CC BY
218
Герасименко Эмилия Васильевна
аспирант кафедры современного русского языка Кубанского государственного университета (e-mail: [email protected])
Самоидентификация личности как лингво-философская проблема
Статья посвящена проблематике социальной и личностной идентичности, которая является междисциплинарной, она затрагивает интересы истории, философии, социологии, культурологии, когнитивной психологии, психологии личности, социальной психологии и лингвистики. Особое внимание уделяется языковым аспектам исследования идентичности личности, которые до сих пор остаются на периферии лингвистической науки, несмотря на то, что теория языковой личности относится к ведущим направлениям современной науки о языке.
Ключевые слова: идентичность, самоидентификация, философия, лингвистика.
E.V. Gerasimenko, Post-graduate of a Chair of Modern Russian Language of the Kuban State University; e-mail: [email protected]
Self-identification as a linguistic-philosophical problem
The article is devoted to problems of social and personal identity, which is interdisciplinary, it affects the interests of history, philosophy, sociology, cultural science, cognitive psychology, psychology of personality, social psychology and linguistics. Special attention is given to the linguistic aspects of the study of identity of the person who still remain on the periphery of linguistic science, despite the fact that the theory of linguistic identity is one of the leading directions of modern linguistics.
Key words: identity, self-identity, philosophy, linguistics.
Термины «идентичность», «самоидентичность», «идентификация» и «самоидентификация» пришли в науку из психологии и социологии. Первыми вопросами идентичности заинтересовались психологи и социологи, которые исследовали культурные компоненты идентичности. Многие современные исследователи отдают предпочтение термину «(само)идентификация», критикуя статичность термина «идентичность». «Идентификация» происходит от лат. identifico, что можно перевести как «отождествляю» [1, с. 382]. Идентификация охватывает динамические, процессуальные аспекты формирования идентичности [2, с. 238-239]. В данной работе рассматриваемые понятия будут использоваться в качестве синонимов.
Множество определений идентичности доказывает абстрактность, комплексность и динамический характер идентичности, что делает почти невозможным дать единое четкое определение, разделяемое многими. В исследованиях, посвященных проблематике идентичности, различаются философская самоидентификация (проблема самосознания), психосоциальная идентичность, интегрирующая различные аспекты индивидуальной самоидентификации
(проблема целостного Я и подсознательного, вопрос социальных ролей), а также языковая, лингвистическая самоидентификация (язык -главная проблема современной философии, т.к. не существует мысли, не выраженной в языке; язык - средство манипуляции и т.д.).
Философские аспекты исследования самоидентификации.
Проблема самоидентификации личности в философии исторически представляет собой точку пересечения ряда центральных философских проблем: как может одна и та же вещь сохраняться тождественной себе в разные промежутки времени; проблема природы и сущности Я и самосознания; проблема того, что именно связывает индивид с перспективой своего будущего существования, выживания либо бессмертия. Наиболее распространенным вариантом постановки проблемы является вопрос о том, из чего состоит идентичность личности во времени и каковы ее критерии.
Субстанциалистский вариант решения проблемы (основанием тождества личности является ее Я как субстанция, сохраняющаяся неизменной несмотря на множественность опыта и изменчивость существования) восходит к аристотелевскому понятию «первичной
330
субстанции», описанной в «Категориях», т.е. понятию конкретного индивидуума, способного оставаться тождественным себе в ходе качественных изменений, субъекта предикатов, самого по себе не приложимого к какому бы то ни было еще субъекту.
Если внимание античности было сосредоточено на бессмертной душе, являвшейся источником постоянства, отделимой от тела как источника изменения, то христианство формирует идею персоны как индивидуального центра выбора и действия, идентичность которой была важна перед лицом Страшного Суда. Личность должна была предстать перед ним единой, а ее жизнь должна была иметь единую локализацию, единый источник ответственности.
В качестве самостоятельной проблемы персональная идентичность обсуждается в сочинениях Д. Локка и Д. Юма, что связано с оформлением либерально-индивидуалистического умонастроения в европейской мысли ^И-^Ш вв. Интерес Д. Локка и Д. Юма к проблеме персональной идентичности связан с дискуссиями о христианской доктрине воскрешения, развернувшимися в XVII в. Многочисленные затруднения, вызванные нарастающими коллизиями между христианским и становящимся секуляр-ным мировоззрением, определили повышенное внимание к способности личности существовать в качестве самодетерминирующегося автономного существа, изменяться, но оставаться при этом единой и той же самой персоной. В то время как здравый смысл предполагает, что критерием самоидентификации личности является идентичность ее тела (такая позиция имела очень мало сторонников среди философов).
С точки зрения Д. Локка, одну и ту же личность образует не одна и та же субстанция, а одно и то же непрерывное сознание. Самоидентификация личности обусловливает то, что она ответственна за свои поступки и может быть за это вознаграждена или наказана. Ответственность за все совершенное базируется на способности человека помнить о совершенных ею в прошлом действиях. Ответственность личности, обеспеченная ее сознанием, становится оправданием справедливости финального приговора, воздаяния и наказания. Этот подход Локка к самоидентификации личности, интерпретированный позднее в качестве теории памяти, стал объектом резкой критики еще со стороны его современников Д. Батлера и Т. Рейда на том основании, что он разрушал представление о том, что существует единая сущность личности, сохраняющаяся во времени, в пользу представления о том, что человек существует время от
времени: раз тождество персоны задается сознанием и только в одном сознании и состоит, то персона, временно утратившая сознание, на это время перестает существовать как та же самая персона. Т. Рейд проиллюстрировал свои аргументы на следующем примере: смелый молодой офицер помнит то, что он сделал, будучи маленьким мальчиком, а пожилой генерал помнит то, что сделал, будучи молодым офицером, но ничего не помнит о том, как он был маленьким мальчиком. Рейд показывает, что генерал и идентичен мальчику (на том основании, что он идентичен офицеру, который, в свою очередь, идентичен мальчику), и не идентичен, ведь он ничего не помнит о действиях этого мальчика.
Для Д. Юма сознание самоидентификации личности должно представлять собой впечатление о Я как объединенном, сложном феномене. Но если мы исходим из того, что наше Я должно быть тождественным самому себе, то таковым должно быть и впечатление, порождающее идею нашего Я. А раз такого неизменного впечатления нет, то нет и идеи Я. Итак, по мнению Д. Юма, Я - это ничто, кроме «пучка восприятий».
Э. Кант полагал, что мы не можем иметь знания о мире, если мы не уверены в единстве своего сознания. Трансценденталистское решение проблемы самоидентификации личности (Р. Декарт, Э. Кант, И. Фихте, Э. Гуссерль) характеризуется сведением ее к проблеме самотождественности субъекта: идентичность коренится в чистом идеальном Я, точнее, в его структуре, которая лежит в основе каждого субъективного акта.
Складывание самобытного варианта осмысления данной проблемы можно усмотреть в трудах русских религиозных мыслителей В.В. Зеньков-ского и Л.П. Карсавина. Л.П. Карсавин в рамках учения о Симфонической Личности обосновал представление об индивиде лишь как «атоме» личного бытия, сущностно тождественном всем остальным «атомам» тварного мира и получающем смысл существования лишь в силу исполнения в себе высшего начала. В.В. Зеньковский, напротив, предпринял попытку обосновать фундаментальность, «непроизводность» сознания самотождественности как центральной точки внутреннего мира личности, «центральной тайны души», задающей единство прошлого и настоящего в жизни личности, и рассмотреть факт единства личности как изначальную предпосылку всех происходящих с нею изменений. Иной вариант осмысления персональной тождественности, предполагавший «несовпадение» личности самой с собой, содержится в учении М.М. Бахтина, настаивавшего, что к человеку
331
нельзя применить формулу тождества «А есть А» и что подлинная жизнь личности, ее подлинное Я создается как раз в точке несовпадения человека с самим собой. В своей эстетической теории, особенно в понятии вненаходимости, мыслитель фиксирует механизм идентификации личности с Другим на основе ее отказа от самой себя, что позволяет узнать Другого в его отличии и самого себя в своей другости.
В последующем развитии европейской философии самоидентификация личности была осмыслена в качестве темпорального и опосредованного феномена, интерсубъективное формирование которого задает контекстуальность его морального измерения. На этот процесс повлиял Гегель, противопоставивший кантовскому трансцендентализму идею исторически формирующегося самосознания и указавший на необходимость другого сознания как необходимого условия достижения истинного самосознания.
Лингвистические аспекты исследования самоидентификации.
Поскольку в центре нашего исследования находятся лингвистические аспекты исследования самоидентификации, необходимо выяснить роль языкового фактора в формировании идентичности.
В различных источниках, посвященных изучению того, как человек проявляет себя в культуре, общепринятыми стали утверждения о неразрывной связи языка и культуры, а также о том, что язык представляет собой один из наиболее существенных признаков идентичности.
Развитие антропологической парадигмы в культурологических и лингвистических исследованиях, рассмотрение межкультурной коммуникации как диалога культур, становление когнитивной лингвистики и теории дискурса позволили подойти к проблеме взаимосвязи «человек - язык - культура» с несколько иных позиций. Культурно-специфичным, относящимся к идентичности субъекта является не сам язык, а особенности его использования для решения разнообразных познавательных и коммуникативных задач в конкретной культурно-языковой среде. Интерпретируя мир, язык является одним из способов фиксации культурно релевантных сведений, следовательно, без знания самой культуры не представляется возможным корректно осмыслить содержание высказывания.
Исследуя процессы формирования языка и порождения речи, Е.С. Кубрякова обобщает наблюдения над функционированием языка и формулирует фундаментальное для языка как этносоциокультурного феномена свойство: «Ключом в познании языка (в лингвистическом, т.е. общенаучном плане) является изучение его
в действии - от его истоков в мыслительной деятельности человека до завершающей стадии оформления мысли в слове и передачи ее в целом в тексте» [3, с. 11].
Социальная, а шире этносоциокультурная сущность языка заключается в том, что он существует, прежде всего, в языковом сознании (коллективном или индивидуальном) как совокупности образов сознания, формируемых и «овнешняемых» с помощью языковых средств -слов, свободных и устойчивых словосочетаний, предложений, текстов и ассоциативных полей. Соответственно, языковой коллектив, с одной стороны, и конкретный человек, с другой стороны, являются носителями культуры в языке. Человек осознает свою культурную идентичность в рамках своей принадлежности к той или иной культуре, субкультуре. Такое осознание фиксируется в языковом сознании и отражается на коммуникативном поведении.
Языковое сознание - «совокупность психических механизмов порождения, понимания речи и хранения языка в сознании, т. е. психические механизмы, обеспечивающие процесс речевой деятельности человека, это знания, используемые коммуникантами при производстве и восприятии речевых сообщений» [4, с. 20]. Языковое сознание формируется у человека в процессе усвоения языка и совершенствуется на протяжении всей жизни, по мере пополнения индивидом знаний о правилах и нормах языка, новых словах, значениях, по мере совершенствования навыков коммуникации в различных сферах, по мере усвоения новых языков.
Коммуникативное поведение - совокупность норм и традиций общения, принятых в той или иной лингвокультуре [4, с. 46]. И.А. Стернин предлагает следующую модель описания коммуникативного поведения той или иной лингво-культурной общности: 1) очерк национального характера; 2) доминантные особенности общения народа; 3) вербальное коммуникативное поведение (нормы речевого этикета и такие сюжеты, как общение с незнакомыми, общение в семье, в официальном учреждении, в гостях и т. д.); 4) невербальное коммуникативное поведение; 5) национальный социальный символизм (символика одежды, цветовых оттенков, подарков, примет и др.) [5, с. 103].
Речевая деятельность осуществляется конкретным субъектом коммуникации и обусловлена его социопсихофизиологической организацией.
В речевой деятельности человека принято выделять пять аспектов: 1) языковая способность как органическая возможность научиться вести речевое общение (сюда входят психические и
332
соматические особенности человека); 2) коммуникативная потребность, т. е. адресатность, направленность на коммуникативные условия, на участников общения, языковой коллектив, носителей культуры; 3) коммуникативная компетенция как выработанное умение осуществлять общение в его различных регистрах для оптимального достижения цели; компетенцией человек овладевает, в то время как способности можно лишь развить; 4) языковое сознание как коллективное вербальное отражение во внутреннем мире внешнего мира; 5) речевое поведение как осознанная и неосознанная система поступков, раскрывающих характер и образ жизни человека [6, с. 8].
Языковая способность и коммуникативная потребность выступают как предпосылки для овладения языком и осуществления общения, коммуникативная компетенция - как проявление языкового сознания в выборе средств общения. По убеждению В.И. Карасика, перечисленные компоненты речевой организации человека неоднородны, наиболее конкретным является акт речевого поведения, наиболее абстрактным - языковое сознание человека, включающее чувства, волю, мышление, память в их неразрывном единстве.
Языковое сознание (предмет изучения психолингвистики) считается важнейшим компонентом речевой организации человека, именно языковое сознание обеспечивает механизмы языковой (речевой) деятельности: порождение речи, восприятие речи и хранение языка в сознании. В.В. Красных противопоставляет два принципиально различных типа ментальных образований в структуре языкового сознания: знания и представления. Знания трактуются как относительно стабильные, объективные и коллективные информационные единицы, представления - как относительно лабильные, субъективные и индивидуальные сущности, включающие собственно представления, образы и понятия, а также связанные с ними коннотации и оценки. В индивидуальном и групповом языковом сознании знания и представления образуют целостное единство, при этом выделяются три набора знаний и представлений:
1) индивидуальное когнитивное пространство;
2) коллективное когнитивное пространство;
3) когнитивная база [7, с. 41-42].
Индивидуальное когнитивное пространство
представляет собой уникальную совокупность всех знаний и представлений данного человека как личности. Коллективное когнитивное пространство - это совокупность знаний и представлений, определяющих принадлежность
человека к той или иной социальной группе, причем, поскольку любой индивид входит в различные малые и большие группы, коллективное когнитивное пространство в его сознании является «лоскутным» образованием, включающим информационные фрагменты различных систем. Когнитивная база содержит необходимые знания и представления, объединяющие всех носителей этих знаний и представлений в «национально-лингвокультурное сообщество» [7, с. 41-45].
Когнитивная лингвистика исходит из положения о том, что в языковом сознании и коммуникативном поведении субъекта коммуникации существуют определенные постоянные характеристики. Различия между людьми, как и различия между народами, подразумевают изначальное и определяющее сходство тех и других. Различия в видении мира сводятся не столько к наличию или отсутствию тех или иных признаков, сколько к степени актуальности выделяемых признаков в их специфической комбинаторике. Постоянные характеристики или константы языкового сознания и коммуникативного поведения определяют тип личности, группы или этноса и в этом смысле выступают как доминанты сознания и поведения. Доминанты сознания и поведения в концентрированном виде выражаются как ценности культуры [6, с. 5-6].
Интерес к изучению языкового сознания как совокупности психических механизмов порождения, понимания речи и хранения языка в сознании поставили в центр внимания лингвистики и смежных дисциплин дискурс как «связный текст в совокупности с экстралингвистическими (прагматическими, социокультурными, психологическими и др.) факторами; текст, взятый в событийном аспекте; речь, рассматриваемую как целенаправленное социальное действие, как компонент, участвующий во взаимодействии людей и механизмах их сознания (когнитивных процессах)» [8, с. 136-137].
Современный подход к дискурсу исходит из того, что помимо использования языка в процессе общения его участники «совершают в отношении друг друга определенные коммуникативные действия, в основе которых лежат специфические когнитивные процессы, имеющие место в сознании коммуникантов при порождении и восприятии речи. Рассмотрение дискурса с таких позиций предполагает изучение его как процесса социально обусловленного речевого взаимодействия, описываемого в терминах социально значимых действий и стратегий, выполняемых участниками общения в рамках определенных, релевантных для данного язы-
333
кового сообщества и культуры коммуникативных ситуаций» [9, с. 64].
М. Стаббс выделяет три основные характеристики дискурса: 1) в формальном отношении это - единица языка, превосходящая по объему предложение; 2) в содержательном плане дискурс связан с использованием языка в социальном контексте; 3) по своей организации дискурс диалогичен, поскольку возникает в ситуации интеракции между коммуникантами [10, р. 13].
Наиболее удобной единицей описания дискурса является дискурсивное (речевое) событие, рассматриваемое как «совокупность коммуникативно-значимых прагматически когерентных речевых актов, направленных на достижение общей коммуникативной цели» [11, с. 67]. В рамках дискурсивного события все составляющие его речевые акты оказываются связанными этой единой целью и общими условиями реализации. Преследуя частные коммуникативные цели, каждый акт дискурсивного события выступает как стратегическое средство, используемое для решения общей коммуникативной задачи, и только в рамках этого события приобретает смысл.
Анализируя закономерности использования различных вербальных и невербальных средств достижения в процессе общения тех или иных коммуникативных целей, исследователи оперируют понятием дискурсивной стратегии, понимая под стратегиями «потенциально возможные интерактивные способы осуществления коммуникативно-значимых действий в дискурсе и языковые способы их выражения» [11, с. 69-70]. Выбор говорящим определенных средств для достижения определенной цели в определенных условиях общения рассматривается как реализация определенной стратегии в дискурсе.
Выбор дискурсивных стратегий зависит от того, как коммуниканты оценивают ситуацию общения. Характер этой оценки обусловлен социокультурными факторами и зависит от принятых в той или иной лингвокультуре ценностных ориентаций,установок и верований,знание которых необходимо участникам коммуникации для ее успешного осуществления.
В результате обработки обобщенной коммуникативно значимой информации, полученной из всего предшествующего дискурсивного опыта, в сознании индивида складываются «прототипические когнитивные модели (схемы или скрипты) коммуникативных ситуаций», репрезентирующие типичные соотношения между их участниками и обстоятельствами. В этих моделях представлены обусловленные пара-
метрами ситуации общения коммуникативные ожидания ее участников относительно того, что должно или может произойти в ее рамках с интерактивной и языковой точки зрения. Эти коммуникативные ожидания детерминированы представлениями и знанием участников о том, как необходимо поступать и как другие обычно поступают в данных стереотипных ситуациях, и это «обусловливает автоматичность, характерную для действий человека, когда сознание (которое не всегда подконтрольно) отвлекается от второстепенных мысленных событий» [11, с. 69-70].
Отклонение коммуникативного поведения одного из участников от диапазона возможных вариантов обычно приводит к сбою в общении, поскольку ставит других участников в затруднительное положение, вызванное необходимостью поиска новой стратегии для продолжения интеракции.
Модели дискурсивных событий выступают для участников общения в качестве когнитивных «структур ожидания», с помощью которых человек адаптируется к бесконечному разнообразию реальной коммуникации и избирает дискурсивные стратегии в каждом конкретном ее эпизоде. Другими словами, «у человека в памяти есть инварианты для каждого типа интеракции и знания о принципах их варьирования. По этой причине ментальной репрезентацией соответствующих интеракций можно признать их схемы как определенным образом организованную последовательность действий, призванную фиксировать прототипическое для соответствующей культуры» [12, с. 144].
Осознание своей идентичности в рамках принадлежности тому или иному лингвокультурному сообществу, социальным группам и в границах своей уникальной личности побуждает участника коммуникации к принятию и использованию адекватных моделей дискурсивных событий в процессе межкультурного взаимодействия. Подобную идентичность можно рассматривать как лингвокультурную идентичность коммуниканта.
Признаком лингвокультурной идентичности можно считать особенности использования языка, обусловленные культурно-специфическим языковым сознанием и коммуникативным поведением, которые формируются у человека в процессе усвоения языка (в ходе социализации) и совершенствуются всю жизнь по мере пополнения им знаний о правилах и нормах языка, по мере совершенствования навыков коммуникации в различных сферах, а также по мере усвоения новых языков.
334
Лингвокультурная идентичность обеспечивает наличие у субъекта коммуникации целого комплекса правил и когнитивных моделей, согласно которым он обрабатывает информацию.
Таким образом, значение лингвокультурной идентичности состоит в том, что она обеспечивает субъекту коммуникации определенные
устойчивые качества, благодаря которым те или иные культурные явления и особенности использования языка иноязычным коммуникантом вызывают у него чувство симпатии или антипатии, осознание приятия или неприятия, определения его в категорию «своего», «другого» или «чужого».
1. История философии: энциклопедия / под ред. А. А. Гэицанова. Минск, 2002.
2. Лузаков А.А., Сухих С.А. Психологические факторы взаимопонимания // Взаимопонимание в диалоге культур : условия успешности: в 2 ч. /под общ.ред. Л.И. Гришаевой, М.К. Поповой. Воронеж, 2004. С. 45-69.
3. Кубрякова Е.С. О понятиях дискурса и дискурсивного анализа в современной лингвистике (обзор) // Дискурс, речь, речевая деятельность: функциональные и структурные аспекты: сб. обзоров. М., 2000. С. 7-25.
4. Язык и национальное сознание. Вопросы теории и методологии / под общ. ред. З.Д. Поповой и И. А. Стернина. Воронеж, 2002.
5. Стернин И.А. Коммуникативное поведение в структуре национальной культуры // Этнокультурная специфика языкового сознания. Языковые параметры лингвокультурной идентичности: сб. ст. /под ред. И. А. Стернина. М., 1996. С. 97-112.
6. Карасик В. И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. М., 2004.
7. Красных В. В. Виртуальная реальность или реальная виртуальность? (Человек. Сознание. Коммуникация). М., 1998.
8. Арутюнова Н.Д. Дискурс //Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1990. С. 136-137.
9. Стратегии успеха и факторы риска в межкультурной коммуникации / под ред. Л.И. Гриша-евой, Л. В. Цуриковой. Воронеж, 2005.
10. Stubbs M. Discourse analyses: The sociolinguistic analysis of natural language. Oxford, Blackwell, 1983.
11. Цурикова Л. В. Культурно обусловленные дискурсивные стратегии и взаимопонимание в диалоге // Взаимопонимание в диалоге культур: условия успешности. С. 63-91.
12. Гришаева Л. И. Понимание «чужого» и «другого» как условие успешной аккультурации // Там же. С. 9-49.
1. History of philosophy: encyclopedia / ed. by A.A. Gritsanov. Minsk, 2002.
2. Luzhakov A.A., Sukhih S.A. Psychological factors of understanding //Understanding in dialogue of cultures: conditions of success: in 2 pt. / gen. ed. by L.I. Grishaeva, M.K. Popova. Voronezh, 2004. P. 45-69.
3. Kubryakova E.S. The concepts of discourse and discourse analysis in modern linguistics (review) // Discourse, speech, speech activity-functional and structural aspects: coll. of reviews. Moscow, 2000. P. 7-25.
4. Language and national consciousness. Theory and methodology /gen. ed. by Z.D. Popova, I.A. Sternin. Voronezh, 2002.
5. Sternin I.A. Communicative behavior in the structure of national culture // Ethnocultural specificity of language consciousness. Language settings of linguocultural identity: coll. of papers / ed. by I.A. Sternin. Moscow, 1996. P. 97-112.
6. Karasik V.I. Linguistic circle: personality, concepts, discourse. Moscow, 2004.
7. Krasnykh V.V. Virtual reality or real virtuality? (Man. Consciousness. Communication). M., 1998.
8. Arutyunova N.D. Discourse // Linguistic encyclopedic dictionary. Moscow, 1990. P. 136-137.
9. Strategies of success and risk factors in intercultural communication/ ed. by L.I. Grishaeva, L.V. Tsurikova. Voronezh, 2005.
10. Stubbs M. Discourse analyses: The sociolinguistic analysis of natural language. Oxford, Blackwell, 1983.
11. Tsurikova L.V. Culturally specific discursive strategies and understanding in dialogue // Understanding in dialogue of cultures: conditions of success. P. 63-91.
12. Grishaeva L.I. Understanding of «alien» and «other» as a condition w,a successful acculturation // Ibid. P. 9-49.
335
