CC BY
140
УДК 711.62 ББК 87.4
СЕМАНТИКА АРХИТЕКТУРЫ ЭПОХИ НАПОЛЕОНА: ВОЗМОЖНОСТИ СРАВНИТЕЛЬНОГО АНАЛИЗА А.М. Буровский
Санкт-Петербургский государственный университет
сервиса и экономики (СПбГУСЭ) 192171, Санкт-Петербург, ул.Седова, 55/1
Нетрудно сделать выводы об отражении политических событий и политики государства в целом на традициях архитектуры и градостроительства. Но семиотический анализ архитектуры позволяет сделать и обратный ход: понимать политические тенденции через динамику архитектурных форм. Более того - семантика помогает увидеть тенденции, которые почти скрыты и от современников, и от историков-традиционалистов, опирающихся строго на письменные источники.
Для историков, изучающих эпоху Наполеона по этим источникам, вполне очевидно: Бонапарт является разрушителем традиций
предшествующего периода. Революционный генерал, ставший императором, он не является продолжателем традиций королевской Франции. Он создает свою собственную, «с иголочки», империю, которой должны служить, и в этом служении примиряться, и «белые», и «красные».
Но градостроительство и архитектура этого периода свидетельствуют о другом.
Регулярная планировка городов
Идеи единой регулярной планировки крупного города неоднократно воплощались в античную эпоху. В Средневековье их попытался реализовать в Риме в конце XVI в. папа Сикст V.
Но идея регулярности окончательно сформировалась, приобрела форму универсальной философской и градостроительной теории во Франции XVII
- XVIII вв. На практике это проявилось не столь уж масштабно: в строительстве Версаля, в первую очередь. До Наполеона пытались еще перестроить по регулярному плану два «королевских города» (фактически загородные резиденции королей Со и Сен-Кло), а также небольшие города Нанси, Легхорн, Шарльвилль. Сделать это помогли грандиозные пожары, уничтожившие большую часть городской застройки. Города эти, прямо скажем, не первые во Франции ни по численности населения, ни по значению
- скорее так, провинциальные городки.
* Буровский Андрей Михайлович, доктор философских наук, профессор.
Тел.: 8 921 821 29 97; е-mail: [email protected]
Но и пожаров в провинциальных городах хватило, чтобы создать в 1752-55 гг. в Нанси (Лотарингия) один из самых красивых городских ансамблей Франции - ансамбль трех площадей (Эре де Корни, 1705-1763).
Хаотично разраставшиеся, подобно живым организмам, средневековые города вызывали раздражение, но заменить их «регулярными» оказывалось невозможно. Причина проста: во Франции в 17-18 веках не строили новых городов так, чтобы можно было возвести целый город по геометрическому плану. Если же перестраивать уже существующий город, такого эффекта не получалось.
Не случайно провалились попытки Никола Леду (1736-1806) создать новую, «говорящую», архитектуру, основанную на геометризации и функциональности форм. В 1785 г. архитектор приступил к строительству так называемого Пояса застав Парижа протяженностью 23 км. Но из 40 запланированных застав возведены были только четыре. Все они имеют простые геометрические формы.
Не Наполеоном созданы и грандиозные «триумфальные» сооружения. Их возводили в Париже весь 18-й век. Париж был украшен множеством арок и статуй королей. И для Леду заставы были лишь способом расположить на въездах вокруг Парижа монументальные триумфальные сооружения. На реализацию этого замысла просто не хватило средств.
Сооружения, возводившиеся в 18-м веке в Париже, очень разностильны и разнообразны. Но все они, в конечном счете, восхваляют и прославляют дух Просвещения, научного знания, власти человека над неорганизованной материей. В их оформлении подчеркивается связь с античной эпохой.
Примечательна Школа хирургии со знаменитым хирургическим театром (Жак Гондуэн, 1737-1818), который имеет форму античного амфитеатра. Фасад здания представляет собой триумфальную арку с расходящимися от нее в обе стороны колоннами. Рельеф на фасаде изображает Людовика XV, отдающего приказ о строительстве Школы хирургии, причем его венчает лаврами римская покровительница искусств и ремесел Минерва, а Гений архитектуры лично вручает королю проект. Противоположный фасад выполнен в виде гигантского портика.
Но если практическое воплощение регулярности во Франции довольно скромно, то в теоретических трактатах, на стыке теории архитектуры и философии идеи регулярности, Франция лидирует. Трактаты Блонделя, Перро, Дидро, Бушардона переводятся на все основные европейские языки. Лидерство Франции как ведущей страны Европы Нового времени - не только в многочисленных подражаниях Версалю, из которых наиболее известен прусский Сан-Суси - ансамбль из дворцов и садов, сооруженный в Потсдаме для короля Пруссии Фридриха Великого в 1745-1747 гг. (Г. В. фон Кнобельсдорф), но и в остром внимании всей образованной общественности к этим идеям.
Нововременная цивилизация (эпоха Просвещения) и ее установки
Архитектура королевской Франции была лишь визуализацией идей Просвещения. Не случайно началом этой эпохи считается 1648 г. - год окончания Тридцатилетней войны, а с ней - и Реформации, и начала строительства Версаля.
Эпоха Просвещения исходила из того, что Мироздание - не творение Г осподне, не Храм, а, скорее, мастерская.
Она отказывалась видеть в мире что-либо, что было бы принципиально непознаваемо или слишком сложно для рационального познания. Мироздание представало гигантским складом хаотичных природных ресурсов, которые следовало «окультурить» и в которой демиург - человек может и должен преобразовывать природу в соответствии с разумными предначертаниями.
Для такого сознания все «слишком природное», «чересчур естественное» казалось малоинтересным, да и попросту некрасивым. Природа, не измененная человеком, никак не использованная для его блага, представлялась скучной - как склад, хаотично заваленный полезными, но пропадающими без дела предметами.
Новое время и градостроительство
Хаотично растущий город с кривыми улицами и обилием храмов уподоблялся той же непривлекательной природной сущности, без всякой «соразмерности начал». Новое время требовало других оснований для планировки - рациональной, простой и понятной. Чтобы улицы были чистыми и ровными, пересекались под прямыми углами. Чтобы кварталы были примерно одинаковыми по размеру, имели бы правильные геометрические формы. Чтобы улицы расходились от площадей и сходились бы к площадям, а на этих открытых, издали видных площадях возвышались бы крупные общественные здания.
При всем разнообразии стилей и течений все здания общественного назначения, все общественные здания эпохи Просвещения обладают некоторыми общими чертами: простая и ясная организация их внутреннего пространства, анфилада комнат или коридорная система не позволяют в них заблудиться.
Нигде нет чрезмерной усложненности внутреннего объема сооружения. Нет запутанных, петляющих коридоров, нет тупиков, нет промежуточных этажей, непонятных закутков и таких же непонятных лестничных пролетов, из которых невозможно попасть туда, куда тебе надо. В любой момент и в любом здании вы по крайней мер знаете, где находитесь.
Разрыв архитектурной традиции
В годы Французской революции 1789-1993 гг. во Франции не построили ни одного долговечного сооружения. Это была эпоха временных построек, в основном деревянных, которые, конечно, просуществовали очень недолго. Эпоха использовала наработки прежнего, пытаясь их переосмыслить в «революционном» духе, но не создавала ничего своего.
На площади Бастилии, на руинах старой крепости, воздвигли павильон с надписью: «Здесь танцуют». Площадь Людовика XV была названа площадью Революции и обезображена триумфальными арками «в честь побед, одержанных над тиранией», статуями Свободы, фонтанами с эмблемами.
На месте конной статуи Людовика XV в центре площади установили гильотину.
На Марсовом поле поставили алтарь Отечества, где 8 июня 1794 г. отмечался праздник Верховного существа: этот культ провозгласили, официально упразднив католицизм.
В Париже появились скульптурные памятники «Возрожденная природа» и «Слава французского народа».
Архитектура Франции эпохи Наполеона I
При Наполеоне Париж продолжали перестраивать. Только теперь проспекты связывали не «королевские» и не «революционные», а «имперские» сооружения: Лувр и Тюильри с площадью Согласия. Отсюда новый проспект - Елисейские Поля - вел к западной окраине города, на скрещение несколько ведущих в город дорог.
Улица Риволи (Шарль Персье и П. Ф. Л. Фонтен, 1801), ведущая от площади Согласия к Лувру, была заполнена типовой застройкой.
Построили два моста и канал Сен-Мартен для подачи воды в городские фонтаны.
При этом архитектурные формы приобрели особую пышность и торжественность, а масштабы строительства - грандиозный размах. Неоклассицизм времен Наполеона I получил название ампир (франц. empire
- «империя»). Он должен был символизировать величие и могущество державы, созданной генералом Бонапартом, который стремился превратить Париж в эдакий «второй Рим», столицу громадной и чуть ли не вечной империи.
Приемы античного зодчества использованы в архитектуре Триумфальной арки, Биржи, церкви Мадлен, фонтана на площади Шатле. Нередко античные памятники просто копировали. Триумфальная колонна на Вандомской площади (архитекторы Жан Батист Лепер и Жак Гондуэн, 1806-1810) повторила форму Колонны императора Траяна.
Триумфальная арка на площади Карусель (архитекторы Ш. Персье и П. Ф. Л. Фонтен, 1806-1807) - уменьшенная копия знаменитой Триумфальной арки императора Септимия Севера. До 1815г. арку венчала бронзовая колесница Победы, увезенная с фасада собора Сан Марко в Венеции.
Фонтан Победы на площади Шатле (Ф.-Ж. Бралль, главный инженер службы водоснабжения Парижа, 1750 - 1832,) установлен в 1806-1808 гг. в память побед, одержанных Наполеоном Бонапартом. Фонтан Победы известен также как «Пальмовый фонтан». Построенная в 1806 году колонна украшена пальмовыми листьями, между которыми выбиты названия наполеоновских побед в Италии, Египте и Германии (Лоди, Пирамиды, Маренго, Ульм, Данциг).
Венчает колонну богиня Победы, творение Луи Симона Буазо (1743-1809). Монумент является характерным образцом наполеоновского ампира («стиля империи»), сочетающего в себе черты классической архитектуры императорского Рима с вошедшими в моду египетскими мотивами.
Многие отмечают, что облик фонтана и его декор напоминают сталинские павильоны и фонтаны ВДНХ.
«Громадье» планов императора, стремившегося превратить Париж в столицу мира, мешало их осуществлению. Некоторые монументы были закончены только в период Июльской монархии и Второй империи. Такова и Триумфальная арка, которую строили с 1806 по 1836 г., или Арка Звезды (от ее подножия отходит 12 улиц). Эту арку после Аустерлицкого сражения в 1806 году Бонапарт распорядился соорудить на парижском холме Шайо в честь военных побед, одержанных Францией. 50-метровый памятник воинской доблести строился 30 лет по проекту архитектора Шальгрена. Арку окружают сто гранитных тумб (в честь «ста дней» правления Наполеона), соединенных между собой чугунными цепями.
Важнейшая часть «правильного» города - огромная парадная площадь, основное назначение которой - напоминать о могуществе империи. Площадь Конкорд (Согласия) - прекрасный пример подобного имперского пространства.
Площадь Людовика XV (позже площадь Согласия) сооружена в Париже в 1753-75 гг. (Ж. А. Габриель). Наполеон ничего не перестроил на ней. Он только «украсил» площадь вывезенным из Луксора гигантским обелиском, прославляющим фараона Рамзеса II.
Получается, что Наполеон Бонапарт строил столицу своей империи и одновременно продолжал традицию эпохи Просвещения. Его империя опиралась на эту традицию, была воплощением Разума, и это давало моральное право «нести Просвещение» всем остальным народам Европы.
В России
В конце XVIII века градостроители Российской империи старались перестроить в духе Нового времени все русские города. Следы их работы легко заметить даже в малых уездных городах типа Шуи (Владимирская губерния), Сольцов (Новгородская губерния) или Каргополя (Олонецкая губерния).
Во всех этих городах даже зрительно, без изучения планов, видно одно и то же: та же, в основном прямоугольная, планировка кварталов, те же ровные, по ниточке проведенные улицы, расходящиеся от площадей прямоугольных очертаний.
То же самое касается не только организации пространства города, но и организации внутреннего объема зданий. Планировка и архитектура в равной степени Зимнего дворца, или Инженерного замка, или большинства частных зданий на Псковской улице в Новгороде, Никитской во Владимире и Васильевской в Сольцах, тем более присутственные места и здания любого рода общественных собраний в разных городах - при всем их разнообразии отражают одни и те же архитектурные принципы ясности, однозначности, регулярности.
«В Новгороде вплоть до екатерининской реформы 1778 г., когда была введена регулярная планировка, сохранялась средневековая градостроительная система и сетка улиц, названия которых известны по летописным рассказам. Регулярная планировка стерла картину многовековой стабильности городского плана и лишила важнейшего источника правильных представлений о нем» [1].
В отличие от европейцев, наши предки были практиками: русские города многократно уничтожались пожарами. В них гибла большая часть застройки - деревянная. После очередного пожара было нетрудно вписать в регулярную застройку немногие каменные монументальные сооружения. Не случайно ходил упорный слух, что губернатор в Новгороде сознательно велел «устроить великий пожар», чтобы можно было перестроить город по новым принципам.
Скорее всего, «рукотворный пожар» - все же легенда. Но факт, что практически все старинные русские города на протяжении 2-й половины 18го - начала 19-го вв. были полностью перестроены на основе специально разработанных генеральных планов. Это Тверь, Ярославль, Кострома, Псков, Калуга, Полтава, Архангельск, Новгород, Воронеж, Тула, Новониколаевск, Красноярск, Иркутск... долго перечислять. Перестроенные города отличались многообразием приемов регулярной планировки городов, пространственной взаимосвязью и художественным единством архитектурных ансамблей, в которых обычно старая застройка гармонично сочеталась с новой.
А главное - в 18-м веке в России по нововременным принципам построены целые города в недавно присоединенных землях. По этим принципам организованы не только Петербург, но и Таганрог, Новороссийск, Одесса, Мариуполь, Севастополь, Нижний Тагил, Петрозаводск, Екатеринбург, Екатеринослав, Ростов-на-Дону, Петропавловск-Камчатский. В 19-м веке по тому же принципу строились Верный (Алма-Ата), Владей Востоком (Владивосток), Харбин, Екатеринодар, Пишпек (Фрунзе).
Все эти города изначально строились по регулярным планам. Весь 18-й и 19-й вв. в России - это буквально гимн регулярному строительству. Громадная плеяда зодчих: М. Г. Земцов, И. К. Коробов, П. М. Еропкин, А. И. Квасов, В. И. Баженов, М. Ф. Казаков, И. Е. Старов, А. Д. Захаров, А. Н. Воронихин, К. И. Росси, О. И. Бове, В. П. Стасов и многие, многие другие.
В истории мирового градостроительства практически нет ни одного подобного примера, когда фактически за 120-130 лет реализовались бы настолько громадные масштабы перепланировки и застройки городов, развитие новой системы пространств, построения архитектурных ансамблей, да еще в такой колоссальной стране.
Простая геометрическая планировка, к тому же сориентированная по линиям восток-запад и север-юг. Лучи улиц, сходящиеся к центру, как в Ярославле, - символ власти человека над пространством. Город - символ разума и порядка. Г ород - символ власти человека над природой. И вместе с тем это город - тайна, город - центр загадочного, мало освоенного и мало исследованного края.
Сетка улиц Красноярска, Пскова, Сольцов, Петербурга или Твери - это как сетка параллелей и меридианов, наброшенная на земной шар. Это рациональный взгляд на мир, взирающий на загадочное и стихийное. Это разумный подход, примененный к стихиям природы.
Россия и Европа с точки зрения градостроительства
В представлении жителя Москвы и других городов России, Петербург и по сей день - воплощение европейской застройки. Он - «русская Европа», и в нем все, «как в Европе». Но это - глубокая ошибка.
Европейские города росли исторически, постепенно - в точности, как и русские средневековые. Мало того, что они в основном меньше, теснее Петербурга. В них (тоже в точности как в Москве или в Рязани) есть кривые тесные улочки, тупички и уж, конечно, есть кварталы разновременной застройки. Многие европейцы (например, Проспер Мериме) считали Рим особенно красивым потому, что в нем могут рядом стоять здания, сооружение которых разделяют века и даже тысячелетия. Возможно, это и красиво, но на петербуржцев обычно не производит впечатления: очень уж далеко от привычного. У Петербурга другая эстетика.
Рассказывать себе и другим про Петербург как типично европейский город было легко лет двадцать назад: тогда в СССР правили хорошие люди, коммунисты. Они хотели, чтобы все жили так же хорошо, как в Советском Союзе, и потому готовились к войне за мировое господство. Ни на что больше денег им, естественно, не хватало, и большинство жителей Петербурга, Москвы, а уж тем более провинции могли только мечтать о том, чтобы поехать за границу.
Сейчас, когда злые «демократы» продали нас всех американцам, многие россияне смогли выехать из страны, посмотреть мир. Выдумывать, как обстоит дело в Европе, стало несравненно труднее, и очень интересна реакция россиян уже не на воображаемые, а на реальные европейские города. Москвичи и жители провинциальных городов России с удивлением обнаруживают, что во многих отношениях их города - и есть Европа. А они-то думали.
Питерцы же как раз «не узнают» европейского родства: и знаменитые европейские города оказались очень уж маленькими и тесными, и планировка непривычная. Улицы узкие, кривые, здания разновременные. Это что, Европа?! Это какая-то Москва, а не Европа! Вот мы - это и правда Европа.
Петербург строился быстро, по историческим меркам - мгновенно. Строился так, как если бы на его месте ничего не было. И потому возник город, во-первых, очень одностильной, одновременной постройки. Практически нигде нет такой выдержанности огромных архитектурных ансамблей. Во-вторых, Петербург - на редкость «регулярный» город. Город, в котором идея власти человека над неосмысленной природой выражена с колоссальной силой.
Сравниться в этом плане с Петербургом может разве что Версаль -причем не город, а дворцово-парковый комплекс. Но весь версальский дворцово-парковый комплекс - порядка 6000 гектаров; с ним вполне
сравнимы по размерам комплексы в Павловске, Царском Селе или в Петродворце. А Петербургская городская агломерация занимает площадь больше 1400 квадратных километров.
Приближение к сверхрегулярному, притом огромному и сверхрегулярному Петербургу заметно уже на подъездах - на поезде, на автомобиле. Появляются такие ровные, по ниточке проведенные каналы, километрами тянутся такие же ровные лесополосы, что сразу же становится ясно - Петербург близко. Эту регулярность организации земли петербуржец узнает из окна вагона задолго до того, как покажется сам Петербург.
Имперская архитектура России
При этом в России, при всей грандиозности строительных проектов, совершенно невозможно выделить какой-то особый комплекс сооружений «наполеоновской эпохи».
Работа по восстановлению Москвы велась под руководством специальной комиссии. В архитектуру Москвы вошли элементы триумфа русского оружия 1812-1815 годов. Памятник Минину и Пожарскому (О. Мартос, 1815) и Триумфальная арка (О.И. Бове, 1834) - единственные сооружения, которые по духу соответствуют сооружениям в Париже времен Наполеона.
Памятник изображает князя Пожарского в одежде и с оружием римского воина. На Триумфальной арке изображены русские воины в древнерусских шлемах, но с римскими мантиями, в античных доспехах. Император Александр I изображен в платье римского цезаря, он окружен изображениями Геракла с палицей на правом плече и Минервы. Есть на Триумфальной арке изображения богинь Победы. Арку венчает словно бы летящая колесница Славы.
Московский митрополит отказался освятить Триумфальную арку при ее открытии в 1834 г. из-за размещения на ней скульптурных изображений античных богов.
Аналогия? Но эти памятники возведены после нашествия Наполеона и как реакция на уже произошедшие события. 17 августа 1829 года в основание будущей Триумфальной арки вмурована бронзовая доска с надписью: «Сии Триумфальные ворота заложены в знак воспоминания торжества российских воинов в 1814 г. и возобновления сооружением великолепных памятников и зданий первопрестольного града Москвы, разрушенного в 1812 г. нашествием галлов и с ними двунадесяти языков».
Перед нашествием Наполеона в России не сооружались такого рода памятники. Строились крепости - например, Динабургская крепость в Даугавпилсе (Е. Ф. Гекель, 1810-1833). Даже недостроенная, Динабургская крепость успешно противостояла французским войскам под командованием генералов Макдональда и Рикорда. Французам удалось срыть укрепления на левом берегу Даугавы, но сама крепость сохранилась в боеспособном состоянии вплоть до изгнания наполеоновских войск из России.
Амбиции и их отражение С точки зрения семантики, вполне очевидно, что эпоха Наполеона, по крайней мере в одном отношении, - лишь продолжение эпохи королевской
Франции. Наполеон продолжает рассматривать Францию как культурного лидера Европы. Вся его архитектурная политика - это визуализированная претензия на лидерство в Просвещении.
Его империя - логическое развитие идей этого лидерства: Франция, по его представлениям, на штыках его солдат несет Европе свет Просвещения. Напомню, что в обозах «Великой армии», вторгшейся в Российскую империю в 1812 году, везли два изваяния Наполеона в тоге и венке римского императора, со свитком в руках - символ Наполеона, дающего России свободу (предполагался манифест об упразднении в России крепостного права).
Семантика архитектуры не дает и не может дать точной даты начала войны. Но она свидетельствует о неизбежности французской агрессии.
Грандиозные перестройки городов и появление новых архитектурных форм в России так же неопровержимо свидетельствуют: для того чтобы вступить в эпоху Просвещения, Россия совершенно не нуждается в руководящей роли Франции. Ее облик говорит о том, что она даже в большей степени страна Нового времени, чем Франция. И притом - никакой агрессии, ни малейшей архитектурной претензии на внешнюю экспансию.
Семантически очевидно, что Французская империя нападет на Российскую, а ни в коем случае не наоборот. Более того: это нападение будет не актом воли самого Наполеона или коллективной воли Наполеона и его приближенных. Тут вообще совершенно неважно, какими личностными качествами обладает лицо с любыми властными полномочиями, включая и императора.
Наполеон с его политикой - только продолжение тех амбиций, которые вынашивались Францией с 1648 года. Если бы во Франции сохранялась королевская власть, война тоже была бы неизбежна (вопрос - когда именно и в каких формах). А Россия не могла бы не принять вызова - независимо от континентальной блокады или личных черт характера Александра I Павловича. Просто потому, что она (независимо от мнения Наполеона и любого другого француза) уже является нововременной страной и ей совершенно не нужно, чтобы ее «модернизировали» или «европеизировали».
Возможно, без революции 1789-1793 гг. и без порожденного ею Наполеона война началась бы не в 1812 году и была бы менее грандиозной. Не дошло бы до «нашествия двунадесяти языков», а ограничилось бы военными действиями в Европе (как в 1799-1807 гг.) или в пограничных районах России. Возможно, претензии Франции были бы сняты несколькими поражениями или, наоборот, сохранялись бы долгое время, пока сами собой не исчерпались бы на протяжении 19-го века.
Словом, вариантов исторической конкретики могло бы быть очень много. Но, полагаю, это не принципиально.
ЛИТЕРАТУРА
1. Янин В.Л. Планы Новгорода Великого ХУИ-ХУШ веков. М, МГУ, 1999.
