от другого управомоченным субъектом и объектом. Поскольку имущество есть отправная точка рассуждений о его принадлежности в качестве экономического блага, объект и собственник данного объекта становятся центром, вокруг которого конструируется правоотношение [44, с. 8-10, 86-87]. См. также: [1, с. 24; 2, с. 118; 10, с. 33-35]. При установлении «классического» сервитута индивидуализация права осуществляется посредством указания на служащий объект и право на него, подлежащее обременению, а также на господствующий объект и право на него. В качестве управомоченного лица может выступать любой собственник господствующего объекта. При установлении сервитута в пользу неопределенного круга лиц индивидуализация права осуществляется посредством указания на служащий объект и право на него, подлежащее обременению. Любое лицо, осознающее, что объект является чужим, но в силу определенного юридического факта у него есть право ограниченно пользоваться данным объектом, вступает в правоотношение. Такое лицо вправе требовать от всех прочих лиц, включая собственника, не препятствовать указанному пользованию.
В дополнение следует отметить, что введение в России сервитута в пользу неопределенного круга лиц может явиться примером сочетания германской модели «модифицированной (дуалистической) собственности» и французской модели «публичной (монистической) собственности». Согласно первой модели в основе всех собственнических правоотношений (как в частном, так и в публичном праве) лежит единое частноправовое понимание собственности, которое модифицируется в зависимости от субъектов, объектов, целей установления правоотношений. При этом в случае установления обременения права собственности в виде возможности ограниченно пользоваться чужой недвижимостью как в отношении частной, так и в отношении публичной недвижимости; как в пользу конкретного лица (лиц), так и в пользу неопределенного круга лиц; как в частных, так и в публичных целях возникает вещное право ограниченного пользования, защищаемое абсолютными частноправовыми способами. Только при установлении ограниченного пользования чужой частной/публичной недвижимостью в пользу конкретного лица (лиц) в частных целях возникает частно-вещное право, а при установлении ограниченного пользования чужой частной/публичной недвижимостью в пользу неопределенного круга лиц в публичных целях — публично-вещное право.
Первое право квалифицируется как «классическое» субъективное вещное право, второе — как «модифицированное» субъективное вещное право.
Согласно второй модели единого понимания собственности нет, а существуют отдельно частноправовое и публично-правовое понимание. При этом в случае установления обременения права собственности в виде возможности ограниченно пользоваться чужой частной недвижимостью в пользу конкретного лица (лиц) или неопределенного круга лиц возникает «классическое» субъективное вещное право, защищаемое абсолютными частноправовыми способами. В случае установления возможности ограниченно пользоваться чужой публичной недвижимостью в пользу неопределенного круга лиц возникает особое административно-имущественное право, защищаемое публично-правовыми способами.
Полагаем, что в целом удачная германская модель может быть дополнена французским представлением о том, что «классическое» субъективное вещное право может быть установлено как в пользу конкретного лица (лиц), так и в пользу неопределенного круга лиц. Более подробно об этой весьма любопытной для научного исследования теме см., например: [4, с. 49-53, 8384, 154-155, 234-235; 5, с. 370-386; 8; 11, с. 22-180, 405-445; 12, с. 3041; 13, с. 16-46; 14, с. 24-45; 17, с. 21-27 (автор гл. — Н. Д. Егоров); 17, с. 462-488 (автор гл. — Ю. К. Толстой); 19, с. 144-151; 21, с. 68-86, 119132; 22, с. 35-42; 23, с. 1-77; 26, с. 15-73, 91-129, 142-192; 27, с. 35-41; 29, с. 29-39; 30, с. 30-37; 31, с. 69-70, 90-93, 141-143, 173-174, 186-190, 300-301, 305-307, 310; 34, с. 170-173, 194-199; 35, с. 574-584, 596-601; 36, с. 395-408; 37, с. 424-436; 41, с. 260-292 (автор гл. — Е. А. Павлод-ский); 42, с. 95-100, 229-232; 43, с. 25-40, 180-249; 47, с. 210-218, 242245; 52, с. 66-70, 181-184, 401-419; 55, с. 40, 137-138, 251-252, 319-328; 57, с. 18-20]. Относительно особенностей установления сервитутов в пользу неопределенного круга лиц в системе общего права см., например: [53, с. 137162; 54, с. 812-814; 56, с. 1010-1011].
Как свидетельствуют научные исследования, форма закрепления общего пользования чужой недвижимости, а также характер правового регулирования соответствующих правоотношений в значительной степени зависят от правовых традиций, используемых приемов юридической техники и различий в правовом регулировании отношений частной и публичной собственности [11, с. 425]. В ходе рыночных реформ, последовавших за распадом СССР, юридическая наука в постсоветских государствах так и не выработала единого мнения по вопросу о том, какой из двух существующих в европейской цивилистической доктрине подходов к моделированию конструкции ограничения права собственности в публичных интересах является предпочтительным. В результате даже в одной и той же стране эти подходы могут конкурировать между собой [40]. Следовательно, предложенная выше компромиссная концепция не будет являться для отечественного права моделью, в корне ломающей складывающиеся веками устои, а выступит парадигмой, способствующей разрешению ряда насущных проблем.
Вместе с тем важно понимать, что введение сервитута в пользу неопределенного круга лиц в России предполагает возможность его установления в связи с объективной необходимостью для неопределенного круга лиц как такового (как это допустимо, например, в соответствии с немецким правом при установлении публично-правового сервитута [11, с. 66-67; 18, с. 195]), либо в связи с объективной необходимостью осуществления указанными лицами определенной деятельности (как это допустимо, например, в связи с объективной необходимостью строительства линейного объекта при установлении «олимпийского» сервитута
в России и административного сервитута в некоторых других странах [25, с. 101109; 46, с. 10]), либо в связи с объективной необходимостью для публичного объекта (-ов) недвижимости (как это допустимо, например, при установлении административных сервитутов во Франции (см., например: ст. 649-650 ГК Франции [11, с. 37, 426-427]). В любом случае в основе выделения такого рода сер-витутов лежит прежде всего целевой (а не субъектный) критерий — предоставление недвижимости в ограниченное пользование неопределенному кругу лиц.
При этом использование публично-принудительного механизма установления сервитута для неопределенного круга лиц (под которым мы подразумеваем установление сервитута решением органа публичной власти в отношении публичной недвижимости или решением органа публичной власти и соглашением с собственником в отношении частной недвижимости) связано с тем, что определить наличие объективной необходимости в учреждении сервитута в пользу указанных лиц; определенной деятельности, осуществляемой указанными лицами; публичного объекта (-ов) недвижимости могут только компетентные органы публичной власти, призванные выступать репрезентантами конституционно гарантированных прав и свобод личности, публичных интересов, идей общего блага в рамках особых административно-имущественных отношений. Как указывали А. И. Елистра-тов и Б. Н. Чичерин, в основе государственного права лежит служебный, общественный долг. Этим долгом, обязанностью действовать в публичном интересе должностные лица органов публичной власти связаны при осуществлении всех своих прав и обязанностей [20, с. 6-7; 51, с. 196-256]. Тем самым, если исходить из концепции модифицированной собственности, публичное образование совмещает статус собственника публичного имущества и статус субъекта публичной власти, призванного обеспечить возложенные на него государственные (муниципальные) функции [11, с. 132-133, 181-223; см. также: 21, с. 69, 122-123; 47, с. 220-223].
В целом следует заключить, что предложенный в статье подход к квалификации прав неопределенного круга лиц ограниченно пользоваться чужой недвижимостью есть попытка найти баланс публичных и частных интересов в отдельно взятом вопросе. Сервитут в пользу неопределенного круга лиц может рассматриваться в качестве юридической формы, приносящей двойную выгоду: с ее помощью в одних аспектах правоотношения «сбрасывают с себя частно-правовую оболочку... обнаружившую свою непригодность», а в других — от гражданского права не отрываются те составные части правоотношений, для которых «публичный правопорядок все еще не обещает надежных средств защиты» [37, с. 428].
Литература
1. Агарков М. М. Обязательство по советскому гражданскому праву. М., 1940. 192 с.
2. Александров Н. Г. Законность и правоотношения в советском обществе. М., 1955. 176 с.
3. Алексеев С. С. Общая теория права. М., 1982. Т. 2. 360 с.
4. Алексеев С. С. Право собственности. Проблемы теории. М., 2008. 240 с.
5. Анненков К. Н. Система русского гражданского права. Введение и общая часть. СПб., 1910. Т. 1. 703 с.
6. Багаев В. А. Приобретательная давность как первоначальный способ приобретения права собственности // Вестник ВАС РФ. 2010. № 1. С. 73-93.
7. Бартошек М. Римское право. М., 1989. 448 с.
8. Бевзенко Р. С. Что такое реки, публичные дороги, мосты, Московский Кремль, подземные пусковые шахты баллистических ракет и проч. с точки зрения гражданского права? [Электронный ресурс]. Ответы — в книге Н. П. Карадже-Искрова «Публичные вещи».
URL: https://zakon.ru/blog/2015/08/11/chto_takoe_reki_publichnye_dorogi_mosty_ moskovskij_kreml_podzemnye_puskovye_shaxty_ballisticheskix_r (дата обращения: 05.06.2016).
9. Белов В. А. Права пользования чужой вещью // Вестник ВАС РФ. 2010. № 1. С. 6-57.
10. Белов В. А. Очерки вещного права. Научно-полемические заметки. М., 2016. 332 с.
11. Винницкий А. В. Публичная собственность. М., 2013. 732 с.
12. Гаджиев Г. А. Конституционные основы современного права собственности // Журнал российского права. 2006. № 12. С. 30-41.
13. Гамбаров Ю. С. Особенная часть. Вещное право. СПб., 1909.
14. Гинс Г. К. Право на предметы общего пользования (к проблеме взаимоотношений общих и частных интересов в гражданском праве). Основы водного права. Харбин, 1926. Ч. 1. 45 с.
15. Гражданское право: учебник: в 4 т. / под ред. Е. А. Суханова. Т. 1. М., 2004. 720 с.
16. Гражданское право: учебник: в 4 т. / под ред. Е. А. Суханова. Т. 2. М., 2005. 544 с.
17. Гражданское право: учебник: в 3 т. / под ред. Ю. К. Толстого. М., 2011. Т. 1. 778 с.
18. Дернбург Г. Пандекты. Вещное право. СПб., 1905. Т. 2. 364 с.
19. Евтихиев И. Теория публично-вещного права (обзор литературы) // Вопросы административного права. 1916. Кн. 1. С. 144-151.
20. Елистратов А. И. Понятие о публичном субъективном праве. Теория субъективных публичных прав А. А. Рождественского. М., 1913. 21 с.
21. Елистратов А. И. Основные начала административного права. М., 1917. 294 с.
22. Иванов А. А. Общее (народное) достояние и право государственной собственности // Правоведение. 1990. № 5. С. 35-42.
23. Карадже-Искров Н. П. Публичные вещи. Иркутск, 1927. Вып. 1. 79 с.
24. Краснова Т. С. О регулировании сервитутных отношений в дореволюционной России // Правоведение. 2015. № 1. С. 148-161.
25. Краснова Т. С. Основные характеристики индустриального сервитута в российском праве // Правоведение. 2016. № 1. С. 101-109.
26. Курдиновский В. И. К учению о легальных ограничениях права собственности на недвижимость в России. Одесса, 1899. 387 с.
27. Лапач В. А. Земли общего пользования по законодательству РФ // Хозяйство и право. 2006.№ 10. С. 35-41.
28. Латыев А. Н. К вопросу об абсолютности вещных прав // Цивилистические исследования: ежегодник гражданского права. Вып. 2 (2005). М., 2006. С. 428-452.
29. Малеина М. Н. Правовые аспекты установления и прекращения публичного земельного сервитута // Журнал российского права. 2004. № 12. С. 29-39.
30. Малеина М. Н. Публичный лесной сервитут // Законы России: опыт, анализ, практика. 2011. № 6. С. 30-37.
31. Маттеи У., Суханов Е. А. Основные положения права собственности. М., 1999. 384 с.
32. Модельный закон «О публичных сервитутах», принятый Межпарламентской ассамблеей государств — участников СНГ [Электронный ресурс]. URL: http://www.iacis.ru/upload/ iblock/45d/prilozhenie_k_postanovleniyu_42_10.pdf (дата обращения: 26.06.2016).
33. Монахов Д. А. О необходимости возвращения отрицательных сервитутов в российское законодательство // Вестник гражданского права. 2012. № 1. Т. 12. С. 50-71.
34. Муромцев С. А. Определение и основное разделение права. СПб., 2004. 224 с.
35. Муромцев С. А. Гражданское право Древнего Рима. М., 2003. 684 с.
36. Пергамент М. Я. Iohannes Biermann. Die offentlichen Sachen // Вестник права. 1906. XXXVI. Кн. 1. С. 395-408.
37. Пергамент М. Я. Преображение гражданско-правовых институтов под влиянием публичного права. Fritz Fleiner // Вестник права. 1906. XXXVI. Кн. 3. С. 424-436.
38. Победоносцев К. П. Курс гражданского права. М., 2002. Ч. 1. 800 с.
39. Покровский И. А. Основные проблемы гражданского права. М., 2013. 351 с.
40. Пояснительная записка к Модельному закону «О публичных сервитутах» (не опубликована).
41. Право собственности: актуальные проблемы / отв. ред. В. Н. Литовкин, Е. А. Суханов, В. В. Чубаров. М., 2008. 731 с.
42. Регельсбергер Ф. Общее учение о праве. М., 1897. 295 с.
43. Рождественский А. Теория субъективных публичных прав, критико-систематическое исследование. Основные вопросы теории субъективных публичных прав. М., 1913. 290 с.
44. Рыбалов А. О. Проблемы классификации гражданских правоотношений: дис. ... канд. юрид. наук. СПб., 2007. 221 с.
45. Рыбалов А. О. Владение арендатора и хранителя // Арбитражные споры. 2005. № 2. С.160-170.
46. Рыбалов А. О. Легальный сервитут в российском праве // Вестник гражданского права. 2010. № 5. С. 4-12.
47. Скловский К. И. Собственность в гражданском праве. М., 2008. 922 с.
48. Советское гражданское право / под ред. О. С. Иоффе, Ю. К. Толстого, Б. Б. Черепа-хина. Л., 1971. Т. 1. 469 с.
49. Толстой Ю. К. К теории правоотношения. Л., 1959. 87 с.
50. Флейшиц Е. А. «Абсолютная» природа права собственности // Избранные труды по гражданскому праву. М., 2015. Т. 2. 720 с.
51. Чичерин Б. Н. Собственность и государство. М., 1883. 459 с.
52. Шпилевский М. Полицейское право как самостоятельная отрасль правоведения. Одесса, 1875. 196 с.
53. Parchomovsky G., Bell A. Land Burdens in the Service of Conservation // Towards a Unified System of Land Burdens? / eds. S. Van Erp & B. Akkermans. 2006. P. 137-162.
54. Sparkes P. A New Land Law. Oxford and Portland, Oregon, 2003. 852 p.
55. Van Erp S., Akkermans B. Cases, Materials and Text on National, Supranational and International Property Law. Oxford and Portland, Oregon, 2012. 1170 p.
56. Weed W. Practical Real Estate Law. N. Y., 1920. Vol. 2. 1044 p.
57. Yiannopoulos A. N. Predial Servitudes; General Principles: Louisiana and Comparative Law // Louisiana Law Review. 1968. Vol. 29. No 1. P. 1-45.