CC BY
51
Сведения об авторах Кузнецова Лариса Андреевна,
магистрант кафедры экономики, управления и социологии Апатитского филиала Мурманского Арктического государственного университета (МАГУ)
Разумова Ирина Алексеевна,
доктор исторических наук, главный научный сотрудник Центра гуманитарных проблем Баренц региона ФИЦ КНЦ РАН
Kuznetsova Larisa Andreevna,
graduate student of Economics, Management and sociology of the Apatity branch of the Murmansk Arctic State University (MASU)
Razumova Irina Alekseevna,
Doctor of Science (History), Chief Research Fellow of the Barents Centre of the Humanities FRC KSC RAS
DOI: 10.25702/KSC.2307-5252.2018.9.11.24-32 УДК 726.54 (470.21)
А. С. Давыдова
САКРАЛЬНОЕ И ПРОФАННОЕ В ПРОСТРАНСТВЕ АРКТИЧЕСКИХ ГОРОДОВ Аннотация
Статья посвящена исследованию сакрального и профанного в пространстве городов Кольского полуострова. На материалах, находящихся в сети Интернет, выявляются основные культурные значения и смыслы, которыми наделяются появляющиеся объекты, как светского, так и религиозного назначения, вызвавшие дискурс в городской среде.
Ключевые слова:
культурное пространство, сакральное пространство, культовая постройка, памятник, Мурманская область.
A. S. Davydova
SACRAL AND THE PROFANE ELEMENTS IN THE SPACE OF ARCTIC TOWNS
Abstract
The article has been presenting the results of the study of sacral and profane elements in the space of towns of Murmansk region. On the base of materials from the Internet, we reveal general cultural significances and meanings about new appear buildings and other new objects as secular so and cult function caused the discourse between citizens.
Keywords:
cultural space, sacral space, sacral building, monument, Murmansk region.
В настоящее время вопросы и проблемы, связанные с исследованием взаимодействия природы, ландшафта и социума являются весьма актуальными для антропологов и этнографов [Романова, Замятин, 2016: 5]. Нередко можно наблюдать синонимизацию понятий «культурный ландшафт», «культурное
пространство», «образ территории». Интерпретации, методология и подходы в изучении категории «пространство» вариативны. Во многом они определяются дисциплиной, в рамках которой оно исследуются.
Одним из первых, обратившихся к вопросам различий восприятия пространства в различных культурах, был французский ученый А. Леруа-Гуран [Leroi-Gourhan, 1993]. В.Л. Каганский полагает, что «всякое земное пространство, жизненная среда достаточно большой (самосохраняющейся) группы людей — культурный ландшафт, если это пространство одновременно цельно и дифференцированно, а группа освоила это пространство утилитарно, семантически и символически» [Каганский, 2001: 12]. Информационный подход
A. Моля [Моль, 1966] предполагает трактование «культурного пространства» исключительно как пространства коммуникативного процесса, который обеспечивает передачу знаний от коллективного уровня индивидуальному. Аксиологический подход В. П. Большакова повествует о подвижности культурного пространства и прозрачности его границ, а также существовании пограничных пространств, которые характеризуются формированием и развитием там пограничных культур [Большаков, Володина, 2002]. В лингвистических исследованиях изучение пространства связано, прежде всего, с соотношением языка и пространства [Кубрякова, 1997; Урысон, 1999; Арутюнова, 1999 и др.]. В антропологии и этнологии сложился особый взгляд на проблематизацию культурного пространства. Он формировался под влиянием антропологической, структурно-семиотической интерпретации этнографического материала, который охватывает так называемое «понимаемое пространство» или пространственные аспекты идейных сторон культуры [Ляпкина, 2008]. Большую концептуальную значимость по проблеме взаимодействия пространства и культуры имеют теоретические подходы и методологические принципы, предложенные В. А. Тишковым. В своих работах «Реквием по этносу, исследования по социально-культурной антропологии» [Тишков, 2003], «Очерки теории и политики этничности в России» [Тишков, 1997] он заложил основы исследования взаимодействия природно-географической среды, государственно-политических образований и этнической мозаики в контексте понятий «граница» и «культура». Разные аспекты проблем взаимодействия культуры и пространства рассматриваются в книге «Культура и пространство» под ред. В. К. Мальковой, В. А. Тишкова [Культура и пространство, 2012]. В работах В.А. Тишкова отражен антропологический подход к изучению пространства — сквозь призму человека: «Нас интересует не просто физическое (объективное) пространство, а конструируемая человеком пространственная среда — своего рода физическое и ментальное выражение организации пространства человеком. Мы рассматриваем не просто природный ландшафт или более широко — природную среду, что делают представители естественных наук, а обращаемся к осмыслению, конструированию и использованию пространства на разных его уровнях от глобально-космического до частного, индивидуального» [Тишков, 2003: 289]. Окружающая природа во всем ее многообразии и коллективные представления о ней, по мнению
B. А. Тишкова, — это важнейшая ценность любого территориального сообщества.
Отдельная тема в современных гуманитарных исследованиях междисциплинарного характера — географическое пространство как фактор бытийности культуры. Это направление представлено трудами Д. Н. Замятина
[Замятин, 2006], В. А. Подорога [Подорога, 1995] и др. В. А. Подорога [Подорога, 1995] активно использует понятие культурный ландшафт. Уподобляя ландшафт тексту, в составе литературных текстов он вычленяет локусы смысла, смысловые поля, территории и их границы и взаимоотношение между ними.
Анализируя содержание понятий «культурное пространство», «пространство культуры», «локальная культура», «региональная культура», «культурный ландшафт», Е. А. Воробьева [Воробьева, 2007] выделяет три уровня осмысления локальной культуры. На уровне бытийности конкретных форм локальной культуры ее содержание эксплицировано в культурном ландшафте; уровень понятийности локальной культуры реализуется через конструирование пространства определенного типа культуры; на уровне рефлексивности локальная культура осмысливается в культурном пространстве. П. С. Куприянов и Л. В. Садовникова сосредотачивают свое внимание на том, как воспринимается и используется пространство, как изменяются его культурные смыслы, как создается и функционирует образ пространства в памяти жителей, как пространство пробуждает воспоминания, а память конструирует ландшафт [Куприянов, Садовникова, 2009].
А. Ф. Филиппов делает попытку представить основные теоретические принципы социологии пространств, которые должны позволить исследователю приступить к конкретному изучению пространственных аспектов социальной жизни [Филиппов, 2009].
Суммируя все вышесказанное, остановимся на определении культурного пространства как на восприятии человеком физического пространства и тех символических значений, которыми его наделяет каждая культура.
Несколько сложнее обстоит дело с определением понятия «сакральный ландшафт» и «сакральное пространство». Трудности вызывает не только само исследование, но и определение сакрального. Согласимся с В. И. Харитоной в том, что эта категория относится к числу наиболее дискуссионных в социальных и гуманитарных науках [Харитонова, 2010]. В. И. Харитонова понимает сакральное не в теологическом варианте — как принадлежность и причастность идее бога, а более широко — как «причастность идее ирреального и контактов с ним» [Харитонова, 2010: 8].
Понятие «сакрального» относится к трансцендентальной, или иррациональной, сфере и, как правило, осмысляются путем противопоставления. Мирча Элиаде предлагает рассматривать концепт в рамках оппозиции «сакральное — профанное» или в противопоставлении «реальное - ирреальное» [Элиаде, 1994].
Многие исследователи придерживаются позиции, что сакральные пространства конструируются. Каким образом это происходит обсуждается в работе В. А. Шнирельмана «Места силы: конструирование сакрального пространства. Введение к дискуссии» [Шнирельман, 2014: 3-9]. Основная мысль заключается в том, что в настоящее время священные места возникают там, где ранее не было никакой религиозной деятельности и в основном религиозная активность концентрируется на археологических памятниках. Конструктивистский подход к пониманию сакрального пространства представлен в работе Е. Головневой и И. Шмидт. Анализируя и описывая Окуневский феномен, они приходят к выводу, что привязка сакрального места к определенному археологическому памятнику — довольно частое явление
в процессе «изобретения традиций» [Головнева, Шмидт, 2015]. С. Тончева также говорит о существовании тесной взаимосвязи между сакральностью и «изобретением» религиозности. Изобретение религиозности, по ее мнению, связано с созданием сакрального пространства, времени, объектов и пр. посредством «нагружения» профанного сакральным [Тончева, 2014: 17].
Остановимся на определении сакрального пространства как физического пространства, нагруженного символическими значениями, относящимися к сфере иррационального. Сакральные пространства связаны с архитектурными или природным объектами и конструируются определенной группой людей. Интерпретировать те или иные аспекты, связанные с восприятием сакрального пространства необходимо в рамках изучаемой культуры, региона.
Сакральное и профанное в пространстве арктических городов
В последнее десятилетие, во многих городах Мурманской области наблюдается процесс переоформления пространства. Во многом он связан с появлением различных объектов как светского, так и религиозного назначения (памятники, часовни, мемориальные доски и т.д.). Выявление основных значений и культурных смыслов, которыми наделяются появляющиеся объекты городской среды, становится весьма актуальным. Появление нового объекта в городском пространстве существенно для горожан и находит отражение в городском локальном тексте. Рассмотрим ситуацию в Кировске и Апатитах. По данным ранее проведенных исследований [Туманова, 2014] абсолютными лирами были часы, расположенные на здании музейно-выставочного центра (именуемые «Биг-беном») в Кировске и памятник «Горнячок», расположенный рядом со зданием музейно-выставочного комплекса. В Апатитах это установленный памятник землякам, погибшим в годы Великой Отечественной Войны. Это сравнительно новые объекты и, как правило, положительно оценивающиеся горожанами. На наш взгляд наибольший интерес представляют несколько объектов, вызвавших резонирующие мнения среди городского населения. Это проект памятника академику А. Е. Ферсману, часовня Феодорита Кольского и буддистская ступа в районе города Апатиты. Тексты, находящиеся в интернет-пространстве (преимущественно в социальной сети «Вконтакте») позволили выявить отношение населения к данным объектам.
Неустановленный памятник или за какое место можно «потереть» академика?!
Часть собранного материала относится к проекту памятника академику А. Е. Ферсману, собственно отсутствующему объекту, однако сохраняющему локальную память о событиях, которые воспрепятствовали его появлению. Общественная полемика, связанная с эскизом будущего памятника, выявила конфликт интересов и ценностей. Несогласие научного сообщества с проектом памятника вызвало активную дискуссию в городской среде.
В Апатитах и Кировске бытует сюжет о том, как в городе Кировске не появился памятник академику Ферсману. В массовом сознании жителей Кировско-Апатитского района фигура Ферсмана представлена как демиургическая, поскольку помимо создания Кольского научного центра РАН, ему приписывается основание городов Кировск и Апатиты [Пация, Разумова, 2006]. В 2013 году у сотрудников музейно-выставочного центра в связи
с 130-летием дня рождения академика возникла идея увековечить память о Ферсмане в виде установки памятника. Однако памятнику не суждено было появиться, поскольку эскиз, понравившийся городским властям, вызвал целую волну возмущения в научном сообществе, в частности, минералогическом [Яроцкая, 2013]. На представленном эскизе академик был маленьким, и, не соответствовал, по мнению представителей научного сообщества, величине образа академика. В числе «возмущенных» оказался также правнук академика: «Увиденное повергло меня в ужас. Я целиком и полностью на Вашей стороне. Такой памятник ни в коем случае нельзя ставить в любом людном месте, тем более в предполагаемом парке» [О проекте памятника А. Е. Ферсману, ЭР]. Фразы и образы из текста письма правнука академика, появившиеся после представленных ему фотографий эскиза будущего памятника, стали широко используемыми при дальнейшей аргументации отрицательного отношения к его установке. Автор письма перечисляет ряд причин, по которым, по его мнению, подобного рода памятник не должен существовать: «1. Созданный скульптором образ ученого носит характер шаржа, может быть использован только в очень узком кругу. Даже «смело предположу», что может быть использован в Вашем кабинете с некоторыми допущениями, но вряд ли подойдёт по стилю. 2. В таком стиле допустимо сохранять память об артистах, используя созданные ими образы, например, Моргунов-Никулин-Вицын в образе Балбеса-Труса-Бывалого. Предложенный скульптором образ более походит на Мужичка-Лесовичка из мультфильма, но никак не великого учёного, сделавшего безумно много для своей страны и городов, в которых живут и работают наши современники. 3. Александр Евгеньевич был очень крупного телосложения и почти двухметрового роста. За неуёмную энергию его коллеги ещё при жизни называли «шаровой молнией». Почему скульптор не сочла нужным выделить именно эти черты А. Е. Ферсмана - для меня загадка. 4. Есть много фото, которые можно, с моей точки зрения, взять за основу, где А. Е. Ферсман стоит и фотографируется в полевой экипировке, в той же кепке. Наверняка, эти фото есть и у Вас. 5. Попробовала бы скульптор предложить поставить ещё один памятник Петру I в таком же стиле в Петербурге - ее бы стерли в порошок, и в первую очередь администрация города. Я думаю, что была бы права <... > С уважением, Ферсман Вадим Геннадьевич. Санкт-Петербург, 15.11.2013» [Там же]. Общественный дискурс, образовавшийся вокруг непоявившегося памятника носил характер конфликта интересов и ценностей. Возникший диссонанс в представлениях о «гении места» и возможности функционально использовать данный образ вызвали мощные противостояния. Городские власти хотели установить памятник с целью привлечения внимания, собственно, к городу Кировску: «В городском ДК был выставлен горячо обсуждаемый нынче макет памятника, - продолжил разговор Андрей Звонарь, исполняющий обязанности главы администрации. - И рядом висела фотография ученого, где он сидит на привале, в такой же позе, с чайником у ноги. Так вот, человек на макете и фотографии - один в один, никакой выдумки художника нет. Отторжение у некоторых людей вызывает сама стилистика этого памятника. Неужели надо поставить в городе еще одного Ленина с протянутой рукой? Ведь изначально не стояла задача воздвигнуть монумент, а поставить памятник, который был бы интересен жителям и гостям города» [Яроцкая, 2013, ЭР].
Судя по приведенному высказыванию памятник не должен был стать «классическим» и именно это должно было способствовать привлечению к нему всеобщего внимания. И ни в коем случае не содержать в себе советскую символику, которая в массовом сознании приобретает негативные коннотации.
Возведение и установка новых объектов, как светского, так и религиозного назначения, качественно меняет городской и пригородный культурный ландшафт в целом, как и образ конкретного места, сложившегося и закрепившегося в сознании жителей. При этом взаимоотношения нового объекта и устоявшегося образа места могут складываться по-разному. Например, при сооружении и установке культовых объектов делается попытка со стороны представителей определенной конфессии вписать его в культурный ландшафт и социальную память региона.
Сакральный или мирской?
Часовня Феодорита Кольского в виде саамской куваксы была построена в 2014 г. на острове Могильном вблизи Экостровского пролива. Располагается она недалеко от города Апатиты. Для одних - это просто место отдыха, где можно праздно провести время; для других оно связано со свадебным ритуалом, ввиду того, что мост через пролив является традиционно посещаемым свадебными эскортами. Незначительная часть жителей Апатитов, имеющих представления об истории края и особенностях расселения коренного народа считают, что это священная земля, на которой жили предки коренного народа Кольского Севера — саамов, более того, это место саамских захоронений. Установка на полуострове часовни Феодорита Кольского в форме саамского жилища вызвала волну негативных оценок, поскольку данный факт не соответствует представлениям о «канонах» православного храмостроения. Негативную реакцию вызывает совмещение идеи жилища с сакральным объектом, то есть, сочетание мирского и священного [Давыдова, Разумова, 2015].
Еще один объект, месторасположение и целесообразность которого остается дискуссионным — это буддистская ступа, установленная в 2015 году на территории Апатитского района. Объект располагается на въезде в город. Часто у населения города Апатиты возникает вопрос о том, кто именно установил данное культовое сооружение. Появление ступы не вызвало бурной реакции и обсуждений в городской среде. По предварительным данным, установленный объект не распознавался как культовый большинством населения. Спустя два года на ступе появилась надпись: «Россия — православная страна». В социальной сети «Вконтакте» появилось сообщение в новостной группе об этом событии. Автор новости в описании произошедшего указал на уникальность культовой постройки: «Буддисткие ступы в Апатитах являются самыми северными в мире» [В Апатитах осквернили одну из буддистских ступ, ЭР]. Среди комментариев превалируют точки зрения, отражающие неправомерность осквернения сооружения. Интересной является их аргументация: «Россия — многонациональная страна, со свободой Вероисповедания» 1 [Юлия, Там же]. Ироничное высказывание содержит сомнение в существовании свободы вероисповедания.
1 Здесь и далее сохраняется авторская орфография и пунктуация.
По мнению других горожан, культовые постройки должны служить людям, подобно маяку: «Персонально для меня у ступы большое чисто функциональное преимущество перед церковью — когда по темному времени по ленинградке домой едешь поворот на Апатиты легче заметить. Церкви-то вообще бесполезны» [Николай, Там же]. То есть, выполнять функции, являющиеся для массового сознания типичными в отношении храмовых сооружений — «указывать путь» как в прямом, так и переносном значении.
Возмущение вызывал также факт поругания постройки миролюбивой конфессии: «...буддистов 2 с половиной человека это раз, так что зачем устраивать провокацию нарушая закон, ради того что бы спровоцировать 2.5 человека? Второе - буддизм одна из миролюбивых религий в которой нет даже концепции бога, и если они не реагируют на подрыв 2000ти летних статуй, мировых святынь буддизма, то какие шансы что они среагируют на вот ЭТО?» [Константин, Там же]. Такого, по мнению пользователей, в отношении другой, считающейся более агрессивной конфессией, не могло бы произойти: «Написали бы на мусульманской мечети такое. Не набегались бы потом, пятый угол искали» [Юлиана, Там же]. Мусульманская постройка в Мурманской области всего одна (мечеть в Мурманске). Ее появление и строительство также связывается с неоднозначными мнениями и оценками, что, на наш взгляд, является предметом отдельного исследования.
Дискуссии в интернет-пространстве об осквернении буддисткой ступы быстро иссякли. Горожане сошлись на мнении, что это не провокация конфессиональной междоусобицы, а просто вандализм.
Подведя предварительный итог, отметим, что культурное пространство -это отражение восприятия человеком физического пространства и тех символических значений, которыми его наделяет каждая культура. Сакральные пространства, относящиеся к сфере иррационального, связаны с архитектурными или природным объектами и конструируются определенной группой людей. Интерпретировать те или иные аспекты, связанные с восприятием сакрального пространства необходимо в рамках изучаемой культуры, региона. В Мурманской области в последние десятилетия наблюдается переоформление пространства — появляются новые объекты как светского, так и религиозного назначения. Появление новой постройки — событие, которое способно проблематизировать религиозно-конфессиональные и социально-культурные взаимодействия в регионе. Восприятие сооружения зависит от социального и профессионального статуса горожан, их религиозной, этнической самоидентификации и прочих характеристик.
Интернет-источники
В Апатитах осквернили одну из буддистских ступ // Сайт Кольский Север. URL: https://vk.com/kolasever
Яроцкая Ж. Как это, с чайником? Скандал разгорелся вокруг проекта памятника академику Ферсману в Кировске // Дважды два. 29 ноября, 2013. URL: http://www.hibiny.com/news/archive/52056.
О проекте памятника А. Е. Ферсману // Сайт Российского минералогического общества. Новости, анонсы событий и мероприятий URL: http://www.minsoc.ru/news.php?id=1&nid=2066
Список литературы
Арутюнова Н. Д. Язык и мир человека. М.: Языки русской культуры. 1999. С.737-791.
Большаков В. П., Володина Т. В., Выжлецова Н. Е. Своеобразие русской культуры в ее историческом развитии. Великий Новгород: Изд-во НовГУ им. Ярослава Мудрого, 2002. 192 с.
Воробьева Е. А. Культурный ландшафт как фактор бытийности пространства культуры: на примере этнической картины мира эвенков Восточного Забайкалья: дисс. ... канд. филос. наук. Чита, 2007. 152 с.
Головнева Е., Шмидт И. Обращение к вере: утопия и сакральное место // Государство, религия, церковь. № 33. 2015. С. 290-321.
Давыдова А. С., Разумова И. А. Новые культовые постройки в оценках и интерпретациях жителей Кировского и Апатитского районов // Труды Кольского научного центра РАН. Апатиты: КНЦ РАН, 2015. Вып. 8. С. 171-183. (Гуманитарные исследования).
Замятин Д. Н. Культура и пространство: Моделирование географических образов. М.: Знак, 2006. 488 с.
Романова Е. Н., Замятин Д. Н. Холодный мир: два полюса измерения // Этнографическое обозрение. 2016. № 4. С. 5-8.
Каганский В. Л. Культурный ландшафт и советское обитаемое пространство: Сб. статей. М.: Новое литературное обозрение, 2001. 576 с.
Куприянов П., Садовникова Л. Место памяти в памяти местных: Культурные смыслы городского пространства (по материалам интервью жителей Московского зарядья) // Антропологический Форум. № 11. 2009. С. 370-407.
Кубрякова Е. С. Язык пространства и пространство языка (к постановке проблемы) // Известия АН. Серия Литература и язык. 1997. Т. 56. № 3. 22-32.
Ляпкина Т. Ф. Концептуализация культурного пространства региона (на примере Восточной Сибири) // Фундаментальные проблемы культурологи. 2008. Т. 4: Культурная политика. С. 159-168.
Моль А. Теория информации и эстетическое восприятие. М.: Мир, 1966. 352 с.
Пация Е. Я., Разумова И. А. Genius loci (А.Е. Ферсман) // Северяне: Проблемы социокультурной адаптации жителей Кольского полуострова. Апатиты: Изд-во КНЦ РАН, 2006. С. 60-69.
Подорога В. А. Выражение и смысл. Ландшафтные миры философии: С. Кьеркегор, Ф. Ницше, М. Хайдеггер, М. Пруст, Ф. Кафка. М., 1995. 426 с.
Тишков В. А. Культура и пространство: историко-культурные бренды и образы территорий, регионов и мест / под ред. В. К. Мальковой, акад. В. А. Тишкова. Ростов н/Д: Издательство ЮНЦ РАН, 2012. 312 с.
Тишков В. А. Очерки теории и политики этничности в России. М.: Русский мир, 1997. 532 с.
Тишков В. А. Реквием по этносу. Исследования по социально-культурной антропологии. М.: Наука. 2003. 544 с.
Тончева С. Прикосновение к священному: семь Рильских озер и всемирное белое братство в Болгарии // Этнографическое обозрение. 2014. № 5. С. 10-19.
Туманова Г. Жители выбрали символы Апатитов и Кировска // Хибинский вестник плюс. 19 июня. № 4 (78). 2014. С. 1.
Урысон Е. В. Языковая картина и мира и лексические заимствования (лексемы округа и район) // Вопросы языкознания. 1999. № 6. С.89-83.
Филиппов А. Ф. Прикладная социология пространства // Социологическое обозрение. № 3. 2009. С. 3-15.
Харитонова В. И. Работа с сакральными знаниями и практиками: методико-методологический аспект // Этнографическое обозрение. 2010. № 3. С. 7-20.
Шнирельман В. А. Места силы: конструирование. Введение к дискуссии // Этнографическое обозрение. 2014. № 5. С. 3-9.
Элиаде М. Сакральное и мирское. М.: Изд-во МГУ, 1994. 144 с. Leroi-Gourhan А. Gesture and Speech. London. The MIT Press, 1993. 453 p. 1993.453 p.
Сведения об авторе:
Давыдова Алёна Сергеевна,
Кандидат исторических наук, научный сотрудник Центра гуманитарных проблем Баренц региона ФИЦ КНЦ РАН
Davydova Alyona Sergeyvna,
PhD (History), Research Fellow of the Barents Centre of the Humanities of the Kola Science Centre, FRC KSC RAS
DOI: 10.25702/KSC.2307-5252.2018.9.11.32-41 УДК 351.855(470.21)
О. А. Бодрова
«ПОМОРСКИЙ БРЕНД» В КУЛЬТУРНО-МАССОВОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ МУРМАНСКОЙ ОБЛАСТИ. К ВОПРОСУ О СОЦИОКУЛЬТУРНОМ ПОТЕНЦИАЛЕ И ПРАКТИКЕ РЕГИОНАЛЬНОГО БРЕНДИНГА
Аннотация
Исследование посвящено актуальной и популярной в общественных науках теме регионального брендинга и анализу потенциала культуры терских поморов в контексте развития этнографического (этнокультурного) туризма. Рассматриваются важнейшие региональные символы и бренды поморской культуры, которые функционируют в культурно-массовом дискурсе и практике организации мероприятий, ориентированных на повышение туристской привлекательности и узнаваемости Мурманской области. Анализируется один из региональных брендов Мурманской области - поморская козуля.
Ключевые слова:
региональный бренд, символ, тури^ско-рекреационный кластер, этнокультурный туризм, этническая культура, терские поморы, Праздник поморской козули.
O. A. Bodrova
"POMOR BRAND" IN THE CULTURAL AND MASS ACTIVITIES OF THE MURMANSK REGION. CONCERNING THE SOCIAL AND CULTURAL POTENTIAL AND PRACTICE OF REGIONAL BRANDING
Abstract
The article is concerned with regional branding and potential of the Pomor's culture. This topic today is relevant and popular in the social sciences in the context of development
