СЕМЬЯ И ШКОЛА В РУССКОМ И ЯПОНСКОМ ЯЗЫКОВОМ СОЗНАНИИ
I А.Д. Палкин
Аннотация. На основе эмпирических данных рассматривается взаимосвязь образов семьи и школы в языковом сознании русских и японцев, причем языковое сознание русских представлено на двух временных срезах (постперестроечный период и начало XXI века). Указанная взаимосвязь, как становится очевидно, зависит от культурно-исторических особенностей общественного развития. Анализ материалов серии ассоциативных экспериментов показывает, что единство семьи и школы как воспитательных институтов осознавалось в России начала 1990-х гг., но в представлении современных русских и современных японцев семья и школа выступают как независимые друг от друга образования.
Ключевые слова: семья, школа, Россия, Япония, ассоциативное поле.
Summary. In this article I examine the interdependence of the images of family and school in language consciousness of Russians and the Japanese on the basis of empirical data. Two time periods are taken to analyse Russians' language consciousness (early 1990s and the beginning of the 21st century). It is obvious that the interdependence in question is up to cultural and historical peculiarities of social development. A series of association experiments shows that the unity of family and school as education entities was strong in Russia of early 1990s, but modern Russians and modern Japanese do not consider this unity as significant.
Keywords: family, school, interdependence, Russia, Japan, association field.
Развитие личности ребенка проте- мьи. Семья — древнейший тип соци-
кает под влиянием двух основных альной организации. Он присутствует
факторов — биологического и соци- у многих видов животных. Вполне ес-
ального. Биологический фактор задан тественно, что и в человеческом об-
изначально, предопределен самой ществе семья играет важнейшую роль
природой. Родившийся ребенок име- в процессе воспитания подрастающе-
ет генетически обусловленные пред- го поколения. Образно выражаясь, се-
посылки для формирования высших мья представляет собой мостик между
психических функций, его речевой индивидуальностью ребенка и норма-
аппарат приспособлен для овладения ми общественной жизни. С одной сто-
речевыми навыками. Умственное и роны, ребенок выстраивает личност-
физическое становление ребенка про- ные поведенческие эталоны в зависи-
текает по хорошо изученным стадиям мости от норм поведения, принятых в
под влиянием его ближайшего окру- семье, с другой — через семью как но-
жения. Как правило, ближайшее окру- сительницу общественных норм ре-
жение ребенку создают члены его се- бенку транслируются основные зна-
139
ния, необходимые для социализации в обществе.
В семье происходит первичная социализация ребенка. За вторичную социализацию ответственны социальные институты, прежде всего детский сад и школа. Если рассматривать влияние семьи и школы на развитие личности ребенка по шкале «индивидуальное — социальное», то семья в большей степени берет на себя воспитание в индивидуальном плане, а школа — в социальном. Однако ввиду неразрывности индивидуального и социального в жизни современного человека следует констатировать присутствие обоих планов в процессе как внешкольного, так и школьного воспитания.
В данной статье мы обсудим то, как взаимосвязь семьи и школы воспринимается в разных культурах. Для этого, отталкиваясь от данных ассоциативных экспериментов, рассмотрим ассоциативное поле «семья» в русском и японском языковом сознании, причем русское языковое сознание — и это особенно важно — мы исследуем на двух временных этапах — постперестроечном и современном.
Итак, сопоставлению подлежат материалы трех выборок — двух русских, между которыми лежит временной отрезок примерно в 15 лет, и японской, полученной в самом начале XXI века. Здесь и далее, говоря о русских выборках, мы имеем в виду выборки, состоящие из русскоговорящих респондентов.
Первая русская выборка содержит ассоциации носителей русского языка, как они представлены в первом томе («От стимула к реакции») двухтомника «Русский ассоциативный словарь» (далее РАС) [1]. Данные для этого издания собирались в период с 1988
по 1997 г. преимущественно среди студентов различных вузов в возрасте 17—25 лет. Они отражают взгляды русских респондентов перестроечного и постперестроечного времени. Вторая русская выборка включает в себя реакции русских респондентов 2006 г., т.е., условно говоря, начала XXI века. Ассоциативный эксперимент проводился в Москве и Московской области в различных вузах. Общий корпус анкет составил 140 штук, при этом 70 из них были заполнены мужчинами и 70 — женщинами. Наконец, для анализа ассоциаций носителей японского языка использовались данные, полученные в ходе ассоциативного эксперимента, проведенного автором в Осакском университете (Япония) в 2001—2002 гг. Общая база данных, в которую вошли ответы только этнических японцев, составила 140 анкет при равном количестве мужчин и женщин, заполнявших анкеты (по 70 человек).
Теперь перейдем к содержанию сравниваемых русского и японского стимулов. У русского слова «семья» три значения: «группа живущих вместе близких родственников»; «объединение людей, сплоченных общими интересами»; «группа животных, птиц, состоящая из самца, самки и детенышей, а также обособленная группа некоторых животных, растений или грибов одного вида». Как несложно предположить, именно первое значение пользовалось всеобщей популярностью в ассоциативных реакциях русских респондентов, так как два других в повседневном узусе мало актуальны. Японский эквивалент каъокп, выбранный нами в качестве стимула, полностью передает первое значение русского слова-стимула. У данной японской лексемы существует и второе, архаичное значение, восходящее
к средневековым временам, когда японцы жили малыми общинами, и в одном доме (домов могло быть и несколько) селились не только кровные родственники, но и люди, так или иначе подчиненные главе семьи. Такое сложное образование также называлось семьей, несмотря на отсутствие родственных связей между некоторыми ее членами. Это значение, однако, является устаревшим, поэтому оно не оказало существенного влияния на ассоциативное поле стимула каъоки.
Анализ ассоциативных полей трех выборок привел к любопытным результатам. Мы не будем подробно обсуждать все полученные реакции, а обратим пристальное внимание на то, как во всех трех выборках представлена взаимосвязь семьи и школы.
Для русских респондентов начала 1990-х гг. характерны ответы, отражающие образ мышления того бурного времени. Это, с одной стороны, относительно нейтральная реакция «моя» (4,5%), которая не позволяет нам сделать каких-либо далеко идущих выводов (по сути, это отказ от размышления над предложенным образом). Культурный шок, испытанный русскими в результате вынужденного обращения к западным ценностям, во многом чуждым русской культуре, привел многих к неготовности серьезно размышлять над значимыми образами сознания. Схожее мнение высказывает И.В. Кондаков: «Все оценки и интерпретации поменялись, перепутались, сдвинулись с привычных традиционных мест. Всеобщая переоценка ценностей коснулась не только социальных и политических сторон жизни, но и нравственности, художественной культуры, в том числе и недавнего, и более отдаленного творчества»
[2, 311]. Отметим, что и во второй русской, и в японской выборках реакция «моя» единична. С другой стороны, в выборке РАС прослеживается осознание испытуемыми важности общественной — прежде всего государственной — роли в поддержке семьи. В советское время такая поддержка была очевидна, и граждане с полным основанием на нее рассчитывали. Что касается жизни отдельно взятой семьи, то основное бремя забот — воспитание детей — было принято перекладывать на государственные детские сады и школы, недостатка в которых не было. Более того, в школах функционировали группы продленного дня и всевозможные кружки, что позволяло заполнить детский досуг с утра до вечера, то есть до того времени, когда родители возвращаются с работы. Отсюда реакции «и школа» (3,5%), «школа» (2,5%). Во второй русской выборке встречается единичная реакция «школа» (0,5%). Итак, русская семья XXI века полагается преимущественно на собственные силы, не особенно рассчитывая на поддержку извне. То же можно сказать и об укладе современной японской семьи.
Японские респонденты о школе и вовсе не вспоминают. Образно говоря, японская семья более независима от школы, чем русская. В русских выборках имеется явное указание на неразрывную связь общества и семьи («ячейка общества»). Между тем в реакциях японцев преобладают указания на внутрисемейные ценности. Обращают на себя реакции ото{уап и (по 3%). Лексему отогуап сложно перевести на русский язык однозначно. Не будет ошибкой перевод «отзывчивость», но ото1уап подразумевает также заботу о близких людях. Образ ото1уап, следовательно, является важ-
ным компонентом японских семейных ценностей. Реакция ка1вг является синонимом стимула катвки. Кроме того, японцы рассчитывают на поддержку в нужную минуту со стороны родственников. В связи с этим среди высокоранговых реакций появляются клтипа (6,5%) и с1аптап (3,5%). Первую можно перевести как «духовная связь»; вторая происходит от устойчивого выражения гкка Сапгап-пв 1апв&Ыт1 (примерный перевод — «радости домашнего очага»), поэтому существительное Сапгап передает ощущение домашнего комфорта и уюта, возможное именно благодаря общению с близкими людьми. Интересно, что во второй русской выборке среди повторяющихся реакций присутствуют только три, ни разу не упомянутые в первой; из них реакции «уют» (2%) и «опора» (1,5%) напрямую перекликаются с семантемой Сапгап.
Необходимость совместных усилий семьи и школы в важном деле воспитания детей четко осознается, таким образом, только респондентами начала 1990-х гг. В рамках советской |42 системы образования пропагандировалась преемственность семейного и школьного воспитания. Соответственно представление о том, что школа призвана стать надежным подспорьем для семьи, прочно укрепилось в сознании советских граждан и, как мы видим, далеко не сразу потеряло актуальность. По какой причине через 15 лет после развала СССР о связи семьи и школы русские стали вспоминать гораздо реже (0,5% во второй русской выборке против 6% — в первой)? Школа в последнее время потеряла многие воспитательные функции, оставив за собой преимущественно образовательные. В советской школе всячески поощрялось совмест-
ное обсуждение родителями и учителями вопросов воспитания. В современной российской школе ситуация несколько иная. Группы продленного дня ушли в прошлое. Кружки и факультативные занятия организуются далеко не во всех школах, а контакт между учителями и родителями носит, скорее, формальный характер. Как ни странно, в условиях непрекращающихся реформ образовательной системы, когда на территории всей страны организованно вводятся новые предметы, зарекомендовавший себя с наихудшей стороны единый государственный экзамен, новые условия приема абитуриентов в вузы, воспитательная работа в школах фактически пущена на самотек. Взращивание в детях разумного, доброго, вечного или отсутствие оного зависит по большей части от энтузиазма работников образовательных учреждений или отсутствия этого энтузиазма. Сложившаяся ситуация — отражение идеологической политики, установившейся в России. В советское время большинство людей были объединены общими идеалами (другой вопрос, что эти идеалы были во многом иллюзорными), которые задавали определенный вектор развития. В современной России на вопрос, к чему стремиться, даются самые разные ответы. Нет и единых воспитательных концепций, которые могли бы способствовать повышению нравственности подрастающего поколения. Мы не имеем своей целью идеализацию советской школы: в ней также было много недоработок и формализаторс-тва. Однако данные ассоциативных экспериментов свидетельствуют о том, что современная русская семья уже не рассчитывает на школу как на воспитательный институт. Школа вос-
принимается в отрыве от семьи. Такой подход совершенно не характерен для советского времени, причем, даже в первые годы после распада СССР русская семья по привычке возлагала большие надежды на помощь государства в воспитании детей. Результаты недавно проведенного ассоциативного эксперимента, между тем, неутешительны: от надежды осталось только слабое воспоминание.
Японцы также мыслят семью в отрыве от школы, хотя воспитательная роль японской школы велика. В образовательном плане японская школа отстает даже от стандартов современной российской школы, но огромен ее воспитательный потенциал: именно в школе японец становится настоящим японцем, так как с детьми проводится активная внеклассная работа (вплоть до обязательных поездок школьных групп в другие регионы страны). По замечанию В.А. Пронни-кова и И.Д. Ладанова, «японская школа культивирует национальный дух японцев, формирует у своих воспитанников соответствующие нормы морали, закладывает и развивает у них черты национального характера. В японской школе, особенно в начальной, всегда воспитывались уважение к родителям и старшим, вера в друзей» [3, 313]. Несмотря на это связь семьи и школы в реакциях японцев не прослеживается. Думается, дело здесь в том, что в школе дети включаются в совершенно иные иерархические отношения, чем в семье. Так как эти отношения для японцев чрезвычайно важны, семья и школа мыслятся независимо друг от друга, хотя во многом выполняют одну и ту же воспитательную функцию. Русские дети, попадая в школу, также вступают в иные отношения руководства — подчинения, по-
этому школа становится для ребенка настоящей школой жизни как в Японии, так и в России. По какой же причине о связи семьи и школы настойчиво заявляют только русские респонденты постперестроечного периода? Мы полагаем, что таким образом нашла отражение степень вмешательства государства в жизнь семьи. В советское и постперестроечное время различные российские образовательные институты принимали активное участие не только в воспитании каждого гражданина в отдельности, но и имели различные рычаги влияния на семейный уклад и даже на отношения в семье. Последнее, кстати, верно не только для образовательных учреждений, но и для ряда случаев воспитания уже взрослых граждан по партийной линии. В Советском Союзе, таким образом, прослеживались зачатки популярной в настоящее время концепции непрерывного образования, хотя таковая тогда и не постулировалась. Японская семья, равно как и современная русская семья, предоставлена сама себе в том плане, что решение о степени вовлеченности детей в образовательный процесс принимается преимущественно в рамках семьи. Вполне естественно поэтому, что семья рассматривается как институт, отдельный от школы.
Обратимся к отмеченной русскими респондентами реакции «ячейка общества», которая восходит к лозунгу «семья — ячейка общества». Его отсутствие в японском ассоциативном поле вполне естественно: означенный лозунг японцам просто не известен. Для русской же культуры он оказывается крайне актуальным. Хотя, по сути своей, рассматриваемый лозунг отсылает к коммунистической идеологии советского прошлого страны, даже
русские начала XXI века, для которых идеалы коммунизма — в значительной степени пережиток, неоднократно упоминают реакции «ячейка» и «ячейка общества». Из этого следует, что для русских крайне важна государственная поддержка семьи: семья мыслится как неотъемлемая часть общества. Такой подход обусловлен следующей важной чертой традиционного русского менталитета: представители русской культуры не раз демонстрировали готовность пострадать во имя будущих поколений, готовность к самопожертвованию и взаимовыручке, поскольку осознавали себя не самодостаточным целым, а частицей народа (такое же отношение к социуму отличает и современных японцев). Эти качества были широко распространены в дореволюционной России, но два сильнейших удара по культурным ценностям, нанесенным русскому народу в 1917 г. и 1991 г., привели к ослаблению подобных умонастроений. Тем не менее наши данные показывают, что русские по-прежнему воспринимают себя как неотъемлемую часть семьи, а семью — как неотъемлемую часть общества. Другое дело, что в начале 1990-х гг. школа по привычке воспринималась как союзник семьи, а в начале XXI века в связи с изменением социальной политики государства союз семьи и школы перестал восприниматься как значимый.
Перейдем к выводам. Как в русской, так и в японской культуре школьное образование играет важную роль с точки зрения формирования личности ребенка как будущего полноправного члена общества. При этом для японской культуры, несмотря на свойственный ей коллективизм, взаимосвязь семьи и школы мало значима по той причине, что иерархи-
!ЕК
ческие отношения, установленные в семье, с одной стороны, и в школе, с другой стороны, кардинальным образом отличаются. В рамках русской культуры четко осознается связь семьи и общества, что обусловлено традиционным укладом жизни русской семьи. Однако если в начале 1990-х гг. русские еще выражали надежду на помощь школы в воспитании детей, то в начале XXI века эта надежда практически исчезла. Связано такое изменение приоритетов с различием социально-экономической политики, проводимой в Советском Союзе и в современной России. В начале 1990-х гг. поддержка семьи школой была уже далеко не такой, как, например, в середине 1980-х, однако русские хорошо помнили о необходимости совместных усилий этих двух общественных институтов в воспитании детей, что и нашло отражение в ассоциативном поле «семья» в выборке РАС. В начале XXI века новые реалии стали диктовать новые приоритеты. Как результат — разрыв образов семьи и школы в ассоциативном мышлении русских, что способствовало некоторому сближению отношения русских и японцев к семье: и японцы, и русские начала XXI века не рассматривают школу как значимый элемент ассоциативного поля «семья».
ЛИТЕРАТУРА
1. Русский ассоциативный словарь: В 2 т. — Т. 1. От стимула к реакции / Под ред. Ю.Н. Караулова, Г.А. Черкасовой, Н.В. Уфимцевой, Ю.А. Сорокина, Е.Ф. Тарасова. — М., 2002.
2. Кондаков И.В. Культура России: краткий очерк истории и теории. — М., 2007.
3. Пронников В А., Ладанов И.Д. Японцы (этнопсихологические очерки). — М., 1996. ■