CC BY
20
DOI: 10.18454/IRJ.2016.47.225 Чемоданов И.В
Кандидат исторических наук, Вятский государственный университет СЕЛЬСКОЕ ХОЗЯЙСТВО ВЯТСКОЙ ГУБЕРНИИ НАКАНУНЕ КОЛЛЕКТИВИЗАЦИИ
Аннотация
В статье рассматривается развитие сельского хозяйства Вятской губернии в 1920-е гг. Прослеживаются изменения, происходившие в земледелии и животноводстве. Определяется степень товарности аграрного сектора Вятского региона. По мнению автора, сельскохозяйственное производство Вятской губернии в 1920-е гг. развивалось, главным образом, по экстенсивному пути. Мелкое индивидуальное крестьянское хозяйство к концу 1920-х годов, как и до революции, продолжало оставаться на довольно низком уровне развития производительных сил и сохраняло полунатуральный характер. Процессы рассматриваются в общероссийском контексте, при этом раскрывается региональная специфика.
Ключевые слова: сельское хозяйство, крестьянство, Вятская губерния, земледелие, животноводство.
Chemodanov I.V.
PhD in History, Vyatka State University AGRICULTURE OF VYATKA PROVINCE ON THE EVE OF COLLECTIVIZATION
Abstract
The article discusses the development of agriculture of Vyatka province in the 1920s. Changes, taking place in arable farming and animal husbandry, are tracked. The degree of marketability of the agrarian sector of Vyatka region is determined. The author believes that agricultural production of Vyatka province in the 1920s developed mainly by extensive way. As it was before the revolution, by the end of the 1920s the small individual economy ofpeasants continued to remain at a relatively low level of development of productive forces. It maintained seminatural character. Processes in the all-Russian context are considered together with the regional specifics.
Keywords: agriculture, peasantry, Vyatka province, arable farming, animal husbandry.
Первые годы НЭПа не стали переломными в восстановлении сельского хозяйства Вятской губернии. Суровые природные условия края, послевоенная разруха, недостаток семян, инвентаря и рабочего скота не позволяли вятскому крестьянству быстро достичь не только довоенного, но и дореволюционного уровня. В целом, вятское крестьянство, по сравнению с крестьянством других губерний, в значительно меньшей степени испытало на себе позитивные стороны НЭПа и вынуждено было восстанавливать хозяйство при минимальной поддержке государства, опираясь, в основном, на собственные силы.
Однако, несмотря на трудности, к середине 1920-х годов сельское хозяйство Вятской губернии достигло несомненных успехов. 1924 год для страны обернулся частичным неурожаем, который, однако, не коснулся Вятского региона. Новая экономическая политика давала первые положительные результаты. Посевные площади зерновых составляли в 1925 г. уже 92,4% к уровню 1916 г., валовой сбор зерновых - 103%, поголовье скота было несколько больше, чем в 1912 г. [16]. Валовая продукция сельского хозяйства в 1925 г. достигла 87% довоенного объема [14]. Наблюдалась некоторая интенсификация земледелия. Это выражалось, прежде всего, в увеличении удельного веса в посевах технических культур (лен, конопля, картофель), посевных трав при одновременном сокращении доли ржи [21].
В вятской деревне первых лет советской власти, как и до революции, всецело господствовало трехполье. И хотя многопольные севообороты, предполагавшие многократное чередование посевов различных культур (в том числе картофеля, льна, клевера и др.), начинают закладываться в Вятской губернии еще с конца XIX века, к началу НЭПа роль многополья в земледелии Вятской губернии была ничтожна. В 1921 г. многопольные севообороты составляли лишь 0,3% пашни [1]. Однако на протяжении 1920-х гг. многополье на Вятке неуклонно росло. К концу 1920-х годов по губернии многопольные севообороты составляли почти 20% площади пашни [2, 4, 5]. Распространение многополья выглядит особенно впечатляющим в сравнении с общесоюзными показателями. В целом по стране удельный вес пашни под многопольными севооборотами составлял во второй половине 1920-х гг. не более 10-11% [13]. Переход на многополье позволял увеличить площадь посева (за счет сокращения пара), расширить кормовую базу животноводства и повысить плодородие почвы.
Однако, наряду с бесспорными достижениями, в сельском хозяйстве Вятской губернии наблюдался целый ряд негативных явлений. Расширение площади посевов и подъем урожайности не компенсировали низкую обеспеченность крестьян земельными угодьями вследствие роста сельского населения и увеличения числа крестьянских хозяйств. Так, если в 1916 г. на 100 хозяйств приходилось 490,1 дес. посева, то в 1924 г. - только 400,6 дес., и несколько больше в 1925 г. - 408,3 дес. [21] В 1920-е годы ускорилось дробление крестьянских хозяйств в связи с участившимися семейными разделами. За 20 довоенных лет (1892-1912) число крестьянских хозяйств в старых границах губернии увеличилось с 444 814 до 540 737, то есть на 21,6%. Следовательно, ежегодный прирост составлял примерно 1%. А за 8 лет, большая часть которых была связана с военными и революционными потрясениями (19161924), количество хозяйств в новых границах губернии возросло с 352 381 до 389 674 (почти на 11%), т.е. ежегодный прирост составил уже 1,4%. Чрезмерное дробление неизбежно вело к измельчанию крестьянских хозяйств. В течение 1892-1924 гг. площадь пашни, приходящаяся на одно хозяйство, сократилась с 9,8 дес. до 7,7 дес. (т.е. на 21,4%) [17].
Крайне низкой оставалась техническая оснащенность вятской деревни. Обработка полей производилась в большинстве случаев сохой и бороной, иногда косулей. Только пятая часть хозяйств имела свой плуг, свою сортировку. Одна сеялка приходилась на 100 хозяйств. Причем большая часть улучшенных сельскохозяйственных орудий была сосредоточена в зажиточных хозяйствах: плуг имел лишь один из пяти середняков и 7 из ста бедняков. Немногочисленные прокатные пункты не в состоянии были полностью удовлетворить потребность в инвентаре крестьянского населения. Только в 1925 г. в губернии появились первые три трактора. К 1 октября 1927 г. их
количество возросло до 23 единиц. Все они работали исключительно в кооперативных объединениях (колхозах, машинных, мелиоративных товариществах) и государственных организациях (совхозах, учхозах и пр.) [22]. Для обширной по площади губернии такое количество тракторов было поистине ничтожным.
Внедрению передовых приемов земледелия сильно препятствовали характерные для общинного землепользования (особенно на Севере) мелко- и узкополосица. Типичной в этом отношении являлась Истобенская волость Халтуринского уезда, в которой число полос, приходящихся на одно крестьянское хозяйство, колебалось от 8 до 33. Во многих селениях южных районов Вятской губернии земля была вытянута узкой лентой, часто шириной 300-400 м., на протяжении 5-6 км [6, 18]. В Вятской губернии полоса не превышала порой и двух аршин в ширину [11]. Переход на многополье мог бы повести к еще большему увеличению количества полос (в кратном отношении к числу полей севооборота). Выходом могла служить так называемая коммасация - соединение многих мелких и узких полосок в несколько широких полос. Так, согласно приговорам ряда сельских сходов Коврижской волости Халтуринского уезда (март-июнь 1925 г.), устанавливалось минимальное количество полос: не более 3-7 в каждом поле [7, 8].
Итак, полеводство в крестьянских хозяйствах Вятской губернии 1920-х годов развивалось, главным образом, по экстенсивному пути, за счет вовлечения в оборот тех земель, которые ранее были заброшены в результате социально-политических и природных катаклизмов. Земледельческая отрасль характеризовалась довольно низким уровнем агротехники и носила полунатуральный характер. Относительно высокая степень распространения многополья была обусловлена, в первую очередь, необходимостью увеличения кормовой базы для животноводства.
Животноводческая отрасль также в полной мере испытала трудности восстановительного периода. Животноводство в хозяйствах вятских крестьян сохраняло, в основном, потребительский характер. Об этом свидетельствует тот факт, что при нехватке и дороговизне кормов крестьяне, как правило, не пытались компенсировать высокую себестоимость продуктов животноводства повышением цен на них, а, напротив, стремились поскорее избавиться от скотины, содержание которой становилось им не по карману, распродавая ее за бесценок. В случае угрозы неурожая крестьяне, как правило, довольно быстро избавлялись от «лишнего» скота, чтобы запастись хлебом и, таким образом, застраховать себя от голода. Подобное явление неизменно наблюдалось в неблагоприятные для вятского крестьянства годы - в 1921, 1923 и 1926-м. Положение усугублялось тем, что скот, как правило, шел на продажу за пределы губернии [3]. Это препятствовало быстрому восстановлению поголовья в относительно благополучные годы.
Однако с 1923 г. положение в животноводстве Вятской губернии начинает улучшаться, и к середине 1920-х годов здесь были достигнуты определенные успехи. Так, по числу голов крупного, мелкого рогатого скота и свиней уровень 1916 г. был превзойден уже в 1925 г., а по лошадям - в 1926 г. Улучшилась обеспеченность крестьян рабочим и продуктивным скотом. Сельское хозяйство Вятской губернии 1920-х годов характеризовалось весьма быстрым увеличением конского поголовья. Так, в 1925 г. поголовье лошадей составляло по губернии 92,7%, а в 1927 г. -110,1% от 1916 г., тогда как в целом по СССР количество лошадей вплоть до коллективизации так и не достигло дореволюционного уровня [2, 10, 19, 20, 21]. Однако оборотной стороной столь быстрого увеличения числа лошадей являлась более слабая, по сравнению с другими регионами, механизация сельского хозяйства губернии. За счет увеличения конского поголовья вятские крестьяне стремились компенсировать почти полное отсутствие тракторов. Нередко для покупки лошади крестьянин продавал последнюю корову. Во многом именно поэтому одновременно с ростом поголовья лошадей во второй половине 1920-х годов в Вятской губернии происходило сокращение поголовья крупного рогатого скота, тогда как в целом по стране количество коров, напротив, возрастало. Следовательно, восстановление и обновление основного капитала крестьянских хозяйств Вятской губернии происходило на крайне низком агротехническом уровне. Вятская деревня страдала не только от дефицита потребительских товаров, но и от нехватки продукции тяжелой промышленности.
Темпы увеличения поголовья скота заметно отставали от роста крестьянских хозяйств. Если к 1928 г. количество последних составляло 114,5% от дореволюционного времени, то поголовье лошадей - лишь 113,9%, а дойных коров и того меньше - 108,2%. Поэтому обеспеченность крестьян скотом продолжала оставаться неудовлетворительной. В 1926 г. 18,5% хозяйств вообще не имели рабочего скота, а 74% имели одну лошадь [4, 12, 14, 19, 20]. В документах первой половины 1920-х годов отмечалось, что «после голодного 1891 г. стадо восстанавливалось значительно скорее» [9]. Во второй половине 1920-х годов под влиянием целого ряда неблагоприятных факторов (неурожаи, усиление экономического и административного нажима на крестьян) имело место сокращение поголовья некоторых видов скота. Так, в 1928 г. общее количество крупного рогатого скота сократилось по сравнению с 1927 г. на 8%, а мелкого - на 2,4% (овец - на 2,1%, коз - на 32,9%). Что касается крупного рогатого скота и свиней, то сокращение их поголовья началось еще с 1926 г. Стадо крупного рогатого скота в этом году составило 95,7% по сравнению с предшествующим годом, а свиней - всего 69,5% [19, 20]. В целом, животноводство не получило в вятской деревне 1920-х гг. самостоятельного значения. Как и до революции, оно было тесно связано с земледелием (тягловая сила, источник навозного удобрения) и обслуживало, главным образом, потребности самого крестьянского двора.
Несмотря на расширение посевных площадей и увеличение поголовья скота, средняя обеспеченность крестьянских хозяйств посевами и скотом оставалась низкой. Вследствие увеличения численности сельского населения и участившихся семейных разделов количество крестьянских дворов стремительно росло, что, в условиях исчерпания резервов целинных и залежных земель, неизбежно влекло за собой дробление и мельчание крестьянских хозяйств. Если в 1916 г. на территории губернии насчитывалось 352,4 тыс. хозяйств, то в 1925 г. - их было уже 390,8 тыс., а в 1927 г. - 410,2 тыс. (116,4% от 1916 г.). По мере вовлечения в хозяйственный оборот заброшенных земель перед вятским крестьянством все более остро вставала проблема относительного аграрного перенаселения. Обеспеченность вятских крестьян посевами и скотом даже к концу 1920-х гг. в целом так и не достигла дореволюционного уровня. В 1927 г. обеспеченность посевами составляла лишь 89,3% от уровня 1916 г., лошадьми -96,6%, крупным рогатым скотом - 86,2%, свиньями - 74,9%, и лишь по мелкому рогатому скоту наблюдаем превышение дореволюционных показателей - 105,2% от уровня 1916 г. [19, 21]
Налицо был «кризис трехполья», который свидетельствовал об исчерпанности возможностей дальнейшего развития сельского хозяйства по экстенсивному пути. Рост численности сельского населения и увеличение количества крестьянских хозяйств требовали отведения дополнительных площадей земли под продовольственные культуры. При исчерпанности резервов годных под обработку целинных и залежных земель увеличение посевных площадей происходило за счет распашки лугов и сенокосов, что влекло за собой сокращение кормовой базы для скота. Как следствие - сокращение количества рабочего и продуктивного скота, и, соответственно, ухудшение обработки и унавоживания почвы. Это приводило к падению урожайности, что, в свою очередь, требовало дополнительных распашек. Складывался порочный круг, выход из которого был возможен лишь в интенсификации сельскохозяйственного производства. Вследствие потрясений военных и революционных лет, «кризис трехполья», обозначившийся еще на рубеже XIX-XX вв., временно утрачивал свою остроту, но по мере восстановления страной своего довоенного уровня экономического развития он приобретал особую актуальность. В условиях полунатурального крестьянского хозяйства, где львиная доля производимой продукции предназначалась для внутреннего потребления, а продажа излишков осуществлялась по остаточному принципу, даже небольшое сокращение посевов и скота, приходящихся на крестьянский двор, имело следствием резкое снижение товарности. Не удивительно, что даже к концу 1927 г. товарная продукция вятской деревни составляла лишь 56% к уровню 1916 г. [15]
Таким образом, сельскохозяйственное производство Вятской губернии в 1920-е гг. развивалось, главным образом, по экстенсивному пути, за счет вовлечения в хозяйственный оборот заброшенных и целинных земель. Животноводство в хозяйствах вятских крестьян носило, в основном, потребительский характер. Вследствие роста сельского населения и увеличения семейных разделов продолжалось дробление и измельчание крестьянских хозяйств. Мелкое индивидуальное крестьянское хозяйство Вятской губернии к концу 1920-х годов, как и до революции, продолжало оставаться на довольно низком уровне развития производительных сил и сохраняло полунатуральный характер.
Литература
1. Анучина М. В. Сельское хозяйство Вятской губернии на пороге НЭПа // История и культура Волго-Вятского края (к 90-летию Вятской ученой архивной комиссии). Тезисы докладов и сообщений к межрегиональной научной конференции. - Киров: Волго-Вятское кн. изд-во, Кировское отд., 1994. - С. 235.
2. Вопросы хозяйственного строительства СССР и Вятской губернии в диаграммах. - Вятка, 1929. - С. 29.
3. Государственный архив Кировской области (ГАКО). Ф. Р-60. Оп. 1. Д. 49. Л. 229.
4. ГАКО. Ф. Р-1062. Оп. 1. Д. 2815. Л. 10-16об.
5. ГАКО. Ф. Р-1062. Оп. 1. Д. 2994. Л. 4.
6. ГАКО. Ф. Р-1724. Оп. 3. Д. 662. Л. 8-28.
7. ГАКО. Ф. Р-1724. Оп. 3. Д. 1830. Л. 4-136.
8. ГАКО. Ф. Р-1724. Оп. 3. Д. 1868. Л. 2-44.
9. Государственный архив социально-политической истории Кировской области (ГАСПИ КО). Ф. П-1. Оп. 2. Д. 693. Л. 33.
10. ГАСПИ КО. Ф. П-1. Оп. 3. Д. 183. Л. 12.
11. Данилов В. П. Советская доколхозная деревня: население, землепользование, хозяйство. - М.: Наука, 1977. -С. 126.
12. 200 лет Вятской губернии. Статистический сборник. - Киров, 1996. - С. 58.
13. Директивы КПСС и Советского Правительства по хозяйственным вопросам (1917-1957 годы). Т. 2. 19291945 гг. - М.: Госполитиздат, 1957. - С. 72.
14. Загвоздкин Г. Г. Под знаком серпа и молота // Памяти Геннадия Григорьевича Загвоздкина - ученого, историка, человека... - СПб.: Нестор, 2008. - С. 105-113.
15. Кашина В. М. Первые аграрные мероприятия большевиков (глазами очевидцев) // Энциклопедия земли Вятской. Т. 3. Кн. 2. Крестьянство. XX век. - Киров, 2005. - С. 63.
16. Кирюхина Е. И. В годы мирного строительства (1921 - июнь 1941 гг.) // Пятьдесят советских лет: Кировская область / Отв. ред. А. В. Эммаусский. - Киров: Волго-Вятское кн. изд-во, Кировское отд., 1967. - С. 22.
17. Манин И. Пределы дробимости крестьянского хозяйства // Вятско-Ветлужский край. - 1925. - № 4. - С. 77-78.
18. Статистический сборник по состоянию землепользований Вятской губернии. - Вятка, 1929. - С. 1.
19. Статистический справочник для волостного работника. - Вятка, 1927. - С. 131-133.
20. Статистический справочник для волостного работника за 1928 г. - Вятка, 1928. - С. 184-185.
21. Статистический справочник по Вятской губернии 1925 г. - Вятка, 1926. - С. 24-31.
22. Чемоданов И. В. Вятское крестьянство в период НЭПа (1921-1929 гг.). - Киров: Изд-во ВятГУ, 2011. - С. 31.
References
1. Anuchina M. V. Sel'skoe hozjajstvo Vyatskoj gubernii na poroge NEPa // Istorija i kul'tura Volgo-Vyatskogo kraja (k 90-letiju Vyatskoj uchenoj arhivnoj komissii). Tezisy dokladov i soobshhenij k mezhregional'noj nauchnoj konferencii. -Kirov: Volgo-Vyatskoe kn. izd-vo, Kirovskoe otd., 1994. - S. 235.
2. Voprosy hozjajstvennogo stroitel'stva SSSR i Vyatskoj gubernii v diagrammah. - Vyatka, 1929. - S. 29.
3. Gosudarstvennyj arhiv Kirovskoj oblasti (GAKO). F. R-60. Op. 1. D. 49. L. 229.
4. GAKO. F. R-1062. Op. 1. D. 2815. L. 10-16ob.
5. GAKO. F. R-1062. Op. 1. D. 2994. L. 4.
6. GAKO. F. R-1724. Op. 3. D. 662. L. 8-28.
7. GAKO. F. R-1724. Op. 3. D. 1830. L. 4-136.
8. GAKO. F. R-1724. Op. 3. D. 1868. L. 2-44.
9. Gosudarstvennyj arhiv social'no-politicheskoj istorii Kirovskoj oblasti (GASPI KO). F. P-1. Op. 2. D. 693. L. 33.
10. GASPI KO. F. P-1. Op. 3. D. 183. L. 12.
11. Danilov V. P. Sovetskaja dokolhoznaja derevnja: naselenie, zemlepol'zovanie, hozjajstvo. - M.: Nauka, 1977. - S. 126.
12. 200 let Vyatskoj gubernii. Statisticheskij sbornik. - Kirov, 1996. - S. 58.
13. Direktivy KPSS i Sovetskogo Pravitel'stva po hozjajstvennym voprosam (1917-1957 gody). T. 2. 1929-1945 gg. - M.: Gospolitizdat, 1957. - S. 72.
14. Zagvozdkin G. G. Pod znakom serpa i molota // Pamjati Gennadija Grigor'evicha Zagvozdkina - uchenogo, istorika, cheloveka... - SPb.: Nestor, 2008. - S. 105-113.
15. Kashina V. M. Pervye agrarnye meroprijatija bol'shevikov (glazami ochevidcev) // Jenciklopedija zemli Vjatskoj. T. 3. Kn. 2. Krest'janstvo. XX vek. - Kirov, 2005. - S. 63.
16. Kiijuhina E. I. V gody mirnogo stroitel'stva (1921 - ijun' 1941 gg.) // Pjat'desjat sovetskih let: Kirovskaja oblast' / Otv. red. A. V. Jemmausskij. - Kirov: Volgo-Vyatskoe kn. izd-vo, Kirovskoe otd., 1967. - S. 22.
17. Manin I. Predely drobimosti krest'janskogo hozjajstva // Vyatsko-Vetluzhskij kraj. - 1925. - № 4. - S. 77-78.
18. Statisticheskij sbornik po sostojaniju zemlepol'zovanij Vyatskoj gubernii. - Vyatka, 1929. - S. 1.
19. Statisticheskij spravochnik dlja volostnogo rabotnika. - Vyatka, 1927. - S. 131-133.
20. Statisticheskij spravochnik dlja volostnogo rabotnika za 1928 g. - Vyatka, 1928. - S. 184-185.
21. Statisticheskij spravochnik po Vyatskoj gubernii 1925 g. - Vyatka, 1926. - S. 24-31.
22. Chemodanov I. V. Vyatskoe krest'janstvo v period NEPa (1921-1929 gg.). - Kirov: Izd-vo VyatGU, 2011. - S. 31.
DOI: 10.18454/IRJ.2016.47.308 Шиган Е.Е.
Кандидат медицинских наук, ФГБНУ «НИИ медицины труда» ФУНДАМЕНТАЛЬНЫЕ НАУЧНЫЕ ТРУДЫ ФЁДОРА ФЁДОРОВИЧА ЭРИСМАНА ПО ГИГИЕНЕ ТРУДА В РОССИИ
Аннотация
В публикации проанализированы фундаментальные труды великого учёного-гигиениста Фёдора Фёдоровича Эрисмана - «Профессиональная гигиена или гигиена умственного и физического труда» и «Материалы по исследованию фабрик и заводов Московской губернии», их значимость для медицины труда в России и мире.
Ключевые слова: медицина труда, гигиена труда, профессиональные болезни, история медицины.
Shigan E. E.
MD, FSB SI "Research Institute of Occupational Health" FUNDAMENTAL SCIENTIFIC WORKS OF FRIEDRICH ERISMANN IN INDUSTRIAL HYGIENE IN RUSSIA
Abstract
The publication analyzes the fundamental works of the great scientist-hygienist Friedrich Erismann - "Occupational health and hygiene of mental and physical labor," and "Materials for the study of the mills and factories of the Moscow province ", their significance for occupational health in Russia and worldwide.
Keywords: Occupational Health, Occupational Diseases, Occupational Hygiene, History of Medicine.
Имя Фёдора Фёдоровича Эрисмана (Фридриха Гульдрейха Эрисмана по рождению, 1842-1915), русского учёного-гигиениста и швейцарца по происхождению, известно во всём мире. Именно ему мы обязаны появлению первых в России и за рубежом основных научных трудов по гигиене и по гигиене труда (медицине труда) в частности.
Важным и значимым для всей медицинской науки является появление в 1877 году трёхтомного руководства по гигиене, написанное Ф.Ф. Эрисманом. Для нас особый интерес представляет третья часть IV отдела, посвящённая «промышленной и профессиональной гигиене», занимающая более 400 страниц. В том же году этот раздел руководства был переиздан в отдельную рукопись и вышел под названием «Профессиональная гигиена или гигиена умственного и физического труда» [1].
Главное, что обращает на себя внимание в «Профессиональной гигиене» - это большое сочувствие Ф.Ф. Эрисмана тяжелому положению рабочего класса. В данном руководстве Фёдор Фёдорович писал, что созданная капитализмом «промышленность как источник благосостояния ... загоняет рабочее население в гроб, разделение труда, которое даёт рабочему возможность удесятерять своё производство, становится для него источником голода, бедности и преждевременной смерти».
Руководство посвящено изучению и определению различных профессиональных болезней, привлекает большим объёмом анализируемого материала и глубоким и всесторонним изучением конкретных санитарно-гигиенических условий труда различных профессий. Только десятая часть книги отведена «гигиене тех занятий, при которых преобладает умственный труд», остальные 6 глав посвящены различным формам физического труда: гигиене войск; гигиене флота; гигиене сельского населения; гигиене служащих при железных дорогах; гигиене рудокопов; гигиене фабричных рабочих, ремесленников и поденщиков.
В данном труде были использованы данные общей демографической статистики, таблицы «дожития» различных групп населения до определенного возраста, данные заболеваемости и смертности в войсках, данные о заболеваемости рабочих, статистика временной нетрудоспособности и данные, собранные различными клиниками. Развитие русской гигиены труда, по существу, начинается именно с появления этого руководства Ф.Ф. Эрисмана. Его книга стала подлинной энциклопедией знаний по профессиональной гигиене на многие десятилетия.
По мнению В.И. Сандлера именно книги «Общая гигиена» и «Профессиональная гигиена или гигиена умственного и физического труда» являются монументальным памятником, обессмертившим имя профессора Фёдора
128
