CC BY
410
I. КОНЦЕПТЫ И ИХ РЕПРЕЗЕНТАЦИЯ В ЯЗЫКЕ
УДК 81.11
В. И. Карасик
СЕМИОТИЧЕСКИЕ ТИПЫ КОНЦЕПТОВ
В статье рассматривается семиотическая модель концепта (кванта переживаемого знания) в виде последовательного усложнения кодируемой информации в понятийном, образном и ценностном измерениях. Сравниваются простые, осложненные и сложные ментальные образования.
Ключевые слова: концепт, знак, семиотика, понятие, образ, ценность.
Лингвоконцептология - теория о квантах переживаемого знания, фиксируемого в языке -переживает в настоящее время кризис роста.
С одной стороны, разработаны аксиоматика, методология и система понятий, используемых в этой теории [Болдырев 2001; Демьянков 2001; Кубрякова 2004; Ляпин 1997; Слышкин 2004; Степанов 1997; Стернин 2001]. В рамках лингвоконцептологии активно развиваются лин-гвокогнитивное и лингвокультурологическое направления этой области антропологической лингвистики: выполнено множество исследований отдельных концептов в индивидуальном и коллективном языковом сознании, описана специфика осмысления концептов в определенных типах дискурса и речевых жанрах, в картинах мира представителей разных групп социума, предложены классификации концептов, показана динамика развития концептов в диахронии [Антология концептов 2005-2011; Вежбицкая, 1999; Воркачев 2001, 2007; Карасик 2004, 2009; Красавский 2008; Красных 2003; Пименова 2004; Шмелев 2002].
С другой стороны, проявились некоторые уязвимые места этой теории, к ним можно отнести субъективизм в оценке значимости тех или иных признаков для определенной лингвокульту-ры, трафаретность полученных выводов и отсутствие новых направлений в рамках данной области знания. Разумеется, такие затруднения в развитии концепции являются закономерным этапом становления научной парадигмы. Лингвоконцеп-тология возникла как развитие структурной и функциональной семантики, обогащенной достижениями смежных областей гуманитарного знания, и, выйдя за границы структурализма, неиз-
бежно утратила четкость и простоту используемых моделей. Понятно, что став модной теорией, лингвоконцептология привлекла в свои ряды большую группу людей, которые использовали новую терминологию для описания традиционных структурно-семантических отношений в языке. Вместе с тем осознание кризиса дает возможность исследователям пересмотреть аксиоматику данной области знания и поставить вопросы, решение которых может наметить перспективы ее развития.
Как принято считать, аксиоматика лингво-концептологии состоит в признании концепта ментальным образованием, имеющим множественные не сводимые друг к другу измерения, отражающим интерпретируемый мир и находящимся в системных динамических связях с однопо-рядковыми и разнопорядковыми знаковыми образованиями. К числу базовых научных презумпций лингвоконцептологии относятся также положения о несводимости концепта к его имени или к значению слова, о возможности существования концептов, не имеющих универбального обозначения, о транслируемости концептов в другие лин-гвокультуры и другие области функционирования в рамках той же лингвокультуры. Принципиально важным является тезис о противопоставлении концепта как феномена культуры и как феномена индивидуального сознания, externalized and internalized concepts [Jackendoff 1999]. В лингвистическом плане здесь устанавливается дистинкция между значением и смыслом. Представители структурной семантики рассматривают только значения в языковой системе, для психолингвистов на первый план выступают проблемы орга-
низации смыслов в сознании носителей языка, лингвокультурологи стремятся синтезировать внешнее и внутреннее понимание концепта, говоря о взаимообусловленности этих ипостасей ментального образования.
В данной работе обсуждаются вопросы, затрагивающие знаковую сущность концепта. Концепт представляет собой ментальное образование, в составе которого выделяются понятийное, образное и ценностное измерения [Карасик 2004]. Это не значит, что число измерений ограничено тремя названными: В.В. Колесов убедительно доказывает тезис о правомерности символического измерения концепта [Колесов 2004]. Трехмерная модель концепта обусловлена осознанием принципов языкового освоения мира - выделение актуального и поэтому переживаемого фрагмента опыта (ценностное измерение), запоминание этого опыта в виде сенсорного представления (образное измерение) и объяснение осознанного представления (понятийное измерение). Объяснение может носить вербальный либо невербальный, но принципиально знаковый характер. Отметим зеркальную последовательность концептуализации мира и описания этой концептуализации: исходным моментом для концептуализации является переживание значимости кванта опыта, а объяснение этого опыта представляет собой финальный этап языкового освоения мира, в то время как описание концепта начинается с фиксации языковой оболочки этого концепта, осмысления его признаков и завершается пониманием ценностей, которые обусловили выделение именно этого фрагмента мира.
Средневековые схоласты проводили четкое различие между модусами смысла на разных этапах его проявления: Августин противопоставляет внутреннее и внешнее слово, имея в виду, что внутреннее слово существует в богатстве божественного смысла, а внешнее слово, т.е. слово для всех, представляет собой редуцированный вариант внутреннего слова, при этом внешнее слово может быть устным и письменным; устное внешнее слово является живым знаком, в котором просвечивают личностные и ситуативные характеристики общения, а письменное слово выступает как отражение этого живого знака, как его грубая форма, как вторичная редукция. Такая позиция объясняет значимость интуитивного постижения смысла как высшей формы осмысления сакрального знания и поэтому устанавливает соответствующую логику интерпретации таких текстов [Вдовина 2009]. С позиций лингвистики как
позитивной науки, дискурсивность, т. е. смысловое развертывание в его разных модусах, признается более полным постижением смысла по сравнению с первичным интуитивным отражением переживаемого опыта в сознании человека.
Определение знаковой сущности концепта зависит от широкого либо узкого понимания знака, т.е. знака по Ч. Пирсу и Ч. Моррису либо по Ф. де Соссюру. Широкое понимание знака включает неинтенциональные и интенциональные знаки, узкое понимание - только интенциональные. Критика широкого понимания знака изложена в программной статье М.В. Никитина, в теории которого концепты - дискретные содержательные сущности сознания - объединены связями троякого рода: импликационными, сравнительно-классификационными и семиотическими [Никитин 1997: 5]. Автор трактует знаки только как конвенциональные сущности с жесткими одно-однозначными корреляциями. В рамках структурной лингвистики узкое понимание знака обладает большой объяснительной мощностью, но в праг-малингвистике, герменевтике, лингвокультуроло-гии и лингвоконцептологии, в тех ситуациях, когда для понимания знака требуются знания о мире, предпочтительной оказывается модель, сориентированная на интерпретатора.
В знаковом плане измерения концепта могут быть уточнены следующим образом: выделяются первичные и вторичные знаки, а в рамках вторичных - простые, осложненные и сложные.
Первичным знаком применительно ко всем сторонам концепта является знак, которому свойственно естественное сопряжение означающего и означаемого (дым и огонь, рычание и зверь, улыбка и симпатия). Вторичные знаки отличаются условностью такого сопряжения. В понятийном плане простым условным знаком, объясняющим мысль, является указание, индексальный знак (дым - приближение врага; в повседневном разговоре обмен фразами, не содержащими подтекста). В образном плане простым условным знаком является представление о чем-либо, сохраняющее или якобы сохраняющее признаки объекта, имитационный знак. Так обычно дети передают содержание мультфильмов (Он ему дзынь, а тот - чвак, а этот - блямс и свалился). Такова образная дескрипция действия на самом примитивном уровне. В ценностном плане простым будет фоновый знак, примерами которого являются молчание во время естественных пауз в диалоге или безударно произносимые служебные слова.
Осложненные условные знаки характеризуются специфическим изменением своего содержания по сравнению с простыми знаками. В понятийном плане осложненным является знак, который включает не только указание на обозначаемый объект, но и программу раскодирования смысла. Это своеобразные знаки знаков, приме -ром таких ментальных образований являются деривационные образования, или эпидигматиче-ские знаки (по Д.Н. Шмелеву). Различным видам эпидигматических знаков посвящено множество исследований в области дериватологии и народной этимологии. Вполне оправданным является выделение особого направления содержательной лингвистики - мотивологии [Блинова 2007].
По наблюдениям О.И. Блиновой, в русском языке мотивированные слова типа «незабудка» составляют более 80 % лексических единиц. Внутренняя форма слова представляет собой вектор развертывания смысла. Так, украинское слово «перемога» (победа) показывает нам напряжение соперников, одному из которых удалось добиться успеха, пересилив другого. В качестве имени концепта могут выступать как слова, так и словосочетания. В английском языке есть способ образования сложных прилагательных по модели N + A (user friendly - ориентированный на пользователя, trigger happy - стреляющий по поводу и без повода). Эти знаки содержат внутренний алгоритм своей интерпретации. Подобные по своей смысловой организации знаки встречаются в немецком языке: «salonfähig» (приличный, светский, букв. «способный вести себя должным образом в салоне»). Семантика слова содержит программу смыслового развертывания этого слова. Так, глагольное значение представляет собой «коммуникативно направленную интерпретацию называемой потенциальной ситуации через ограниченное число процессуальных, субстанциональных и адвербиальных сем» [Сентенберг 1984: 87].
Если интерпретировать эпидигматический знак расширительно, то сюда относятся стилистические указатели на стилистический регистр используемого знака (этот знак может быть высоким или сниженным, нейтральным или нагруженным дополнительными смыслами, требующими интерпретации). Следует отметить, впрочем, что алгоритм развертывания смысла в эпидигматиче-ском знаке в ряде случаев допускает неоднозначное прочтение, так «бессребреник» - это бескорыстный, а не бедный человек.
Осложненный знак в образном плане - это образ с рекомбинацией признаков объекта. Такая
рекомбинация предполагает знание исходного или исходных образов. Здесь также имеет место удвоение знака, но в ином измерении. В качестве способа смыслового уплотнения выступает не алгоритм построения и интерпретации знака, а креативность, неожиданность сопоставления объектов. Образное осложнение есть троп. Например, в американском английском зафиксирована авторская метафора «a fashion roadkill» (манекенщица, которая упала на помосте во время демонстрации одежды, букв. «мода + сбитое автомобилем на дороге животное»). В переносном смысле это выражение обозначает человека, который допустил роковой для своей карьеры промах. Тропеические знаки представляют собой перенос образа на новую сферу обозначения. Перед нами особый тип кодирования информации, такое кодирование в меньшей мере востребовано в обиходной коммуникативной практике, в условиях обмена рутинными фразами, но активно используется в тех случаях, когда нужно выразить нечто новое и привлечь внимание адресата. Таковы условия игры в художественном и массово-информационном типах дискурса. Показательны заголовки в новостных агентствах. Например, на сайте портала lenta.ru появилась заметка под названием «По оранжевым следам» с подзаголовком «Команде Виктора Януковича предрекают раскол». В этой заметке идет речь о кадровых перестановках в высшем эшелоне власти Украины. Выражение «оранжевые следы» представляет собой игровую аллюзию к «оранжевой революции» -такое наименование получил новый тип смены власти на постсоветском пространстве, состоящий в том, что в результате массовых протестных выступлений руководители страны вынуждены уйти и передать высший пост демократически избранному лидеру. Обратим внимание на значимость эмблематики в этом событии: сторонники демократических преобразований прикалывали к одежде оранжевую ленточку, этот яркий знак сразу же давал возможность определить в толпе своих. Впоследствии, как известно, в команде победившего президента возник конфликт, в результате которого через некоторое время политическая ситуация в стране осложнилась и привела к смене лидера. В приведенном заголовке сталкиваются два образа: в первом смысле речь идет о зрительно воспринимаемом знаке, возникают ассоциации с охотником, идущим по следу зверя; второй смысл актуализирует знания о развитии событий в политической жизни Украины и читатель вправе сделать вывод о том, что «оранжевый след» -
это некий паттерн, по которому происходит смена власти в стране из-за неизбежных конфликтов в руководстве.
Осложненный знак в ценностном плане -это двойственная, амбивалентная, неопределенная, ситуативно колеблющаяся оценка. Мы понимаем, что оценка наличествует, но оценочный знак меняется в зависимости от контекста и ситуации. Это специфическая энантиосемия, сосуществование положительной и отрицательной оценки в одном и том же концепте. Примером такого положения дел является концепт ПРОСТОТА. Если речь идет о чем-либо простом, не требующем особой подготовки, то оценка может быть скорее отрицательной, чем положительной (простая задача), если же актуализируется идея незамысловатости, отсутствия вычурности, бесхитростности, то оценка бывает скорее положительной, чем отрицательной (простые народные песни). Оценка выносится опосредованно: важно то, чему противопоставлен простой объект. Нечто легкое для выполнения оценивается положительно, поскольку не требует больших усилий (субъективная утилитарная оценка), и в то же время отрицательно, поскольку затраченный труд представляет собой ценность (объективная утилитарная оценка). Это касается как физических, так и интеллектуальных усилий. Применительно к социально-культурной идентификации двойственность оценки связана с двумя позициями тех, кто квалифицирует кого-либо в плане простоты либо особенностей в поведении. Нижестоящие положительно оценивают себя, с некоторой завистью относятся к тем, кто занимает более высокое место на социальной лестнице, и осуждают тех, кто ведет себя претенциозно (субъективная моральная оценка). Вышестоящие положительно оценивают себя и отказывают нижестоящим в общей и интеллектуальной состоятельности (субъективная утилитарная оценка) [Карасик 2004]. Оценочная двойственность свойственна многим междометиям и их эквивалентам, она составляет суть иронии и шутливого переворачивания оценочных координат действительности. Такова природа осложненного оценочного амбивалентного знака.
Сложные знаки фиксируют наиболее значимые кванты актуального знания. В понятийном плане сложным является знак, представляющий собой формулу, т.е. концентрат содержания, организованного по определенной схеме. Сущность формульного знака состоит в определении смысла, в обозначении пределов того или иного фрагмента картины мира. Такие знаки использу-
ются не для индикации очевидного, а для рационально-дискурсивного осмысления того, что выходит за рамки сенсорно воспринимаемой информации. Именно такой опыт требует согласования: «понятия - то, о чем люди договариваются, их люди конструируют для того, чтобы «иметь общий язык» при обсуждении проблем; концепты же существуют сами по себе, их люди реконструируют с той или иной степенью (неуверенности» [Демьянков 2001: 45]. Развитие понятия представляет собой уточнение его содержания, движение от обиходного осмысления предмета к построению научной теории его объяснения. Если в обиходе понятие представляет собой содержательный минимум сенсорно воспринимаемых признаков, достаточных для обозначения концепта (звезда - яркая точка на небе), то в научном осмыслении фигурируют не сенсорно воспринимаемые, а систематизированные признаки, при этом количество этих признаков увеличивается, а их соотношение упорядочивается. В Большой Советской Энциклопедии информация о звездах излагается на нескольких страницах под рубриками «Звездная астрономия», «Звездная величина», «Звездная динамика» и др., а звезды определяются как «самосветящиеся небесные тела, состоящие из раскаленных газов, по своей природе сходные с Солнцем». В специальной литературе наблюдается дальнейшее уточнение информации в виде дефиниции с пояснением ее компонентов: звезды - «в обычном (стационарном) состоянии раскаленные газовые (плазменные) шарообразные небесные тела, находящиеся в гидродинамич. и тепловом равновесии. Гидродинамич. равновесие обеспечивается равенством сил тяготения и сил внутр. давления, действующих на каждый элемент массы З. Тепловое равновесие соответствует равенству энергии, выделяемой из недр З., и энергии, излучаемой с ее поверхности. З. (кроме ближайшей З. - Солнца) находятся на столь больших расстояниях от Земли, что даже в самые сильные телескопы видны как светящиеся точки разл. яркости и цвета. Осн. видимая хар-ка З. - ее блеск, к-рый определяется мощностью излучения (светимостью) З. и расстоянием до нее» (Физический энциклопедический словарь). Каждая из характеристик может разворачиваться и уточняться до бесконечности, поскольку познание бесконечно. Итак, в понятийном плане последовательное объяснение действительности - от индикации до формулы - определяет знаковую иерархию концептов.
С иных позиций определяется сложный знак, если в фокусе рассмотрения находится его
образное содержание. В качестве критерия изменения такого содержания выступает креативный потенциал знака. Существуют знаки, допускающие единственный вариант их интерпретации, и знаки, сориентированные на бесконечное развертывание образов. В последнем случае речь идет о художественных символах. Термин «символ» используется в разных смыслах в трудах философов, психологов, литературоведов и лингвистов. В данной работе символ трактуется вслед за С.С. Аверинцевым как «знак, наделенный всей органичностью и неисчерпаемой многозначностью образа» [Аверинцев 1983: 607]. Примером многомерного художественного символа являются известные «Пословицы ада» Уильяма Блейка:
The cut worm forgives the plow - Разрезанный червь прощает свою гибель плугу (перевод С. Маршака).
В этом тексте червь - это и жертвоприношение, и живой человек, и несбывшаяся любовь, и многое другое, причем, этот образ будет вызывать различные ассоциации у читателей и даже у одного и того же читателя в разное время. Соответственно, плуг - это и алтарь, и судьба, и мир и многое другое. Эти образы существуют в неразрывном единстве.
В отличие от принципиально неисчерпаемых символов выделяются знаки, допускающие несколько взаимосвязанных истолкований. Такие знаки используются в различных аллегориях. Некоторые аллегории приближаются по своей знаковой организации к символам. Таковы буддийские притчи:
Человек пересекал поле, на котором жил тигр. Он бежал со всех ног, тигр за ним. Подбежав к обрыву, он стал карабкаться по склону, уцепившись за корень дикой лозы, и повис на нем. Тигр фыркал на него сверху. Дрожа, человек смотрел вниз, где немного ниже другой тигр поджидал его, чтобы съесть. Только лоза удерживала его. Две мышки, одна белая, другая черная, понемногу стали подгрызать лозу. Человек увидел возле себя ароматную землянику. Уцепившись одной рукой за лозу, другой он стал рвать землянику. Какая же она была сладкая!
Перед нами описание жизни, грозящие нам опасности, внезапное спасение, которое не может длиться вечно, и земные радости, открывающиеся внезапно, даже на грани смерти. Аллегория содержит поучение, и этим она отличается от символа. Вместе с тем в образном плане символический знак представляет собой развитие знака тропеического. Символы имеют этнокультурную
специфику: в русском фольклоре влюбленные встречаются под белой березой, или зеленой грушей, или кудрявой яблоней, а расстаются под горькой осиной [Медриш 1980].
Наряду с неопределенной амбивалентной оценкой существуют знаки с фиксированным выражением оценочной квалификации - положительной либо отрицательной. Назначение выраженной оценки - эмфатическое выделение объекта. Оценочная эмфаза отличается тем, что в сознании носителей культуры при этом качественно изменяются понятийные и образные признаки объекта: понятийные характеристики явления, события или качества становятся неопределенными, а образные - размытыми. Так, например, демократия в сознании многих американцев тождественна фундаментальным ценностям - свободе, независимости, равенству, т. е. всему положительному. Аналогичным образом происходит гипертрофия оценочного содержания в осмыслении политических терминов с отрицательным знаком: знак превращается в ярлык для чужих. Существуют различные приемы оценочной эмфатизации знака, например, отсутствие обстоятельства места или дополнения при некоторых глаголах сразу же сигнализирует о вполне определенной семантике этих единиц («Сосед пьет, сын его сидит, а дочь гуляет»). Эмфатический знак отличается тем, что его оценочное содержание становится доминирующим в концепте. Этот тип смысловой динамики в содержании языковой единицы дигно-стически точно определен в формулировке А.С. Чикобавы: «Эмоция заслонила собою обозначаемое» [Чикобава 1967: 21]. Действительно, мало кто знает, что бранное слово «прохвост» восходит к немецкому Profoss («солдат, заведовавший очисткой нечистот», «смотритель за арестованными солдатами, приводивший в исполнение приговоры о телесном наказании»). Но в этом и других подобных случаях содержательная оценочная гипертрофия проявляется в такой фоносе-мантической или даже фонетически мотивацион-ной форме, которая усиливает оценку. Происходит резонанс формы и содержания слова. Сущность эмфатической трансформации знака состоит в разрастании его оценочного и свертывании понятийного и образного содержания. Такая трансформация в психологическом плане обусловлена эмоциональной индукцией, по В.И. Шаховскому: «одной из закономерностей эмотивного текста является аттракция эмотивов, за счет чего происходит взаимоинтенсифицирование их семантики и иррадиирование эмотивности на неко-
торые элементы высказывания» [Шаховский 2008: 215]. Распространенным следствием свертывания понятийного содержания знака - слова и высказывания - является идиоматизация этого знака: та или иная единица, если она становится эмфатическим знаком, воспринимается не в прямом, а специфически измененном смысле. Например, библейская фраза «око за око и зуб за зуб» в современном общении воспринимается как призыв к мести, хотя исходное значение этой фразы, выводимое непосредственно из содержания составляющих ее слов, представляет собой требование паритетности: возмездие не должно превышать нанесенного ущерба. Аналогичным образом было переосмыслено высказывание М. Горького «Если враг не сдается, его уничтожают». Эта фраза была воспринята как призыв к уничтожению врагов, хотя ее исходный смысл ясен: врага следует уничтожать только в том случае, если он не сдается.
Резюмирую.
Семиотическое осмысление концептов дает возможность схематически представить понятийное, образное и ценностное измерения кванта переживаемого знания в виде последовательного усложнения кодируемой информации. В понятийном плане такое усложнение представляет собой удвоение знаков - от индексального знака (указание) к эпидигматическому (указание + алгоритм развертывания смысла) и далее - к формульному (указание + алгоритм развертывания смысла + переформулирование с уточнением существенных признаков). Такое дискурсивное развертывание знания соответствует логике научного освоения мира. В образном плане усложнение кодируемой информации проявляется как движение от имитационного знака (изображение) к тропеи-ческому (изображение + переосмысление изображения) и далее - к символическому (изображение + переосмысление изображения + бесконечное появление ответных образов). Такой тип кодирования соответствует логике художественного освоения действительности. В ценностном плане семиотическое усложнение выражается как переход от фонового знака (потенциальное выдвижение) к амбивалентному (потенциальное выдвижение + ситуативная фиксация оценки) и далее - к эмфатическому (потенциальное выдвижение + ситуативная фиксация оценки + доминирование оценки в содержании знака). Такой тип кодирования соответствует логике практического освоения мира. Обиходное общение реализуется на уровне простых знаков, которые часто подвергаются эм-
фатизации. Научный и художественный типы дискурса менее распространены по сравнению с обиходным общением, но именно эти типы коммуникации в максимальной степени продвигают вперед культуру и характеризуются семиотическим многообразием.
Список литературы
Аверинцев С.С. Символ // Философский энциклопедический словарь. М.: Сов. энцикл., 1983. С. 607-608.
Антология концептов / под ред. В. И. Кара-сика, И.А. Стернина. Т. 1-8. Волгоград: Парадигма, 2005-2011.
Блинова О.И. Мотивология и ее аспекты. 2 изд. Томск: Изд-во Том. ун-та, 2007.
Болдырев Н.Н. Когнитивная семантика: Курс лекций по английской филологии. Тамбов: Изд-во Тамб. гос. ун-та им. Г.Р. Державина, 2001.
Вдовина Г.В. Язык неочевидного. Учения о знаках в схоластике XVII в. М.: Ин-т философии, теологии и истории св. Фомы, 2009.
Вежбицкая А. Семантические универсалии и описание языков. М.: Языки русской культуры, 1999.
Воркачев С.Г. Лингвокультурология, языковая личность, концепт: становление антропоцентрической парадигмы в языкознании // Филологические науки. 2001. № 1. С. 64-72.
Воркачев С.Г. Наполнение концептосферы // Лингвокультурный концепт: типология и области бытования: моногр. Волгоград: Изд-во ВолГУ, 2007. С. 8-93.
Демьянков В.З. Понятие и концепт в художественной литературе и в научном языке // Вопр. филологии. 2001. № 1. С. 35-47.
Карасик В.И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. М.: Гнозис, 2004.
Карасик В.И. Языковые ключи. М.: Гнозис,
2009.
Колесов В.В. Язык и ментальность. СПб.: Петербургское востоковедение, 2004.
Красавский Н.А. Эмоциональные концепты в немецкой и русской лингвокультурах: моногр. М.: Гнозис, 2008.
Красных В.В. «Свой» среди «чужих»: миф или реальность? М.: Гнозис, 2003.
Кубрякова Е.С. Язык и знание: На пути получения знаний о языке: Части речи с когнитивной точки зрения. Роль языка в познании мира. М.: Языки славянской культуры, 2004.
Ляпин С.Х. Концептология: к становлению подхода // Концепты: науч. тр. Центроконцепта.
Вып. 1. Архангельск: Изд-во Помор. ун-та, 1997. С. 11-35.
Медриш Д.Н. Литература и фольклорная традиция. Вопросы поэтики. Саратов: Изд-во Са-рат. ун-та, 1980.
Никитин М.В. Предел семиотики // Вопр. языкознания. 1997. № 1. С. 3-14.
Пименова М.В. Душа и дух: особенности концептуализации. Кемерово: Графика, 2004.
Сентенберг И.В. Лексическая семантика английского глагола: учеб. пособ. к спецкурсу. М.: МГПИ им. В.И. Ленина, 1984.
Слышкин Г.Г. Лингвокультурные концепты и метаконцепты: моногр. Волгоград: Перемена, 2004.
Степанов Ю.С. Константы. Словарь русской культуры. Опыт исследования. М.: Языки русской культуры, 1997.
Стернин И.А. Методика исследования структуры концепта // Методологические проблемы когнитивной лингвистики. Воронеж: Изд-во Воронеж. ун-та, 2001. С. 58-65.
Чикобава А.С. К вопросу о взаимоотношении мышления и речи в связи с ролью коммуникативной функции // Язык и мышление. М.: Наука, 1967. С. 16-30.
Шаховский В.И. Лингвистическая теория эмоций: моногр. М.: Гнозис, 2008.
Шмелев А.Д. Русский язык и внеязыковая действительность. М.: Языки славянской культуры, 2002.
Jackendoff R. What is a Concept, That a Person May Grasp It? // Concepts: core readings / ed. by E. Margolis, S. Laurence. Cambridge, Mass.: The MIT Press, 1999. P. 305-333.
V.I. Karasik SEMIOTIC TYPES OF CONCEPTS
The article deals with the semiotic model of a concept (a quantum of emotionally marked knowledge) presented as consequent elaboration of the information encoded in its notional, iconic or evaluative dimension. Simple, complicated and complex semiotic modes of concepts are compared.
Key words: concept, sign, semiotic, notion, icon, value.
