CC BY
75
В. В. Усачева (Москва)
Сергей Иванович Ожегов (10.IX.1900-15.XII. 1964)
В сентябре 2000 г. исполнилось 100 лет со дня рождения Сергея Ивановича Ожегова, известного русского языковеда, педагога, прославившего свое имя созданием «Словаря русского языка», который вскоре после его выхода в 1949 г. приобрел другое название, прочно закрепившееся за ним — Ожеговский словарь.
Корней Иванович Чуковский в заметке «Памяти Сергея Ивановича Ожегова», опубликованной в «Литературной газете» 22 декабря 1964 г., сказал: «Его подвиг никогда не забудется нами, и я верю, что созданный им чудесный словарь сослужит великую службу многим поколениям советских людей» [Скворцов 1982: 6, 96—97].
Словарь был задуман как сокращенный вариант четырехтомного «Толкового словаря русского языка» под редакцией Д. Н. Ушакова, в работе над которым С. И. Ожегов принимал активнейшее участие: он составил значительную часть словарных статей дня всех четырех томов, обрабатывал материал для второго, третьего и четвертого томов (совместно с Г. О. Винокуром). Но первое издание, в подготовке которого участвовали Г. О. Винокур, В. А Пет-росян, а главным редактором был акад. С. П. Обнорский, не является простым сокращением упомянутого словаря. Все включаемые слова приведены с уточнением определений, снабжены стилистической характеристикой, нормативными рекомендациями. К тому же словарь фиксирует новый этап в истории развития языка, он более современен по составу лексики и ее интерпретации. Уже тогда, в далеком 1949 г., появление нового лексикографического труда, рассказывающего о лексике и фразеологии современного русского литературного языка, отразившего в одном томе от А до Я живую литературную речь и богатство письменного языка, стало событием неординарным и своевременным. Впервые было опубликовано компактное нормативное пособие, призванное содействовать повышению культуры речи. Словарь стал популярным справочником, настольной книгой всех желающих изучать и осваивать русский язык. Несмотря на сравнительно небольшой объем (50 100 слов, включая производные слова в гнездах), он содержит более половины слов «Толкового словаря русского языка» под редакцией Д. Н. Ушакова, который был опубликован до войны, в 1935-1940 гт., и содержал 85 289 слов.
Словарь охватывал основной состав лексики современного русского литературного языка с указанием ударения и произношения в тех случаях, когда это необходимо. Каждое слово сопровождалось кратким тол-
кованием его значения, давались примеры его употребления в речи, фразеологические сочетания, стилистические пометы, указания на сферу употребления слова.
Однотомный словарь по сравнению с многотомными удобен тем, что, будучи сравнительно небольшим по объему, дает возможность регулярно вносить в него разного рода изменения, постоянно дополнять его новыми словами или изымать из него устаревшие обороты, фразеологизмы, слова, в силу различных обстоятельств вышедшие из употребления. Такой словарь с небольшими изменениями, уточнениями и дополнениями может часто переиздаваться. Это значит, что язык эпохи будет воспроизведен точнее и объективнее. Разрабатывая принципы составления данного словаря, Ожегов сосредоточил свое внимание на изменениях, которые произошли в русском языке по сравнению с XIX в. в лексике, фразеологии, в смысловом содержании слов, а особенно в стилистической окраске и произношении. Как отмечал в одной из своих работ Сергей Иванович, с развитием науки, техники, искусств увеличивается объем терминологической лексики: научно-техническая терминология, выходя за пределы словоупотребления специалистов, становится достоянием общенационального языка. Однако в краткий словарь следует включать далеко не все термины: при наличии слов перекись и окись включение специальных терминов недокись и закись избыточно, так как «решающим моментом отбора терминов должна быть не важность термина в системе понятий данной науки... а его общественная роль» [Ожегов 1974а: 178]. Язык пополняется новыми словами за счет заимствований, словообразования разных типов, например, за счет сокращений, аббревиатур, метафорических новообразований, диалектизмов. В разное время общеупотребительными становятся такие слова, как трактор, колхоз, комбайн, кемпинг, лайнер, прилуниться, луноход, спартакиада, стахановец. Старинное слово спутник приобретает новое значение, сначала употреблявшееся с уточнением искусственный. Но слово так прочно вошло в язык, что вскоре отпала надобность в определении. В этом отношении интересны наблюдения С. И. Ожегова над развитием новых значений в уже известных словах, а также исследования, посвященные истории отдельных слов. В заметке «Из истории слов социалистического общества» автор проследил возникновение новых значений в словах Советы, советский. Он указывает, что прилагательное советский в современном его значении «не стоит ни в какой преемственной семантической связи с существовавшим и до революции словом советский». Сфера его употребления была ограниченной, узкопрофессиональной. Раньше и наряду с ним выступало прилагательное советный. «Словарь Академии Российской по азбучному порядку расположенный» дает сочетание советный дом с определением: «палата, куда собирается совет». Относительное прилага-
тельное советский образовано от слова совет 'учреждения или органы учреждений' (слово появилось не ранее начала ХШ в.) и означает, как это определяет «Словарь церковнославянского и русского языка» 1847 г., 'относящийся к совету', 'служащий в совете': советское решение, советские члены. Это слово, заключает ученый, до революции не входило в активный запас национальной лексики, так как не имело широкого общественного звучания. В период Февральской революции родилось новое слово советский, оно приобрело в революционную эпоху новое идеологическое содержание в связи с появлением органа классовой организации рабочего класса — Советов рабочих, крестьянских и солдатских депутатов (слово совет в этом значении стало употребляться еще раньше -в 1905 г.) [Ожегов 19746: 37-39].
В ряде заметок С. И. Ожегов рассказал историю перехода слов и выражений из круга социально ограниченного употребления или из диалектов в общую речь. Так, оборот наломать дров в значении 'наделать глупостей, ошибок', впервые зарегистрированное в «Словаре русского языка» С. И. Ожегова в издании 1952 г., южновеликорусский по происхождению, часто встречается в романах Шолохова в диалогической речи персонажей — носителей донских говоров. Буквальный смысл этого оборота связан с тем, что на Дону дровами называют хворост, валежник. Перед тем как затопить печь, этот горючий материал ломают, при этом одни хворостины получаются длиннее, другие короче. Отсюда и образные выражения: сделал, как дров наломал, т. е. неровно, а в обобщенном смысле — 'плохо'. Этот оборот вошел в русский язык со значением 'наделать глупостей, ошибок* [Ожегов 1974в: 154—157].
Сергей Иванович продолжал работать над словарем, совершенствуя его структуру и состав. Два раза — в 1952 и 1960 гг. — главный труд всей его жизни был опубликован в переработанном и дополненном автором виде. В марте 1964 г. в письме в издательство ученый писал: «Я предполагаю внести ряд усовершенствований в словарь, включить новую лексику, вошедшую за последние годы в русский язык, расширить фразеологию, пересмотреть определения слов, получивших новые оттенки значения, пересмотреть определения терминов для приведения их в соответствие с современными понятиями науки и техники, пересмотреть стилистическую характеристику слов, усилить нормативную сторону словаря» [Шведова 1988: 6]. К сожалению, сам Сергей Иванович не успел этого сделать. Выполняя его волю, Н. Ю. Шведова подготовила следующее исправленное и дополненное издание словаря, внеся большое количество изменений, используя картотеку С. И. Ожегова, его заметки, а также свои лексико-фразеологические материалы, материалы других лексикографов. Объем словаря значительно увеличился за счет введения новых слов живой обиходной речи, научных, технических терминов, термино-
логии общественно-политической сферы. Так, в букве Г появились слова газик, галактика, гандбол, гангстеризм, гамма-излучение, генетик, геноцид, гладиолус, гляциология, гравитация, грейпфрут..:, буква М пополнилась словами манго, манипулятор, махинатор, матрешка, мемориал, миманс, модерн, морозильник, мотель...; буква П — пандемия, параметр, пенальти, перевертыш, перекур, пирожковая, планерка, пограничье, поильник, прикладник, программировать, прохиндей, психотерапия... В то же время исключались слова и значения или явно устаревшие, утратившие актуальность в связи с утратой соответствующих реалий, или те, которые были заменены другими обозначениями того же предмета. Не включались узкоспециальные термины, не получившие широкого распространения, например, азиатчина, аллилуйщик, амбре, бурнус, ветродвигатель, всеобуч, ганглий-
Словарю С. И. Ожегова бьша суждена долгая жизнь: с момента первой публикации словарь периодически издается и выдержал астрономическое число переизданий — 23, последнее — в 1991 г. С 1972 г., с девятого издания, выходит под редакцией чл.-кор. Н. Ю. Шведовой, которая осуществляла лексикологическую редакцию второго прижизненного издания, в котором принимал участие и д. ф. н. Л. И. Скворцов, внося поправки и дополнения. Словарь пережил своего создателя на долгие годы. Однотомник издавался и переиздавался, перепечатывался не только у нас, но и за рубежом, передавая русское литературное слово новым поколениям говорящих и пишущих. К этой книге обращаются писатели и журналисты, ученые и инженеры, актеры и дикторы, работники радио и телевидения, студенты и школьники. Современность, актуальность, научная достоверность, нормативная и стилистическая определенность — вот основные достоинства этой книги. По образцу Ожеговского словаря созданы однотомные словари национальных языков (украинского, азербайджанского, узбекского, эстонского), двуязычные словари. Про него можно сказать словами Анатоля Франса: «Словарь — это вся вселенная в алфавитном порядке. Словарь — это книга книг. Он включает в себя все другие книги, нужно лишь извлечь их из него» [Цит по: Скворцов 1982: 36-37].
Популярность словаря необычайна, поэтому очень обидно слышать, как порой искажается фамилия его составителя. Люди, знавшие Сергея Ивановича, замечали, как он болезненно реагировал, когда коверкали его фамилию. Поэтому во всех прижизненных изданиях словаря в выходных данных, а иногда и на титульном листе фамилия составителя акцентуирована, на первой букве О поставлен знак ударения. Позволю себе в этой связи привести этимологию этой фамилии и вместе с тем коснусь истории семьи, в которой родился Сергей Иванович.
Интерес к родному слову, к русскому языку у маленького Сережи пробудился очень рано. Его интересовало, почему окружающие нас
предметы называются по-разному, что означают имена людей, их фамилии. От отца он узнал, что их фамилия Ожеговы происходит от слова ожег — 'деревянная печная кочерга'. По семейному преданию предки Ожеговых были выходцами с уральских заводов, кто-то из них, мастеровой человек, имел прозвище Ожег. Отсюда и пошла фамилия: «Чьи?» -«Ожеговы». На Урале до сих пор широко распространена фамилия Ожеговы. В Словаре Даля при слове обжигать даны такие слова «Ожег, ожиг — палка заместо печной клюки, кочерги». Там же приводится поговорка: «Ни Богу свеча, ни чёрту ожег» — более старый вариант известной всем пословицы Ни Богу свечка, ни чёрту кочерга [Скворцов 1982: 15, 16].
С. И. Ожегов окончил Ленинградский государственный университет, факультет языкознания и материальной культуры, а затем аспирантуру Института истории литератур и языков Запада и Востока при этом университете. Руководителем его был акад. В. В. Виноградов. В годы учебы Ожнгов посещал Ленинградское лингвистическое общество, был знаком с деятельностью ОПОЯЗа, созданного в 1916-1918 гг. группой теоретиков литературы и языковедов. В разные годы в него входили или были к нему близки такие видные ученые, как В. В. Виноградов, Г. О. Винокур, Е. Д. Поливанов, Б. В. Томашевский, Ю. Н. Тынянов, В. Б. Шкловский, Б. М. Эйхенбаум, Роман Якобсон, Л. П Якубинский и др. В их творчестве нашло отражение все то новое, что появлялось в литературе, в общественной жизни страны; они старались ответить на возникающие потребности культурного и научного строительства нового, советского государства [Скворцов 1982: 20].
Период работы над Ушаковским словарем С. И. Ожегов называл лучшими годами своей творческой жизни. Работа с такими выдающимися учеными, как сам Д. Н. Ушаков, В. В. Виноградов, Б. В. Томашевский, Г. О. Винокур, помогла сформироваться молодому ученому, осознать важность словарного дела, его практическую необходимость. В то же время ширился круг его научных интересов. Он стал изучать язык XVIII-XIX вв. Как историк русского литературного языка, Ожегов разрабатывал вопросы грамматики, орфоэпии (закономерности произношения и ударения), лексикологии, изучал язык русских писателей. Занимаясь творчеством И. А. Крылова, П. А. Плавилыцикова, А. Н. Островского, он написал ряд значительных работ, в которых предметом его исследований была живая разговорная речь во всех ее проявлениях. В обширной статье «Материалы для истории русского литературного произношения XVIII -начала XIX вв.» С. И. Ожегов на примере басенного творчества Крылова показывает его конкретный вклад в процесс установления литературных норм современного русского языка, подтверждая тезис В. Г. Белинского о том, что «сам Пушкин неполон без Крылова». Крылов широко раздвинул границы литературного употребления русского слова и вместе со
своим гениальным современником Пушкиным положил начало литературному языку как языку общенациональному [Ожегов 1974в: 303]. Проследив особенности рифмы в баснях Крылова, Ожегов делает вывод, что многие характерные черты крыловского произношения отвечали прогрессивным тенденциям развития литературного языка, становления его норм и прямо совпадали с особенностями произносительной системы А. С. Пушкина, прослеженной исследователями по его стихотворениям и поэмам (см. работы академиков С. П. Обнорского, В. М. Жирмунского, А. С. Орлова) [Скворцов 1982: 61]. Анализируя язык произведений Крылова, Ожегов пришел к выводу: «Медленно и осторожно шел Крылов по пути сближения стихового произношения с литературно-раз го во руны м. Не создавая резких диссонансов с традицией, он последовательно утверждал то, что подсказывалось общим ходом развития литературного языка... Мудрость творца и законодателя языка открывала ему исторические перспективы развития и литературного произношения» [Ожегов 1974в: 328]. Наш язык обогатился пословицами, присловьями, афоризмами, теми выразительными и образными средствами, которыми пользовался в своем творчестве Крылов. Вспомним, что Гоголь называл басни Крылова «книгой мудрости самого народа». И Пушкин, и Крылов новаторски противопоставили традиционному «изящному» дворянскому слогу народную, русскую национальную эстетику, подняли ее «низкую» природу до художественных вершин творчества, при всей самобытности и оригинальности их таланта они выражали национальную речевую стихию [Скворцов 1982: 61-62].
В статье «О языке купеческой комедии П. А. Плавилыцикова» Ожегов ставит своей задачей исследование социальной речевой разновидности, что дает возможность правильного понимания путей развития общенационального русского языка, становления его лексико-фразеологических норм. Анализируя словарное и грамматическое своеобразие русской речи купцов XVIII вгв драматургии видного деятеля русского театрального искусства и русской литературы, автор статьи показывает, что для Плавилыцикова «народный язык персонажей его комедий не является целью создания комических эффектов. Речь персонажей — отражение их характера, мыслей. Поэтому он совершенно отказался от натуралистического воспроизведения речевых особенностей крестьян» [Ожегов 1974в: 116]. Плавильщиков в течение всей жизни сохранял тесные связи с купеческой средой, хорошо знал ее быт, привычки, манеры, живой и меткий язык, что и отразилось в его пьесах «Бобыль, «Сиделец» и др., с успехом шедших на сцене. Борьба с иноязычными заимствованиями, с преклонением перед западноевропейской культурой, которую вели передовые представители русской культуры во второй половине XVIII в., в публицистике Плавилыцикова приобрела форму резкого антидворянского выступ-
ления. «Доказательства самобытности русского народа он видит в богатстве, красочности и выразительности народного языка, не зараженного иноземным влиянием, в явлениях, которые „открылись понятию россиянина без учителя". Плавильщиков не против заимствований. Л не отрицаю, чтоб нужно было занять чего у иностранцев; но что и как занимать? В том вся важность"» [Ожегов 1974в: 106]. Плавильщиков, защитник самобытности русской культуры, подошел к решению этой проблемы исторически. Он считал, что вряд ли стоит держаться патриархального только потому, что оно патриархально, или брать иноземное только потому, что оно иноземное, как это было принято у «европействующего» дворянства. Плавильщиков утверждал, что только то необходимо, что отвечает интересам развития родной культуры и языка. Как драматург он никогда не позволял себе прибегать к «скудости слов чужеземных». «Не стыдно ли нам, — говаривал он, — обходить чистый источник и притом свой, наследственный, а чужие блестящие песчинки почитать золотом? Всё чужое перенимать, значит своего не понимать. Вникнем только в свое собственное и найдем, чем пленяться, найдем даже и то, чем удивить самих чужестранцев». В качестве примера он приводит Ломоносова: «Обвиняют Ломоносова, что он подражал иногда Гинтеру, но Ломоносовы оды таковы, что Гинтер кажется подражателем Ломоносову» [Ожегов 1974в: 106]. Ожегов отмечает, что Плавильщиков развивал ломоносовские взгляды на язык, стиль, литературу. В области языка, как и в области культуры, он был последователен: надо оставаться на почве народного языка, не выходить из его круга без надобности, но поднимать народный язык на новую ступень в соответствии с новыми культурными потребностями [Ожегов 1974в: 111]. Заслуга Ожегова в том, что он фактически заново открыл для современного читателя забытое имя Петра Алексеевича Плавилыцикова, просветителя, писателя и гражданина, поборника самостоятельного развития русской культуры.
Изучение языка и стиля писателей XVIII-XIX вв. дает исследователю возможность представить периодизацию истории литературного языка, определить его современные границы, что весьма важно при определении языковой нормы, для установления точки отсчета переживаемого нами периода в развитии языка. Только решив эти задачи можно приступать к составлению нормативных словарей, справочных пособий, правильно и объективно оценить пришедшие в язык многочисленные неологизмы, новшества, привносимые каждой эпохой. Вопросы границ современного русского литературного языка взаимосвязаны с проблемами внутренней природы книжно-литературной и разговорной речи, с принципами выделения стилистического образа языка. В результате всесторонних наблюдений над конкретными языковыми фактами С. И. Ожегов пришел к выводу, что в истории русского литературного языка со времен
Пушкина до наших дней намечается несколько этапов развития. В настоящее время, утверждал ученый, мы являемся свидетелями принципиально нового этапа, который сопровождается происходящим на наших глазах глубоким процессом становления новых норм — на основе сочетания, совмещения и слияния всех прогрессивных тенденций развития литературного языка с истоками живой народной речи [Скворцов 1982:65].
Занимаясь вопросами культуры речи, орфоэпией, Ожегов пришел к выводу, что с исторических и социолингвистических позиций влияние современного московского произношения на орфоэпические нормы общелитературной речи обусловлено главным образом культурно-поли-тической ролью Москвы как столицы России. В тот исторический период, когда столицей был Петербург, его роль в жизни страны не была столь значительна из-за недостаточной развитости средств массовой коммуникации. Ожегов говорил о формировании важной разновидности непринужденного устного общения — обиходно-разговорной речи. Он полагал, что «нет противоречия между обиходной устной речью широких масс города и литературными нормами общенародного языка» (О развитии русского языка в советскую эпоху // Учительская газета. 7 февраля 1951 г.) [Ожегов 1974в: 6]. Но, конечно, далеко не все, что возникает в обиходной устной речи, соответствует литературным нормам языка. Новое, прогрессивное надо отличать от ошибочного, неправильного, неграмотного. Ожегов постоянно разъяснял вред как пуристических устремлений законсервировать язык, так и слепого поклонения языковой стихии, опирающегося на ложно пошггую «народность» и «литературность» всего языка в целом. В одной из статей он писал: «Обычно люди старшего поколения крепко держатся за языковые привычки своего времени, видят идеал правильности языка в прошлом, а современный язык представляется им обедненным, насыщенным всякого рода ошибками, неправильностями. Это порождает так называемый пуризм - стремление из консервативных побуждений оградить язык от всяких новшеств, сохранить его в полной «чистоте» и неизменном виде. И наоборот, люди молодых поколений готовы иногда с легкостью отказаться от выразительных средств прошлого... Поэтому правильная, объективная оценка современного состояния русского языка и его норм должна опираться не на сумму субъективных мнений, а на анализ исторических закономерностей и современных тенденций развития языка» [Ожегов 1974в: 286-287]. Главное при установлении норм — это строго научное понимание внутренних законов языкового развития. Вопросы нормы, культуры речи были главными в творчестве ученого до последних дней его жизни. Идеи и мысли Сергея Ивановича Ожегова нашли воплощение и творческое развитие в книгах его учеников и сотрудников сектора культуры речи.
Литература
Ожегов 1974а — Ожегов С. И. О трех типах толковых словарей современного русского языка II Ожегов С. И. Лексикология. Лексикография. Культура речи. М., 1974. С. 158-182. Ожегов 19746 — Ожегов С.И. Из истории социалистического общества// Ожегов С. И. Лексикология. Лексикография. Культура речи. М., 1974. С. 36-46. Ожегов 1974в — Ожегов С. И. Лексикология. Лексикография, культура речи. М., 1974.
Скворцов 1982 - Скворцов Л И. С. И. Ожегов. М„ 1982.
Шведова 1988 — Шведова Н. Ю. Предисловие к девятому изданию // Ожегов С. И. Словарь русского языка. М., 1988.
