CC BY
19
Иван Откин
российская венчурная компания
партнер проекта
Сборка пазла
Создать «твердую» инфраструктуру поддержки инноваций оказалось гораздо легче, чем «мягкую».
г
Если мерить ин-новационность национальных экономик таким аршином, как количество бизнес-инкубаторов, центров трансфера технологий, техно- и научных парков и прочей инфраструктуры, то Россию уже впору отнести к числу передовых держав мира. Однако при более объективном подходе наши успехи, как известно, куда скромнее. Только что опубликованный рэнкинг иннова-ционности от американского Фонда информационных технологий и инноваций (Information Technology and Innovation Foundation) отнес Россию ближе к последней трети списка из 44 исследованных стран и регионов — на 29-е место. Эксперты фонда ранжировали экономики сразу по шестнадцати индикаторам, а не только по имеющимся в наличии инфраструктурным учреждениям, призванным поддерживать технологическое предпринимательство. Так что, например, Великобритания, с которой Россия почти сравнялась по числу бизнес-инкубаторов и технопарков, оказалась в рэнкинге — и вполне справедливо! — гораздо выше, на шестом месте.
Президент Национальной ассоциации бизнес-ангелов Константин Фокин, которому самому довелось на протяжении нескольких лет управлять одним из московских технопарков, уверен, что поддержка технологических стартапов — это вообще не «история про стены»:
— Для молодой компании важна не столько экономия на аренде офиса, сколько наличие рядом людей, по-настоящему компетентных в финансах, маркетинге и так далее и готовых помочь стартаперу — не важно, бесплатно или за деньги.
В этом смысле опытный предприниматель, решивший по какой-либо причине стать бизнес-ментором для стартапа, может оказаться для него гораздо более предпочтительным «инкубатором».
Резидентам — резиденции
Несмотря на то что первый в мире бизнес-инкубатор запустили в США еще в 1959 году (см. врезку «Инкубатор с наседкой»), повального увлечения этим форматом долго не возникало. К 1980 году в США насчитывалось лишь 12 подобных заведений, как свидетельствуют данные американской Национальной ассоциации бизнес-инкубации (NBIA). Впрочем, с середины 1980-х за продвижение идей бизнес-инкубирования взялось правительственное Агентство по развитию малого бизнеса (U.S. Small Business Administration), был запущен ряд программ по финансированию, так что на сегодня США могут похвастаться внушительным числом бизнес-инкубаторов — свыше 1,7 тыс. В Западной Европе целенаправленным развитием такой инфраструктуры занялись еще позже, так что центров по инкубированию стартапов здесь несколько меньше — 1,1 тыс.
По понятным причинам в России в 1990-е годы «твердой» инфраструктуры инноваций было негусто. К 1995 году в стране существовало всего 13 бизнес-инкубаторов и около десятка технопарков, преимущественно при университетах и вузах. Финансовая поддержка со стороны государства шла тонким прерывистым ручейком, и то, чего удалось достичь, делалось большей частью на энтузиазме, в рамках Морозовского проекта, на средства ЕБРР, гранты США и Канады. Когда на фоне благоприятной нефтяной конъюнктуры у России наконец появились средства на масштабный модернизационный проект, стала прирастать и инфраструктура — причем сразу сумасшедшими темпами. Только за период с 2005 по 2009 год Минэкономразвития выделило 2,2 млрд рублей в рамках программы государственной поддержки субъектов малого и среднего предпринимательства,
субсидировав строительство 111 бизнес-инкубаторов в различных регионах России. Еще более внушительные средства, 7 млрд рублей, были потрачены на реализацию программы по созданию сети технопарков по линии Минкомсвязи в 2007-2010 годах (недавно правительство продлило программу до 2014-го, добавив еще 6 млрд рублей).
Что имеем на сегодняшний день в результате этого увлечения стройками? По всей стране — в общей сложности около 170 бизнес-инкубаторов и 60 технопарков. Вроде бы достаточный массив квадратных метров, однако поточного «высиживания» стартапов и хайтек-про-ектов, как признает большинство экспертов, нет как нет...
Инкубатор с наседкой
В названии «бизнес-инкубатор» изначально содержалась изрядная доля буквализма. Авторство — термина и первого заведения подобного рода — приписывают американцу Джозефу Манкузо (Joseph Mancuso, 1920-2008), который в 1959 году получил в управление корпус разорившейся птицефабрики в Батавии (штат Нью-Йорк). Дела в городке, где проживало около полутора десятков тысяч жителей, шли неважно, безработица зашкаливала. И Манкузо решил превратить никому не нужную недвижимость в центр по выращиванию бизнесов — Batavia Industrial Center (BIC), — предоставляя небольшим компаниям офисные помещения в аренду по низким ставкам и оказывая им всяческую поддержку — от различного рода администраторских услуг до управленческого консалтинга. «Большую часть времени мы проводили в разъездах, стараясь заинтересовать инвесторов и привлечь компании, — вспоминал потом Джозеф Манкузо. — Сейчас это звучит забавно, но именно из-за всех этих цыплят, которые обитали тут ранее, мы назвали наш центр бизнес-инкубатором».
Спустя лишь два года несколько десятков небольших предприятий, обосновавшихся в BIC, создали для местных жителей больше рабочих мест, чем было во времена птицефабрики. Заброшенное здание обрело новую жизнь, которая с успехом продолжается до сих пор. А бизнес Джозефа Манкузо продолжили его сыновья. Под управлением созданной им компании Mancuso Business Development Group в США сейчас находится четыре бизнес-инкубатора и центра по развитию малого бизнеса. Четыре года назад Джозеф Манкузо удостоился... прижизненного памятника в Китае. Правительственное агентство по развитию бизнес-инкубаторов КНР установило в городе Аншан бронзовый бюст «основателя бизнес-инкубаторского движения».
— Такие объекты очень сложны в управлении, — объясняет Константин Фокин. — Какие-то признаки разумного менеджмента созданной за бюджетные деньги инфраструктуры я наблюдаю лишь в 10% случаев — там, где люди как-то успели разобраться с организационными и хозяйственными вопросами и пытаются сделать следующий шаг — притянуть на площадку мероприятия, инвесторов и создать соответствующую атмосферу.
Правильный подбор старта-пов, их пестование, выстраивание синергии и полноценное «включение» площадки в жизнь экосистемы инноваций — все это процессы кропотливые и небыстрые. И наладить их в условиях, когда бизнес-инкубатором если не рулят, то изрядно подруливают чиновники, бывает сложно. «Сверху», например, запросто может неожиданно поступить директива добиться к определенному сроку стопроцентной заполненности объекта арендаторами или вывести его на полную самоокупаемость. И тогда возникают курьезы: в бизнес-инкубатор, позиционирующий себя как инновационный, начинают принимать всех без разбора, в том числе свадебные салоны, магазины женского белья и турагентства.
«Непрофильные» резиденты, пустующие квадратные метры многих российских бизнес-инкубаторов и технопарков — все наводит на размышления: это у нас оттого, что инфраструктуры стало с избытком, или инновационных проектов не хватает? Скорее последнее. Администраторы инфра-
структурных объектов в беседе часто признают, что им впору самим «упаковывать» попавшие в их поле зрения проекты и «агитировать» знакомых изобретателей заняться технологическим предпринимательством, чтобы в итоге заполучить себе еще одного резидента. «Мы готовы «подхватить» человека на самой ранней стадии, когда все, что у него есть, — это только идея бизнеса, — говорит Василий Петреченко, заместитель гендиректора Научного парка МГУ. — Бесплатно проконсультируем, подскажем, как двигаться дальше. Нам даже не важно, чтобы этот человек был из МГУ».
Итак, дефицит инновационных стартапов в нашей стране возникает вовсе не из-за того, что им, бедным и неокрепшим, физически негде приткнуться. Тогда из-за чего?
Системы жизнеобеспечения
Построить «твердую» инфраструктуру в виде зданий и комплексов за бюджетные средства оказалось гораздо легче, чем создать «мягкую».
— В российской инновационной экосистеме все элементы инфраструктуры, которые только придуманы в мире, по отдельности есть, но всё вместе это пока эффективно не работает, — говорит Андрей Введенский, директор департамента программ и проектов Российской венчурной компании. — Причем критерий эффективности здесь может быть только один — генерация достаточного количества проектов и адекватная степень их выживаемости.
В теории с «мягкой» инфраструктурой все просто: есть четыре важнейших элемента, необходимые для жизнедеятельности любого стартапа, — инвестиции, компетенции, кадры и сервисы, — и нужно сделать так, чтобы они были в достатке, свободно перетекали в рамках экосистемы и конфигурировались в конкретных инновационных проектах. Если возникает дефицит или нарушается циркуляция — стартапы не родятся или растут рахитичными. Похоже, пока это именно российский случай.
Один из главных провалов «мягкой» инфраструктуры на-
российская венчурная компания
партнер проекта
блюдается на самой стартовой линии. Что такое инновационный проект в момент его зарождения? Это команда плюс технологическая идея. Причем и то и другое должно быть достаточного качества, чтобы потенциальные инвесторы могли разглядеть в этом перспективный бизнес и заинтересоваться. И тут будущему стартапу нужны не столько деньги (разве самая малость — чтобы для начала убедиться в коммерческой применимости), сколько кадры и бизнес-компетенции.
— Первым же делом всегда встает проблема с формированием инновационных команд, — говорит Степан Хачин, директор Института инженерного предпринимательства Томского политехнического университета. — Мы опробовали механистические способы: брали студента или аспиранта, который создал в лаборатории какую-то технологию, приглашали человека с предпринимательской жилкой — и как-то пытались их «поженить» в одном проекте. Не получаются такие «браки по расчету»! Поэтому деваться некуда: нам приходится заниматься созданием среды — площадки, где такие люди самостоятельно встречались бы и «нравились» друг другу.
Инноваторские тусовки, биржи идей, совместные мозговые штурмы, взаимное «опыление» — все это трудно формализуемая «мягкая» инфраструктура, которая только-только начинает появляться.
Однако даже когда складывается команда, она может годами топтаться на месте.
— Пока ситуация такова, — констатирует Аркадий Морейнис, основатель интернет-сервиса Price.ru, бывший директор по разработке и развитию проектов «Рамблера». — С одной стороны, у нас есть некая аморфная масса людей с наполовину оформившимися, незрелыми идеями бизнеса. С другой — инвесторы, которые ждут готовых команд с готовыми продуктами и бизнес-планами. А между ними — целая пропасть. Иногда они все-таки встречаются на венчурных и стартаперских мероприятиях, смотрят друг на друга с отвращением, плюются и рас-
почти в 2 раза повышают
выживаемость стартапов бизнес-инкубаторы — с 44 до 87%, свидетельствует американская статистика
ходятся. И первые потом всюду плачутся, что на рынке нет денег, а вторые — что проектов.
Мосты через пропасть наводятся с трудом. Конечно, у инновационных стартаперов всегда есть возможность обратиться к профессиональным бизнес-консультантам, чтобы те помогли с маркетинговой проработкой концепции и составлением бизнес-плана: такая услуга сейчас на рынке стоит от 25 тысяч рублей. Но чаще всего подобный сервис дает лишь «косметический» эффект. «По-настоящему продвинуть проект вперед может не платный консультант, а «вовлеченный», который получает небольшую долю в компании и задействует весь свой потенциал, опыт и связи для его развития», — полагает Алексей Власов, генеральный директор Центра акционирования инновационных разработок.
Два года назад Аркадий Мо-рейнис увидел в этом для себя интересную бизнес-возможность и запустил один из первых в России бизнес-акселераторов — «Главстарт». Суть своей деятельности он поясняет просто:
— Я занимаюсь поиском и отбором людей, «вкручиваю» им мозги, помогаю привести их идеи в более или менее привлекательный вид и даю небольшие деньги, чтобы хватило довести продукт до работоспособного состояния. Это работа на предпосеве, когда в проект еще не готовы инвестировать даже посевные венчурные фонды. По сути, я выступаю «воспитателем» подготовительной группы — готовлю «детей» к «школе».
Основная активность бизнес-акселератора — проведение в различных регионах мероприятий, называемых «стартап-уик-эндами», цель которых — быстро прокачи-
вать идеи до уровня структурированных бизнес-проектов, подтягивая к ним необходимую экспертизу и помощь опытных менторов. Мероприятия становятся все более массовыми. Сентябрьский «Стартап-уик-энд» в Москве, например, собрал 800 участников, на нем было представлено 110 предварительно отобранных проектов, из которых до конца мероприятия «дожило» 50 (остальные при обсуждении с экспертами были разбиты в пух и прах), а трем сам Морейнис предложил инвестиции и собственные услуги.
Сегодня в России, помимо «Главстарта», формат бизнес-акселератора (или бизнес-катализатора), позаимствованный в США, взяли на вооружение немало компаний: «Венчур-эксперт», Центр инноваций Вадима Куликова, InCube Accelerator, Академия проектов Farminers, GreenfieldProject, «Пульсар Венчур». Некоторые из них работают в связке с каким-либо бизнес-инкубатором или вузом, некоторые не имеют территориальной «привязки» и используют для своих мероприятий арендованные залы. Но это тот случай, когда важный функциональный элемент «мягкой» инфраструктуры, ответственный за упаковку и отсев проектов на ранней стадии в потоковом режиме и циркуляцию экспертизы
в экосистеме, формируется силами самих рыночных игроков.
Из других инфраструктурных «провалов» в России ясно выявляется острая нехватка сервисов для инновационного бизнеса — как универсальных, так и отраслевых. Найдется немало сервисов, которые в России при ближайшем рассмотрении либо почти недоступны в принципе — из-за нехватки специалистов и опыта, либо неподъемно дороги, поскольку предоставляются как «штучные» и «эксклюзивные», в то время как массовый спрос на них уже сформировался.
Взять хотя бы такой критический для любого инновационного бизнеса аспект, как управление интеллектуальной собственностью. Ошибки здесь могут до-
$
В бизнес—экстерном
Прообразом нынешних бизнес-акселераторов можно считать американскую компанию IdeaLab («Лаборатория идей»), основанную серийным предпринимателем Биллом Гроссом в 1996 году. По замыслу основателя, предприятие должно было быстро генерировать и тестировать огромное количество идей инновационных бизнесов, а затем выделять самые удачные в виде независимых компаний и пускать в самостоятельное плавание, укомплектовав командой и подобрав инвестора. Бизнес-модель сработала как нельзя лучше: на сегодня IdeaLab запустила 75 компаний, 30 из которых впоследствии приобретены стратегическим инвестором или вышли на IPO.
Бум бизнес-акселераторов (их также называют бизнес-катализаторами) начался в США в середине 2000-х. В отличие от IdeaLab, большинство занимаются не самостоятельным «производством» бизнес-идей, а поиском и отбором их на рынке. Перспективные команды помещаются на небольшой срок (обычно 3-6 месяцев) в условия для максимально интенсивной работы, позволяющие быстро создать прототип продукта и отработать бизнес-модель, что в идеале дает им возможность добраться до серьезных инвестиций. Поддержка стартапа со стороны бизнес-акселератора может предполагать небольшой объем инвестиций (life support) и выделение офисного помещения, а может обходиться и без этого. Однако менторинг, обучение, экспертная поддержка и контакты с сообществом венчурных инвесторов — присутствуют почти всегда.
Объем инвестиций в стартап редко превышает $25 тыс., при этом бизнес-акселератор получает от двух до десяти процентов в проекте. Самые известные американские бизнес-акселераторы — Y Combinator, Techstars.
вести вплоть до потери проекта. Казалось бы, патентоведов, которые помогут составить формулу изобретения и получить патент, в России хватает: бери в штат или работай по аутсорсингу. Тогда в чем загвоздка?
— В том, что патентной защитой в контексте коммерческого обращения российские специалисты занимались не очень долго и достаточного опыта не накопили, — поясняет Алексей Одиноков, генеральный директор компании «Наутех». — С получением патента как «транзакцией» у них, разумеется, затруднений не возникает. Но часто они и сами не понимают, как соотносится патент с бизнесом и стратегией компании, — а тем более не могут объяснить это заказчику. Отсюда распространенное в России отношение к патентам — как к затратной статье, а не как к активу, помогающему зарабатывать.
Словом, патентные услуги есть, а полноценного консалтинга в сфере управления интеллектуальной собственностью (тем более на международном уровне) почти не наблюдается. Консалтинга, который помогал бы инновационным компаниям разобраться не только в своей интеллектуальной собственности, но и в патентном ландшафте всей отрасли — с тем чтобы вовремя обнаруживать и захватывать еще не занятые конкурентами
Набор для стартапера
Что, помимо льготной аренды и разного рода коммунальных сервисов, предлагают бизнес-инкубаторы? Американская Национальная ассоциация бизнес-инкубирования в своих методических документах приводит такой список:
> первичное бизнес-консультирование;
> консультации специалистов по маркетингу;
> бухгалтерские услуги;
> юридическое сопровождение;
> программы обучения для начинающих предпринимателей, бизнес-тренинги;
> программы менторинга для стартапов («наставничества» со стороны опытных предпринимателей);
> услуги по управлению интеллектуальной собственностью;
> помощь в подборе кадров;
> налаженные контакты с бизнес-ангелами, венчурными фондами, кредитными учреждениями, экспертным сообществом, крупным бизнесом.
стратегически важные «участки» и прокладывать по ним маршруты к прибыли.
Естественным образом «твердая» инфраструктура начинает постепенно обрастать «мягкой», поскольку все необходимые сервисы стартапам неплохо бы иметь у себя под боком. «Кого-то — например, юристов — мы целенаправленно искали и «приземляли» у себя, — говорит Василий Петреченко из Научного парка МГУ. — Кого-то выращивали сами. Так, Центр эффективного образования мы в определенный момент выделили из нашего консультационного отдела в самостоятельную сервисную компанию».
Отдельная история — отраслевые сервисные компании, которые сами по себе не являются инновационными, но их отсутствие резко снижает «всхожесть» инновационных стартапов. Здесь показателен пример российской биофармацевтики. Идеи новых препаратов имеются, специалисты мирового уровня — тоже, приборную научную базу в исследовательских центрах усилиями государства вроде бы за последние годы подтянули до приличного уровня. Между тем доля инновационных отечественных препаратов на российском фармрынке, по данным РВК, сейчас составляет менее одного процента, то есть исчеза-юще мала. И распространенная на Западе модель разработки препаратов силами небольших инновационных компаний, созданных учеными, которые придумали новую молекулу или новый механизм действия, в России никак толком не может запуститься. Почему? Потому что модель основана на том, что инноваторы от фармацевтики оставляют себе только ключевую функцию по разработке препарата и созданию интеллектуальной собственности, а все «рутинные» исследования, анализы и испытания передают внешним сервисным организациям — специализированным лабораториям, контрактным исследовательским организациям (СЯО) и клиническим центрам. В России такая инфраструктура существует лишь очень фрагментарно, так
российская венчурная компания
партнер проекта
что отечественные биофармацевтические и медицинские компании расходуют до 50-80% своих ресурсов на оплату зарубежных сервисов. «Без наличия российских компаний, предлагающих сервисы в соответствии с международными стандартами, не имеет смысла бросаться в инвестирование разработок инновационных лекарств», — делает вывод Егор Бекетов, директор Биофонда РВК.
На все руки
Россия сейчас находится на этапе, когда «пазл» национальной инновационной экосистемы сложился еще не вполне. С пазлами, как известно, всегда так: важно, чтобы все элементы не только
были в наличии, но и стыковались друг с другом в правильном порядке. Пока же игроки разобщены и слабо взаимодействуют со «смежниками». Зачастую мало что известно о том, что происходит внутри научных лабораторий в вузах и НИИ: научные сообщества в границах определенных технологических тематик «непроницаемы» для чужаков, а сами плохо ориентированы на коммерциализацию. Крупный бизнес слабо артикулирует свои технологические запросы и редко выступает заказчиком для научных коллективов (впрочем, местами продолжают работать отраслевые связи крупных компаний с профильными НИИ, сложившиеся еще в советское время). Малые инновационные компании с трудом находят экспертную поддержку для проверки применимости своих технологических идей
со стороны научного сообщества, а заинтересовать крупный бизнес готовыми технологиями или инновационными продуктами им удается очень редко... «И вот это разорванное на части «тело» приходится «шить» фактически вручную», — говорит Андрей Введенский из РВК.
В условиях нынешней разобщенности, тем не менее, наблюдается любопытный феномен: участникам формирующейся инновационной экосистемы поневоле приходится выходить за рамки своей «природной» специализации и брать на себя гораздо больший функционал. Все вынуждены быть всеми. Бизнес-консультанты по случаю занимаются бизнес-ангельским инвестированием, специалисты венчурных фондов — на безрыбье — сами упаковывают технологические идеи в проекты, а основатели
инновационных стартапов, создав рабочую технологию и отчаявшись найти на нее покупателя, сами идут в производство.
Взять хотя бы центры трансфера технологий (ЦТТ), число которых в России достигает почти полутора тысяч. Их функция — находить для разработок, созданных в стенах родного вуза или НИИ, «интересанта» в коммерческом секторе. Ищется, стоит признать, плоховато: большинство ЦТТ работает пока почти вхолостую. Единственный выход — начать функционировать в режиме бизнес-акселератора и инкубатора. «Приходится, по сути, самим создавать проект, — описывает ситуацию Алексей Гостомельский, руководитель ЦТТ РАН. — Находим в лаборатории разработчика с некой технологией, вместе дорабатываем бизнес-модель, делаем маркетинг, придумываем, что именно лучше выводить на рынок, проводим совместно с РАН экспертизу и ищем инвестора». Хочешь результата — будь и швец и жнец.
Разумеется, не миновало это поветрие и государственные институты развития. Первоначально государство исходило из логики, что достаточно добавить рынку денег под инновационные проекты — и новая экономика постепенно прорастет сама. Но созданные институты развития быстро столкнулись с тем, что достаточного количества проектов на рынке просто нет. А чтобы наладить их воспроизводство в системе, помимо денег, требуется много чего еще — в первую очередь инфраструктурного. Так что институтам развития пришлось расширять собственный функционал и возделывать рынок в целом. РОСНАНО занимается строительством наноцентров и образовательными проектами по подготовке кадров. Российская венчурная компания, созданная как государственный фонд фондов (то есть как финансовый «рычаг» венчурной индустрии), — инфраструктурной поддержкой технологического предпринимательства и информационным обеспечением инновационных процессов. Так, Инфрафонд РВК инвестирует в компании, призванные закрыть наиболее заметные «провалы»
áá i
I В инновационной экономике «умными» должны быть не только деньги, но и обслуживающая ее инфраструктура ^^
по части сервисной инфраструктуры. Биофонд РВК вкладывает деньги в сервисные компании, предоставляющие контрактные лабораторные, исследовательские и информационные услуги для игроков биотехнологического сектора. Задача — привлечь к формированию «мягкой» инфраструктуры частника, чтобы он создавал коммерчески успешные сервисные компании. Ведь в экономике знаний «умными» должны быть не только деньги, но и обслуживающая ее инфраструктура. А построить таковую можно, только опираясь на частную инициативу ■
Рэнкинг
инновационности национальных экономик
1. Сингапур 23. Испания
2. Финляндия 24. Словения
3. Швеция 25. Португалия
4. США 26. Словакия
5. Южная Корея 2Z. Евросоюз-10**
6. Великобритания 28. Латвия
Z. Канада 29. Россия
8. Дания 30. Италия
9. Регион NAFTA* 31. Малайзия
10. Нидерланды 32. Литва
11. Япония 33. Чили
12. Австралия 34. Китай
13. Бельгия 35. Кипр
14. Франция 36. Польша
15. Ирландия 3Z. Греция
16. Германия 38. Бразилия
1Z. Австрия 39. Турция
18. Евросоюз-15** 40. Мексика
19. Евросоюз-25** 41. ЮАР
20. Чехия 42. Аргентина
21. Эстония 43. Индия
22. Венгрия 44. Индонезия
*Государства, подписавшие Североамериканское сог
о свободной торговле (NAFTA): Канада, Мексика, США. **Совокупность из соответствующего числа крупнейших экономик Евросоюза
Источник: Information Technology & Innovation Foundation.
