CC BY
14
ГОСТЬ НОМЕРА
Г
«СЕГОДНЯШНИЕ СТУДЕНТЫ СТАНУТ ОСНОВНОЙ ПРОИЗВОДИТЕЛЬНОЙ СИЛОЙ ОБЩЕСТВА
ЧЕРЕЗ 20 ЛЕТ...»
Вячеслав Васильевич СКОРОБОГАЦКИЙ
доктор философских наук, профессор, заместитель директора Уральского института - филиала Российской академии народного хозяйства и государственной службы г при
Образование
Уральский государственный университет им. Горького, философский факультет (1974)
Кандидатская диссертация «Свобода и необходимость как основное противоречие творчества» (1978) Докторская диссертация ^^ «Культурно-исторические основания
классического марксизма» (1992)
^^^^^^ Трудовая деятельность
^ В 1987-1988 гг. В. В. Скоробогацкий
V работал доцентом в Свердловской А ■ высшей партийной школе. А Я В 1990-1991 гг. - старшим научным сотрудником Института философии и права Уральского отделения АН СССР (ныне - Институт философии и права Уральского отделения РАН).
С ноября 1991 г., с момента создания УрАГС, педагогическая и научная деятельность Вячеслава Скоробогацкого неразрывно связана с Академией. С 1991 г. он являлся директором по учебной работе, затем первым проректором Уральского кадрового центра (с апреля 1995 г. - УрАГС).
Сфера научных интересов
Проблемы творчества и свободы человека, природы философского знания, социально-культурных оснований марксистской философии и философского знания в современном российском обществе, вопросы философии власти, культурно-политического и символического самоопределения России.
Российская академия народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ (РАНХ или РАНХиГС) — вуз федерального значения, который был создан указом Президента РФ Дмитрия Медведева. Теперь это крупнейший в России и Европе университет социально-экономического и гуманитарного профиля, по праву занимающий верхние строки в национальных рейтингах. О сегодняшнем дне РАНХиГС мы беседуем с заместителем директора ее Уральского филиала, доктором философских наук, профессором Вячеславом СКОРОБОГАЦКИМ.
— Вячеслав Васильевич, полтора года назад Уральская государственная академия госслужбы преобразовалась в Уральский институт — филиал Российской академии народного хозяйства и государственной службы. Что изменилось с тех пор в вузе? Стала ли эта перезагрузка радикальной?
— Реорганизация была для нас достаточно неожиданной. Хотя, с другой стороны перемены ожидались, поскольку процессы интеграции идут в образовательной среде повсеместно. УрГУ, например, присоединился к УПИ.
Недавно я заполнял анкету в компьютере, в графе «вуз» поставил УрГУ. Компьютер меня поправил — не УрГУ, а УрФУ имени Ельцина...
Надо сказать, что какого-то изменения мы ожидали, но то, что оно произойдет в такой форме, не могли предполагать. В Москве объединили две академии — народного хозяйства и госслужбы. После этого у нового вуза появилось 9 региональных филиалов из числа бывших академий госслужбы.
— А смысл слияния каков был ? Для чего это затеяли?
— Официальное обоснование — в целях совершенствования подготовки муниципальных и государственных служащих путем создания единого образовательного пространства. Но на самом деле конгломерат из почти 70 единиц разного уровня, с разными географическими условиями, культурными особенностями — от Владивостока до Санкт-Петербурга, очень трудно управляем. Когда ректор РАНХиГС Владимир Мау к нам приезжал, я его спрашивал: наверное, чтобы управлять такой махиной, вам нужно создать орган примерно равный четверти от министерства образования России? Либо внедрять новые принципы управления. Но новые принципы пока не найдены. Поэтому мы стали частью этой огромной структуры.
Поначалу было много организационных проблем, например, с дипломами. Их мы получали в Москве, привозили в Екатеринбург, заполняли, отвозили обратно, ставили печати и подписи, привозили обратно и выдавали студентам. Ну ладно, если это дипломы о высшем образовании, а если это свидетельство о 18-часовых курсах повышения квалификации? Самые обычные, трехдневные. Один слушатель на нас даже в суд подал — из-за задержки с выдачей свидетельства... В общем, были проблемы, когда нам было не до творческих поисков. Сейчас ситуация изменилась — распечатали склады, разрешили заранее готовить бланки, какие-то документы пересылать почтой... Ожидаемых плюсов от реорганизации пока отчетливо не видно. Но РАНХиГС проводит в Москве некое подобие Селигера, собирают студенческую молодежь из филиалов, проводят обучение, игры. Наши бывшие филиалы стали наряду с нами филиалами РАНХиГС. Среди них есть и крупные, например Челябинский филиал. Есть еще один смешной, но показательный казус — все институты имеют в названии слово «управление». У нас его какая-то «машинистка» из РАНХиГС «потеряла»... Уральский институт — филиал РАНХиГС — звучит не очень благозвучно. Но поскольку все документы уже были подписаны — устав, и прочие — вносить изменения никто не захотел. Кто же пойдет с такой мелочью к главе администрации Президента России?..
— В содержании образования после преобразования что-то изменилось?
— Нет, практически ничего не изменилось. Тут есть еще один показательный эпизод. Министерство образования и науки РФ сделало госстандарт для подготовки бакалавров и магистров для специальности «государственное и муниципальное управление» (ГМУ). Он получился неуклюжим. У экономистов, менеджеров и юристов есть
раздел в учебном плане — вариативные дисциплины (которые вносит в учебный план сам вуз).
Кроме госстандарта по ГМУ, где почти все клеточки учебного плана заполнены сверху. Но у РАНХиГС благодаря указу президента есть возможность, наряду с двумя национальными университетами — московским и питерским — самостоятельно формировать образовательные стандарты. К сожалению, за это никто не берется, чтобы как-то поправить ситуацию и восстановить здравый смысл.
Идут разговоры об университете нового типа — с учеными, труды которых будут печататься за рубежом, которые будут нарасхват в лучших вузах мира. Вместе с тем появились новые требования к научным публикациям, которые встряхнули преподавателей, вызвали изменения в организации научной работы. То есть научная бюрократия в данном случае оказалась полезной. Перемены начались, просто процесс не может идти так быстро, как бы нам хотелось. Но заход сделан правильный — через науку.
Нам еще в УрГУ внушали на философском, что только троечники учатся по учебникам. Все остальные — по трудам классиков (имелись в виду не только Маркс и Ленин, Платон, Декарт, Гегель), новым книгам и статьям, по материалам научных дискуссий и конференций.
— Раз уж мы подобрались к науке, поговорим о ней. В вашем вузе студенческая наука в каком виде существует? Какие направления для исследований выбирают молодые люди?
— Интерес связан с двумя вещами — во-первых, учебный процесс, во-вторых, практика, которую они проходят на возможном будущем месте работы. У нас есть три факультета, четыре направления подготовки. Есть темы, объединяющие всех, например, коррупция, или местное самоуправление, которое можно изучать с разных позиций — экономисты, менеджеры, юристы. Возьмем менеджмент — там есть, например, тема управления сопротивлением переменам. Это важно для тех, кто занимается вопросами реформирования государственного или муниципального управления. Для Дней науки студенты отбирают актуальные вопросы, в первую очередь реформы госслужбы, повышение эффективности государственного и муниципального управления. Та же самая коррупция.
— В вашем вузе готовят чиновников...
— Я бы сказал — управленцев. Готовить чиновников, на мой взгляд, невозможно по двум обстоятельствам. Чиновником можно стать, получив некое образование, а затем устроившись на службу. И второе — у нас и наших выпускников нет прямой связи с органами государственной и муниципальной службы.
Относительно небольшой процент выпускников идет работать чиновниками. Здесь проблема отчасти и структурная. Есть рабочие места, но в тех точках, куда человек, имеющий хорошую специальность, наверное, не поедет. Маленький пример. Лет 12 назад глава Надыма приезжал к нам в вуз, предлагал выпускникам хорошие условия работы, зарплату, общежитие квартирного типа, квартиры для семейных. Никто не поехал! Даже ребята из Алапаевска или Асбеста, других городов области не горят желанием уехать из Екатеринбурга. Здесь уровень культуры выше, динамика развития. Туда поехать — значит, на машине времени вернуться назад. Году так в 1995-м у нас возникла идея производственной практики, мы ее устраивали в Екатеринбурге. Но однажды решили отправить ребят на «малую» родину, по месту жительства семьи. Вдруг понравится будущий специалист работодателю? Хорошо же начинающему работнику — тут жилье уже готовое, родители под боком, человек знает местные особенности. Так вот из одного города нашей области нам ответили отказом — мол, извините, нет возможности устроить практиканта. Потом мы поняли, почему тамошние не захотели к себе новичка. Обученный человек, со свежими знаниями, вдруг он здесь найдет какие-то недостатки, сор из избы вынесет? Вот это тоже одна из причин, почему ребята мало востребованы в сфере государственной и муниципальной службы. А в системе управления вообще — Бога ради. На бирже труда наши выпускники не стоят.
Беда в другом — уже на втором курсе начинают работать. Надо зарабатывать, готовить себе рабочее место. И ко времени окончания вуза многие уже идут трудиться к конкретному работодателю.
— У вас много иногородних учится?
— Да. Две трети. Екатеринбуржцы идут к нам слабее.
— С чем это связано?
— Во-первых, мы чемпионы в УрФО по проходному баллу ЕГЭ. У нас очень высокие требования. По итогам приема в 2012 году наш институт по высоте среднего балла зачисленных на бюджетное обучение на 22 месте (по общему интегрированному
показателю) среди вузов страны, является лучшим вузом в Уральском федеральном округе и лучшим из филиалов РАНХиГС (2-е место в системе РАНХиГС после «головной» академии). Особенно показателен минимальный балл — у нас он составляет 73,2 балла — у подавляющего большинства вузов области даже средний балл зачисленных не дотягивает до этого уровня. Для сравнения в УрФУ — 66,5 балла.
Когда не было ЕГЭ, показателем классности вуза были медалисты.
Более трехсот медалистов в те годы подавало заявления! Человек 50-60 мы отбирали по собеседованию, остальных отсеивали, поскольку не все из них могли подтвердить уровень медалиста. Правда, еще человек 20-25 медалистов пробивались через вступительные экзамены. Они составляли до двух третей приема тех лет. Оговорюсь, что у нас всегда был небольшой прием — всего 110 бюджетных мест на дневном отделении. С 2006 по 2012 год его урезали почти вдвое.
— Не много ли у нас управленцев готовят в стране? Ведь почти в каждом вузе есть специальность «менеджмент».
— То, что говорят о перепроизводстве управленцев в нашей стране, это ошибочное мнение. Управление — это то, чему нужно учиться. В советское время был перекос в сторону инженеров. Им закладывали в голову исключительно технические принципы управления производством. Их же они использовали при работе с людьми. С точки зрения инженерного подхода, который доминировал тогда в обществе и сегодня широко распространен, люди — это машины, винтики и болтики. Когда я служил в армии, в ходу была шутка — два солдата из стройбата заменяют экскаватор... Так вот, у инженера как носителя определенной модели управления отношение к людям технократическое.
Мы же учим управленца относиться к людям с гуманитарных позиций. Для студентов я часто использую такую аналогию — существует техника бытовая, производственная, автомобильная и социальная. Государства — это социально-технические устройства, которые различаются между собой качеством и эффективностью. При этом уровень технического творчества в стране — общий для всех отраслей техники. По-
этому если у нас нет хороших автомобилей, самолетов, если у нас ракеты не долетают до цели, то откуда иллюзия, что у нас хорошая система управления? Она примерно такого же уровня, что и «Жигули» по сравнению с «Мерседесом», «Лексусом» или «Ягуаром». Аналогия прямая.
Более 20 лет назад я прочитал статью одного швейцарского ученого, где говорилось, что экономика — наука гуманитарная. Это не просто деньги, производство. Поэтому чем лучше мы будем обучать управлению, тем быстрее переориентируем людей на регулирование социальных вопросов. В зимнем семестре на одном из семинаров мы слушали доклад о реформах в сфере либерализации исполнения наказаний. У ряда студентов была показательная реакция: «как так, миллиарды тратим на улучшение содержания преступников, когда у нас бабушки голодные ходят по улицам?..». Те, кто так думают, — а их немало — не понимают, что преступник — это человек, который по приговору суда лишен ряда прав, в том числе на свободу. Но у такого человека остается еще немало прав. Кто его лишил права спать на чистой простыни? Или умываться с утра, гулять на свежем воздухе? Элементарные вещи, которые нельзя отнять у человека ни при каких обстоятельствах! У нас же отношение к заключенному, как к недочеловеку. Увы, там, где технократические подходы превалируют, отношение к человеку примерно такое же... Новые подходы к управлению связаны с гуманизацией отношений между людьми. Известный философ Фуко говорил: «Если вы хотите увидеть подлинное лицо власти, загляните на окраины города — в тюрьмы, казармы, школы, больницы. Туда, где обитают дети, больные, слабые, социально ущемленные. По отношению общества здоровых, богатых, успешных к аутсайдерам можно понять его суть». Поэтому значение специальностей, связанных с новыми подходами к управлению обществом, организациями, бизнесом, людьми, будет в дальнейшем расти. Когда вырастет число людей, сознающих свои права, знающих и исполняющих законы, жить будет легче всем.
. Сейчас пока вузы работают по инерции. В нашем образовании, между тем, происходит революция, тихо и незаметно.
Но некоторые вопросы уже сейчас надо ставить в лоб. Чему нужно научить бакалавра, чему магистра? Где граница знания, которой мы можем удовлетвориться? По идее, ее должен установить заказчик, но практика показала, что заказчик часто сам не знает, чего хочет. Раньше специалистов готовили так, как мама сына в дорогу собирала — складывала ему в рюкзак столько, чтобы домашних запасов надолго хватило. Советского специалиста учили один раз и навсегда. Тогда как мировой опыт успешных стран говорит, что учить надо на сравнительно небольшой период, а потом наступает время дополнительного образования, переобучения, повышения квалификации. Через 5-7 лет знания устаревают, особенно в области экономики, техники, медицины. Такое ощущение иногда возникает, что с точки зрения востребованности образования мы идем вниз. Диплом нужен часто просто формально, как документ, дающий право на трудоустройство. Образование должно дать некий общий уровень культуры и кое-какие профессиональные знания.
Когда я был студентом, у одной однокурсницы отец был известным социологом. Он тогда, сорок лет назад, с цифрами в руках доказывал, что среднее образование для рабочего — это социальная роскошь. 7-8 классов вполне достаточно, чтобы работник справлялся с той техникой, которая использовалась на производстве. У меня ощущение, что сейчас мы возвращаемся к этому уровню развития.
На наших глазах происходит деинтел-лектуализация производства, хозяйственной и общественной жизни в целом, включая политику. По привычке люди стремятся получить диплом. Не к знаниям стремятся, а к диплому! Есть минимальный набор операций, который новые «специалисты» быстро осваивают и выполняют автоматически, и им этого достаточно. То же самое люди умели и 40 лет назад. У нас особых приращений ни в технике, ни в управлении не произошло. За исключением, может быть, какого-то динамичного сектора, например, крупный бизнес. Газпром, возможно, внедряет новые технологии, а также сравнительно новая для нас банковско-фи-нансовая область. Для всех остальных сфер образование осталось на прежнем уровне —
студенты делают вид, что учатся, преподаватели делают вид, что учат. Это своеобразный пакт, социальный договор. И в нем участвует заказчик в том числе — диплом принесешь, мне его будет достаточно...
— Когда же закончится этот период? Ведь не было же в России этих проблем?
— Не было в открытом виде. В начале 70-х я, готовясь к семинарам по экономике социализма, читал учебник, который был написан в 60-е и отражал реальности того времени. Там говорилось, что на Западе доля рабочих, занятых непосредственно производством продукции, составляет 10 %. Остальное — вспомогательные структуры: упаковка, хранение, транспорт, реклама, продажа. У нас в то же время непосредственно в материальном производстве было занято не 10 %, а все 60 или более!
Сегодня у нас производительность труда не превышает 20-30 % от уровня американской по разным отраслям. В 4-5 раз отстаем. Это говорит о невысокой наукоемкости производства и слабой востребованности знаний, причем не только в экономике, а практически везде. Возможно, что и в сфере образования тоже. Я имею в виду квалификацию преподавателя, и не только школьного. Как говорил Райкин: «Пришли в вуз, забудьте все, чему вас учили в школе. Пришли на завод, забудьте все, чему учили в вузе».
Это очень грустно...
Посмотрите, какие книги читает страна, какие фильмы она смотрит. Вот говорят, власть виновата. При чем тут власть?.. Власть не из Америки к нам пришла, она из наших коммуналок, школ и вузов. Власть — только зеркало, в котором общество видит свое лицо.
— Интересно узнать, а есть ли у вашего вуза партнеры? К примеру, УрФУ тесно «дружит» с профильными предприятиями, вместе с ними разрабатывает образовательные программы. У вас таковые есть?
— У нас очень развита система практик в органах государственной власти, областной и федеральной, в органах местного самоуправления. Это и есть наши партнеры. Три практики, как минимум, должен пройти студент. 90 % дипломов делается на практическом материале. Сейчас пришло время конструирования новых систем управления. Но не все к этому готовы. В управленческих структурах часто сидят люди по 30-40 лет. Они считают себя адекватными времени, охотно транслируют, воспроизводят свой старый опыт.
— Вообще, можно ли научиться искусству управления? Или им нужно родиться? Вы, например, философский факультет закончили, а работаете управленцем.
— Управление — вещь всеобъемлющая. В широком смысле слова все мы управленцы. Ведь мы сами себе выбираем распорядок дня, режим сна и отдыха. Поэтому человек, который возглавляет даже самый маленький коллектив, поневоле будет управленцем. У нашей академии есть плюс — в 90-е годы почти все наши преподаватели побывали на стажировках в Европе и Америке. Когда общаешься с зарубежными коллегами, понимаешь, что они не умнее тебя, не профессиональнее, просто они работают в другой системе. У нас пришло время менять систему. В экономике, в бизнесе, в образовании, в культуре, в политике. Еще одна сторона дела важна — вот мы у себя в вузе стремились создать некую оранжерею для талантов, даже картины Бру-
силовского 20 лет назад на стенах повесили. Никто их, между прочим, за эти годы не испортил, не повредил. Так вот, мы стремились к тому, чтобы наш выпускник вышел отсюда после пяти лет обучения, имея хороший навык и привычку к цивилизованной жизни. Мы выстраивали новые отношения между студентом и преподавателем — чтобы студенты понимали, что есть определенные рамки, которые никто не может перешагнуть и которые очерчивают их права. Ввели балльно-рейтинговую систему, которая дала новую организацию учебного процесса и придала отношениям между преподавателем и студентом современный характер.
Эта система исключает, конечно, в идеале, возможность прямого давления одной стороны на другую, ограничивает субъективность оценки. Вместе с тем балль-но-рейтинговая система помогает зародить у студента сознание своих человеческих прав. Он должен научиться уважать себя и ожидать от старшего коллеги определенного уважения. Создаем это чувство самоуважения через эстетические даже вещи, через организацию учебы, через книжки, через отношение профессоров. Совершенствуем отбор, чтобы ребята были лучшие. Как в пушкинском лицее.
— А каково, на ваш взгляд, сейчас качество абитуриента? Принято говорить, что очень низкое.
— Деинтеллектуализация коснулась, конечно, и школы тоже. В 90-е годы нас как волной накрыла разруха умственная и нравственная. Все это сказалось на нынешнем состоянии системы образования. Тревожно то, что сегодняшнее состояние системы образования — это почти точная картина нашего будущего.
Сегодняшние студенты станут основной производительной силой общества через 20 лет. За это время они лучше не станут. Поэтому я не понимаю, почему у нас столько лет задерживаются реальные реформы в системе образования. Занимаются чем угодно, но базовая для образования связка «студент — преподаватель» переменами не затронута. А это самое главное звено в цепи. Нужно заставить преподавателя лучше работать, а ученика и студента — лучше учиться. Все остальные перемены, их успех определяются в этом звене. А у нас занимаются многим,
но в данном случае — второстепенным, производным — меняют правила приема, размер стипендии, количество лет обучения. Часто это — бюрократические игры, штабные маневры в ящике с песком. Забыли о различии между вершками и корешками.
— Говорят, что ЕГЭ позволил снизить коррупцию.
— Про школу не скажу, а про вуз могу с полной уверенностью утверждать: да, ЕГЭ избавил нас от многих неприятных вещей. Раньше у нас ректор примерно с мая переходил на подпольный режим — настолько много ему поступало звонков от желающих попасть в наш вуз, мягко говоря, не на общих основаниях. Звонили такие люди, которым сказать «нет» было невозможно. Теперь все иначе, и это к лучшему. Другое дело, что школе эта система принесла неприятности.
Но ведь дело часто в самих людях, в их работе, а в не в системе. Самые эффективные технологии в другой нравственной системе могут показаться чудовищными и злонамеренными извращениями.
— Есть ли у института план перспективного развития? В каком направлении филиал будет двигаться дальше?
— Если говорить о стратегии, то изменения могут быть в основном качественные. Вряд ли мы сможем добиться увеличения объема приема на бюджет, чтобы вернуться хотя бы к уровню 2006 года. Платный прием на дневное отделение у нас всегда невелик и не решает никаких проблем. Поднимать стоимость обучения сегодня — значит распугивать потенциальных абитуриентов. Поэтому мы идем в сторону качественных изменений. У нас уже сейчас взрывными темпами растет прием в магистратуру. Важно при этом не терять качество учебной работы. Магистральным направлением становится научная работа, прикладные и фундаментальные исследования. Важно, чтобы результаты науки сразу же попадали в учебный процесс. Наука — лучший учебник для специалиста с перспективой. В любом случае наш вуз должен оставаться главным научно-методическим и учебным центром подготовки управленцев в УрФО, особенно в области государственного и муниципального управления.
Беседовала Ольга ИВАНОВА
