CC BY
22
Вестник Московского университета. Серия 9. Филология. 2020. № 3
И.Б. Ничипоров
СЕМЬЯ В ЭПОХУ ПЕРЕМЕН:
РОМАНЫ ЮРИЯ ПОЛЯКОВА РУБЕЖА ХХ-ХХ1 вв.
(«Замыслил я побег...», «Грибной царь»)
Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего образования «Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова» 119991, Москва, Ленинские горы, 1
Предметом обсуждения в данной статье стало творчество современного писателя Ю.М. Полякова (род. 1954). В частности, речь идет о характерном для его прозы 1980— 2010-х годов художественном отражении истории и современной действительности через частные, семейные судьбы персонажей, в чем просматривается типологическая преемственность по отношению к опыту Ю. Трифонова. Наиболее ярко «мысль семейная» воплощена Поляковым в романах «Замыслил я побег...», «Грибной царь», «Любовь в эпоху перемен» — к первым двум произведениям обращено настоящее исследование. В связи с поставленной темой в работе подробно анализируются персонажный мир произведений, художественные пути постижения семейных — супружеских, поколенческих — отношений. В траекториях жизненных поисков центральных персонажей проявились притягательные для современного сознания «эскапистские» настроения, которые передаются в разветвленной системе лейтмотивов, складывающихся в сквозную ситуацию блуждания во времени и пространстве, которая приобретает социально-психологический и экзистенциальный смысл. Семейные связи формируют в романах Полякова мощное поле притяжения, в орбиту которого подчас в трагикомическом отсвете вовлекаются вехи общественно-политической истории — в частности, переломные события 1991—1993 гг. Сюжетообра-зующим и смысловым центром романной структуры становятся осознанное или стихийное «выпадение» персонажей из линейного времени, их скитания по дорогам прошлого, проектирование ими утопических моделей будущего. Переживание расцвета и оскудения семейных отношений художественно осмысляется в соотнесении с «эпохой перемен» в частном и общественном бытии и приводит персонажей к самозабвенному поиску альтернативных сценариев личной жизни и стихийному мифотворчеству.
Ключевые слова: Юрий Поляков; современный роман; тема семьи; художественное пространство и время; история и современность.
Ничипоров Илья Борисович — доктор филологических наук, профессор кафедры истории новейшей русской литературы и современного литературного процесса филологического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова (e-mail: [email protected]).
Проза Ю. Полякова 1980-2010-х годов стала самобытным художественным преломлением современности. Как и в произведениях Ю. Трифонова, а затем и «сорокалетних», осмысление картины мира порубежных десятилетий происходит у Полякова сквозь призму частных судеб персонажей, в причудливых хитросплетениях ритмов их душевной жизни, семейных отношений и социально-исторических сдвигов, а также порожденной меняющимся временем индивидуальной и коллективной мифологии. «Мысль семейная» намечается в ранней повести «ЧП районного масштаба» (1981, опубл. в 1985) и достигает полноты художественного воплощения в романах «Замыслил я побег...» (1997—1999), «Грибной царь» (2001—2005), «Любовь в эпоху перемен» (2013—2015)1. Предмет исследования в данной работе — первые два романа, созданные на рубеже столетий.
Роман «Замыслил я побег...» (1997—1999) примечателен развернутой детализацией художественного изображения обстоятельств внутренней и семейной жизни центрального персонажа Олега Тру-довича Башмакова, спустя «двадцать лет. брачного сосуществования» примеряющего на себя роль «эскейпера», который «замыслил уйти от жены».
Подобно персонажам «московских» повестей Трифонова [Ничи-поров, 2014], главный герой романа Полякова запутанной реальности повседневных семейных и общественных отношений все более осознанно пытается противопоставить положительную, как он надеется, альтернативу, обратить вспять уходящее время, «уйти в другую жизнь тихо и благородно — как умереть». Притягательные для современного сознания «эскапистские» настроения художественно передаются в разветвленной системе лейтмотивов, складывающихся в ситуацию блуждания во времени, которая приобретает социально-психологический и экзистенциальный смысл.
Композиция романа основана на синхронных, пересекающихся в ключевых эпизодах и в трагическом финале линий изображения раннего брака героя с Катей, с его кризисными чертами, но и немалым запасом прочности, — и растянувшегося на годы выстраивания Башмаковым воображаемой модели иной жизни, куда, впрочем, уже не юному человеку хочется «взять с собой» из дома хотя бы аквариумных сомиков, чтобы, подобно рыбкам, находить прибежище в «моточке родного роголистника».
Студенческий брак с Катей, чьи «покорная нежность и тревожное ожидание» не вызывали в Башмакове «ослепительного влечения», однако счастливо избавляли от горечи первых любовных неудач,
1 Тексты произведений Ю.М. Полякова приводятся по электронному ресурсу: URL: http://www.e-reading.club/bookbyautor.php2authoF12494
художественно осмысляется как хрупкий баланс «охранительных» и центробежных импульсов. Гармония совместного формирования и взаимовлияния супругов на пути от юности к зрелости отягощается в изображении Полякова психологическими несовпадениями, скрытыми поединками за первенство в семье, когда вначале «по молодости лет Катя старалась быть соблазнительной, вместо того чтобы быть требовательной», а позднее в «каждой новой ссоре, каждом царственном требовании собирать вещи и уматывать» обнаруживалось болезненное наложение личных противоречий, социальных стереотипов, заданных партийной должностью героя, и интимных отношений, все чаще воспринимаемых супругами в качестве действенного средства нормализации семейного климата.
Семейные, супружеские отношения формируют в произведении мощное поле притяжения, в орбиту которого причудливо, подчас в трагикомическом отсвете вовлекаются вехи общественно-политической истории — в частности, переломные события 1991—1993 гг. В сферу подобного влияния попадает и искусно прописанный Поляковым материальный, вещный мир — от галстуков в гардеробе, и особенно «изменного» галстука как красноречивых свидетельств о прошлой жизни и семейных испытаниях, аквариумных принадлежностей, румынского дивана, «трудновывозимые» габариты которого когда-то помогли «восстановлению семейной цельности», приобретения машины до размышлений Башмакова о том, что «по тому, как собран человек в дорогу, можно судить о его семейном положении и даже о качестве семейной жизни». Это и перебираемые «эскейпером» семейные документы, которые — от райкомовского удостоверения до Катиного свидетельства о Крещении — являют взаимопроникновение «текстов» разных эпох.
«Телесное», бытовое выражение получает в сюжетной динамике романа и таинственное чередование взлетов и падений, разрывов и восстановления супружеской общности, «вялых призывов» к близости и пристальных Катиных наблюдений «за его виноватыми стараниями» после раскрытой измены, готовности героя отречься от домашнего быта — и возвращающегося желания «спокойно завтракать» с женой, «вести размеренно семейный образ жизни», согреваться «приятным стограммовым теплом». Даже альтернативные варианты семьи прочно ассоциируются в его сознании с бытовым уютом: тешась иллюзией созидания домашнего пространства, он обустраивал «новую квартиру» Нины Андреевны, и вместе они «зашли по дороге домой в магазин», а впоследствии представлял, как с Ветой, которая проницательно «боялась, материальных подтверждений его прежнего существования».
Сюжетообразующим и смысловым центром романа Полякова становятся осознанное или стихийное «выпадение» персонажей из линейного времени, их скитания по дорогам прошлого, проектирование ими утопических моделей будущего. Иррациональное и нередко конфликтное пересечение времен, разнящихся поколенческих установок, проступает и в «боковых» сюжетных линиях: в судьбах отца и матери Башмакова, в семейной предыстории Веты, в радикальном отталкивании дочери Даши от опыта родителей, которых она оценивает как «попутчиков», ибо «в любой момент каждый из вас может встать и сойти».
Подобно псевдоисторику — кратковременному кумиру своей жены, главный герой романа, мысленно дистанцируясь от малосодержательной, по его ощущению, повседневности, увлеченно рисует картины будущего своей первой семьи, но, втайне робея перед мифологией «новой» жизни, он сетует на уже почти свершившийся переворот. Впадая в зависимость от опасных стереотипов восприятия времени и собственного возраста, колеблясь между «мне уже поздно» и «у вас еще все впереди», герой Полякова все острее ощущает себя не столько инициатором, сколько жертвой распада освоенного пространства домашней, семейной жизни. Возрастные психологические и телесные расхождения с молодой избранницей, метания между ролями новоиспеченного дедушки и легкомысленного жениха ведут его к «самоостранняющему», абсурдистскому видению себя в образе «влюбленного дедушки», в качестве заложника напоминающей о «Москве чеховских трех сестер» [Замшев] мифологии «побега», которая вынуждает его «как последнего идиота, сидеть на вещах в ожидании звонка».
Трагический, прорисованный в гротескно-фантастической манере финал романа «превращает семейный адюльтер в человеческую драму» [Бондаренко], наполнен ужасом от зависания «над пропастью как реальной, так и духовной» [Замшев] и мотивирован неустранимой разъятостью героя между милой ему, «нежно-насмешливой» стихией супружеских чувств, «слаженными объятиями», которые напоминали «движения пары фигуристов, катающихся вместе Бог знает сколько лет», задушевным семейным просмотром старого фильма — и предвидением того, что Катя «не простит предательства этой новой, нарождающейся гармонии совместного старения», состоянием томительного «пережидания жизни», приближением «страшного поезда перемен» и горьким самоуподоблением героя промытому аквариуму, поскольку «наверное, именно так выглядит начало новой жизни с новой женщиной».
В романе «Грибной царь» (2001—2005) предметом художественного осмысления и основой социально-психологических обобщений
выступают коллизии семейной жизни центрального персонажа — «неплохо сохранившегося» 45-летнего директора фирмы «Сантех-уют» Михаила Свирельникова.
Возникающий в экспозиции и финале романа мифопоэтический образ Грибного царя ассоциируется как с детскими устремлениями героя к гармонии бытия, так и с его последующими разуверениями, прозрением того, что жизнь погружается в «удушающий табачный дым, отдающий почему-то резким запахом женских духов», что даже заветный Грибной царь «дрогнул, накренился и распался, превратившись в отвратительную кучу слизи, кишащую большими желтыми червями». Поворотные для Свирельникова мысленные и физические «соприкосновения» с Грибным царем как властелином судьбы формируют сквозной психологический сюжет произведения — ситуацию «путешествий» во времени и пространстве, на грани видимого и воображаемого миров.
За суетливыми хлопотами делового человека 1990-х гг. в романе прочерчиваются магистральные и периферийные линии семейных ретроспекций. Военная служба в Германии, молодая семейная жизнь с Тоней, надорванная принудительной пьяной близостью, неудачной беременностью, «давней женской обидой, тем неродившимся ребенком»; вынужденное увольнение из армии, «переквалификация» в мастера по квартирному ремонту и брошенное женой «слабак» — оборачиваются самоощущением героя в положении «беглого мужа» и «брачного отщепенца». Пытливо реконструируя в памяти истоки супружеского разлада, Свирельников диагностирует возрастание в себе губительной для брака «бациллы "сначальной" жизни», которая посеяла сомнение в нынешней семье как «единственно возможной», постепенно возобладала в сфере сердечных и интимных отношений с женой, «опасно размножилась в его душе и уже доедала иммунитет спасительной мужской лени».
Укорененный в современном сознании синдром тотальной новизны, распространяющийся на семью и противоположный ее сокровенному «уюту», упоминание о котором по иронии обстоятельств присутствует в названии детища героя, художественно постигается Поляковым в ближней и дальней исторической ретроспективе. От воспоминаний Свирельникова о буйствах отца и его «примирениях» с матерью, «материализованных» в «десятке нераспечатанных "Ландышей"», о домашних распрях в контексте политических битв начала 1990-х годов в романе протягивается ассоциативная нить к воинствующе антисемейным интенциям недавних десятилетий — к сюжету «Любови Яровой», драме Тониной тетки Милды Эвалдовны и Валентина Петровича, который спустя много лет узнал о причастно-
сти тестя к расправе над его отцом в 1930-е годы, после чего «портрет покойной жены с его рабочего стола исчез навсегда».
Процесс «эрозии. исконных смыслов личностного и общественного бытия» [Голубков, 2015: 71] на уровне частных судеб героев романа вызывает искусственное разделение пространства доверительного общения и семейной повседневности: во время свиданий Свирельникова с замужней Эльвирой после близости они «обычно курили и расслабленно делились семейными новостями», искренне полагая, что «измена изменой, а семья семьей». Квазиидеал «сначальной» жизни побуждает Тоню после разрыва с мужем нещадно вырезать его изображения с семейных фотографий, а самого Свирельникова — убеждать себя в окончательном разрыве с былыми привязанностями, в возможности легко переступить через «презрительное разочарование» дочери, достичь после развода того, что «нынешняя злоба уравновесит былую нежность, наступит тупое разочарование», и вдохновенно конструировать «настоящую» жизнь с «новой подругой».
Иллюзия телесного и эмоционального обновления в «сначальной» жизни, якобы открывающей простор для исправления неловкостей и ошибок в прошлой семье, наполняющей «предвкушением. тщательного отцовства», непохожего на то, как когда-то, в бестолковой молодости он опоздал к Тоне в роддом и примчался «потный, хмельной и запыхавшийся», — омрачается у героя Полякова невольной, разрывающей его сознание затерянностью между пространствами оставленных квартир, маршрутами былых — от Ельдугино, Химок и Кимр до Сицилии — поездок с женой, между привычными вещными координатами семейного быта, когда «галстуки ему выбирала и повязывала, разумеется, Тоня», и досадным для него равнодушием к домашнему миру со стороны «малолетней Светки, носившей исключительно джинсы да майки».
Финал «Грибного царя», как и повести «ЧП районного масштаба», романов «Замыслил я побег.», «Любовь в эпоху перемен», поставляет героя на порог расставания с жизнью и овеян мистическим чувством. Блуждания по лесу, встреча с Грибным царем отчасти возвращают дыхание детства и в то же время знаменуют прозябание его не только в семейном, но и в онтологическом смысле «захолостяковавшего» «я» на перепутье воспоминаний, проектов будущего и неосуществившихся жизненных альтернатив.
Итак, «мысль семейная» оказала существенное влияние на психологическую реальность и структурные закономерности романов Ю. Полякова и выразилась в их персонажном мире, через ассоциации между различными судьбами, историей и современностью, посредством скрупулезной речевой, жестовой и предметной
детализации повседневности. Переживание расцвета и оскудения семейных отношений художественно осмысляется в соотнесении с «эпохой перемен» в частном и общественном бытии и приводит персонажей к самозабвенному поиску альтернативных сценариев личной жизни, стихийному мифотворчеству, неприкаянным странствиям в лабиринтах пространства и времени.
Список литературы
1. Поляков Ю.М. Собр. соч. URL: http://www.e-reading.club/bookbyauthor. php?author=12494 (accessed: 18.03.2019).
2. Бондаренко В. Одинокий и строптивый. URL: http://www.yuripolyakov. ru/about/literary/odinokiy-i-stroptivyy / (accessed: 18.03.2019).
3. Голубков М.М. К вопросу об онтологической пустоте: роман Юрия Полякова «Грибной царь» как роман о современности // Испытание реализмом. Материалы научно-теоретической конференции «Творчество Юрия Полякова: традиция и новаторство» (к 60-летию писателя). М., 2015. С. 69-76.
4. Замшев М. О романе Ю. Полякова «Замыслил я побег.» URL: http://www. yuripolyakov.ru/about/literary/variant-otveta/ (accessed: 18.03.2019).
5. Ничипоров И.Б. Повседневность как предмет духовно-нравственного осмысления в «московских» повестях Ю. Трифонова // Память как механизм культуры в русском литературном процессе (памяти Риммы Михайловны Лазарчук): Материалы Всероссийской научной конференции с международным участием (12-14 марта 2014 г., Череповец) / Отв. ред. Н.В. Володина, Е.В. Грудева, Е.Е. Соловьева. Череповец. С. 91-97. URL: http://istina.msu.ru/publications/article/7646818/) (accessed: 18.03.2019).
Ilya Nichiporov
FAMILY IN THE ERA OF CHANGE: NOVELS BY YURI POLYAKOV AT THE TURN OF THE 21st CENTURY ('I Devised an Escape.', 'The King of Mushrooms')
Lomonosov Moscow State University 1 Leninskie Gory, Moscow, 119991
This article focuses on the work of the modern writer Yury Polyakov (b. 1954). Special emphasis is laid on a single characteristic of his prose in the 1980's — 2010's, artistic reflection of historical and contemporary reality through the lives of the characters, which can be seen as typological continuity with respect to the experience of Trifonov. The most vividly "family thought" is embodied by
Polyakov in the novels 'I devised an escape.', 'The king of mushrooms', 'Love in the era of change'. This study addresses the first two works. The paper scrutinizes the character's world — marital and generational, analyzing artistic ways of understanding family. Family ties form a powerful field of attraction in Polyakov's novels, in the orbit of which, sometimes in a tragicomic reflection, milestones social and political history, specifically the pivotal events of 1991—1993. The plot forming and semantic center of the novel structure is the conscious or spontaneous "loss" of the characters from linear time, their wandering along the roads of the past, their design of utopian models of the future. The experience of the heyday and impoverishment of family relations is artistically conceptualized in relation to the "era of change" in private and public life and leads the characters to a selfless search for alternative scenarios of personal life and spontaneous myth-making.
Key words: Yuri Polyakov; modern novel; family theme; artistic space and time; history and modernity.
About the author: Iliya Nichiporov — Prof. Dr., Department of the History of Modern Russian Literature and Contemporary Literary Process, Faculty of Philology, Lomonosov Moscow State University (e-mail: [email protected]).
References
1. Polyakov Yu.M. Sobraniesochinenij. URL: http://www.e-reading.club/book-byauthor.php?author=12494
2. Bondarenko V. Odinokj i stroptivyj. URL: http://www.yuripolyakov. ru/about/literary/odinokiy-i-stroptivyy/
3. Golubkov M.M. K voprosu ob ontologicheskoj pustote: roman Yuriya Polya-kova "Gribnoj car'" kak roman o sovremennosti. In: Ispytanie realizmom. Materialy nauchno-teoreticheskoj konferencii "Tvorchestvo Yuriya Polyakova: tradiciya i novatorstvo" (k 60-letiyu pisatelya). M., U Nikitskih vorot, 2015, pp. 69-76.
4. Zamshev M. Oromane Yu.Polyakova "Zamyslil ya pobeg."URL: http://www. yurip olyakov. ru/ab out/literary/variant-otveta/
5. Nichiporov I.B. Povsednevnost' kak predmet duhovno-nravstvennogo os-mysleniya v "moskovskih" povestyah Yu. Trifonova. In: Pamyat' kak me-khanizm kul'tury v russkom literaturnom processe (pamyati Rimmy Mihajlovny Lazarchuk): Materialy Vserossijskoj nauchnoj konferencii s mezhdunarodnym uchastiem (12—14 marta 2014 g., Cherepovec) / Otv. red. N.V. Volodina, E.V. Grudeva, E.E. Solov'eva. Cherepovec, Cherepoveckij gos. un-t, 2014. S. 91-97. URL: http://istina.msu.ru/publications/article/7646818/).
