CC BY
14
12. Томахин Г.Д. Реалии-американизмы: пособие по страноведению. М.: Высш. шк., 1988. * * *
1. Gureev V.A. Vvedenie diskursivnyh dannyh v sovremennye grammatiki // Tekst i diskurs: tradicion-nyj i kognitivno-funkcional'nyj aspekty issledovaniya. 2002. S. 89-93.
2. Karasik V.I. Kul'turnye dominanty v yazyke // Yazykovaya lichnost': kul'turnye koncepty. Volgograd - Arhangel'sk, 1996. S. 3-16.
3. Kolokol'nikova M.Yu. Diskurs-analiz i kor-pusnyj analiz v issledovaniyah v oblasti istoricheskoj leksikologii // Izvestiya Saratovskogo universiteta. Novaya seriya. Filologiya. ZHurnalistika. 2010. T. 10. Vyp. 2. S. 3-6.
4. Ozhegov S.I., Shvedova N.Yu. Tolkovyj slo-var' russkogo yazyka M.: Azbukovnik, 2002.
5. Pimenova M.V. Dusha i duh: osobennosti kon-ceptualizacii. Kemerovo: IPK «Grafika», 2004.
6. Prihod'ko A.N. Koncepty i konceptosistemy. Dnepropetrovsk, 2013.
7. Samigullina A.S. Kognitivnaya lingvistika i se-miotika // Vopr. yazykoznaniya. 2007. №. 3. S. 11-24.
8. Slavyanskaya mifologiya. M., 1995.
9. Stoyanova E.V. Koncept kak mediator mezhdu kul'turoj i soznaniem // Media v sovremennom mire. 55-e Peterburgskie chteniya: tez. Mezhdunar. nauch. foruma 21-22 apr. 2016 g. / otv. red. V.V. Vasil'eva. SPb., 2016.
10. Sumcov N.F. Simvolika slavyanskih obrya-dov. M., 1996.
11. Teliya V.N. Russkaya frazeologiya. Seman-ticheskij, pragmaticheskij i lingvokul'turologicheskij aspekty. M.: Yaz. rus. kul'tury, 1996.
12. Tomahin G.D. Realii-amerikanizmy: posobie po stranovedeniyu. M.: Vyssh. shk., 1988.
Verbal objectification and subjectification of the concept "bread"
The article analyzes the concept of "bread" relating to nuclear cultural values and reflecting the peculiarities of the mentality of Russian speakers. The concept objectivation and subjectivation techniques are used as a research tool. The specificities of the presentation of the conceptual referent by means of a lexical sign, a phrase or a phraseological unit are identified. The possibilities of studying the concept of "bread" in the National Corps of the Russian language are considered.
Key words: concept, picture of the world, concept objectification, concept subjectivation, phraseology, Russian language corpus.
(Статья поступила в редакцию 26.03.2019)
М.В. ДОЛГОПОЛОВА (Уфа)
семантическое варьирование лексем с корнем зл-в древнерусском языке
Рассматриваются основные направления семантического варьирования индоевропейского корня zl- в древнерусском языке. Получены данные о закономерностях формирования ценностного ядра русского языкового сознания и русской лингвокультуры.
Ключевые слова: добро, зло, этимология, смысл, значение, ценности.
Понимание культуры того или иного народа непосредственно зависит от степени исследования его языка, т. к. внутренняя форма слова и система его значений являются «отражением категориального членения мира часто не с точки зрения его объективной реальности, а с точки зрения осмысления его человеком - продуктом определенных эпох» [1, с. 49]. Для постижения языка культуры необходимо найти главный регулятивный принцип, который организует логико-понятийную концептосферу культуры, управляет ее языком, ценностями и схемами их восприятия. Исследователь считает, что таким регулятивным принципом культуры носителей старославянского языка был Бог: все в мире соотносилось с космическим конфликтом добра и зла [Там же, с. 51]. Несомненно, после приятия христианства православие стало основой «всех глубинных традиций народной жизни» также и в Древней Руси [2, с. 530]. С течением времени «русская духовная культура, принимая новое, внимательно сохраняла старое, устанавливала формы сосуществования нового со старым, наслаивая одно на другое» [13, с. 37]. Поскольку Добро представляет собой одну из основополагающих ценностей в любой культуре, а Зло является его антиподом, вместе они составляют важнейшую аксиологическую оппозицию, отражающую миропонимание и регулирующую поведение человека. Вследствие этого важно проследить, как менялось соотношение ценностных смыслов в смысловой сфере «Добро -зло» от века к веку, от эпохи к эпохе, и началом подобного исследования должен быть анализ их отражения в древнерусском языке. В настоящей статье мы рассмотрим основные на-
О Долгополова М.В., 2019
правления семантического варьирования индоевропейского корня zl-, в русском языке XI-XIV вв., в результате чего будут получены данные о закономерностях формирования ценностного ядра русского языкового сознания и русской лингвокультуры.
Отправной точкой нашего исследования является этимология корня zl-, т. к. «никакая другая лингвистическая дисциплина не собирает такую полноту информации о значении слова, как этимология, объединяющая в целях своего исследования современные данные, письменную историю, дописьменную реконструкцию и семантическую типологию» [14, с. 272-273]. Этимологический анализ происхождения лексемы позволит выявить семантический «зародыш слова», «зерно первосмыс-ла» (В.В. Колесов), понять лингвокультурную специфику имени [7, с. 181-182].
Данный корень восходит к индоевропейскому корню *g'huel-, *g'hul-в значении 'изгибаться', 'кривиться', 'изворачиваться' с дальнейшим семантическим переходом (в сфере этического) ^ 'кривить душой' [18, р. 489-490]. Доказательством индоевропейского происхождения корня служат следующие факты.
Во-первых, данный корень отмечается в древних и в современных неславянских языках: нов.-перс. zür 'фальшивый, ложь'; др.-инд. hvarati, hvalati 'идет кривыми путями, петляет, спотыкается, падает'. Родственными являются также авест. hvarati 'идти не прямо, окольной дорогой, спотыкаться'; zürah 'неправда, несправедливость, обман'; лит. atzülas, atzülus 'черствый, бесчеловечный'; [zülus 'надоедливый, наглый, грубый'; др.-перс. zurah-kara 'козни строящий, предатель'; перс. зур 'ложь'; осет. зул 'кривой' и др. [9; 15, с. 256; 16, с. 326].
Во-вторых, на славянской почве (в том числе и в древнерусском языке) корень дал, с одной стороны, значения этической оценки, а с другой - общеоценочное значение, которое сформировалось уже к началу XI в. При этом в значении этической оценки 'жестокий', 'наглый, грубый', 'злой' он «перекликается с семантикой однокорневой лексики восточно-балтийских языков ('грубый, жестокий, дерзкий'), а в общеоценочном и нормативнооце-ночном значении сближается с иранским материалом» [4; 5, с. 42; 17, с. 169]. Вследствие этого исторические словари русского языка отмечают наличие уже в X-XI вв. простых слов с общеоценочными значениями, напри-
мер: злой 'дурной человек' (Х в.), зло - 'все плохое, дурное, злъ 'плохо, дурно', злобь 'то же, что зло' (XI в.), а также слов со значением этической оценки, например: злобный 'жестокий, свирепый', злобь 'зло', злобство 'злобь' (XI в.) и др. Адъективный и вместе с тем оценочный характер семантики корня на славянской почве обусловил его функционирование практически во всех сферах физической и психической деятельности человека.
Одним из самых древних является представление о зле как о действии, направленном на причинение вреда, например: Аще об-рящеть въ вустыъ Днъпрьскомь Русь Корсу-няны рыбы ловяща, да не творяты имъ зло ни-како же (Дог. Игор. 945 г.) [12, с. 1000]; Блаженному ж<е> Борису идущу к брату своему, ни что же зла помышляше, и идущу ему раду-яся (Арханг. Лет., 36, 1015 г.) (здесь и далее примеры приводятся по источнику [10]). Дея-тельностную природу зла подчеркивает также исследователь древнерусской лингвокультуры В.В. Колесов, который полагает, что «...Добро проявляет себя вовне как данность внешнего вида, как красота и польза, за которыми скрывается истина. Зло же <...> не видят -с ним сражаются» [7, с. 115] (см. также: [11, с. 531]).
Номинация причинения вреда (физической или психологической травмы) в древнерусском языке осуществлялась глаголом зло-бити: Но они свои нравъ показаша, и лжи-выя вины возложиша на нъ, и болма злобиша им (Флавий. Полон. Иерус. II, 230, XI век). Его прямым дериватом являлось имя существительное злобление 'причинение вреда': ...от злобления поганых... (Моск. лет., 142, 1252 г.).
Известный русский исследователь зла философ И.А. Ильин отмечал, что зло - это не отвлеченное понятие, не логическая возможность, а «живущее в нашей душе страстное тяготение к разнузданности, к разгулу дурных страстей, что ведет к духовному распаду личности». Оно присутствует в поступках и мыслях человека, а главное - в его желаниях и намерениях, в связи с чем бороться необходимо не только со злыми поступками и действиями, а еще и со злой волей человека [6, с. 327]. зло-намерение представлено в древнерусском языке прилагательным злобивый 'лукавый, коварный', которое характеризует хитрого, ловкого человека, замышляющего зло: Бъ бо от зълобивъ мужь очарованъ корабль, въ мнозъ же бъ тузъ господинъ корабля (Патерик Син., 150, Х1—Х11 вв.). Такого человека так-
же называли злокозненным - 'хитрым, строящим козни, коварным': Творить и се мно-гашъды дияволъ зълокъзньны (и е)гда узьрить душю начънъшю чюти своя гръхы (Изб. Св. 1076 г., 635).
Как мы уже писали, индоевропейский корень *zl- имел первичные значения разного рода кривизны. Линия 'кривой', 'изогнутый' давала семантический переход ^ 'ложный, неправильный, несправедливый', который наблюдается и в древнерусском языке.
С принятием христианства на руси появляется новое представление о зле как о грехе: лексема зло развивает значение 'противозаконный поступок, грех', появляются ее производные злобие 'грех, вероотступничество', злъ 'греховно, неправедно' и др., например: Аще бо князи правьдиви бывають в земли, то многа отдаются согръшенья (земли); аще ли зли и лукави бывають, то болше зло наводить богъ на землю (Лавр. Лет., 139, 1015 г.); Съсудъ злобия зми(и)и... побъжгенъ, неправьдьныя правьдьнымь помыслъмь томить (Мин. Сент., 0217, 1096 г.); ...Рече ему диякъ: сия же рече не суть правлславь-ныя въры еже приносиши, нъ еретикъ суть, и зълъ славящиихъ (Патерик Син., 333, XI-XII вв.). Происходит также дальнейшее развитие линии семантического развития признаковых значений в направлении: 'кривой' ^ 'неправильный, ложный' ^ 'неправедный, нечестивый, греховный'.
Возникновение данных смыслов у целого ряда однокоренных слов (в том числе и сложных, таких как зълодъльнъ 'греховно', зълодъяние 'грех, святотатство' и др.) можно объяснить следующим образом. Во-первых, в сознании древнерусского человека грех мыслился как «отход» от прямого пути истинной веры, как вероотступничество, а во-вторых, как переход от Добра к злу, от истины (праведности) ко лжи ('кривой' ^ 'ложный'). Поскольку пойти кривым, ложным путем, отойти от истинной веры человека соблазняет дьявол («отец лжи») [6; 7, с. 124], то закономерно появляется однокоренная лексема злецъ 'злодей (о Сатане)': Наведе на ны бъсы и самого того зълеца сотону (Патерик Син., 249, Х1-Х11 вв.).
Вместе с тем человек сам отвечает за свои грехи: «...Грех совершается сознательно, оценивается как зло и оскорбление Богу; наконец, в результате совершения греха человек лишается Благодати (или отделяет себя от Бога)» [8, с. 167-177]. Поэтому слова с данным корнем
служили для выражения отрицательной этической оценки грешного человека. В свою очередь, грех связан с пороком, который, в толковании В.И. Даля, есть «недостаток нравственный, духовный; все, что противно истине и добру; зло и ложь, как свойство, качество человека; всякое нравственное извращенье, искаже-нье; наклонность к худу, к дурной жизни» [3, с. 320]. Этот «недостаток» также обозначался лексемами с анализируемым корнем, такими как зълоба 'порок, лукавство', злобь 'порок, лукавство', злонравый 'порочный' и др.: Жита ваша побихъ, и зълобы вашея не истрьгъ (Гр. Наз. XI в. 312) [12]; Блудниця же... исповедаю своя гръхы... обличаю свою зълобь, славить ся Христосъ (Сл. Иоо. Злат., Усп. Сб., 424, XII-XIII вв.); Акы нъкую страсть проныривую и зълонраву въ глубингъдушьн1ъи съкрывающе (Гр. Наз., 130, XI в.).
Согласно христианской этике Добро мирно, а зло враждебно. ненавистное отношение к другим людям и состояние вражды между людьми обозначались лексемами злобство 'злобность' и злоба 'состояние вражды' соответственно: Аще хощеть кто добронравие сънискати... възненавидить безмърныя зълобы, не можеть сънискати ея (Патерик Син., 304, XI-XII вв.); ...и все зълобство об-наживъ древле прадеда обнажьшаго (Мин. Сент., 0223, 1096г.). В дальнейшем значение 'враждебный' появляется и у прилагательного злой (.кто будет мнъ золъ... (Ипат. лет., 367, 1147 г.)), и у его производных, а также сложными словами злодъйственный 'враждебно настроенный человек', зломыслъ 'тот, кто желает зла; враг' и др.: Сего [Всеволода III] имени токмо трепетаху вся страны, и по всеи земли изиде слух его, и вся зломыслы его вда богъ под руцъ его (Лавр. Лет., 436, 1212 г.).
Еще одна важная для формирования смыслового поля зла линия семантического развития связана с вторичным значением индоевропейского корня 'наглый, грубый', которое также восходит к значению 'кривой' (см. выше). Это линия 'наглый, грубый' ^ 'жестокий, свирепый, лютый' ^ 'губительный, пагубный'. Усилительное значение 'жестокий, свирепый, лютый' впервые отмечено у лексемы злобный: Яко оъть есть многоплетена зълобьная къзнь (Панд. Ант., л. 90, XI в.), а значение 'губительный, пагубный' - у лексемы злой: Завидя же дияволъ дъвъ тои, въложи уноши иному въ сьрдьци зълу любъвь. Чюдьная же та дъваразумгъвъши... мысли и погыбъль уноша
того (Патерик Син., 284, XI—XII вв.). Появление подобных значений по семантической модели 'признак' ^ 'более сильный по степени проявления признак' приводит к тому, что в XII в. происходит генерализация значения корня, и у прилагательного злой возникает значение 'очень сильный по степени проявления': Зажьжеся пожаръ Новегородъ... и бяше пожаръ зълъ, съгоръша церкъви 3... и много домовъ добрыхъ (Новг. I лет., 168, 1194 г.); И бысть оъча зла и велика, и побе-гоша пред иноплеменники, и ту убиенъ бысть великии князь Юрьи (Моск. лет., 128, 1238).
Таким образом, в древнерусский период русского языка обозначились следующие две основные линии семантического развития индоевропейского корня *-zl-:
1) 'кривой, изогнутый' ^ 'ложный, обманчивый, несправедливый' ^ 'неправедный;
2) 'кривой, косой' ^ 'дерзкий, грубый, бесчеловечный' ^ 'жестокий, свирепый' ^ 'жестокий, сильный по проявлению'.
Семантическое развитие корня в данных направлениях привело к тому, что в этот период исторического развития языка происходит значительное обогащение лексического гнезда корня за счет формирования различных этических оценочных смыслов.
Судьба общеоценочного значения корня иная. Если «слово зъло в исходном своем (синкретическом) смысле обозначало всю множественность отрицательного мира в случае, когда требовалось этот мир назвать» [7, с. 123], то к концу древнерусского периода это значение начинает утрачиваться: уходят в прошлое многие сложные слова с корнем зл- в общеоценочном значении 'плохой' и в XIV в. появляются лексемы худой и плохой, которые в конечном итоге взяли на себя функцию выражения общей оценки.
Список литературы
1. Вендина Т.И. Русская традиционная духовная культура: наследие в слове // Метафизика. 2012. № 6. С. 49-64.
2. Громыко М.М., Буганов А.В. О воззрениях русского народа / Ин-т этнологии и антропологии РАН. М.: Паломник, 2000.
3. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка / под ред. И.А. Бодуэна де Курте-нэ. СПб., 1912. Т. 1.
4. Дронова Л.П. Становление и эволюция модально-оценочной лексики русского языка: этнолингвистический аспект. Томск: Изд-во Том. ун-та, 2006.
5. Зализняк A.A. Проблемы славяно-иранских языковых отношений древнейшего периода // Вопросы славянского языкознания. 1962. № 6. С. 2845.
6. Ильин И. A. О сопротивлении злу силою. М.: Айрис-Пресс, 2007.
7. Колесов В.В. Древняя Русь: наследие в слове. Добро и зло. СПб., 2001.
8. Панова Л.Г. Грех как религиозный концепт (на примере русского слова «грех» и итальянского "peccato") // Логический анализ языка: Языки этики / отв. ред. Н.Д. Арутюнова, Т.Е. Янко, Н.К. Рябцева. М.: Яз. рус. культуры, 2000. С. 167-177.
9. Преображенский А.Г. Этимологический словарь русского языка. М., 1958. Т. 1.
10. Словарь русского языка XI-XVII веков. Вып. 4: Г-Д. М.: Наука, 1977.
11. Спиноза Б. Избранные произведения: в 2 т. М.: Госполитиздат, 1957.
12. Срезневский И.И. Материалы для словаря древнерусского языка по письменным памятникам. СПб., 1893. Т. 1.
13. Толстой н.И. неравномерность развития звеньев языковой и мифологической системы в этнолингвистическом аспекте // Его же. Избранные труды. М., 1999. Т. III.
14. Трубачев О.н. Славянская этимология и праславянская культура // Славянское языкознание. X Международный съезд славистов. Доклады советской делегации. М., 1988.
15. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: в 4 т. / пер. с нем. 2-е изд., стереотип. М.: Прогресс, 1986. Т. 1.
16. Черных П.Я. Историко-этимологический словарь современного русского языка: в 2 т. М., 1999. Т. 1.
17. Эдельман Д.И. Иранские и славянские языки: Исторические отношения. М.: Вост. лит., 2002.
18. Pokomy J. Indogermanisches etymologisches
Wörterbuch. Bern, 1959.
* * *
1. Vendina T.I. Russkaya tradicionnaya duhov-naya kul'tura: nasledie v slove // Metafizika. 2012. № 6. S. 49-64.
2. Gromyko M.M., Buganov A.V. O vozzreniyah russkogo naroda / In-t etnologii i antropologii RAN. M.: Palomnik, 2000.
3. Dal' V.I. Tolkovyj slovar' zhivogo velikorus-skogo yazyka / pod red. I.A. Boduena de Kurtene. SPb., 1912. T. 1.
4. Dronova L.P. Stanovlenie i evolyuciya mo-dal'no-ocenochnoj leksiki russkogo yazyka: etnoling-visticheskij aspekt. Tomsk: Izd-vo Tom. un-ta, 2006.
5. Zaliznyak A.A. Problemy slavyano-iranskih yazykovyh otnoshenij drevnejshego perioda // Vo-
prosy slavyanskogo yazykoznaniya. 1962. № 6. S. 2845.
6. Il'in I. A. O soprotivlenii zlu siloyu. M.: Ajris-Press, 2007.
7. Kolesov V.V. Drevnyaya Rus': nasledie v slove. Dobro i zlo. SPb., 2001.
8. Panova L.G. Grekh kak religioznyj koncept (na primere russkogo slova «grekh» i ital'yansko-go "peccato") // Logicheskij analiz yazyka: Yazy-ki etiki / otv. red. N.D. Arutyunova, T.E. Yanko, N.K. Ryabceva. M.: YAz. rus. kul'tury, 2000. S. 167177.
9. Preobrazhenskij A.G. Etimologicheskij slovar' russkogo yazyka. M., 1958. T. 1.
10. Slovar' russkogo yazyka XI-XVII vekov. Vyp. 4: G-D. M.: Nauka, 1977.
11. Spinoza B. Izbrannye proizvedeniya: v 2 t. M.: Gospolitizdat, 1957.
12. Sreznevskij I.I. Materialy dlya slovarya drev-nerusskogo yazyka po pis'mennym pamyatnikam. SPb., 1893. T. 1.
13. Tolstoj N.I. Neravnomernost' razvitiya zven'-ev yazykovoj i mifologicheskoj sistemy v etnoling-visticheskom aspekte // Ego zhe. Izbrannye trudy. M., 1999. T. III.
14. Trubachev O.N. Slavyanskaya etimologiya i praslavyanskaya kul'tura // Slavyanskoe yazykozna-nie. X Mezhdunarodnyj s»ezd slavistov. Doklady so-vetskoj delegacii. M., 1988.
15. Fasmer M. Etimologicheskij slovar' russkogo yazyka: v 4 t. / per. s nem. 2-e izd., stereotip. M.: Progress, 1986. T. 1.
16. Chernyh P.Ya. Istoriko-etimologicheskij slovar' sovremennogo russkogo yazyka: v 2 t. M., 1999. T. 1.
17. Edel'man D.I. Iranskie i slavyanskie yazyki: Istoricheskie otnosheniya. M.: Vost. lit., 2002.
Semantic variation of the lexemes with the root "zl-" in the old Russian language
The article considers the main directions of the semantic variation of the Indo-European root "zl-" in the Old Russian language. The obtained data on the patterns of formation of the value core of the Russian language consciousness and Russian linguistic culture is presented.
Key words: good, evil, etymology, meaning, value, values.
(Статья поступила в редакцию 18.03.2019)
Р.Д. УРУНОВА, Г.Ш. АЗИТОВА (Казань)
к вопросу об особенностях кванторных местоимений
Рассматриваются кванторные местоимения, выявлены и представлены способы кванти-фикации текстов разных типов. Отмечается, что кванторные местоимения имеют логическую природу, поэтому хорошо поддаются изучению методами логики. Основным материалом для исследования стали изречения и фрагменты, отобранные из текстов разных жанров и стилей. Выяснено, что использование кванторных местоимений обусловливает обобщенный символический характер содержания, поэтому они широко применяются в текстах как средство стилизации.
Ключевые слова: местоимения, квантифика-ция, кванторы, квантор существования, квантор общности.
Исследование процессов познания мира ученые всегда тесно связывали с языком, который рассматривали, во-первых, как форму мышления и, во-вторых, как инструмент познания. Предполагалось, что подобно тому, как имя выражает сущность обозначаемого предмета, структура речи отражает структуру мысли [1]. Поэтому теория суждения основывалась на свойствах предложения, способного выражать истину. Логический, синтаксический и формально-логический аспекты единиц речи всегда рассматривались в науке в их не-расчлененной целостности, предполагающей прямую обусловленность языковой формы логической функцией [1; 3; 9]. Последний тезис можно использовать для обоснования функционального подхода к изучению речи, требующего учитывать соотнесение означающего, означаемого и объекта действительности.
В функциональном аспекте единицы языка должны рассматриваться с учетом их логических особенностей. Особенно это касается класса местоимений, которые (как это уже неоднократно отмечалось видными языковедами) плохо поддаются описанию по критериям, разработанным для других слов. Это объясняется в первую очередь их особой функциональной природой, в силу которой они являются словами-проводниками, связывающими речь, коммуникативную ситуацию, окружа-
О Урунова Р.д., Азитова Г.Ш., 2019
