CC BY
154
Вестник Челябинского государственного университета. 2010. № 32 (213).
Филология. Искусствоведение. Вып. 48. С. 119-122.
Н. В. Савицкая
СЕМАНТИКА И СТРУКТУРА ВТОРИЧНОГО ТЕКСТА В РАССКАЗАХ Т. ТОЛСТОЙ
В творчестве Т. Толстой особую роль играют интертекстуальные связи, представляющие собой преимущественно медиальный вид цитации и языковую игру с прототекстом. Это позволяет создавать емкие в смысловом отношении тексты, а также сопоставлять лексическое наполнение прецедентного текста и его измененной версии, что позволяет вовлечь читателя в интеллектуальную игру.
Ключевые слова: интертекст, цитата, реминисценция, аллюзия, знак, прототекст, языковая игра.
Тенденции становления когнитивного подхода к изучению текста находятся в центре современных научных интересов. Одним из аспектов данного подхода является антропоцентрическая направленность исследования, заключающаяся во всестороннем изучении категории ‘авторское сознание’. Одним из наиболее значимых способов вербальной репрезентации авторского сознания является интертекстуальность, явное и скрытое цитирование, которое можно рассматривать как бытование в тексте прецедентных культурных знаков, активное включение в метатекст вторичного текста.
Использование этих приёмов создаёт особое семиотическое пространство, в котором прецедентные культурные знаки соотносятся с фоновыми знаниями и активно включаются в современный коммуникативный процесс. Коммуникация между авторским сознанием, метатекстом и реципиентом, декодирующим его, представляет собой интертекстуальный коммуникативный акт, смысл которого состоит в создании нового текста путём включения в него элементов чужих текстов и способности адресата опознать знаки интертекстуальности в этом тексте. Вышеназванный аспект исследования чрезвычайно актуален для современной лингвистики и представлен в работах таких исследователей, как Н. А. Кузьмина, Н. Д. Арутюнова, А. С. Га-венко, М. В. Терских, Н. С. Скоропанова. М. Эпштейн и др.
В творчестве Т. Толстой ярко и обширно представлена медиальная цитация, представляющая собой «цитатное соотношение “литература - литература”, “литература - фольклор”. Цитируются фразы из литературных произведений различных эпох, пословицы
и поговорки, а также общеизвестные фразы, возведенные в ранг афоризмов»1.
Цитаты из различных литературных и фольклорных произведений играют роль иллюстративного материала в рассказах, по особенностям жанра тяготеющим к эссе, в которых анализируется какое-либо языковое или общественное явление (американская политкорректность, проблема лишнего веса, особенности языка русских эмигрантов в Америке и т. п.). При этом вышеупомянутые жизненные явления, как правило, рассматриваются автором в ироническом ключе, а порой подвергаются безжалостной критике. Одним из способов создания иронического эффекта выступает медиальное цитирование.
В рассказе «Какой простор: взгляд через ширинку» подробнейшим образом анализируются структура и содержание мужского глянцевого журнала «Men’s Health», имеющего достаточно высокий рейтинг на рынке печатных изданий. При этом автор вскрывает убожество, однообразие и низкое качество журнальных статей, рассчитанных на весьма ограниченного читателя, который именуется «брутальным двуногим»2. Основным средством изображения пошлости и примитивности содержания и языка журнала выступает тонкая ирония, которая пронизывает весь анализ печатного издания, начиная с его названия.
«Название на русский не переведено, и напрасно: артикуляция глухого межзубного спиранта, как правило, плохо дается именно тем славянам, на чье просвещенное внимание издание рассчитано»3. В данном примере возможно усмотреть негативное отношение автора к обилию иноязычных наименований товаров, предназначенных для русскоязыч-
ной аудитории, не отягощенной интеллектом, о чем свидетельствует употребление узкоспециального лингвистического термина по отношению к аудитории, которая его заведомо не знает и не сумеет адекватно воспринять. В связи с этим название журнала на английском языке в рассказе не упоминается. «Красивое имя - высокая честь: название “Men’s Health” представляется мне неблагозвучным для русского уха, а потому буду называть журнал “Мужское здоровье” или “Здоровье мужчин”»4. С помощью упоминания американского брэнда, внедренного в русскоязычную среду, автор актуализирует один из доминантных концептов своего творчества: взаимоотношения России и Запада, взаимопроникновение их культур, что, в первую очередь, находит свое выражение в языке.
Фраза «Очень смешное слово - теща. Все еще без шуток не хожу»5 [Здесь и далее выделено нами - Н. С.] представляет собой реминисценцию с частушкой постсоветского времени:
Мимо тещиного дома
Я без шуток не хожу:
То ей серп в окошко суну,
То ей молот покажу.
В данном случае подчеркивается типизация образа тещи как «врага народа»6, помехи в семейной жизни любого мужчины. Тем самым автор акцентирует стандартность, шаблонность мышления создателей журнала, их неспособность представить какое-либо явление в неожиданном для читателя ракурсе. Юмористический эффект усиливается с помощью упоминания советского юмористического журнала «Крокодил» («.. .в представлении сотрудников журнала теща - в худших традициях оттепельного “Крокодила”» - не живой человек, а враг народа»6), выступающего в видении автора образцом консервативностереотипного мышления.
Созданию иронического эффекта служит также упоминание одного из персонажей романа Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание»: «Странным образом в этом мире нет и женщины - есть лишь “партнерша” <...>, мучимая ненормальным аппетитом к драгметаллам, словно старуха-процентщица»1. Данный образ, возведенный в символ алчности и сребролюбия, характеризует представление создателей журнала о женщине как об абсолютно бездуховном существе, сосредоточенном на приобретении
лишь материальных ценностей («не человек, а сучка с сумочкой»8). Кроме того, аллюзии с русской философской прозой в контексте рассмотрения современной желтой прессы подчеркивают мысль о деградации русской культуры, о ее духовном обнищании, утере содержательной глубины.
Упоминание древнегреческой богини возмездия Немезиды в неожиданном облике в очередной раз создает иронический эффект: «На сцену выходит Немезида - аденома простаты; тут ему, молодцу, и славу поют»9. В этом примере показана убогость жизни мужчины, образ которого конструируется журналом, поэтому и богиня возмездия приходит к нему в столь необычном виде. Кроме того, фраза «Тут ему, молодцу, и славу поют», как правило, являющаяся концовкой фольклорных произведений (сказок или былин) и имеющая своей целью возвеличить героя, в данном случае означает если не кончину, то, по крайней мере, уход из полноценной, насыщенной жизни, то есть имеет значение, совершенно противоположное заключенному в прототексте.
Проблема деградации современной культуры отражена и в других рассказах Т. Толстой. Рассуждая о читательских предпочтениях «нашего таинственного народа»10, автор упоминает представителей русской классической литературы с точки зрения их известности среднестатистическому обывателю. «Тургенева [народ - Н. С.] немножко знает, и даже производит конфету “Му-му” с картинкой коровы, - как если бы Герасим утопил теленка»10. Тем самым автор подчеркивает предельную примитивность современного русского читателя, поверхностное знакомство с произведениями, ограниченное школьной программой.
Восклицание «Боги, боги мои!», являющееся цитатой из романа М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита», дважды упоминается в рассказе «Художник может обидеть каждого», затрагивающем проблему современного искусства. Цитату можно понимать в узком смысле: как создание контекста для повествования об установлении памятника М. А. Булгакову на Патриарших Прудах. Но, кроме того, вторичное упоминание цитаты в тексте рассказа дает возможность для более глубокого ее понимания: это восклицание, принадлежащее в романе Понтию Пилату и выражающее его физическое и духовное страдание, автор использует для прояснения
Семантика и структура вторичного текста в рассказах Т. Толстой
121
собственного отношения к современному искусству. «Один из памятников - боги, боги мои! - представляет собой бесконечно длинные, длиннее дядистепиных, брюки, сами по себе стоящие на подставке»11. Данное восклицание отражает спектр эмоций автора по поводу того, что в наше время именуется искусством: возмущение, непонимание, отчаяние, даже определенную безысходность, осознание того, что массовая псевдокультура, скрывающая за ложной концептуальностью внутреннюю пустоту, расширяет свои границы и вытесняет истинное искусство.
В некоторых случаях для выражения собственного отношения к анализируемому явлению жизни автор использует языковую игру с прототекстом. Так, например, рассказ
о современном состоянии искусства скульптуры, в котором автор горько иронизирует по поводу тяготения скульпторов к неоправданно большим размерам своих творений, называется «Дедушка-дедушка, отчего у тебя такие большие статуи?» Это название отсылает читателя к сказке Ш. Перро «Красная Шапочка», в которой внучка интересуется у волка: «Бабушка, почему у тебя такие большие уши?» Упоминание детской сказки в подобном контексте, во-первых, демонстрирует авторское уничижительное отношение к описываемому явлению, а во-вторых, являет собой профанацию того, что современные скульпторы считают искусством. Кроме того, немаловажно и то, что в прототексте анализируемый вопрос принадлежит ребенку. Подобно тому, как детскому миропониманию свойственно желание объяснить все рационально, с точки зрения логики, так и человеку, ценящему классическое искусство, умеющему отличить подлинное от суетного, хочется выяснить у современных творцов истинные цели создания их «шедевров».
Название рассказа «Надежда и опора» представляет собой неточную цитату из стихотворения в прозе И. С. Тургенева «Русский язык». Рассказ посвящен рассмотрению лексических и грамматических особенностей языка, на котором русские эмигранты разговаривают в Америке. Язык этот, по мнению автора, представляет собой «эмигрантский волапюк», «словесные обрубки», «языковую плазму», то есть стихийное, неоправданное перенесение английских корней в русскую грамматическую систему, в связи с чем совершенно исчезают мощь, богатство и кра-
сота русского языка. В данном контексте строки из стихотворения И. С. Тургенева, восхищающегося силой и величием русского языка, звучат как горькая ирония и выражают сожаление автора по поводу того, что русские эмигранты не желают сохранять величайшую драгоценность - родной язык, добровольно превращая его в «технопомои».
В рассказе «На липовой ноге» Т. Толстая развивает тему лексического обнищания современного русского языка, используя для иллюстрации данного явления словесную игру с прототекстом. Говоря об обеднении синонимических рядов в речи молодого поколения, сетуя на то, что вместо употреблявшихся ранее прилагательных «хороший, прекрасный, ценный» и т. п. «остались только “крутой”, реже - “клевый”»12, автор приводит следующий пример: «Звучал мне часто голос клевый, // Крутые снились мне черты, - писал Пушкин, обращаясь к Анне Керн»12. Намеренное внедрение жаргонизмов в русскую классическую поэзию демонстрирует контраст между богатством стилистического строя русского языка и убожеством словоупотребления представителей современного поколения.
Реминисценции со стихотворением А. С. Пушкина «19 октября» в этом же рассказе имеют своей целью выразить авторский протест против стихийного проникновения в русский язык иноязычных слов, необоснованного тяготения к западным образцам культуры, искусства и речи. Анализируя названия телепередач и мультфильмов, выходящих в эфир на современных телеканалах, автор негодующе восклицает: «...там, где, казалось бы, уже никак не выпендришься по-западному, поднатужились и выпендрились: “Серый Волк энд Красная Шапочка”. Для кого этот “энд” воткнут? Кто это у нас так разговаривает?»13. Отношение автора к этому явлению выражено, во-первых, с помощью глагола «выпендриться», имеющего негативную коннотацию, а во-вторых, с помощью риторических вопросов, обращенных к читателю, на чье рациональное понимание ситуации автор втайне надеется. Поэтому исследуемая микротема завершается следующим высказыванием: «Друзья мои! Прекрасен наш соединительный союз “и”. Возьмем его с собой в третье тысячелетие»14. В данной реминисценции игра слов строится на омонимии слова ‘союз’. Если в стихотворении
А. С. Пушкина слово ‘союз’ употребляется в значении ‘тесное единение, связь классов, групп, отдельных лиц’, то в тексте Т. Толстой имеется в виду союз как служебная часть речи, что явствует, во-первых, из общего контекста, а во-вторых, благодаря употреблению прилагательного ‘соединительный’, характеризующего грамматические признаки союза. Кроме того, в тексте Т. Толстой значительно расширяется круг адресатов, названных в словосочетании ‘Друзья мои!’. В стихотворении А. С. Пушкина это ограниченная группа людей - его лицейские друзья; в тексте Т. Толстой под выражением ‘Друзья мои!’ понимается вся читательская аудитория.
Рассказ «Лед и пламень», название которого является цитатой из романа А. С. Пушкина «Евгений Онегин», посвящен критике и уничижению американского мультипликационного героя Микки-Мауса. Но если в романе А. С. Пушкина эти контекстуальные антонимы служат характеристикой образов двух героев-антиподов, то в рассказе Т. Толстой данные имена существительные употреблены в несколько ином значении. Слово ‘лед’ имеет отношение к фигурному катанию (история начинается с того, что фигуристка Нэнси Кэрриган прилюдно оскорбила Микки Мауса и была подвергнута остракизму со стороны американской общественности), а словом ‘пламень’ названа, во-первых, горячая любовь народа к Мыши, а во-вторых, та волна негодования, с которой американцы обрушились на несчастную спортсменку. Упоминание строк русской классической поэзии в данном контексте в очередной раз является актуализацией доминантного концепта творчества Т. Толстой ‘взаимоотношения России и Запада’. Автор иронизирует по поводу стереотипности американского национального сознания, способного «горячо и верно»15 любить нелепое мультипликационное создание, которое в рассказе именуется «монстром» и «гадиной». Неспособность русского человека понять такое общественное явление выражается с помощью интертекстуальных связей с русской культурой, которая имеет гораздо более глубокое духовно-нравственное содержание. Говоря о Микки Маусе, автор вновь использует реминисценции с русской литературой: «Иначе каждый встречный получит право распространять его лицо в его простой оправе игЫ et огЫ...»16. Упоминание строк из стихотворения А. А. Блока «О доблестях,
0 подвигах, о славе», посвященного ушедшей возлюбленной, по отношению к Микки Маусу в ироническом варианте демонстрирует значимость данного образа для американской культуры (недаром рассказ имеет подзаголовок «К юбилею народного избранника»), что подчеркивается употреблением существительного ‘лицо’ по отношению к животному. Кроме того, этой же цели служит цитата ‘игЫ et огЫ’, являющаяся названием поэтического сборника В. Я. Брюсова и означающая по-латыни «Городу и миру». Тем самым акцентируется мировая известность этого псевдокультурного феномена, а также его нелепость, карикатурность, бессмысленность в понимании русского человека, знакомого с величайшими произведениями национальной литературы.
Таким образом, цитирование прецедентных текстов в рассказах Т. Толстой позволяет:
1) создать емкие в смысловом и энергетическом отношении тексты;
2) вовлечь читателя в своего рода интеллектуальную игру, стимулировать его не просто на восприятие текста, но и на сотворчество;
3) сопоставлять семантическое наполнение прецедентного текста и его измененной версии, что рождает дополнительные иронические смыслы;
4) привлекать внимание читателя к произведениям и творчеству автора в целом.
Примечания
1 Малышева, Е. В. Черты постмодернизма в массовой беллетристике (на материале повести А. Кивинова «Умирать подано») // Язык. Время. Личность : материалы междунар. науч. конф. / под ред. Л. О. Бутаковой. Омск : Ом. гос. ун-т, 2002. С. 493.
2 Толстая, Т. Н. Изюм. М., 2007. С. 89.
3 Там же. С. 88.
4 Там же. С. 88-89.
5 Там же. С. 91.
6 Там же. С. 90.
7 Там же. С. 93.
8 Там же. С. 91.
9 Там же. С. 94.
10 Там же. С. 95.
11 Там же. С. 98.
12 Там же. С. 203.
13 Там же. С. 204.
14 Там же. С. 205.
15 Там же. С. 245.
16Там же. С. 248.
