CC BY
54
Вестник Челябинского государстеенногоуниеерситета. 2015. № 20 (375). Филология. Искусствоведение. Вып. 97. С. 77-82.
УДК 811.161.1
ББК 81.2Рус-5
О. В. Махнева
СЕМАНТИКА КОЛОРОНИМА, НОМИНИРУЮЩЕГО ГОЛУБОЙ ЦВЕТ В ЯЗЫКОВОЙ КАРТИНЕ МИРА РАННЕГО М. ВОЛОШИНА (на примере сборника «Годы странствий», 1899-1910 гг.)
Анализируется функционирование цветообозначений в поэтическом тексте, выявляются изменения значения, происходящие под влиянием контекста, определяется роль колоронима, номинирующего голубой цвет, в идиостиле М. Волошина.
Ключевые слова: языковая картина мира, цветообозначение, коннотация, перцепция, контекст.
М. Волошин в статье «Чему учат иконы», размышляя о труде иконописца и поэта, ограниченных рамками жанра, замечает: «В глубоких и органических проявлениях искусства всегда можно рассмотреть канонический ствол растения и свободное цветение индивидуального творчества на его ветвях» [4. С. 137].
Думается, мы не ошибемся, если скажем, что и в употреблении цветонаименований происходит то же самое: с одной стороны, в них присутствует «канонический ствол» - денотативное значение, с другой стороны, «свободное цветение» - коннотативное значение, воспринимаемое реципиентом через анализ текста.
Изучением значений на уровне дифференциальных сем в творчестве художников слова занимаются многие специалисты-словесники. Один из актуальных подходов в этом процессе укладывается в рамки антропоцентрической парадигмы, где центр внимания «переключается с объектов познания на субъекта, то есть анализируется человек в языке и язык в человеке» [7. С. 6]. Именно в языке репрезентируется процесс постижения мира в любых формах, когниция, и в этом смысле внимание к языку - это внимание к изучению «процессов концептуализации и категоризации мира» [5. С. 21]. Поэтому таким важным оказывается введение в понятийный аппарат науки термина языковая картина мира (далее: ЯКМ) как результата когнитивной деятельности языка. «Языковая картина мира отражает не только объективную реальность, но и множество новых образов мира, созданных сознанием человека» [8. С. 18]. Одним из пространств, где можно исследовать ЯКМ, становится текст, в частности текст поэтический. А важной состав-
ляющей ЯКМ оказывается цвет, его выбор и использование поэтом.
В связи с этим в рамках нашей работы мы будем говорить о семантике и функционировании «голубых» цветообозначений в ранней лирике М. Волошина (на примере сборника «Годы странствий», 1899-1910 гг.).
В ходе работы проанализировано 110 поэтических текстов указанного сборника, путем сплошной выборки выявлено 47 употреблений единиц, в той или иной мере содержащих сему синего, и 9 - голубого цветов. Используя понятие «семантическое поле», мы объединили в рамках группы «голубой цвет» «единицы разной грамматической природы, а также разной степени свободы и связанности, лекси-кализованности и фразеологизированности» [6. С. 19].
Гамма голубого цвета, проигрывающая синей в количественном употреблении, оказывается куда более разнообразной: голубой, бирюзовый, лазоревый (и вариации с этим корнем разных частей речи: лазурно, лазурь), сочетание волна морская, а также существительные, называющие цветы (незабудка, лаванда) и вызывающие в сознании читателя устойчивую ассоциацию с голубым цветом. Примечательно, что у поэта на так называемый основной цвет в группе приходится всего 2 употребления, самым частотным становится использование цвета с корнем -лазор- (3).
Говоря о воде, море, М. Волошин обращается к голубому цвету («Живая зыбь как голубой стеклярус. //Лиловых туч карниз. //В стеклянной мгле трепещет серый парус. // И ветр в снастях повис» [3. С. 97]). Традиционно этот цвет трактуется как «цвет ясного неба» [9]. Ученые А. П. Василевич, С. С. Мищенко, авто-
ры статьи «Синий, синий, голубой», анализируя памятники фольклорной культуры России, приходят к выводу, что «с голубым цветом <...> коннотация могла быть только положительной» [2. С. 46-47]. Однако в данном контексте «живая зыбь», сравниваемая с «голубым стеклярусом», обретает некую застывшую форму, и «голубой» последовательно реализует дифференциальные признаки «блестящий», «прозрачный», «зыбкий» и одновременно «статичный». Это подтверждается и дальнейшим контекстом, когда эпитет «стеклянный» (намеренная соотнесенность со стеклярусом в пределах одного катрена) характеризует окружающий мир, мир над водой, а сами воды превращаются в пустыню («Пустыня вод...» [3. С. 97]). Таким образом, значение «цвет ясного неба» уступает свое место значению «статичный», «опустошенный», расширяя границы привычной семы цветонаименования.
В стихотворении «В мастерской» («Мир теней погасших и поблеклых, /Хризантемы в голубой пыли; / Стебли трав, как кружево, на стеклах... /Мы - глаза таинственной земли...» [3. С. 70]) на первый план выдвигается эмоциональный настрой художника, обогащающий семантику колоронима «голубой» общим ощущением просветленности, спокойствия, гармонии, таинственности.
В связи с этим поэтическим текстом нельзя не упомянуть о тесной связи цвета и света. П. Флоренский в труде «Иконостас», рисуя общую схему работы иконописца, так говорит об этих отношениях: сначала «...окружающий свет, дающий силуэт - потенцию изображения и его цвета; затем постепенное проявление образа; его формовка; его расчленение; лепка его объема чрез просветление. Последовательно накладываемые слои краски, все более светлой, завершающиеся пробелами, движками и отметинами, - все они создают во тьме небытия образ, и этот образ - из света. Живописец хочет понять предмет как нечто само по себе реальное и противоположное свету; своею борьбою со светом - то есть тенями, при помощи теней, он обнаруживает зрителю себя, как реальность. Свет, в живописном понимании, есть только повод самообнаружения вещи» [12].
Вот и у М. Волошина хризантемы словно проявляются благодаря падающему свету, теням, отсюда и ощущение героями себя глазами «таинственной земли». И голубая пыль оказывается материализованным светом, оформляющим, высвечивающим образ хризантем.
Для описания воды поэт использует и еще одно сочетание «волны морской извивы» [3. С. 15], которое не называет цвет напрямую, но вызывает образно-слуховые ассоциации у читателя, в том числе цветовые. Кастаньеты «беспокойны, говорливы», именно это звучание порождает у их обладателя ассоциативный ряд, тоже зрительно-звуковой: образ моря, света и счастья: «И напомнят мне оне //И волны морской извивы, // И дрожащий луч на дне, // И узлистый ствол оливы» [3. С. 15], продолжая этот ряд, можно упомянуть о вечере, силуэте колдуньи, стане красавицы плясуньи, танце быстром, голосе звонком. Все это дает возможность говорить о дополнительном значении, кроме цветового, в сочетании «волны морской»: наполненность жизнью, солнцем, приятными воспоминаниями.
Самое большое количество цветонаимено-ваний этой группы оказывается связанным с описанием неба и его атрибутов, и здесь поэт использует бирюзовый и лазоревый цвета.
В стихотворении «Концом иглы на мягком воске...» воссоздается портрет девушки, одетой в народном стиле: здесь и «нити темно-синих бус», и «чувяки синего сафьяна», и «синий шелковый бурнус» [3. С. 34]. Обращает на себя внимание использование именно этого цвета в элементах одежды. Авторы статьи «Синий, синий, голубой...» приходят к выводу, что «синий цвет <в фольклоре> обычно наделялся магическими свойствами. Прежде всего, он был связан с водой, которая, в свою очередь, считалась в древности местом, где таятся злые, враждебные человеку силы» [2. С. 43]. Думается, что образ девушки, с которой пишется портрет, соответствует этой характеристике: он манит, завораживает, приковывает к себе взгляд. Это ли не магия обаяния? И это же ощущение сохраняется и в пейзаже за ее спиной: «А сзади напишу текучий, // Сине-зеленый, пенный вал, //Ив бирюзовом небе тучи, IIИ глыбы красно-бурых скал» [3. С. 34]. Два пространства - море и небо - соотносятся, перекликаются по цвету: сине-зеленый и «нежно-голубой, цвета бирюзы» [9], словно отражая друг друга. От этой «переклички» пространство словно закольцовывается, расширяется, обретает объем, текучесть, «включает» в себя и сам портрет (те же цвета, та же пластика: «тонко выгнутые брови», «пряди змейных, тонких кос, извив откинутого стана»), приобретая и его магическую силу. Таким образом, реализуемое в тексте лексическое значение
слова «бирюзовый» дополняется коннотацией «таинственный», «загадочный». Это не единичный случай у М. Волошина (см., например, исследования С. В. Таран [10]).
Как уже упоминалось, наиболее частотным оказывается использование «минералогического эпитета» с корнем лазур-. Наблюдения над семантикой прилагательного «лазоревый»/«лазурный» сделаны в работе упоминавшегося выше ученого [1; 11]. Мы сделаем лишь несколько замечаний.
«Лазурный», «лазоревый» используются М. Волошиным при передаче окраски неба, привнося, помимо цветовой характеристики, и дифференциальные признаки: «яркий», «блестящий», «насыщенный цветом», «свет».
Так, в стихотворении «Смерть» из цикла «Руанский собор» («Разорвись, завеса в темном храме, //Разомкнись, лазоревая твердь! // Вот она, как ангел, над мирами, // Факел жизни - огненная Смерть!» [3. С. 84]) «лазоревый», описывая небеса, кроме того, обретает коннотацию «святой», «священный». Ср. в первом катрене характеристику небес: «Вьются ввысь прозрачные ступени, // Дух горит ... и дали без границ. // Здесь святых сияющие тени, // Шелест крыл и крики белых птиц» [3. С. 83]. Противопоставляя «темный храм» и небеса даже на свето/цветовом уровне, М. Волошин словно в большей степени наделяет «святостью» саму твердь, нежели «древний храм».
Характеризуя звездный свет в стихотворении «Сатурн», поэт говорит о нем так: «На тверди видимой алмазно и лазурно // Созвездий медленных мерцает бледный свет» [3. С. 78]. Помимо приводимого в Малом академическом словаре толкования {светло-синий, цвета ясного неба; небесно-голубой [9]), «лазурный» обретает дополнительный смысл «спокойный, холодный, далекий». Однако дальнейшее содержание стихотворения добавляет к этому значению кое-что новое: «смертный» и «конечный». Тем не менее ощущение покоя не ис-*
чезает , возникает даже какое-то примирение с такой участью («Пусть темной памяти источенная урна // Их пепел огненный развеяла как бред -// В седьмичном круге дней горит
* Ср. наблюдения к. ф. н. С. В. Таран: «Вместе с представлением о цвете дневного неба передается и определенный эмоциональный настрой, соотнесенный, как правило, с состоянием душевной просветленности, ясности, гармонии и покоя, что также соответствует символике данного цвета как оттенка синего в христианской культурной традиции» [11. С. 89-90].
их беглый след» [3. С. 78]). Таким образом, наречие «лазурно», изначально детализирующее в этом стихотворении действие, «мерцает», получает дополнительную коннотацию, заимствуемую у существительного свет: «то, что делает ясным, понятным мир, то, что делает радостной, счастливой жизнь» [9]. Пожалуй, это неслучайно, потому что для М. Волошина «смерть - это экстаз, момент высшего восторга жизни» [3. С. 461]. Значит, и гибель звезд, все еще дарящих миру свой свет, не может не восприниматься как нечто несущее покой, ясность, счастье.
В стихотворении «Второе письмо» слово с корнем «-лазур-» употреблено в следующем контексте: «И были дни, как муть опала, // И был один, как аметист. // Река несла свои зеркала, // Дрожал в лазури бледный лист» [3. С. 67]. Значение «безоблачное голубое небо» [9] здесь полностью реализуется. Более того, колористическое описание неба (собственно говоря, пространства) обретает определенную интенсивность цвета за счет сопутствующих характеристик дня: обычно - «муть опала»**, уникальность описываемого дня передается сравнением «как аметист»***, где знаменательность подчеркивается как тем, что камень драгоценен сам по себе, так и его цветом, несущим явную эмоциональную окраску. Это уже выход за пределы только пространственной характеристики в область внутренних переживаний, реализованных в восприятии мира в целом. А метафорическое описание речных вод, отражающих лазурь неба, удваивающих ее, усиливает этот эффект.
Небесное пространство в какой-то момент становится глубоким: «синела даль» (уже не лазурь!). И здесь начальная картина - «лазурь-река» - не только дублируется в пределах одной строфы, но и изменяется - «даль-река», включая еще один компонент - «душу»: «душа, как воды, глубока» [3. С. 67], обретающую в этом смысле ту же цветовую характеристику и получающую дополнительную эмоциональную - тоски. Неслучайно появление еще одного сравнения: «Смерть сурово // Придет, как синяя гроза» [3. С. 67]. Выстраивается ряд из объектов, получающих характеристику «синяя»: даль - вода - душа - гроза - смерть. И в
** Минерал, стекловидный камень различной окраски, нередко бесцветный (курсив наш), некоторые разновидности которого считаются драгоценными [9].
*** Драгоценный камень фиолетовой или голубовато-фиолетовой окраски, разновидность кварца [9].
этом сравнении смерти с грозой ее неожиданность, неотменимость, непреодолимость, тоска по себе необретенной, непознанной, неживой, не годной даже для смерти.
Таким образом, оттенки голубого, синий и его оттенки обрастают дополнительными смыслами: не только выражением интенсивности цвета, описанием пространства и воды, но и эмоциональной характеристикой, передачей внутренних переживаний. Лазурь, явленная взгляду в необычный день, исключительный, не только прекрасна, потому что безоблачна, голуба, но и, отраженная во взгляде, наполнена тоской.
Дважды в ранних стихах М. Волошина голубой цвет передается опосредованно через номинацию цветов: «незабудка» [3. С. 52] и «лаванда» [3. С. 113]. Вызывая у читателя устойчивые ассоциации с цветом (незабудка - травянистое растение семейства бурачниковых, с мелкими голубыми цветками [9]; лаванда - кустарниковое или травянистое пахучее растение семейства губоцветных, с голубыми, синими или фиолетовыми цветками [9]), эти существительные, кроме всего прочего, обретают способность характеризовать пространство, причем не только горизонтальное, но и вертикальное (наполняют мир запахом): «В ярых горнах долин, упоенных духом лаванды, // Темным золотом смол медленно плавится зной» [3. С. 113]. А незабудки становятся частью воспоминаний о приятном времени, проведенном в Париже с возлюбленной, выражают эмоционально-темпоральный признак.
Таким образом, в функционировании прилагательного «голубой» и его оттенков у М. Волошина можно выделить несколько тенденций:
1. Собственно обозначение цвета:
• воды («Зеленый вал отпрянул и пугливо...», «Кастаньеты»);
• неба («Концом иглы на мягком воске...», «Смерть», «Второе письмо»);
• звезд («Сатурн»);
• пространства («Полдень», «Письмо. 9»);
• света («В мастерской»),
2. Привнесение в традиционное значение различных эмоциональных составляющих:
• опустошенность, статика («Зеленый вал отпрянул и пугливо...»);
• тоска («Второе письмо»);
• просветленность, гармония, покой («В мастерской», «Сатурн»);
• таинственность, загадочность («Концом иглы на мягком воске...»);
• радость («Кастаньеты», «Письмо. 9»);
• сакральность («Смерть»),
Список литературы
1. Алимпиева, Р. В. Концептуализация света и цвета как способ выражения перцептивной доминанты в поэтическом тексте (на материале поэзии А. Блока и М. Волошина) / Р. В. Алимпиева, С. В. Таран // Вестн. Балтийс. федерал, ун-та им. И. Канта. - 2012. -№ 8,- С. 93-98.
2. Василевич, А. П. Синий, синий, голубой /А.П. Василевич, С. С. Мищенко II Цвет и названия цвета в русском языке : сб. ст. - М., 2005.-216 с.
3. Волошин, М. Собрание сочинений / М. Волошин. - М., 2000. - Т. 1.-608 с.
4. Волошин, М. Чему учат иконы? / М. Волошин II Волошин, М. Собрание сочинений / М. Волошин. - М., 2007. - Т. 5 - С. 133-139.
5. Кубрякова, Е. С. Об установках когнитивной науки и актуальных проблемах когнитивной лингвистики / Е. С. Кубрякова II Кубрякова, Е. С. В поисках сущности языка. Когнитивные исследования / Е. С. Кубрякова. - М., 2012. - С. 13-36.
6. Кульпина, В. Г. Лингвистика цвета: Термины цвета в польском и русском языках / В. Г. Кульпина. - М., 2001,- 470 с.
7. Маслова, В. А. Лингвокультурология /
B. А. Маслова.-М.,2001.-208с.
8. Маслова, Ж. Н. Когнитивная концепция поэтической картины мира / Ж. Н. Маслова. -М., 2012. - 420 с.
9. Словарь русского языка : в 4 т. - М., 1999. - URL: http://feb-web.ru/feb/mas/mas-abc/Oencyc.htm.
10.Таран, С. В. Минералогическая лексика как средство семантико-эстетической кодировки в идиостиле М. Волошина / С. В. Таран II Вестн. Волгоград, гос. ун-та. Сер. 2: Языкознание. - 2006. -№ 5.-С. 52-56.
11.Таран, С. В. Минералогические цветоо-бозначения как способ авторской перцепции в поэтической картине мира М. Волошина /
C. В. Таран II Вестн. Балтийс. федерал, ун-та им. И. Канта. - 2012. -№ 2,- С. 88-93.
12. Флоренский, П. Иконостас / П. Флоренский. - URL: http://www.vehi.net/florensky/ ikonost.html.
Сведения об авторе
Махнева Ольга Викторовна - учитель русского языка и литературы, муниципальное автономное общеобразовательное учреждение лицей № 82 г. Челябинска. [email protected]
Bulletin ofChelyabinskState University. 2015. No. 20 (375). Philology. Arts. Issue 97. Pp. 77-82.
SEMANTICS OF COLOR NAMING «PALE BLUE» IN THE LINGUISTIC WORLD IMAGE OF EARLY M. VOLOSHIN (based on the poems «Years of travelling» 1899-1910)
O. V.Makhneva
Municipal autonomous of general education institution licey 82. [email protected]
This article analyses color naming that includes in the group of «pale blue». Based on the poems of M. Voloshin that were analysed in his «Years of travelling» we selected color naming that includes in the group of «pale blue»: straightly - pale blue, azure, turquoise, mediatly - sea's wave, lavender, forget-me-not.
Using dictionary we determine denotative sense. Analyses poetic texts, author identifies the functioning of color naming, their role in the structure of poetic images M. Voloshin used them as words that named color straightly when he described water, sky, stars, light and area. But in process of analyze connotative sense reveals and it dependes on perception of reader.
This color naming gets next connotative senses: spiritual bankruptcy, static, melancholy, calm, harmony, mystery, happiness, sacral.
This analyze gives material for future observation at individual style of M. Voloshin.
Keywords: linguistic world image, colornaming, connotation, perception, context.
References
1. AlimpievaRV.,Taran S.V. Kontseptualizatsiyasvetaitsvetakaksposobvyrazheniyapertseptivnoy dominanty v poeticheskom tekste (na materiale poezii A. Bloka i M. Voloshina) [Conceptualizing of light and color naming as method of perception's form in poetic text]. Vestnik Baltiyskogofederal'nogo universiteta im. I. Kanta [Herald of Immanuel Kant Baltic Federal University], 2012, no. 8, pp. 93-98. (In Russ.).
2. Vasilevich A.P., Mishchenko S.S. Siniy, siniy, goluboy [Blue, Blue, Pale Blue]. Tsveti nazvaniya tsveta v russkom yazyke [Color and name of color in russian language]. Moscow, 2005. 216 p. (In Russ.).
3. Voloshin M. Sobranie sochineniy [The Poems], vol. 1. Moscow, 2000. 608 p. (In Russ.).
4. Voloshin M. Chemu uchat ikony? [What is the lesson of icon?]. Voloshin M. Sobranie sochineniy [Collection of compozitions], vol. 5. Moscow, 2007. Pp. 133-139.(In Russ.).
5. Kubryakova E.S. Ob ustanovkakh kognitivnoy nauki i aktual'nykh problemakh kognitivnoy lingvistiki [About purpose of cognitive scinese and actual problematics of cognitive linguistics]. Kubryakova E.S. Vpoiskakh sushchnostiyazyka. Kognitivnye issledovaniya [In the looking for substance oflanguage. The Cognitive research]. Moscow, 2012.Pp. 13-36. (In Russ.).
6. Kul'pina V.G. Lingvistika tsveta: Terminy tsveta vpol'skom i russkomyazykakh [The linguistics of color: colornaming is in Polish and Russian linguage]. Moscow, 2001. 470 p. (In Russ.).
7. Maslova V.A. Lingvokul'turologiya [The cultural linguistics]. Moscow, 2001. 208 p. (In Russ.).
8. Maslova Zh.N. Kognitivnaya kontseptsiya poeticheskoy kartiny mira [The cognitive conception of poetic world image]. Moscow, 2012. 420 p. (In Russ.).
9. Slovar' russkogo yazyka [Dictionary of Russian language]. Available at: http://feb-web.ru/feb/ mas/mas-abc/Oencyc.htm, accessed 13.02.2015. (InRuss.).
82
O. B.Maxneea
10.Taran S.V. Mineralogicheskayaleksikakak sredstvo semantiko-esteticheskoy kodirovki v idiostile M. Voloshina [The mineralogical vocabulary as the way of the semamyic-aesthetic cod in individual style of M. Voloshin], Vestnik Volgogradskogo gosudarstvennogo universiteta [Herald of Volgograd Federal University], 2006, no. 5, pp. 52-56. (In Russ.).
11.Taran S.V. Mineralogicheskie tsvetooboznacheniya kak sposob avtorskoy pertseptsii v poeticheskoy kartine mira M. Voloshina [The mineralogical vocabulary as the maens of tye author's perception in poetic world image of M. Voloshin], Vestnik Baltiyskogo federal'nogo universiteta im. I. Kanta [Herald oflmmanuel Kant Baltic Federal University], 2012, no. 2, pp. 88-93. (In Russ.).
12.Florenskiy P. Ikonostas. [The iconostasis]. Available at: http://www.vehi.net/florensky/ikonost. html, accessed 13.02.2015. (In Russ.).
