CC BY
15
( 1 • г
1
2 I 1 бизнес-инкубаторы
21 I 1 2 технопарки
t СТАР" АП Т-
76 Бизн ЕС-ЖУРНАЛ АВ ГУСТ
центры коллективного пользования научным оборудованием
Объекты
Наталья Ульянова
в россии уже построены объекты всех видов, какие только придуманы в мире для поддержки инновационной деятельности. многие — в достаточном количестве. теперь осталось научиться всем этим обширным хозяйством эффективно распоряжаться. но эта задача, как оказывается, посложнее «инновационных строек» и освоения бюджетов.
^^^^ ководителя
юбимый советский анекдот генерального директора новосибирского «Академпарка» Дмитрия Верховода — про руководителя, которого ЦК КПСС отправил поднимать колхозы в Биробиджане. Через некоторое время от руководителя пришла телеграмма: «Колхозы построены тчк присылайте колхозников вскл». Примерно такова же сейчас ситуация в стране с инновационной инфраструктурой: стены есть, но отчаянно не хватает инноваторов на роль резидентов и пользователей, а также тех, кто запустит в этих стенах необходимые процессы. Только присылать их неоткуда; нужно, чтобы свои появлялись.
СТЕНЫ ПОМОГАЮТ
Все нажитое непосильным трудом за счет средств бюджета с начала 1990-х до недавнего времени было даже трудно исчислить: объекты инновационной инфраструктуры строились при разных правительствах, по разным госпрограммам и попадали в разное ведомственное подчинение. Только в 2012 году Минэкономразвития заня-
наноцентры
income tax
О
и субъекты
лось составлением сводного государственного реестра объектов с описанием их специализации. Инвентаризация имущественного комплекса дает внушительную картину: технопарков по стране — почти 200, бизнес-инкубаторов — свыше 180 (примерно каждый пятый имеет инновационную специализацию), центров коллективного пользования научным оборудованием — 311, наноцентров — 121. Есть еще инженерно-технологические компании, инновационно-технологические центры, центры трансфера технологий и прочее... Во что это обошлось государству, скалькулировать сложно — опять-таки потому, что ассигнования шли по разным каналам: через институты развития, отраслевые, региональные и федеральные программы и т. д. Но о порядке цифр можно догадаться по разрозненной информации о стоимости отдельных проектов: к примеру, технопарк в Красноярске обошелся в 5 млрд рублей (из которых 70% — средства краевого и федерального бюджетов), технопарк «Жигулевская долина» в Тольятти — в 4 млрд, а Беломорский биотехнологический парк в Карелии — в 3 млрд.
Не многие уже помнят, что первые бизнес-ин-? кубаторы в России стали появляться еще в начале о ^ 1990-х, причем открывались они, по сути, на деньги американских налогоплательщиков и зарубежных донорских организаций. Львиную долю необходимой суммы выделило тогда Агентство по международному развитию США (ТОАГО) в рамках Морозовского проекта, и в России было запущено 12 инкубаторов. Увы, они довольно быстро свернули работу — почти сразу же, как сошло на нет зарубежное финансирование. В США, на родине концепции бизнес-инкубирования, подобные проекты, равно как и технопарки, «прорастают» обычно по инициативе снизу, когда рыночный запрос на инновации и взаимный интерес заставляет частные компании и университеты
га
9 £
2 ^ х с
£ О о х Ь <
О X
объединять усилия. В России в свое первое пришествие бизнес-инкубаторы не встали на ноги даже при внешнем финансировании. Видимо, тогда еще время не пришло для такого формата.
Системное строительство бизнес-инкубаторов «на свои» началось у нас с 2005 года, после того как Минэкономразвития продвинуло идею создания в стране сети муниципальных и региональных бизнес-инкубаторов. Тогда в рамках программы господдержки субъектов малого и среднего предпринимательства на выделенные 2,2 млрд рублей на период с 2005 по 2009 год в различных регионах России построили 111 объектов. Чуть позже, в 2007-2010 годах, были выделены еще более внушительные средства — 7 млрд — на создание сети технопарков по линии Минкомсвязи.
Управление инновационной инфраструктурой — настоящий вызов. В идеале нужно добиться совпадения эффективности функциональной (то есть когда объект выполняет свое предназначение «поддерживать и способствовать») и экономической (когда он как минимум самоокупаем или окупается косвенным образом — через налоги в региональный бюджет). Получается далеко не всегда и не сразу: нередко приходится сталкиваться либо с глубоко убыточной и требующей постоянной финансовой подпитки «богадельней» для инновационных компаний, либо с прибыльным объектом, но давно позабывшем о своем инновационном предназначении, — вроде бизнес-инкубатора, в котором торгуют свадебными платьями и цветами.
Уравновешивать функциональное и экономическое в рамках объекта инновационной инфраструктуры не просто. Бизнес-подход требует рассчитывать эффективность, исходя из инвестиций на квадратный метр. При этом объект должен выполнять функцию института развития — а это уже требует работы вдолгую и нередко идет вразрез с ожиданиями властей получить чуть ли не мгновенную отдачу.
>s s J
0
1 I
s
*
H
*
CL
H
g
e i s
Эффективная инновационная инфраструктура — это больше, чем просто стены. Это мероприятия и атмосфера, это место циркуляции компетенций, идей, кадров. И именно в этом направлении, как ни странно, пролегает путь к коммерческой успешности инфраструктурного объекта: если площадка начинает работать как «точка сбора» всех участников экосистемы инноваций и средоточие сервисных удобств для технологических компаний, то сами «поддержанты» готовы платить за это «по рынку» и даже выше. Например, когда уфимскому технологическому предпринимателю Камилю Хисматуллину нужно было определиться с дислокацией своего стартапа «Наномет», то он не искал предложений по льготной аренде, а сознательно попросился в «Технопарк Авиационных Технологий» при Уфимском моторостроительном производственном объединении (УМПО), где никаких скидок на «стартаперскую бедность» не делают. Однако профиль более чем подходил, а кроме того, имелось все необходимое для доведения лабораторного образца до серийного продукта. «На предприятии такое уникальное и дорогое оборудование, доступ к которому малым компаниям даже не может сниться, — поясняет Хисматуллин. — Причем у самого УМПО производственный цикл таков, что это оборудование недозагружено. Так что — пожалуйста, бери его в краткосрочную аренду и делай опытную партию в реальных условиях — да еще при помощи опытных производственников».
ОКУПАНИЕ КРАСНОГО КОНЯ
Понятно, что государство создавало огромный имущественный комплекс объектов, призванных поддерживать инновационную деятельность, вовсе не для того, чтобы он в итоге грузом повис у него на шее, требуя новых дотаций. Задача-минимум — самоокупаемость. А как насчет возможности возврата инвестиций?
По мнению Ивана Бортника, исполнительного директора Ассоциации инновационных регионов, инфраструктурный проект необходимо изначально строить с прицелом на IPO — независимо от того, государственный он или частный. С одной стороны, объект получит новые финансовые вливания на свое развитие, с другой — государство сможет вернуть свои инвестиции. Приватизация — еще один способ для государства выйти в деньги. Вопрос только в цене сделки: не отпугнет ли она частного инвестора? «Например, если приватизировать московский Технопарк «Строгино», он уже будет доходным предприятием, — считает Константин Фокин, генеральный директор Центра инновационного развития Москвы. — В ближайшие годы должен стать рентабельным Технополис «Москва», который также был проинвестирован городом. Столичное правительство рассчитывает на его капитализацию и — в идеале — выход на IPO с целью привлечения дополнительного (уже не бюджетного) финансирования для развития».
То, что эффективная инфраструктура инноваций может создаваться целиком и полностью на частные деньги и при этом процветать, доказано на практике многими — правда, пока только за рубежом. Таков, например, крупнейший американский частный бизнес-акселератор Plug and Play, для которого даже арендные платежи резидентов — вовсе не основная статья дохода (подробнее — в колонке вице-президента Plug and Play Джупа Тана на с. 82). Есть пример и успешной публичной компании с инфраструктурной специализацией — финская Technopolis Oyj, акции которой обращаются на NASDAQ OMX Helsinki. За 30 лет компания сумела вырасти из небольшого предприятия в международную сеть, в которую входит девять технопарков, расположенных не только в Финляндии, но также в Эстонии и России (Санкт-Петербург). Задумайтесь только о размахе деятельности этой финской сети: 1,4 тыс.
Российские бизнес-инкубаторы в цифрах
2009 2010 2011 2012
Общее число, ед. 80 105 125 160
Из них — при вузах, ед. 26 12 8 0
Финансирование из федерального бюджета, млн руб. 180 500 2 400 2 000
Финансирование из бюджета субъектов РФ, млн руб. 77,1 214,3 1 028,6 857,1
Финансирование из внебюджетных источников 0 0 0 0
Источник: Минэкономразвития
компаний-резидентов, в которых работают в общей сложности 23 тыс. человек, EBITDA — 55,8 млн евро (в 2012 году).
Конечно, это выглядит очень заманчиво — попытаться воспроизвести успех финской компании на российской почве. Но эксперты отмечают, что система поддержки инновационной деятельности в Финляндии и России сильно различается, поэтому копирование бизнес-модели невозможно. «Сравнивать нас с финнами очень некорректно, — считает Дмитрий Верховод (новосибирский «Академпарк»). — В Финляндии другая схема дотирования инфраструктуры. Technopolis не получает напрямую бюджетные деньги, зато сдает свои площади резидентам по арендным ставкам, которые выше рыночных. При этом государство компенсирует резидентам 20-80% их расходов на аренду». В итоге в Финляндии инновационные стартапы выбирают, где им действительно удобнее, а не где дадут скидку, — и тем самым поощряют своим выбором наиболее эффективные объекты инфраструктуры. В России схема другая: дотации и гранты от государства получают сами инфраструктурные площадки, и благодаря этому имеют возможность снижать арендную плату. «С точки зрения рынка правильнее дотировать компании, — говорит Верховод. — Однако в ближайшие годы, по моему глубокому убеждению, в России это будет сделать просто невозможно. Чиновникам гораздо комфортнее финансировать технопарки. Проблема в том, что доверительные отношения между государством и бизнесом в нашей стране еще не установились».
ИНФРАСТРУКТУРНЫЙ ЭФФЕКТ
Если оценить количество налоговых отчислений со стороны создаваемых малых компаний, которые полностью остаются в бюджете региона, то казанский Технопарк «Идея» за первые семь лет существования окупил себя дважды, подсчитывает его генеральный директор Сергей Юшко, призывая учитывать в том числе и косвенный эффект для экономики региона.
«Идея» начала работу в 2004 году. Правительство Республики Татарстан выделило управляющей компании деньги на реконструкцию бывшего оборонного предприятия и сформулировало задачу создать новые рабочие места для квалифицированных специалистов, а в дальнейшем — выйти на самоокупаемость. «Есть два вида налогов, которые полностью остаются в бюджете региона, — ЕСН и НДФЛ, — объясняет Сергей Юшко. — Через эти налоги с площадки Технопарка «Идея» в бюджет республики ежегодно уходит от 150 до 190 млн рублей. А за все время нашей работы сумма отчислений превышает миллиард рублей».
За основу управляющие «Идеи» взяли модель шведского инновационного агентства Vinnova, предполагающую совмещение на одной площадке малых
инновационных компании, которых выращивает технопарк, а также крупных якорных резидентов. Последние размещаются в технопарке бессрочно и не пользуются льготами по аренде, в то время как малые компании имеют таковые в течение нескольких первых лет. А затем — либо переходят на коммерческую аренду наравне с якорными резидентами, либо уходят на открытый рынок. В первый год своего присутствия в бизнес-инкубаторе малая инновационная компания платит всего 40% от рыночной стоимости за квадратный метр, на второй — 60%, и только на третий год — полную ставку.
Инновационная инфраструктура, которую постепенно начинают создавать при себе некоторые крупные российские предприятия, тоже может функционировать на основе модели непрямой, опосредованной монетизации. Впрочем, все это
управление инновационной инфраструктурой — настоящий вызов. В идеале нужно добиться совпадения эффективности функциональной (то есть когда объект выполняет свое предназначение «поддерживать и способствовать») и экономической (когда он как минимум самоокупаем или окупается косвенным образом — через налоги в региональный бюджет)
далеко от подхода времен СССР, когда завод сосредоточивал в своих руках все активы («И конвейер наш, и столовая своя!»), говорит Сергей Юшко. Технопарки и инкубаторы нужны предприятиям для совсем иных целей — как необходимый элемент модели «открытых инноваций», позволяющей вести НИОКР не только силами собственных корпоративных разработчиков, но и стартапов, для которых поблизости устраивается специальный «инновационный палисадник».
Именно так поступило, например, уже упоминавшееся башкирское предприятие «УМПО» в партнерстве с Уфимским государственным авиационным техническим университетом. Технопарк Авиационных Технологий изначально задумывался как некоммерческое партнерство, рассказывает
>s s J
0
X X
s
H
>
CL H
ï e
1 s
Специалист высиживания
Первый в мире бизнес-инкубатор был открыт в 1959 году в США — в цехе инкубирования разорившейся птицефабрики в городе Батавия (штат Нью-Йорк). Так что слово «инкубатор» в названии заведения изначально не выглядело метафорой и воспринималось буквально. Авторство термина и самой концепции приписывают американцу Джозефу Манкузо (1920-2008). Будучи агентом по недвижимости, он получил в управление корпус заброшенной птицефабрики, которому нужно было срочно придумать правильное — а главное, выгодное! — применение. Между тем дела в городке, где проживало около полутора десятков тысяч жителей, шли неважно, свирепствовала безработица. И Манкузо решил превратить заброшенный объект в центр по выращиванию бизнесов — Batavia Industrial Center (BIC), — предоставляя небольшим компаниям офисные помещения в аренду по низким ставкам и оказывая им всяческую поддержку — от различного рода администраторских услуг до управленческого консалтинга. Спустя лишь два года несколько десятков небольших предприятий, обосновавшихся в BIC, создали для местных жителей больше рабочих мест, чем было во времена птицефабрики. Здание обрело новую жизнь, которая с успехом продолжается до сих пор. А бизнес Джозефа Манкузо подхватили его сыновья. Под управлением созданной им компании Mancuso Business Development Group в СшА сейчас находится четыре бизнес-инкубатора и центра по развитию малого бизнеса.
Ирек Кандаров, начальник отдела инновационной деятельности парка, — а значит, прибыль от своей хозяйственной деятельности имеет право тратить только на уставные цели: «В качестве взноса в уставный капитал УМПО передало нам здание, которое было полностью отремонтировано за счет учредителей, а также закупило базовое оборудование. Сейчас мы полностью покрываем свои расходы за счет аренды и участия в крупных инновационных проектах предприятия и вуза (выполняем заказы на НИОКР, выпускаем опытные партии, делаем спецоборудование). Однако задача окупить капитальные вложения учредителей перед нами изначально не ставилась: у нас иные цели». С одной стороны, и университет, и завод были заинтересованы в том, чтобы студенты и выпускники оказались поближе к реальному производству. С другой — УМПО хотело создать вокруг себя пласт близких по профилю малых технологических предприятий: такие компании могли бы вести собственные разработки, внося свою лепту в улучшение технических характеристик продуктов, а также выполнять заказы объединения. Синергетический эффект от этого проекта, по словам Кандарова, налицо: все компании, собранные в Технопарке, дополняют друг друга, а само предприятие за счет такого «перекрестного опыления» получает новые технологии. «Знаковый пример — компания «УАСТ», которая специализируется на технологиях по изменению качества поверхности, — рассказывает Кандаров. — Очень успешное предприятие, которое давно работает на внешний рынок, резидентов технопарка, а также выполняет заказы УМПО. Другой пример — компания «Инвертор», специализирующаяся на производстве металлических материалов с особыми физическими свойствами. Ее материалы широко применяет УМПО».
Как говорит Сергей Юшко («Идея»), некоторые крупные российские компании, включая структуры «Газпрома», уже строят подобное инновационное окружение. В Республике Татарстан, например, по образу и подобию Технопарка «Идея» и с его участием в доле новых компаний были построены технопарки для «Татнефти» и КамАЗа. «К примеру, «Татнефть» работает в заведомо тяжелых конкурентных условиях, — объясняет логику Юшко. — Ее скважины обеднены, нефть ей дается гораздо сложнее, чем остальным нефтяным компаниям. Чтобы оставаться на том же уровне переработки и в том же ценовом диапазоне, ей нужно постоянно применять новые технологические решения».
ЭВОЛЮЦИЯ СЕРВИСА
«Жесткая» инновационная инфраструктура в виде объектов недвижимости — это только базовый уровень поддержки. Требуются еще инфраструктуры «полужесткая» (научное и технологическое оборудование) и «мягкая» (сервисы, консалтинг, менторинг и т. д.). Последние две, пожалуй, для ин-
новационного стартапа будут поважнее любой льготы на аренду помещения. Нехватка сервисов, доступных по цене и «заточенных» на оказание услуг молодым технологическим компаниям, — слабое место российской инновационной экосистемы. Международное патентование, бухгалтерское и юридическое сопровождение в области ВЭД, консалтинг, научно-техническая экспертиза, быстрое прототипи-рование, таможенный брокеридж — все это сервисы, которые стартапы обычно рассчитывают получить от внешних поставщиков, притом что сами поставщики, обладающие достаточными компетенциями, не склонны рассматривать молодые компании как перспективную и платежеспособную клиентуру. Поэтому для операторов объектов инновационной инфраструктуры становится делом принципа залучить к себе на площадку такие неинновационные по своей сути сервисные фирмы в качестве партнеров или арендаторов.
Взгляд управляющих на развитие «мягкой» инфраструктуры за последние три года заметно изменился, делится наблюдениями Андрей Введенский, директор департамента инфраструктурного и регионального развития РВК: «Предпринимателям и инвесторам стали понятны точки приложения усилий. Прежде всего это ощущается в сегменте сервисной инфраструктуры. Уже к 2013 году заметно выросло количество и качество сервисных коммерческих компаний, в числе которых «упаковщики», акселераторы, клубы менторов, коучинг-центры, брокеры и т. п.». Если раньше инфраструктурные площадки начинали с простых сервисов (например, консультаций в подготовке заявок резидентов на получение грантов), то в последние годы они значительно расширили ассортимент доступных услуг, предлагая резидентам помощь в подготовке бизнес-плана и презентации для венчурного фонда, технологический аудит и т. д. Причем, по мнению Введенского, растет динамика частных инвестиций в сервисные компании. Такие сделки обрели регулярность, в то время как еще недавно они совершались лишь в единичных случаях.
Кроме того, в последние три года речь зашла о полноценном участии инфраструктуры в создании и рыночном продвижении продуктов. В первую очередь это строительство центров коллективного пользования, которые позволяют малым компаниям решать свои технологические вопросы, воплощать разработки в материальную форму и даже производить малые опытные серии. К примеру, в «Зеленоградском ИТЦ» (ЗИТЦ) таких центров — восемь; каждый из них отвечает за свой этап в цикле производства изделий электронной техники, что позволяет компаниям довольно быстро проходить все стадии создания продукта и выводить его на рынок. Как замечает генеральный директор ЗИТЦ Владимир Беспалов, это особенно важно для инновационных продуктов. Среди последних разработок ИТЦ, которые смогли таким образом быстро пройти этапы прототипирования и испы-
таний, он называет несколько наиболее масштабных. Так, сейчас на европейский рынок выводится дефибриллятор нового поколения, разработанный резидентом центра, а в России внедряется продукт комплексной системы энергоучета (на основе собственной элементной базы), которая позволит жителям многоэтажных домов самостоятельно контролировать расходы электричества и тепла в своей квартире и расплачиваться только за потребляемую энергию.
В новосибирском «Академпарке» работает четыре центра прототипирования, каждый из которых обеспечивает потребности отдельного кластера. Центр технологического обеспечения обслуживает кластер приборостроения, центр обработки данных предоставляет услуги резидентам ИТ-кластера, центр наноструктурированных материалов работает с прицелом на кластер нанотехнологий и новых материалов, а медико-биологический инжиниринговый центр — на резидентов кластера биотехнологий и биомедицины. «Для технопарка это центры прибыли, притом что они оказывают неоценимую помощь малым компаниям, — говорит Дмитрий Верховод. — Ни один стартап не сможет самостоятельно — быстро и качественно — создавать прототипы. Да и не должно это быть областью его компетенции».
Некоторым элементам инновационной инфраструктуры в России уже двадцать лет (например, Научному парку МГУ), но даже перед ними, не говоря уже о «новострое», остро стоит проблема поиска резидентов. Иными словами, объектам не всегда хватает субъектов.
И как это часто бывает, когда инновационная экосистема сложилась еще не вполне, наиболее активным управляющим инфраструктурных объектов приходится брать на себя несвойственные функции, чтобы заполучить резидентов, — агитировать знакомых ученых и изобретателей заняться технологическим предпринимательством и даже помогать им на общественных началах «упаковывать» свои идеи в бизнес-проект.
Объект инновационной инфраструктуры с хорошим менеджментом — это во многом «атмосферное явление», место общения единомышленников, которое даже крепко вставшие на ноги компании-резиденты покидают неохотно — лишь по крайней бизнес-необходимости. Но и после этого они нередко поддерживают связи с прежним местом обитания. «Так технопарк выходит за пределы своих стен и становится как бы экстерриториальным», — говорит Сергей Юшко из «Идеи».
Как справедливо заметил на прошлогоднем форуме «Открытые инновации» Питер Коучмэн, генеральный директор «Технополиса» (Санкт-Петербург), технопарк — это не столько объект недвижимости и оборудование, сколько процесс. Это верно и для других инфраструктурных объектов: чтобы быть коммерчески успешными, они должны стать настоящим ■■■ «атмосферным явлением». ■■
