CC BY
140
УДК 811.512.3 ББК 81.642
Д.П. Хинзеева Семантика основных цветовых символов в бурятском языке: когнитивный подход
В данной статье дана попытка проанализировать семантику некоторых цветовых символов бурятского языка с точки зрения когнитивной лингвистики и их изученность в научной литературе.
Ключевые слова: цветообозначение, языковая система, концептуальная картина мира, процесс номинации, когнитивная лингвистика, коннотация.
D.P. Khinzeeva Semantics of some colour symbols of the Buryat language: cognitive approach
The article makes an attempt to analyse the semantics of some colour symbols of the Buryat language on the base of the cognitive approach and their previou study in the Buryat language scientific literature.
Key words: colour naming, language system, concept world view, process naming unit, cognitive linguistic, connotation.
Учение о цвете, как известно, своими корнями уходит в Древнюю Грецию. Еще Аристотель (IV в. до н.э.) и Демокрит (V-VI вв. до н.э.) предприняли выделение основных цветов, представив объяснение их происхождения, а ученик Аристотеля Теофраст написал трактат о цвете. На протяжении многих веков ученые исследовали природу цвета - Леонардо да Винчи, Исаак Ньютон, Г ете, Г егель, а позднее французский химик Шеврель, немецкий физиолог Г ельмгольц, английский физик Максвелл и другие посвящали свои работы изучению цветов, цветовой сущности.
В настоящее время исследователи, занимающимися изучением цвета, отмечают, что цвет - самое ясное визуальное качество окружающего мира, воспринимаемое человеком, имеющее важное для него значение. Однако единый подход в изучении семантики цвета все еще не выработан. Так, по мнению Л. С. Упоровой, «до сих пор цвет не имеет общей концепции в пределах какой-либо одной науки или целого направления, будь то гуманитарное или естественнонаучное... » [1, c.51]. Данный факт объясняется, видимо, тем, что цвет, представляющий собой феноменальное явление, становится предметом изучения многих наук. Закономерно, на наш взгляд, обращение к феномену цвета в контексте лингвокультурологической и когнитивной парадигм [2; 3; 4; 5], поскольку в современном языкознании акцент переносится с исследования структурных характеристик языковой системы на анализ концептуальной системы языка, проблем, связанных с ролью языка в построении картины мира, что предполагает выявление когнитивных механизмов осмысления действительности. Так, если в задачу традиционной лингвистики «неизменно входило и входит требование описания ее объектов, становясь зрелой наукой, лингвистика должна все больше приобретать объяснительный характер » [6, с.3-12].
Языковая способность рассматривается в одном ряду с другими когнитивными способностями человека: внимание, воображение, фантазия, способность к рациональному решению проблем и др. - все они привлекаются для объяснения свойств естественного языка, ровно как и представленные в нем единицы и категории, конструкции и правила привлекаются для умозаключения о том, как протекает познавательно-оценочная деятельность человека и как он концептуализирует и категоризирует мир вокруг него.
Благодаря первичности чувственно-образной формы освоения мира и способности цвета модулировать физическое и психоэмоциональное состояние человека, цвет является константой культуры, древнейшей семиотической системой и важной частью концептуальной картины мира. Выступая элементом мифологических классификаций, ритуала и культа, он аккумулирует в себе значительную информацию и становится для человека не просто объективной характеристикой мира, но категорией моральнонравственной и эстетической, выражающей оценки, нормы установки, насыщенной экспрессивнооценочными коннотациями, выступает в качестве одной из ключевых категорий культуры. Соответственно цветообозначение приобретает статус сущностной характеристики, соотносится с семиотической, ценностной и философско-мировоззренческой картиной мира национальной культуры.
Влияние цвета на психологическое и физиологическое состояние - лишь один аспект сложных взаимосвязей цвета и человека. Другой аспект этих взаимосвязей, к которому все чаще обращаются языковеды, состоит в столь же закономерном влиянии цветовой гаммы (колорита) окружающего мира на процесс номинации явлений этого мира.
Процесс номинации - промежуточный этап между мыслью и словом. Он связывает мир действительности с миром языка и устанавливает корреляцию между предметом и выбранной для его обозначения языковой единицей. Этот этап считается весьма сложным, так как он подчиняется ряду закономерностей. Из всего воспринимаемого мира, как пишет И.В. Ивина, «в акте номинации получают названия лишь те объекты, на которые направлена деятельность человека. Сами объекты могут принадлежать миру внешнему и внутреннему, они могут составлять принадлежность мира действительного и мира вымышленного, выдуманного, но название дается остановленной мысли об объекте» [7, с.30-37].
Как известно, цвета воспринимаются достаточно субъективно каждым человеком, но их воздействие строится на общих принципах реакции всего организма, на всех уровнях психики и физиологии: от реакции на цвет лица и обоев до символики, заложенной в подсознании коллективов. Здесь сами цвета используются как индикаторы некоей системы ценностей или смысловых ориентиров [8, с.237-240].
Одним из базовых понятий когнитивного подхода к языковым явлениям, как известно, является понятие концепта. Концепт является «основной ячейкой культуры в ментальном мире человека» [9, с.41]. То есть концепт - это цикл понятия, предполагающий процесс - наполнение содержание понятия «знанием о сущности» и его результат, который представляет собой объем понятия. В понимании концепта мы руководствуемся как классическими разработками А. Вежбицкой [10], В.З. Демьянковой [11], Ю.С. Степанова [9], С.Г. Проскуриной [12] и др., так и более поздними научными изысканиями Е.С. Кубряко-вой [6], М.Р. Проскурякова [13] и др.
Цветовые концепты в языке реализуются в форме цветообозначений (отдельных лексем, словосочетаний, идиоматических выражений), в которых заключается национально-культурная специфика, поскольку одной из функций языкового знака является отображение ментальных особенностей носителей определенной культуры.
В исследованиях бурятского языка проблема цветообозначения не была объектом специального изучения. К одной из первых работ относится историко-лингвистическое исследование Ц. Б. Цыдендам-баева «Бурятские исторические хроники и родословные» [14], в которой автор на материале «Пятиязычного словаря» и «Монгольско-русского словаря» К.Ф. Голстунского классифицирует цветообозначение на две группы. К первой группе он относит прилагательные, обозначающие цвета и их оттенки. Например: «цвет кипариса», «лазурный цвет», «светло-голубой», «бордовый цвет». Ко второй группе отнесены названия мастей животных. Всего их насчитывается 80 наименований. Например: алаг морин (пегий конь), боро морин (серый конь), эреэн буха (пестрый бык), ухаа ухэр (светло-каштановый скот), хара толгойто (черноголовая), сагаан хонин (белая овца), алаг тэхэ (пестрый козел), шара ямаан (рыжая коза) и т.д. Однако перечень цветообозначений приводится в сжатом виде [15, с.82].
Вопросы цветообозначения рассматривает Т.А. Бертагаев в работе «Сочетания слов и современная терминология» [16]. Автор классифицирует названия цветов с точки зрения их словообразовательной структуры в бурятском и монгольском языках. Итак, он выделяет: 1. Простые наименования: сагаан, хара, улаан, ногоон, хухэ, хурин и т.д. 2. Названия цветов из номинантов-сочетаний: гал улаан (огненнокрасный), сахюур сагаан (ослепительно-белый).
Статья Н. М. Митуповой посвящена цветонаименованиям бурятского языка, в ней рассматриваются в диахроническом аспекте образования редупликатов (усилителей в определенном сочетании) цвето-обозначений: уб улаан, ноб ногоон, саб саган и дается схема исторической реконструкции морфологической структуры в слове сагаан, где выделяется корень са-, утративший в современном языке первоначальное значение: са- й (белеть), са- хир (бледный), са- й- бар (светлый). Прибавление же согласного б приводит к образованию редупликата: саб сагаан [17, с.84-86].
Одной из последних работ по изучению цветообозначения в бурятском языке является исследование А.А. Баиновой «Семантика цвета в традиционной культуре народов Забайкалья: лингвокультурологический аспект». На основе сравнительно-сопоставительного анализа автор выявляет особенности семантики цветообозначений в традиционных культурах бурят и русских. В исследовании рассмотрена семантика цветовых концептов в бурятской и русской культуре как ключевых концептов мировидения в аспекте гипотезы американских ученых Б. Берлина и П. Кея, дана попытка реконструкции картины цвета в сравниваемых культурах.
На материале 98 языков ученые установили, что основными цветами шкалы цветовосприятия являются белый, черный, красный, зеленый, желтый, синий, коричневый, фиолетовый, розовый, оранжевый, серый (Berlin, Kay, 1969, с.32). И хотя критерии их отбора вызывают возражения специалистов -психологов и лингвистов, тем не менее, как пишет Р.М. Фрумкина, «историко-культурной традиции этот факт не отменяет» [18, с. 116-117]. В этом перечне наименований цветов Б. Берлина и П. Кея для культуры монгольских народов важен порядок их расположения, т. к. именно расположение цветов отражает их значимость. Так, в монгольских языках, в частности бурятском, наибольшей емкостью и богатством специфических оттенков, которые охватывают самые многообразные сферы жизни, обладает белый цвет -сагаан. Вероятно, это объясняется физической природой белого цвета, его способностью поглощать все остальные цвета и оттенки.
Все предметы, окрашенные в белый цвет природой, заключают в себе положительные качества, прежде всего это относится к молоку и молочным продуктам. Молоко и его производные обладают особой сакральностью, но белый цвет выступает еще и в виде символа социальных связей в бурятском обществе [19, с.110]. «Белый цвет - весьма уважаемый древними монголами», - пишет К.Я. Вяткина в работе «Очерки культуры и быта бурят» [20].
Как известно, юрты монгольских ханов были белыми, белые юрты ставили все аристократические роды сагаан якан (белая кость). Кроме того, данный цвет имеет большое сакральное значение: белую лошадь приносили в жертву небу. Молоко от белой кобылицы имели право употреблять только члены ханского дома. Существовал обычай при возведении на престол поднимать императора на белом войлоке. Белый цвет ассоциируется с дневным цветом и небесными светилами - Солнцем и Луной, а также с производящей силой.
У монгольских народов существует много примет и поверий, связанных со словом «белый». Бо-ханские буряты считают за счастье для хозяйки иметь скотину с белым пятном на лбу. Такую скотину не продают. По поверью унгинских бурят, если человек увидит белую мышь, он должен убить ее, снять шкуру, высушить и постоянно носить ее при себе, потому что белая мышь приносит успех, богатство, особенно в торговле. А мясо ее хранят в сушеном виде, потому что оно обладает целебными свойствами, помогает от разных болезней. В частности, считается, что если больной человек поест мясо белой мыши, то выздоровление идет быстрее. По древним поверьям, белых мышей видят только очень счастливые люди. В природе, как известно, очень редко встречаются белые змеи, и если кто-либо увидел такую змею, то должен убить ее, снять шкуру, высушить и постоянно носить при себе, считают буряты данной этнодиалектной группы [21, с.82].
Однако белый цвет имеет и противоположное значение. Так, славяне одевали покойников в одежду белого цвета и покрывали белым саваном. В Китае и некоторых странах Азии и Африки белый цвет является цветом траура. Но в жизни и мировоззрении бурят белый цвет имеет важное, ключевое и исключительно положительное значение.
В палитре монгольской культуры черный хара цвет выступает как антипод белого, прежде всего как классификационный партнер в бинарной оппозиции белое - черное. Если с белым связано позитивное начало в окружающем мире (все доброе, светлое, счастливое, сакральное), то с черным цветом - все негативное (злое, темное, жестокое).
Семантико-стилистические возможности противопоставления белого-черного, их глубокий символический потенциал очень точно подметил современный поэт Батожаргал Г армажапов:
Хара Yнгэhee От черного цвета
сагаан XYрэтэр до белого
нилээд холол Yнэхыдee: на самом деле очень далеко:
ядарал, нищета,
зоболон, беда,
hандарал, разруха,
гасалан насилие
hахюуhан мэтэ как призрак
hалангYЙ дахалдаа. от нас не отстает.
Сагаан Yнгэhee От белого цвета
хара XYрэтэр до черного
баhал холо байна даа: также идти далеко:
амидарал, жизнь,
жаргалан, счастье,
энхэрэл, нежность,
анхарал внимание
аласайнь замда в дальней дороге
алдангуй Yдэшэлдee. нас не покидают.
Наиболее простой пример такого же рода - противопоставление понятий «белая пища» (сагаан эдеэн) и «черная пища» (хара эдеэн). Первая обладает ярко выраженной сакральностью, о чем уже шла речь выше (она обязательна в Новый год, на свадьбах, во время жертвоприношений), вторая - символ бедности, нищеты, несчастья. Ее использование во всех вышеперечисленных ситуациях нежелательно и может привести к отрицательному результату. Черная пища - это хара сай (черный, не забеленный молоком чай). Пить черный чай считалось кощунством, это расценивалось как предзнаменование обнищания, лишение основного богатства - домашнего скота; хара шулэн (мясной, но без заправки бульон), хара архи (черная водка, т.е. водка, полученная методом перегонки зерновой барды), хара укан (черная, простая вода, подаваемая человеку в ответ на просьбу напиться, если в юрте нет никакого молочного напитка).
Можно привести и другие примеры отрицательных коннотаций. Хар сулд (черное знамя) - одно из воинских знамен Чингисхана, а затем его преемников, считавшееся устрашающим символом мощи его обладателей.
Хара шажан (черная вера) - называется древняя религия монголов и бурят - шаманизм. Жрецы, т. е. шаманы, а также кузнецы, как известно, делились на белых и черных, причем деление шаманов на белых и черных зависело от того, каким божествам они служили: белые совершали жертвоприношения родовым покровителям как служители своего родового культа, черные общались с чужими (плохими) духами, вступая с ними в борьбу или стараясь их умилостивить.
Черный цвет свою социальную окраску получил не сразу. Вначале он был исконным цветом лесных охотников. Слова «хара» и «ара» относились когда-то к одному и тому же корню со значением «север, северные задние склоны гор, покрытые лесами». В эпоху, когда в обществе достаточно сильными были традиции материнского права, в которых классовые противоречия еще не наблюдались, эпический герой не мог не принадлежать к стану черноголовых - он слыл как хара хубуун, «черным, мирским молодцем», более древнее значение «лесной молодец». Это тем более резонно, что и в смысловой структуре слова в монгольских языках с глубокой древности было популярным значение «простой, мирской, светский, недуховный», а в сочетании хара хун всегда выделялись значения «простолюдин, мирянин», то есть человек, не связанный с религией, независимый от нее. Например: Жасын тогоонкоо хара хун эде-элдэггуй юм! (Д. Батожабай. Тeeригдэhэн хуби заяан). Физический труд также определяется как хара ажал, хара хулкэн (досл. черная работа, черный пот).
Таким образом, цветообозначение хара так же, как и сагаан, семантически наполнено и в своем содержании отображает характерную для многих народов ассоциативную связь черного со злом, несчастьем. Однако семантика черного цвета не исчерпывается лишь этим: он является знаком Земли, Востока, Севера. Так, древняя столица чингисидов, как известно, носила название Харахорин, т.е. Великая (Северная) ставка, следовательно, черный цвет может быть также и символом могущества, величия.
Итак, языковые факты свидетельствуют о том, что цветообозначения сагаан и хара в культуре бурятского народа лежат в организации хроматической картины: слова, которые обозначают их, семантически более нагружены, чем остальные названия цветов.
Люди с древности проявляли особое внимание к красному цвету. Во многих языках красный цвет обозначает все красивое, прекрасное. В славянском фольклоре красный цвет - символ красоты, девственности, святости: «красна девица», «красный угол», «красное солнышко» - сохранившиеся подтверждения символа этого цвета.
В Китае об искреннем, откровенном человеке говорят «красное сердце», тогда как сердце дурного, коварного человека черно.
У монгольских народов красный цвет олицетворяет образ древнейшего для всех народов - Солнца и связанных с ним огня, света и тепла, без которых немыслима жизнь на Земле. Ассоциации огня с цветом крови составляет символический этикет эпических сказочных героев, обладающих здоровьем и силой юности.
Бурятское цветообозначение улаан в зависимости от определяемого слова может иметь значения «сильный, сплошной», «голый» и выступать в качестве уточнения «как раз, именно»: улаан зун «разгар лета, улаан мяхан может означать «голое тело», сочетание улаан кэеэ - «свежая падаль» (об остатках недавно задранного волками животного)» [22, 703]. Сочетание улаан сурба переводится как «многодетность». При помощи данной лексемы возникли топонимические названия: «Улаан Оронго» «Красный Оронгой», «Улаан Одон» «Красный Одон». «Улаан ажалша» «Красный труженик». Кроме того, данная лексема имеет переносное значение «красный». Возникновение такого значения связано с Октябрьской революцией 1917 г., Гражданской войной и характеризует социально-политическое обустройство страны того времени: «улаан булан» (красный уголок), «улаантан» (красные), «улаан сэрэгшэ» (красноармеец).
Символические значения красного цвета очень многообразны и противоречивы. Символизируя радость, красоту, полноту жизни, в то же время он ассоциируется с враждой, местью, агрессивностью.
Хухэ (синий, голубой) цвет ассоциируется с небом и водной синью. В народной символике голубой обозначает одну из двух главных высших сил - Вечное синее небо (Хухэ мунхэ тэнгэри). В мифологии бурят небо - символ мужского начала. Вместе с женским божеством Улгэн Дэлхэй Эхэ (необъятная Мать-Земля) они являлись первопредками всех живых существ во Вселенной. Некоторые бурятские племена -булагаты, хонгодоры - считали своим тотемом небесного синего пороза - Буха ноен Баабая, сына небожителя Эсэгэ Малаан тэнгрия. Племена хори-бурят связаны с Небом через свою прародительницу Лебедь (Хун шубуун). Прекрасные небесные лебеди спускались на берег Байкала и превращались в девушек. Похитив одежду одной из них, молодой охотник Хоридой, сын Бурядая, женился на девушке, которая родила одиннадцать сыновей - родоначальников хоринских родов. К голубой стихии (водной) относило себя племя эхириты, считавшее своим прародителем Пеструю рыбу Налим (Эреэн гутари), которая вышла из береговой щели Байкала. По этому поводу эхириты говорят: «Отец наш - пестрый налим, береговая щель - мать наша». Т аким образом, основные бурятские племена - хори, эхириты, хонгодоры - усмат-
ривают в синем цвете ту субстанцию, которая опосредованно, через «небесных» быка, лебедь и рыбу, дала им жизнь. Синим цветом отмечается мужская западная половина юрты, где хранились боевые доспехи и охотничье оружие, предметы упряжи, конская сбруя.
Прилагательное хухэ (синий) в бурятском языке функционирует в значениях: 1) «зеленый», относящееся к растениям: хухэ ногоон (молодая зелень); 2) «серый, сивый» как обозначение масти животных: хухэ морин (сивая лошадь), хухэ нохой (серая собака); 3) «сизый (о цвете)» - хухэ утаан (сизый дым) и пр.; 4) в сочетаниях с другими словами обозначает внешний признак человека: «бледный, помертвелый»: хухэ сагаан шарай (мертвенно-белое лицо); 5) «серый, тяжелый (о погоде, времени года)»: хухэ хабар (тяжелая весна), хухэ зада (затяжное несчастье); 6) «скучный, нудный (о человеке)»; 7) «сильный, продолжительный, затяжной»: хухэ энеэдэн (ненормально продолжительный смех, сильный смех) [15, с.94-95].
Будучи цветом неба и воды, синий цвет символизирует вечность, бесконечность не только в мировоззрении бурят, монголов, но и других народов. Он совмещает в себе какое-то противоречие - возбуждение и покой, вызывает ощущение холода и напоминает о прохладе.
Цветовое восприятие является одним для всех групп людей. Но языковая концептуализация различна в разных культурах, хотя и здесь есть сходства. Язык отражает происходящее в сознании, а не в мозгу, а сознание формируется, в частности, и под воздействием окружающей нас культуры. Современный человек уже не представляет себя вне цвета. Нет такой человеческой деятельности, которая не была бы связана с цветом. Цвет вызывает определенные и специфические изменения в психическом мире человека, интерпретация которых порождает то, что мы называем цветовыми ассоциациями и символами, впечатлениями от цвета. Как указывает А.Ф. Лосев, «никто, никогда не воспринимает цвет без этих и подобных впечатлений... красный цвет вызывает возбуждение, именно он, а не мы сами. Возбужденность - его объективное свойство» [23].
Используя известное сравнение, можно сказать, что цветовая символика - лишь только верхняя часть айсберга всех тех взаимосвязей и отношений между цветом и человеческой психикой. Основанием его являются объективные законы цветового воздействия на человека.
Литература
1. Упорова Л.С. О методологии анализа цвета в художественном тексте. - М., 1995.
2. Воробьев Г.Г. Информатика цвета // НТИ. Сер. 2: Информационные процессы и системы. - М., 1997.
3. Маковский М.М. Сравнительный словарь мифологической символики в индоевропейских языках: Образ мира и миры образов. - М.: ВЛАДОС, 1996.
4. Маслова В.А. Лингвокультурология. - М: Академия, 2001.
5. Телия В.Н. Русская фразеология. Семантический, прагматический, лингвокультурологический аспекты. -М.: Школа «Языки русской культуры», 1996.
6. Кубрякова Е.С. Семантика в когнитивной лингвистике (о концепте контейнера и формах его объективации в языке) // Известия РАН. Сер. лит-ры и яз. 1999. Т. 58.
7. Ивина И.В. Лингвокогнитивные основы анализа отраслевых терминосистем. - М., 2000.
8. Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание. - М., 1997.
9. Степанов Ю.С. Константы. Словарь русской культуры: опыт исследования. - М.: Школа «Языки русской культуры», 1997.
10. Вежбицкая А. Речевые акты // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XVI: Лингвистическая грамматика. - М., 1985.
11. Демьянкова В.З. Когнитивная лингвистика как разновидность интерпретирующего подхода // Вопросы языкознания. - 1994. - № 4.
12. Проскурина С.Г. Семиотика индоевропейской культуры. История языка. Концептуальные системы в индоевропейском языке и культуре. Проблемы «коды» и «тексты». - Новосибирск: Сибир. независимый ун-т, 1998.
13. Проскуряков М.Р. Концептуальная структура текста. - СПб.: Изд-во СПбГУ, 2000.
14. Цыдендамбаев Ц.Б. Бурятские исторические хроники и родословные. Историко-лингвистическое исследование. - Улан-Удэ: Бурят. кн. изд-во, 1972.
15. Баинова А.А. Семантика цвета в традиционной культуре народов Забайкалья (Лингвокультурологический аспект). - Улан-Удэ, 2005.
16. Бертагаев Т.А. Сочетания слов и современная терминология. - М., 1971.
17. Митупова Н.М. Препозитивные усилители имен прилагательных // Исследования бурятских и русских говоров. - Улан-Удэ: Изд-во БФ СО АН СССР, 1977.
18. Фрумкина Р.М. Цвет. Смысл. Сходство: аспекты психолингвистического анализа. - М., 1984.
19. Жуковская Н.Л. Категория и символика традиционной культуры монголов. - М., 1998.
20. Вяткина К.Я. Очерки культуры и быта бурят. - М., 1969.
21. Васильева М.С. Этническая педагогика бурят. - Улан-Удэ, 1998.
22. Черемисов К.М. Бурятско-русский словарь. - М.: Советская энциклопедия, 1973.
23. Лосев А.Ф. Философия. Мифология. Культура. - М., 1991.
Literature
1. Uporova L.S. On methodology of colour analyses in fiction. Moscow, 1995.
2. Vorobiev G.G. Informatics of colour // NTI. Ser. 2: Informative processes and systems. Moscow, 1997.
3. Makovsky M.M. Comparative dictionary of mythological symbolism in the Indo-European languages: image of world and world of images. Moscow: Vlados, 1996.
4. Maslova V.A. Linguoculture. Moscow: Academia, 2001.
5. Telia V.N. Russian phraseology. Semantic, pragmatic, linguocultural aspects. Moscow: Yaziki Russkoi Kulturi, 1996.
6. Kubryakova E.S. Semantics in Cognitive linguistics // Proceedings of Academy of Science. Series on literature and language. Moscow, 1999. V. 58.
7. Ivina I.V. Linguocognitive basis of analyses of branch term systerms. Moscow, 2000.
8. Vezhbitskay A. Language. Culture. Cognition. Moscow, 1997.
9. Stepanov Ju.S. Constants. Dictionary of Russian Cultures: experience of research. Moscow: Yaziki Russkoi Kulturi, 1997.
10. Vezhbitskay A. Speech acts // Novoe v zarubezhnoy lingvistike. Vol. XVI: Linguistic grammar. Moscow, 1985.
11. Demjankov V.Z. Cognitive linguistics as a kind interpretive approach. Moscow: Vostochnie yaziki, 1994. № 4.
12. Proskurina S.G. Semiotics of Indo-European culture. History of language. Concept systems in Indo-European language and culture. Problem of “code” and “texts”. Novosibirsk: Sibirskii Nesavisimii Universitet, 1998.
13. Proskuryakov M.P. Concept structure of text. St. Petersburg: Izdatelstvo SPbGU, 2000.
14. Tsydemdambaev Ts.B. Buryat historical chronicles and genealogy: historical linguistic research. Ulan-Ude: Buryatskoe knizhnoe izdatelstvo, 1972.
15. Bainova A.A. Semantics of colour in the traditional culture of people of Zabaikalie. Ulan-Ude, 2005.
16. Bertagaev T.A. Word combination and modern terminology. Moscow, 1971.
17. Mitupova N.M. Prepositive amplifiers of Adjective / Buryat and Russian dialects research. Ulan-Ude: BF SO AN SSSR, 1977.
18. Frumkina R.M. Colour. Sense. Similarity: aspects of psycholinguistic analyses. Moscow, 1984.
19. Zhukovskay N.L. Category and symbolism of Mongolian traditional culture. Moscow, 1998.
20. Vyatkina K.Ya. Sketches on culture and life of Buryats. Moscow, 1969.
21. Vasilieva M.S. Ethnic pedagogics of Buryats. Ulan-Ude, 1998.
22. Chemisov K.M. Buryat-Russian dictionary. Moscow: Sovetskaya Encyclopedia. 1973.
23. Losev A.F. Pholosophy. Mythology. Culure. Moscow, 1991.
Хинзеева Дарима Петровна, ведущий специалист УМУ Бурятского государственного университета Khinzeeva Darima Petrovna, leading specialist (Senior staff) of the Educational department of Methodical office of the Buryat State University
Tel.: (3012)215255; e-mail: [email protected]
УДК 811. 512. 31: 008
ББК 81.642
ЕА. Бардамова
Дискурсивные временные значения в бурятском языке
В статье определены условия формирования дискурсивных временных значений, отражающих представления лингвокультурного сообщества о таких топологических свойствах времени, как относительность, континуальность и дискретность, непрерывность и конечность, анализируются некоторые особенности осмысления свойств времени.
Ключевые слова: послелоги, дискурсивные значения, топологические свойства времени, пространственная модель времени, соматизмы.
EA. Bardamova Discursive temporal meanings in Buryat language
The conditions of forming discursive temporal meanings, which reflect the ideas of the linguacultural society about such topological properties as relativity, continuity, discreteness, ultimateness; some peculiarities of tense properties comprehension are analysed in this paper.
Key words: postpositions, discursive meanings, topological properties of the tenses, spatial model of the tenses, somatisms.
Время является одной из форм существования всего материального мира, важной составляющей жизни и сознания человека. Эта базисная категория имеет свою внутреннюю структуру, иерархию, поэтому исключительный интерес представляет процесс выражения времени языком, поскольку зафиксированный коллективный опыт осмысления становится основой дальнейших построений, позволяя выявить особенности семантической системы языка.
Временные послеложные конструкции, рассматриваемые в работе, зафиксировали процесс концептуализации времени в бурятском языке и являются одним из способов передачи его топологических свойств. Послелоги в бурятском языке по своим грамматическим признакам и синтаксической функции утратили свою лексическую полнозначность и относятся к служебным словам, выражающим различные отношения наряду с падежными формантами. Большая часть послелогов представляет собой грамматикализованные формы знаменательных слов, все еще функционирующих в языке. Выполняя служебную функцию, послелоги сохранили исходную семантику, поддерживающую, дополняющую и специализирующую значение полнозначной лексемы, к которой он примыкает, образуя обособленную синтагму и
