САКРАЛЬНАЯ СИМВОЛИКА ТЕКСТЕМЫ ВОДА В ПОЭЗИИ ВЯЧЕСЛАВА ИВАНОВА
Т.В. Мирзаева
Mirzaeva T.V. Sacral symbols of texteme water in Vyacheslav Ivanov’s poetry. The article considers sacral semantics of water in Ivanov’s poetry of early period, reveals numerous text variants of the lexeme water connected with the invariant by its secondary attribute properties, what combines them into the single mythological complex. Along with purely mythological meanings, one can clearly distinguish the stratum of ritual ceremonial, or religious semantics, within the limits of which in Ivanov’s poetry sacral identification of water and blood is realized, what brings the reader into the core of the poet’s religious aesthetical views.
Особенностью поэзии Вяч. Иванова является ее неразрывная связь с религией. Истинный символизм, по Иванову, ведет к истинному же смыслу. В этом неразрывном единстве поэтического и мистического опыта заключается особая трудность восприятия произведений Иванова. Даже среди своих соратников по символизму Иванов отличался особой сложностью и «многосмысленно-стью» языка, которая во многом препятствовала легкому и непосредственному читательскому восприятию текстов. Что уж говорить о современном читателе, который значительно отличается от читателя утонченной культуры начала XX в. Тем не менее сегодня мы можем проникнуть в мир поэзии Вяч. Иванова, идя теми же путями, которые входили в его авторскую поэтическую стратегию. Знаменитый принцип символизма Иванова - «от реального к реальнейшему» - предполагает, что конкретные языковые явления, конкретные образы, имеющие реальные свойства, могут привести нас к вещам невидимым, таинственным, или сакральным. Целью данной статьи является рассмотрение сакральной семантики воды в поэзии Иванова раннего периода (сб. «Кормчие звезды», 1903).
Почему именно вода попадает в поле нашего внимания? Ответ на этот вопрос напрашивается сам собою. Вода - ключевой образ для всего символизма, поскольку он репрезентирует одну из четырех стихий мироздания и характеризуется качествами, важными для символистского мироощущения: первозданностью, текучестью, хаотичностью, изначальной бесформенностью, «беременностью» всеми формами бытия, т. е. порождением из себя всего. Иррациональность, таинственность, магичность стихии воды постоянно присутствует в поэтике символизма, в отличие, например, от поэзии ак-
меистов, для которых центральным чаще всего является образ камня.
В творчестве Вяч. Иванова вода также занимает одно из самых значительных мест. В его поэтических текстах вода - это и хаос, и океан, и буря, и сам многоликий «островной Дионис», морской бог, «бог дельфинов и рыбачьих сетей, владыка стихии влажной». Таким образом, в семантическое поле воды входят ее многочисленные текстовые варианты, зачастую очень далекие по смыслу от исходного значения водной стихии, например: предметы, плывущие по воде (ковчег, цветок, лодка), или живущие в воде существа (Океаниды, наяды, рыбы, дельфины), или же пространственно связанные с водой (Афродита, выходящая из пены морской; солнце, встающее из-за водного горизонта). Как видим, указанные примеры связываются с водой чаще всего по своим вторичным атрибутивным свойствам, что объединяет их в единый мифологический комплекс, включающий античные, египетские и христианские символы.
Особое место в поэтике Иванова занимает сакральная семантика воды. Для начала уточним смысл слова сакральный. Значение латинского глагола sacrare двоякое: это, во-первых, освящать, выделять кого-либо или что-либо из профанного, обыденного ряда, чем приобщать его к области священного. Второе значение - акт жертвоприношения как центрального религиозного действия, мистерии, таинственно соединяющей «низшее» и «высшее», человеческое с божественным. Это сближает мистерию античности с фундаментальным для Ветхого Завета понятием очистительной жертвы, приносимой единому, истинному Богу.
Понятие сакрального, таким образом, охватывает предметы, признаки и действия,
относящиеся к культу прежде всего. Для Иванова аксиомой была взаимосвязь культа и культуры. Именно из религиозного культа вырастает искусство, самым значимым видом которого, по Иванову, является трагедия. «Трагедия же, по своей природе, происхождению и имени, есть искусство Дионисово, -простое видоизменение дионисийского богослужебного обряда» [1]1.
В каждом культе есть свои неотъемлемые элементы, выражающие суть религиозного опыта. Для Иванова, как уже упоминалось, важны были дионисийский и христианский культы, которые для него выступали как последовательные ступени богопознания: в культе Диониса он видел «Ветхий Завет» язычества. Поэтому в поэтике Иванова очень часто эти два культа представлены одними и теми же реалиями, хотя несомненно перевешивает христианская символика. Так, частотными в книге «Кормчие звезды» являются следующие текстемы:
1) алтарь (Но змеи стожалые жили под пеплом живым алтаря, / И звезды заочно служили, над кровлей отверстой горя (I, 540); Леп, Господи, в Руси бездольной / Твой крест и милостный алтарь! (I, 555); Тихо спят кумиров наших храмы / Древних грез в пурпуровых морях; / Мы вотще сжигаем фимиамы / На забытых алтарях (I, 570); И меж развалин древней сцены / Алтарь вакхический угас (I, 571); Жадным пламеням алтарным / Уготованы тельцы, / И по капищам янтарным / Вьются свежие венцы (I, 576);
2) крест, распятье (О, Боже! готов ли для казни, / Забыт ли сей праздный крест? /.../ Ждало на пути меня дело: / Сей крест был тайный магнит! /Возьмите ж это тело / И радость, что путь мой сулит! / Свершайте дело распятья! / Распни мое тело, брат! / И люди станут братья!... (I, 567); Незримый крест / Воспоминаний злых и поздних сожалений, / Надменной юности беспечных преступлений, / Мой тяжкий крест влача, <...> Я шел (I, 572);
3) молитва, псалмы (В дни, как верных хор великий, / Разделенный, изнемог, / Их молитв согласны лики / Где подслушал ты, пророк? (I, 535); Вхожу с молитвой: вечно живете вы / В ограде тесной, вы, к полонен-
1 В дальнейшем ссылки на это издание приводятся в тексте в круглых скобках с указанием номера тома и страниц.
ному / Столпов двойным венцом Олимпу / Лик возносившие лучезарний! / Святей молитва в храмах оставленных (I, 583);
4) фимиам (Все вперед, в светозарный свой храм, - / Все вперед, где волнуется гуще / Душной мглы голубой фимиам (I, 565); Мы вотще сжигаем фимиамы / На забытых алтарях (I, 570); Ты руку левую простерла к вечным рунам, / Десной сжимая мак и сея фимиам (I, 574);
5) ризы, клобуки и другие текстемы, обозначающие жреческие / священнические облачения (Небо любуется / Невеста небесная; / Глянет ли долу - / Небес не покинет, / В ясно-текучих /Ризах красуется (I, 553);
6) чаши/потиры, купель, свечи, лампады, жезлы/тирсы, иконы, т. е. церковная утварь (О, дольний мрак! О, дольний лес! / И ты - вдали - одна... / Потир земли, потир небес / Испили мы до дна (I, 522); До дна испивших / Земного солнца / Искристый кубок...(I, 548); И поит он, и пенит сосуд бытия, / И лиют, не вместив, золотые края / Неисчерпно-кипящую волю! (I, 542); Покорность! нам испить три чаши суждено: /Дано нам умереть, как нам любить дано (I, 524); И нужен нам иконостаса, / В венцах и славах, горний лик (I, 556);
7) елей (О, жаркий дух благовонный! / Елей живучих ран!... (I, 566);
8) вино/виноград, хлеб (Вы пожните, Скорбь и Мука, мой первоизбранный виноград! / Кровь сберите гроздий рдяных, слезы кистей моих золотых - / Жертву нег в точило скорби, пурпур страданий в точило нег; / Напоите влагой рьяной алых восторгов мой ярый Граль! (I, 539).
Отметим, что вино и хлеб - основные атрибуты прежде всего христианского культа, в котором они выступают символами Крови и Тела Христова, в причастии которым заключается центральное Таинство церкви - Евхаристия. Поэтому в поэзии Иванова этим текстемам отводится особое место: И из роз, алой жизнью налитых, / Жадно пьет она жаркую кровь: / Знойный луч заиграл на ланитах, / Перси жжет и волнует любовь. (I, 565); Она чуждается любви, / Себе в разделе не довлеет, / Своей же плоти вожделеет, / И сеет в тлен, и жнет в крови (I, 529); Дай кровь Небытию, дай голос Немоте, / В безликий Хаос ввергни краски, / И Жизнь воспламени в роскошной наготе, / В
избытке упоенной пляски! (I, 536); Меж глыб, чья вечность роковая / В грехе святилась и крови, - / Дух безнадежный предавая / Преступным терниям любви (I, 521).
Обратимся теперь непосредственно к сакральной символике воды. В ритуалистике есть две основные функции воды: очищение и крещение. Первая бытует в различных религиозных практиках, вторая связана в первую очередь с христианством. При этом в христианстве они напрямую взаимосвязаны. Как в обрядовых омовениях Ветхого Завета вода служила образом нравственного очищения Евреев, так крещение в Новом Завете служит образом таинственного очищения от грехов и духовного возрождения в жизнь новую, благодатную (Пн. 3. 5, Еф. 5. 26 и др.).
Обряд очищения как обряд освобождения от нечистоты или греха (Лев. 16. 34) имеет глубокий символический смысл, так как омовение и соответствующее жертвоприношение означают не просто омытие физической нечистоты, но освобождение от губящего действия нечистоты духовной (ср.: Лев. 1. 40 - омыть требовалось не рот или руки, но одежды; также по Мф. 15. 11, 20 -человек может есть немытые овощи, болеть, но быть чистым пред Богом и людьми, а другой - тщательно мыть и руки и овощи, но оставаться по своим делам и речам нечистым). Кроме того, слово очищение, употребленное в Писании, несет смысл примирить и заступить (как в Чис. 16. 46; 25. 13). Отсюда и значение названия крышки ковчега откровения - очистилище. Очищение требовалось в следующих четырех случаях: в случае прикосновения к мертвому (Лев. 5. 2-3; Чис. 6. 9, 19); в случаях истечений из тела (Лев. 5. 3, 15); матери после рождения ребенка (Лев. 12; Лк. 2. 22) и в случае исцеления от проказы (Лев. 14.1-32; Лк. 5.13-14).
Обряд крещения - это не только обряд очищения, но и преображения, символическая смерть и воскресение, знак духовного возрождения человека от воды и Духа (Пн. 3.5). Погружение в воду при крещении есть первый, внешний акт подтверждения человеком перед всем миром и небом его веры во Христа и очищения от грехов, за которым впоследствии происходит таинственное (сокровенное) погружение в Духа Святого, которое осуществляет Сам Господь (Мф. 3.11; Деян. 1.5; 8.14-17; 11.15-16). Значение таинства
крещения состоит в том, что крестившийся и уверовавший будет спасен, по словам Христа, как омытый, освященный, оправданный (1 Кор. 6, 11).
С обрядом крещения связана купель (в Словаре живого великорусского языка
В. П. Даля купель - купальный водоем, сосуд для погружения крещаемого [2]). Появление купели в текстах Иванова является сигналом того, что включается тематика крещения как очищения от грехов и принятия нового образа жизни. Так, в стихотворении «Полнолуние», на первый взгляд, посвященного описанию природы, символический смысл проявляется благодаря водной сакральнообрядовой лексике:
Стихий текучих колыбель,
То - мир безжизненно-астральный?
Или потоп первоначальный -
Земли младенческой купель? (I, 590)
В данном контексте вода не называется, а подразумевается: ее заместителями выступают такие текстемы, как: текучие стихии, первоначальный потоп, купель. Все воды Земли (у Иванова частотна именно словоформа воды, которая имеет обобщенный смысл и звучит чаще всего с определением священные) наполняют купель для обрядового очищения от грехов и участия Земли в таинстве Крещения.
Несколько иное значение, хотя и связанное с названным выше, реализуется в обряде освящения воды, который происходит на праздник Крещения в память о том, как Иоанн крестил в Иордане евреев и Иисуса Христа. Освященная особым церковным чином вода получила название агиасма (в пер. с греч. - святыня). «По верованию Церкви, -как пишет отец Павел Флоренский в работе «Философия культа», - мы имеем в агиасме не простую воду духовной значимости, но новое бытие, духовно-телесное бытие, взаимосвязь неба и земли, благодати и вещества, и притом тесное. Вот почему великая агиасма по канонам церковным рассматривается как своего рода низшая степень святого причащения» [3].
Символическая параллель между Крещением и Евхаристией, о которой говорит Флоренский, прослеживается на уровне одного из сакральных значений воды, существующих в разных мифолого-религиозных
традициях, а именно на отождествлении воды и крови. М.М. Маковский в «Сравнительном словаре мифологической символики в индоевропейских языках» отмечает основные этимологические значения, которые работают на понимание водной символики у Вяч. Иванова. К ним относятся: отождествление воды и крови «на уровне микрокосма в антропоморфной модели Вселенной», космологические значения, уравнивающие «кровь со Вселенной и Мирозданием»; и даже «с числом как символом Мироздания». Очень важным моментом является связь крови с сакральным действом [4].
Итак, появление в текстах Иванова лексемы кровь или ее словоформ также репрезентирует тему сакрального значения воды. Через цветопись, прямое наименование вводится у Иванова главная тема его мифопо-этики - жертва, которая объединяет в себе целый комплекс мифологических, религиозных и философских представлений: Как возле павшая секира, - / Коснулась, - воззрилась Любовь... /Явспрянул, наг, с подушек пира, -/ Наг, обошел пределы мира, - / И слышал -стон, и видел - кровь. / ... / И с неба спал огонь кровавый, / И, в нем сошед, река Любовь: / «Безумен был твой гнев неправый! / Се, для Моей небесной славы / Не молкнет стон, и льется кровь! (I, 540); Медь взвыла, взыграли кимвалы, стоустый проносится клич - / Ив вихре радения галлы взвивают язвительный бич... / Мертвеют, недвижны, факиры... Шатается, грянулся вол - / И пьет из-под черной секиры живую струю тавро-бол... (I, 541); На скользкие рухнули плиты рабы, издыхая в крови... / Умильные дщери Милитты скликают на милость любви... / «Эван» вопиет и «Эвоэ», в личине скача, Эгипан; / «Эван» в упоительном вое бьют систр и безумный тимпан... /.../ И, сердце исторгнув живое, возносит богам каннибал... / И громче в неистовом вое бьет систр
и бряцает кимвал... / Как облако, душный и хмарный от крови сгущается смрад... / Вот матери в пламень алтарный ввергают возлюбленных чад (I, 541); Ты грудь из таинственной груди, рази, огневая струя!... / О, люди! о, братья! о, люди!.. О, в ребра удар копия!... / Продлитесь, блаженные боли! Алейте, живые ручьи!... (I, 542).
Рассмотрение сакрального значения воды в поэзии Вяч. Иванова помогает убедиться в том, что вся его поэзия действительно является подобием священнослужения, особой поэтической литургии, которая центрируется вокруг главного таинства - жертвоприношения. Весь мир (человеческий, природный, космический) строится у Иванова на архетипе жертвы, т. к. в жертвенности (отдании себя другому) - смысл любви. А на любви строится все мироздание (Бог есть Любовь). Можно сказать, что и процесс творчества основан на жертвенности поэта: он воплощает в словесную материю свои интуиции, представления, идеи и дарит ее читателю в надежде на то, что он причастится к его творчеству, а значит - пройдет через этапы расчленения текста, вкушения его смысла и - через понимание божественного источника творчества - преобразится.
1. Иванов В.И. Собр. соч.: в 4 т. Брюссель, 1971.
С. 191.
2. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. СПб., 2004. С. 309.
3. Флоренский П.А. Собр. соч. Философия культа (опыт православной антроподицеи). М., 2004. С. 231.
4. Маковский М.М. Сравнительный словарь мифологической символики в индоевропейских языках: Образ мира и миры образов. М., 1996. С. 204-206.
Поступила в редакцию 24.08.2007 г.