CC BY
67
УДК 37(09С)1
Банникова Е.В.
Оренбургский государственный педагогический университет E-mail: [email protected]
СЕМЕЙНЫЕ УСТОИ УРАЛЬСКОГО ДОРЕФОРМЕННОГО КУПЕЧЕСТВА: ПОДХОДЫ К ВОСПИТАНИЮ И ОБРАЗОВАНИЮ
Опираясь на данные различных источников, автор приходит к выводу о том, что для купцов приоритетным направлением в воспитании являлось формирование патриархального мировоззрения. богобоязненности, трудолюбия и усердия в делах. Практическая форма образования в купеческих семьях продолжала оставаться господствующей. Важное место в интеллектуальной эволюции предпринимателей занимало самообразование. Указанные черты являлись признаками традиционализма купечества, что могло рассматриваться окружающими, как интеллектуальная отсталость и невежество.
Ключевые слова: Урал, предпринимательство, купечество, семейные традиции, воспитание, образование.
Российское купечество, по сути своей не являвшееся сословием в прямом смысле, то есть не передававшее свой статус по наследству без передачи и объявления соответствующего капитала, вынуждено было придавать семье, семейным связям максимально важное значение. Семейная самоидентификация, ощущение себя частью клана, фамилии, династии позволяло купцам сохранять определенную стабильность в ситуации серьезных изменений социально-экономических и социокультурных условий своего существования, связанных с общей модернизацией российской жизни. К тому же от того, насколько слаженно действовали члены купеческой фамилии в коммерческих делах, зависело благополучие не только их самих, но и будущих поколений. Эти обстоятельства позволили рассматривать семейную жизнь как вторую по силе воздействия после общественной жизни сферу повседневности, оказывающей влияние на формирование личностных характеристик купечества - его ментальности, быта и самоидентификации.
В условиях, когда к купечеству, в силу специфики его социального статуса и особенностей корпоративной морали отношение в обществе продолжало оставаться пристрастным, повышение уровня образования стало одной из возможностей приобретения общественного признания и одобрения. Грамотность позволяла купцам не только совершенствоваться в профессиональной сфере и повышать свое общественное положение, но и способствовала активизации общественной деятельности предпринимателей.
Основой домашнего воспитания в купеческих семьях была его религиозная составляющая.
В письме К.И. Клепикова детям прямо указывалось: «... Учите детей своих, чтоб они жили по заповедям Божьим, тогда Господь Бог ниспошлет им и вам благодать Свою: будете здоровы, благополучны и долголетни. Веруйте в Бога ... чтобы быть хорошим человеком, надо быть истинным христианином».[19; 8-9] Религиозно-нравственное воспитание имело целью внушить детям уважение к родителям, старшим, власть предержащим, что поощрялось общественной моралью и могло способствовать успеху предпринимательской деятельности. О моральных принципах, которые с детских лет прививались купеческим отпрыскам, писал в одном из своих стихотворений вятский купец Иван Иванович Громозов: «...как в жизни наслаждаться, // К друзьям учтивым быть, // И Богу покоряться, // Его всегда любить... // Любите добродетель, // Невинность, простоту, // Храните непорочность // И милу доброту. / / За делом находиться // И леность презирать, // Начавши, не лениться, // Стараться окон-чать».[14; 139] То есть главными задачами воспитания подрастающего поколения должны были стать формирование в будущем предпринимателе серьезного отношения к своему делу, трудолюбия и усердия. При этом необходимыми качествами также назывались богобоязнь, чистота нравов, добродетельность.
О серьезном отношении купцов к воспитательной составляющей внутрисемейного общения можно судить и по тому, как тщательно они подходили к различным формам культурного досуга. О них писали, что купец «не любит опер, потому что за музыкою не разбирает слов арий; « и что тут глядеть, - говорит он, - поют словно
не по русски, да при том и натуры тут не предвидится, поет, умирая в любви ответа просит, а все поет; така дичь и сумбурщина». Он также не любит балетов, потому что: «в них ахтеры словно немые и до многаго в их сентенциях не доберешься, да при том-съ, ведь и скандал велик; не годится для дочек глядеть, как ино-то выше головы ноги таращит, или как иная, словно оводом вертится и как бесенок ногами виляет, так что того и гляди посрамит себя окаянная и великую конфузию всем причинить может».[2; 25] А вятский купец Алексей Моралев, находясь в молодые годы с деловой поездкой Нижнем Новгороде, писал оттуда отцу: «Напившись у Ивана Кузьмича чаю, я пошел ко всенощной в Покровскую церковь, которая мне понравилась... [...] На следующий день я ходил с дядюшкой П.Е. на опустелую ярмарку и, несмотря на то, что она уже давно кончилась, и что нет в ней никого, мне в ней понравилось все, а в особенности Макарьевский собор; с ярмарки мы пошли к обедне в собор Нижегородский, который также понравился мне, кроме иконостаса, после обедни смотрели монумент Минину и Пожарскому... После обеда я ходил в девичий монастырь, вечером съездил с дядющкой в театр, который, не знаю почему, не совсем понравил-ся».[33] К сожалению, Алексей не написал в письме, что именно он смотрел с «дядюшкой» в театре, но бросается в глаза его явное пристрастие к традиционному времяпрепровождению на церковных службах и в храмах. Искренняя, глубокая религиозность действительно впитывалась купеческими детьми в родительском доме с малых лет.
Азы начального образования, как правило, купеческие дети получали в родительском доме, либо у грамотных соседей. Так, И.И. Громозов вначале «был воспитан в дому родителей, где слушал наставления от родителя, пекущегося при развитии помыслов моих вселить во младое сердце семя добродетели и укоренить беспорочное поведение» а потом, в 1804 г. «поступил в обучение русской церковной грамоте к мещанке Афимье Сивковой, которая, будучи злонравна, не имела приличествующих учительнице способностей От строгости ее все ученики претерпевали тиранские наказания, дрожа прочитывали данные им уроки», а за невыученные уроки терпели «немалые побои».[14; 168] В 1807 г. на два года Громозов был отдан в учение к
Петру Филатовичу Флитунову. На этом обучение Громозова закончилось. Широко была известна в Вятке и «грамотница Ермолаевна», у которой было много учеников. Специфический процесс обучения у нее был зафиксирован в воспоминаниях купца А.Е. Рязанцева: в летнее время Ермолаевна вела занятия, сажая в своем огороде лук, или полола грядки. Тогда она «громче обычного кричала аз, буки и пр., а за ней - так же громче обыкновенного - должны были петь азы и ученики, сидящие в комнате. Некоторые воспитанники Ермолаевны поступали в училище и, хотя пели у нее отлично, однако на приемном испытании оказывались иногда неумеющи-ми читать».[29; 12-13] По воспоминаниям пермского купца Д.Е. Смышляева, «на пятом году моего возраста отдали меня на выучку семидесятилетней деве, пономарской дочери Александре Ивановне; обучался я у нее азбуке с полгода, но сделался болен и учение было оставлено».[15] Данные факты позволяют утверждать, что образовательная составляющая домашнего учения чаще всего была довольно слабой. В результате ко времени поступления в какое-либо образовательное учреждение купеческие отпрыски либо были совсем неграмотны, либо были «обучены читать и писать несовершенно».[8]
Следующим за домашним этапом купеческого образования являлись народные училища или гимназии. Несмотря на то, что со второй четверти XIX в. правительство все более последовательно вводило в систему образования сословные принципы, гимназии так и не превратились в исключительно дворянские учебные заведения. К 1855 году в уральских губерниях около трети воспитанников гимназий составляли представители городских сословий и разночинцы.[40; 90] А в фондах Кировской областной библиотеке им. Герцена хранятся учебники конца XVIII в. по алгебре и истории с надписью «Ивана Аршаулова сыновей», а также «Краткое руководство по физике» 1797 г. с записью «Из книг Мишиньки Рязанцева». По воспоминаниям ..., А.Е. Рязанцев, отданный в 1794 г. в Народное училище, шел туда «охотно, может быть потому, что дед его, как человек грамотный, внушил ему, что грамота не имеет в себе ничего страшного».[29; 12] Обучение было четырехгодичным, «начиналось с букваря и завершалось начатками геометрии и архитектуры».^; 13] Однако обучение не всегда было
приятным. Так, Д.Е. Смышляев, рассказывая о своем пребывании в училище, говорил об учителе Д.П. Попове, что тот был человек, «перешедший из духовного звания в светское», «кончивший курс учения в вятской семинарии - человек усердный и строгий». У учителя была медная указка, «коею он бил ослушников и лентяев по головам; в том числе и мне доставалось: как хватит по голове, то искры посыплются из глаз и голову в кровь раскроит. Часто нас ставили также на колени, на горох, на несколько часов».[36; 152] Рязанцев тоже оговаривался в своих воспоминаниях, что в училище наказания «употреблялись довольно часто, именно розги, палки; за шалости и неисправность оставляли также без обеда, ставили к печке».[29; 14] Применялись и другие меры наказаний - иногда весьма жесткие и обидные.
При этом о необходимости развития купеческого образования говорили как сами предприниматели, так и государственные чиновники. Идеи «общего блага», взаимовыгодности совместных усилий личности и государства заставляли рассматривать распространение образования как средство повышения управляемости государством. В заметке «Взгляд на свойство промышленных сил России и развитие их» А.К. Мейендорф писал: «Практическая Коммерческая Академия, учрежденная в Москве на счет купечества, показывает, как это сословие само чувствует нужду в Коммерческом образова-нии».[30] В работе В. Болтина прямо указывалось, что даже «в самых политических государственных делах купец, ведущий оптовую торговлю, должен быть сведущ».[4; 72] Число выходцев из купцов, обучающихся в российских университетах, составило в 1835 г. - 118 человек, в 1840 г. - 143 человека, в 1848 г. - 339 чело-век.[27; 183]
Результатом являлось повышение культурного уровня предпринимателей, что было особенно заметно в крупных торгово-промышленных центрах. В конце XVIII в. из всех живших в Екатеринбурге сыновей купца Родиона Казанцева (Дмитрий, Кирилл, Иван), которые к тому времени лишь недавно записались в купечество из крестьян, неграмотным был фактически лишь Дмитрий - он умел только расписываться. За него, впрочем, бойко подписывалась одна из дочерей. В конце 1843 г. купеческое общество Екатеринбурга, в том числе Владимир Кирил-
лович Казанцев, выступило в поддержку создания в городе частного пансиона для благородных и купеческих девиц. Интересно отметить, что за десяток с небольшим лет до этого те же купцы наотрез отказались дополнительно финансировать местное уездное училище. В 1830 г. Гаврила Фомич Казанцев подписался на вторую часть романа Ф. Булгарина «Дмитрий Самозванец» и на 12-ю часть многотомного собрания сочинений того же автора, выходившие в типографии А. Смирдина в Петербурге.[1] Вообще же, в Екатеринбурге можно было «прислушаться здравых понятий о политической экономии, там сумеют передать новейшее изобретение какого-нибудь французского ученого, - писал Небольсин, - там образуются даже партии литературные: одни стоят за «Современник», другие недопускают, чтоб мог существовать журнал, умнее «Библиотеки», третьим нравятся «Отечественные записки», но дело в том, что в большинстве читателей заметно рвение прочесть, прежде всего, отдел наук и художеств, а это, сколько известно, очень хороший масштаб для измерения степени образования данного лица».[28; 36]
О Вятском купечестве писал находящийся там в ссылке А.И. Герцен: «... в Вятке я перезнакомился со всем светом, особенно с молодым купечеством, которое там гораздо образованнее купечества внутренних губерний, хотя кутить любит не меньше».[13; 328] Вятский купец И.И. Громозов оставил после себя замечательную библиотеку исторических и естественнонаучных книг. Личные библиотеки имелись и в семьях купцов Рязанцевых, Машковцевых, Прозоровых. В собрание книг Ивана Филатовича Рязанцева входили «Генриада» Вольтера, Ос-сиан, книги по торговому делу, бухгалтерии. Судя по сохранившимся на некоторых книгах порядковым номерам - 481-й, 683-й - данная купеческая библиотека рубежа XVIII-XIX вв. была достаточно крупной. Из периодических изданий в библиотеке Рязанцева имелись «Вестник Европы», «Политический журнал», «Российский музеум», «Коммерческая газета». Его фамилия находилась в списке подписчиков на шеститомную «Историю русского народа» Н.А. Полевого.[20; 116]
Но, по мнению многих купцов, образование было не только не нужным, но и вредным для семейных и торговых интересов, поскольку
«ученые» сыновья будут стремиться отойти от торговли и тем самым обрекут ее на погибель. Как говорил один из купцов в рассказе П.И. Мельникова-Печерского, «дед, отец копят деньги, скопят капитал, большие дела заведут, миллионами зачнут ворочать, а ученый сынок в карты их проиграет, на шампанском с гуляками пропьет, комедиянткам расшвыряет, аль на балы да на вечеринки... Глядишь - и пошел Христовым именем кормиться».[26; 10] Да и в отечественной литературе уровень купеческого образования оценивался, как правило, самым нелицеприятным образом. Так, Д.Н. Мамин-Сибиряк в романе «Хлеб» писал: « . запольс-кие купцы ничего не знали, кроме своего родного Заполья. Молодые купцы были бы и рады устраиваться по-новому, да не умели, а старики артачились и не хотели ничего знать».[25; 45] Историки XIX - первой половины XX вв. характеризовали общий образовательный уровень купцов как примитивный, соответствующий старинным «полукрестьянским-полупо-садским формам материального быта».[21; 28] «Русская художественная литература, - как писал П. Берлин, - изображая буржуазию, охотно останавливалась на невежестве, самодурстве и жуликоватости ея представителей .»[3; 186], в чем сам исследователь был абсолютно солидарен с отечественными литераторами. По словам К.А. Пажитнова, русское купечество «продолжало отличаться какою-то особенной заскорузлостью мысли, глубокою удовлетворенностью своим невежеством и полным отсутствием интереса к общественным делам .».[32; 10] Отечественных ученых поддерживали и западные авторы. Проспер де Барант сетовал на то, что дети российских купцов «не получают никакого образования. Они остаются людьми грубыми и неотесанными. Не пройдя испытания бедностью и не обладая коммерческой жилкой, позволившей разбогатеть их отцам, они очень быстро проматывают поученное ими наследство, участвуя в сомнительных сделках или проводя жизнь в низменных и глупых наслаждениях» [39].
В отношении же непосредственно уральского купечества в 1860 г. в рапорте штаб-офицера корпуса жандармов, находящегося в Оренбургской губернии, шефу жандармов князю Долгорукову отмечалось: «Купечество и мещане в Оренбургской губернии не замечательны ни в умственном, ни в денежном отношении.
Людей, достойных по своему образованию, или по капиталу названия купца - нет, есть только торговцы. Мещане в уездных городах, особенно в Белебее, крайне безнравственны и преданы пьянству и праздности...».[12] Если признать эти высказывания справедливыми, стоит задаться вопросом о том, каким же образом тогда вообще возникали и приумножались многотысячные, а иногда и многомиллионные капиталы российских предпринимателей. По-видимому, в данном случае, исходя из прозападничес-ких концепций, многие исследователи отождествляли понятия «традиционное», «консервативное», «прагматичное» образование и воспитание с понятием «невежество», что не всегда соответствовало действительности. Ограниченность купеческого образования в какой-то мере предопределяла осторожность торговцев в профессиональной деятельности, предупреждала их от неоправданного риска в коммерческих делах, а следовательно и от возможных материальных потерь.
Деятельность купцов заставляла их постигать науку торговли преимущественно на практике. По словам современника, «относительно своей торговли они имеют установившиеся привычки, которые переходили от отца к сыну, от одного поколения к другому, и они не думают ни в чем их изменить. Много значительных состояний создалось таким образом; тайна этой торговли похожа на наследство, сохраняемое в древних фамилиях. Действительно, торговля есть большая тайна; каждый купец имеет свою собственную, специальную практику, которую он не сообщает другим».[23] Даже в произведениях писателей-беллетристов подчеркивалась «необязательность» широкого образования для ведения купеческих дел. Так, воротила кожевенного производства Корнила Егорыч Красиль-ников у П.И. Мельникова-Печерского «учился за медну полтину у приходского дьячка, выезжал из своего городка только к Макарью на ярмонку, да будучи городским головой, раза два в губернский город - ко властям на поклон. Кроме псалтиря, четьи-минеи да «Московских Ведомостей» сроду ничего не читывал, а говорил, ровно книга... Человек бывалый. Природный, светлый ум брал свое».[26; 8]
Склонность купцов уповать на природную сметку отпрысков, наследственные секреты торговых дел и практический способ получения
необходимых навыков была обусловлена не столько их «невежеством», сколько вполне объективными причинами. В стране имелись лишь единицы специальных коммерческих училищ, а среднее образование было классическим, т. е. чисто гуманитарным, и мало что давало для подготовки к предпринимательской деятельности. Сама она из десятилетия в десятилетие являлась традиционной по организации, формам и методам, что позволяло передавать секреты торгового мастерства именно из поколения в поколение. Практическая форма обучения торговле являлась основной на протяжении всего XVIII в., да и первой половины XIX в. Купцы, ведущие постоянную и значительную торговлю, довольно рано начинали использовать в своих торговых делах подрастающих сыновей, племянников и других малолетних родственников. Так, купец К.И. Клепиков после пяти классов гимназии был определен в помощники к вятской купчихе 1-й гильдии Репиной. Елабуж-ские купцы, знакомя с торговлей «своих малых детей, брали их с собой на . базары, возили на ярмарки».[22; 59] Сын соликамского купца, некий С-в, в 12 лет был самостоятельным «управителем» на судах, плывущих на Макарьевскую ярмарку.[16; 280-281] Экономические крестьяне деревни Шеварихи Дудинской волости Гор-батовского уезда Нижегородской губернии Иван Федорович (19 лет) и Матвей Федорович (17 лет) Путоловы (будущие крупнейшие предприниматели Оренбурга) работали приказчиками у своего дяди - торгового крестьянина той же деревни Степана Карповича Путолова.[9] Д.Е. Смышляев «после смерти отца, оставя школьную скамью, пошел ... в услужение к соликамскому купцу Ивану Братчи-кову».[36; 152] Даже согласно законодательству «дети купцов 1-й и 2-й гильдии и Первостатейных граждан, отдаваемые родителями или родственниками их в конторы и лавки для научения торговле и бухгалтерии, не причисляются к цеховым прикащикам: ибо намерение их не относится к тому, чтобы быть когда-либо при-кащиком из платы...».[34]
Практический характер полученных таким образом знаний, в свою очередь, способствовал сохранению в купеческой среде традиционных представлений, образа мыслей, формированию консервативного мировоззрения. Купцы торговали «по старинке», «по пробитой дороге, без
новых догадок, соображений и попыток, а потому без больших потерь, равно и без больших прибылей .».[35; 132] В воспоминаниях К.И. Клепикова рассказывалось о его встречах с московскими купцами, и приводились имеющие место при этих встречах диалоги: «. спрашивают: «где был? Куда ездил?» Отвечаю: - в Питер. Ныне скоро возят. - Я их спрашиваю: «вы часто ездите в Питер?» Отвечают: «редко, но мы ездим по шоссе». - Почему же не по чугунке [железной дороге - Е.Б.]? - «Боимся». Московские старики-купцы спрашивают меня: «в которой стороне Вятка?» Сказал и рассказал. «Мы слыхали, вятчан называют слепородами?» - Да, называют. - Вот какое было образование и столичных купцов».[18; 8] Там же упоминались рыбинские предприниматели, встречавшие первый волжский буксирный пароход. «До прихода парохода хозяева конных машин спорили между собою: одни утверждали, что придет железный пароход, другие не верили, что не может это быть, потому что железо на воде тонет. Из всего вышеописанного видно, - писал Клепиков, - что назад тому полстолетия [т. е. в середине XIX в. - Е.Б.] русские купцы и промышленники были малограмотны и необразован-ны».[18; 9] О своих земляках Клепиков писал, что «вятчане удивительные тяжелодумы, не хватает им смелости, идут лишь по проторенному пути. Старики только и разговаривают: «надо посмотреть. Как пойдут дела». Ну и смотрят, смотрят до тех пор, пока не увидят, что приезжающие с разных сторон купцы торгуют с барышами, да еще такими, что бросаются в глаза».[19; 13] В итоге купцы не всегда могли быстро реагировать на изменение конъюнктуры рынка, принимать верные коммерческие и управленческие решения, что естественным образом сказывалось на доходности их предприятий.
Хотя, с другой стороны, нельзя исключать и того обстоятельства, что купечество само и охотно «эксплуатировало» стереотипное представление о своей необразованности и «серости», о чем пишет в своем исследовании А.И. Куприянов. Признания в невежестве и отсутствии остроты мысли помогали предпринимателя избежать нежелательных для себя общественных обязанностей, снять с себя часть ответственности. «Действительно, уровень образованности в среде граждан был таким, - писал Куприянов, - что большую часть купцов можно при-
числить к «необразованным слоям» тогдашнего городского социума (впрочем, как и немалую долю провинциальных дворян). Но главное различие между купеческим (простонародным) и дворянским видением содержания образования состояло в представлении о самом характере образования. Для дворянина образование в идеале носило универсальный характер, поэтому детям стремились дать разнообразные знания, среди которых заметное место отводилось иностранным языкам и изящным искусствам. У горожан оно имело ярко выраженную прагматическую направленность. Для купца оно было подчинено «делу»: необходимо было уметь читать, писать, знать четыре действия арифметики, а также знать законодательство, регулирующее сферу их жизнедеятельности».[24; 388] По словам М.М. Сомова, сказанным им в адрес уфимских купцов, «хотя они почти все не могут похвалиться большим образованием, но при всем том большая часть из них отличается вежливостью и достоинством обращения».[37]
Знания, приобретаемые на практике, во многом зависели от характера, форм и объема торговли, осуществляемой купцом. Поэтому уровень и качество необходимых знаний у отдельных купцов были различными. Для большинства вполне достаточно было не столько грамотно, сколько красиво писать по-русски, знать четыре арифметических правила, уметь работать со счетами и учитывать векселя. В таких условиях особое значение приобретали деловые личные качества купца, его способности, ум, энергия, сноровка и т. д. Об этом писали Н.В. Козлова и В.Р. Тарловская в своем очерке «Торговля».^; 252-253] Главной становилась не теоретическая база предпринимательской деятельности, а практические навыки осуществления выгодных коммерческих сделок. Так, в одном из пособий по ведению торговли середины XIX в. среди правил, которых купец должен был придерживаться для получения коммерческой выгоды, говорилось: «При покупке товара соблюдать осторожность в словах, т. е. не должен показывать вида, что торгуемый товар, хотя бы он был и очень для него нужен желает купить, а должен стараться как можно быть хладнокровнее и равнодушнее при покупках».[7; 195] Ф. Булгарин также отмечал «неформальные» и «своеобразные» нормы ведения торговли отечественными купцами: «Заманивать покупате-
лей в лавку, иметь лавку темную, дабы не различить доброты и даже цвета материи. Запрашивать гораздо дороже, божиться, показывать даже книги об истинной цене товаров, а потом, вопреки божбе и книгам, к изумлению покупателя, отдавать товар ниже цены, будто бы стоящей. Показывать товар хороший вместе с худым, продавать русское за иностранное, божиться, что товар английский, французский, персидский. Продавать линючее за нелинючее и во всем уверять божбою и клятвою, а особливо, смотря по званию и свойству покупателя».[6; 78]
При этом крупные коммерсанты, действительно заинтересованные в развитии своего предприятия на новых, современных началах, недостающие знания, в конечном счете, могли приобретать и самостоятельно, путем самообразования. К примеру, ссыльный поляк Г. Ка-меньский отмечал, что вятский «купец Рязанов кажется весьма богатый, броский и предприимчивый . знает несколько иностранных язы-ков».[17; 129] Обширные связи с Азией имел оренбургский купец 1-й гильдии М.С. Деев, «известный на линии под именем Зайчикова, а во всех родах и всем киргизцам под именем Ми-шеньки».[10] Этот «Мишенька» в свои 50 с лишним лет с сыновьями и одним провожатым ездил в самые отдаленные районы Степи без вооруженного конвоя. Своей предприимчивостью, сметливостью и знанием языка, привычек и потребностей «киргизцев» он составил себе прекрасную репутацию».[11] Об уфимском купечестве Сомов писал, что «многие из купечества ограничивают воспитание своих детей весьма небольшими сведениями. В следствие чего здесь не редкость встретить купеческого сынка, держащего себя джентльменом, но имеющего понятия в науках самые ограниченные. Впрочем в последнее время между некоторыми молодыми людьми купеческого сословия стало заметно стремление пополнить этот недостаток чтением и самообучением. Доказательством этого может служить то, что на некоторых прилавках, вместе с книгами пустыми, встречаются книги и с серьезным содержанием; на пр. журнал Самообразование и другие».[38]
Таким образом, повышение общей культуры, большая осведомленность, образованность требовались, преимущественно от владельцев крупных промышленных предприятий, как, например, екатеринбургских предпринимате-
лей, а также от организаторов обширных коммерческих компаний. Мелочные торговцы, купцы низшей гильдии вполне довольствовались минимальными азами грамоты и счета. Понимание смысла получения образования связывалось, таким образом, с достижением результатов в профессиональной деятельности. На отношение к образованию оказывал влияние и приток в купеческое сословие выходцев из различных слоев российского населения. На Урале, судя по данным ревизских сказок, категория предпринимателей формировалась, главным образом, за счет коренных и иногородних купцов, мещан и выходцев из крестьянства. В крестьянской же среде бытовало вполне безразличное отношение к мастерству, профессионализ-му[5; 51], что не могло не сказываться на отношении купцов-выходцев из крестьянства к зна-
чению образования. В итоге среди купечества преимущественное распространение получали знания, приобретаемые на практике, в процессе коммерческой деятельности. Основное внимание при этом уделялось способам максимально выгодного торга, часто сопряженного с различными нарушениями норм морали и закона. При этом даже современники исследуемой эпохи отмечали, что «потребности духовного свойства» возникают только тогда, когда «материальные нужды человека удовлетворены, когда у него явился досуг, необходимый для работы свободной от материальных забот мысли».[36; 51-52] А в купеческой среде Урала, большей частью состоящей из людей небогатых, «пришлых», искателей «в новом городе нового счастья», просвещение и науки не находили питательной почвы.
31.05.2011
Список литературы:
1. Байдин В.И. Эволюция социально-культурного и бытового облика верхушки уральской буржуазии в конце XVIII -начале XX вв.(на примере семьи екатеринбургских купцов Казанцевых) // Уральский сборник. История. Культура. Религия. - Екатеринбург: изд-во УргУ, 1997. - С. 17-27.
2. Балицкий Г. Купечество // Москва в ее прошлом и настоящем. Т. 10. - М.: Образование, 1911. - С. 23-28.
3. Берлин П.А. Буржуазия в русской художественной литературе // Новая жизнь. - 1913. - №1. - С. 170-195.
4. Болтин В. Рассуждение о происхождении купеческого состояния в России; о переменах в оном со времени императора Петра Ьго и о нравах и повинностях оного ныне. - М.: Тип. Решетникова, 1827. - 72 с.
5. Брянцев М.В. Религиозно-этические основы предпринимательства в России (XIX в.). - М.: Компания Спутник +, 2000. - 97 с.
6. Булгарин Ф. Очерки русских нравов. Лицевая сторона и изнанка рода человеческого. - СПб.: Тип. Э. Праца, 1843. -98 с.
7. Вавилов И. Беседы русского купца о торговле. В 2-х ч. Ч. 1-2. - СПб.: Тип. Штаба Отд. корп. вн. стражи, 1846. - 210 с.
8. ГАКО.Ф. 152. Оп. 1. Д. 1753. Л. 55.
9. ГАОО. Ф. 368. Оп. 1. Д. 559. Л. 3, 3 об.
10. ГАОО. Ф. 6. Оп. 1. Д. 5628. Л. 1 об.
11. ГАОО. Ф. 6. Оп. 1. Д. 5628. Л. 2.
12. ГАРФ. Ф. 18. Оп. 4. Д. 247. Л. 58 об.
13. Герцен А.И. Былое и думы. - М.: ГИХЛ, 1958. - 568 с.
14. Громозов И.И. Записки // Фонды Кировского областного объединенного историко-архитектурного музея-заповедника.
15. Записка, найденная в бумагах покойнаго купца С-ва // Пермский сборник. Повремен. издание / Под ред. Д.Д. Смышляева. - Кн. 2. - М.: Тип. Грачева и Ко, 1860. - Прилож. - С. XXVIII.
16. История предпринимательства в России: в 2-х кн. Кн. 1. От средневековья до середины XIX века / ред. А.В. Семенов. - М.: Российская политическая Энциклопедия (РОССПЭН), 2000. - 480 с.
17. Каменьский Г. Письма из ссылки. - Киров: Слободская тип., 1989. - 481 с.
18. Клепиков К.И. Воспоминания вятского старожила. - Вятка: Тип. и хромолит. Маншеева, б. Куклина и Красовского, 1899. - 14 с.
19. Клепиков К.И. Заметки и впечатления старожила. - Вятка: Тип. и хромолит. Маншеева, 1900. - 14 с.
20. Колупаева В.Н. Библиотеки вятских предпринимателей (по материалам фондов Кировской областной библиотеки им. А.И. Герцена) // Прозоровский альманах: Сб. научно-исслед. материалов. Вып. 1. - Киров: Изд-во «О-Краткое», 2008. - С. 115-120
21. Корш Е. Быт купечества и мещанства // Государственный исторический музей. Из эпохи крепостного хозяйства XVIII и XIX вв. - М.: ГИМ, 1926. - С. 23-34.
22. Кощеева В.И. Деловая культура дореволюционного провинциального купечества (на примере династии Стахеевых) // Проблемы повышения деловой культуры в России. Мат-лы межрегион. научно-практ. конф. - Киров: б.и., 2003. - С. 58-62.
23. Ксавие Эйма. Исследование об Амуре и торговле Восточной Сибири // Журнал мануфактур и торговли. - 1859. -№11. - С. 58.
24. Куприянов А.И. Городская культура русской провинции конца XVIII - первой половины XIX века. - М.: Новый хронограф, 2007. - 476 с.
25. Мамин-Сибиряк Д.Н. Хлеб. - М.: Правда, 1984. - 448 с.
26. Мельников-Печерский П.И. Красильниковы // Мельников-Печерский П.И. Собрание сочинений в 6 т. Т. 1. - М.: Правда, 1963. - С. 5-24.
27. Миронов Б.Н. Русский город в 1740-1860-е годы: демографическое, социальное и экономическое развитие. - Л.: Наука, 1990. - 271 с.
28. Небольсин П. Заметки на пути из Петербурга в Барнаул. - СПб.: Тип. И. Глазунова и Ко, 1859. - 248 с.
29. Несколько сведений из Вятской хроники прошлых времен. Со слов вятского купца Александра Егоровича Рязанцева и некоторых других лиц писано в 1863 г. // Труды ВУАК. - Вятка: Губ. типография, 1913. - Вып. I-II. - Отд. III. - С. 1-21.
30. ОР РНБ. Архив В.А. Жуковского. Оп. 2. №293. Л. 11 об.
31. Очерки русской культуры XVIII в. В 4 ч. Ч. 1 / под ред. Б.И. Краснобаева, Б.А. Рыбакова. - М.: Изд-во МГУ, 1985. -384 с.
32. Пажитнов К.А. Очерк развития буржуазии в России // Образование. - 1907. - №2а. - С. 59-88.
33. Письмо Алексея Моралева Ивану Егоровичу Моралеву. 11.09.1839. ГАКО. Ф. 533. Оп. 1. Д. 1. Л. 26-26 об.
34. Положение о С.-Петербургском Высшем Коммерческом Пансионе // ПСЗ-2. Т. XXII. №21263; Об упразднении С.-Петербургского Высшего Коммерческого Пансиона // ПСЗ-2. Т. XXXII. №31588.
35. Словцов П.А. Письма из Сибири // Азиатский вестник. - 1825. - №2. - С. 121-133.
36. Смышляев Д.Д. Сборник статей о Пермской губернии. - Пермь: Типо-литография губ. правления, 1891. - 300 с.
37. Сомов М.М. Описание Уфы // Оренбургские губернские ведомости. 1864. Неофициальная часть. 10 октября
38. Сомов М.М. Описание Уфы // Оренбургские губернские ведомости. 1864. Неофициальная часть. 17 октября
39. Таньшина Н. Посол Франции барон Проспер де Барант и его «Заметки о России» // ПЕРСПЕКТИВЫ. Фонд исторической перспективы [Электронный ресурс] URL: http://www.perspektivy.info/history/ posol_francii_baron_prosper_de_barant_i_jego_zametki_o_rossii_2010-03-06.htm.
40. Шевченко М.М. Власть, образование и печатное слово в императорской России на пороге освободительных реформ. -М.: Три квадрата, 2003. - 256 с.
Сведения об авторе: Банникова Елена Вадимовна, доцент кафедры истории России Оренбургского государственного педагогического университета, кандидат исторических наук, доцент 460844, г. Оренбург, ул. Советская, 19, (3532) 776929, [email protected]
UDC 37(09С)1 Bannikova E.V.
The Orenburg state pedagogical university, [email protected]
THE FAMILY BASIS OF THE URAL PRE-REFORM MERCHANT CLASS: APPROACHES TO UPBRINGING AND EDUCATION
Relying on the facts from different sources the author comes to conclusion that a priority upbringing tendency for the merchants was formation of patriarchal world-view, fear of God, diligence and zeal for one's work. The practical form of education was prevailing in merchants' families. The self-education took an important place in the entrepreneurs' intellectual evolution. The mentioned features were the signs of traditionalism of the merchant class, it could be considered by social surroundings as intellectual backwardness and ignorance.
Key words: the Ural region, entrepreneurship, merchant class, family traditions, upbringing, education
